Йольское дерево

      Штаб-квартиры Щ.И.Т.а Питер успел повидать разные. Бывают предельно строгие и отточенно официальные: логово для супергероев по высшему разряду, ни убавить, ни прибавить. Бывают те, что организованы впопыхах, на скорую руку, лишь бы структурированно закрепиться вокруг чёткой точки в пространстве. Но в любом случае они менее всего подходят на роль уютного помещения для празднования Рождества. Всюду холодная полированная сталь, равнодушные мониторы компьютеров (Друид издевательски зовёт их «плазменными калькуляторами») и ничего похожего на уютную атмосферу ярко наряженных ёлок.       Питер даже думает, что, возможно, так и надо. Что супергерои защищают мир, а злодеи никогда не уходят на рождественские каникулы, поэтому тут, конечно, не до праздников. Не самая весёлая перспектива, но Питер способен её понять; что важнее — способен принять.       Впрочем, не все оказываются такими покладистыми и понимающими.       Когда штаб-квартира оказывается украшена омелой в самых неожиданных (Питер даже сказал бы — интригующих) местах, Фьюри не задаёт ни единого вопроса. Он хмуро смотрит единственным глазом и с обличающей уверенностью говорит: — Квентин.       — Нас таких здесь два, — невинно откликается Друид. На первый взгляд, он с головой поглощён работой; при ближайшем рассмотрении — читает несколько файлов сразу, хаотичными кусками из разных мест, и едва ли запоминает хоть что-то.       — Бардак убери, — говорит ему Фьюри, пропуская мимо ушей любые попытки отвертеться.       Квентин откладывает файлы в сторону и, подобный Чеширскому коту, медленно расплывается в широкой ехидной улыбке:       — Что — боитесь, кто-то из дам воспользуется омелой по прямому назначению?       Фьюри сверлит его мрачным взглядом, не удостаивая ответом.       Питер хихикает, невольно представляя себе такую картину — Боже, а ведь Мария Хилл, ну пусть чисто в теории, но могла бы, она девушка решительная, — за что немое порицание перепадает и ему. Фьюри оборачивается к Питеру всего на миг. Тяжело припечатывает неодобрительным взглядом — этого с лихвой хватает, чтобы согнать с лица улыбку и даже вытравить самое настроение улыбаться, — а потом вновь смотрит на Друида. И раздельно, раздражённо повторяет: — Убери. Бардак.       — Могли бы и отметить мои старания. Знаете, сколько времени заняло украсить ваш унылый склеп? — по-ребячески обиженно огрызается Квентин. Но перестаёт имитировать бурную деятельность и уходит.       Питер смотрит ему вслед и не верит, что он вот так просто, без фокусов возьмёт и снимет украшающую комнаты омелу. Фьюри, видимо, думает о том же. Он кидает на Питера косой взгляд и командует: — Давай за ним. Проследи, чтобы он ещё йольское дерево куда-нибудь не воткнул.       — Но омела, это же мило. Зачем вы так, — не удерживается Питер. И спешит удрать раньше, чем в воздухе сгустится и назреет подзатыльник, вербальный ли, нет ли.       — Развели детский сад! — с упрёком бросает Фьюри ему в спину.       Квентин находится очень быстро. Внешне он и правда невинными движениями снимает подвешенную под потолком омелу — но лицо и в особенности не по делу сияющие глаза выдают, что он уже замыслил что-то ещё.       — Знаешь, а я ведь на секунду и правда поверил. Ну, что Фьюри пустил сюда Рождество, — шутит Питер. И тоже помогает по мере сил: вскарабкивается по стене, по-паучьи липко, чтобы выцепить две притаившиеся в тени белые веточки.       — Чёрта с два. Он бдит хуже Гринча. Рождество не пройдёт, — откликается Квентин, странно смахивая интонациями на Гэндальфа Серого. Пурпур в его руках похож на бойкие ножницы: срезает ветку за веткой, одним взмахом, и по полу разбросаны белые цветки омелы. Питеру их даже жаль: чем-то это похоже на растоптанное Рождество. То самое, которое Фьюри никуда не впускает.       Друид улавливает перемену в настроении немедленно.       — Чего нос повесил? — с подозрением спрашивает он. И одним размашистым движением цвета сметает рассыпанную по полу омелу бесследно. — Цветы жалко? Да чёрт с ними, не жалей, сколько ещё их сегодня по миру сорвали. Рождество жалко? И его не жалей, с ним ещё проще. Что такое рождественская ель? Иголки — изумруд, шишки — ну, допустим, янтарь… на украшения вообще любой цвет подойдёт…       — К чему ты клонишь? — Питер замирает. Он, кажется, и так соображает, к чему дело идёт, но хочет услышать это от Друида.       — А к тому, что мы тебе из любого столба рождественскую ель сделаем, — объясняет Квентин. И неожиданно ласково щёлкает Питера по кончику носа — в этом движении проглядывает в нём вдруг что-то от Мистерио, показывая, что не только на лицо они схожи. — Ну-ка, где твой великий и могучий маг, спаситель его мира? Найдём его? Поможет он нам заодно спасти одно маленькое Рождество для одного маленького Паучка?       Питер смущённо прячет глаза и улыбается. Он поклясться готов, что и авантюру с омелой Друид затеял только ради него, и рад, что ничем провокационным это не кончилось… и вдруг чувствует хрупкую горсть цветов на макушке и тёплые губы над бровью.       — Если будешь так долго раскачиваться, — говорит Квентин, только что положивший ветку омелы Питеру на голову, — я и передумать могу. Ну?