Кофе, как "Я люблю тебя"

Чондэ Наверняка, мне снится сон. Вроде, ничего такого, всё, как обычно. Мы втроём сидим за столиком в небольшом ресторанчике и после лёгкого завтрака пьём кофе, как бывало уже множество раз. Он обнимает ладонями свой айриш-бокал с латте-макиато и вздрагивает. На улице холодно, это же сон, а он любит тепло. И мне нравится, что, согрев ладони, он всё же на несколько кратких мгновений задерживает кончики пальцев на прозрачных стенках бокала, впитывая ими жар сквозь гладкое стекло. Нравится, как его губы ловят и обхватывают коктейльную трубочку, как он втягивает в рот напиток и блаженно прикрывает глаза. Я делаю то же, но даже не видя, знаю, что его ресницы дрожат на щеках, и он улыбается. Знаю, по какой причине этот вкус ему так нравится. У молока неуловимо сладковатый, маслянистый привкус, который заставляет язык на миг прилипнуть к нёбу, потереться, погладить его. Лёгкая, приятная горчинка эспрессо разливается по бокам и оседает на корне языка, сладость орехового и карамельных сиропов мягко наслаивается, с кончика неумолимо растекается по языку и по нёбу. Но прикрыть глаза и жмуриться от удовольствия его заставляет тонкая, сливочная нота айриш-крим. Когда я представляю, как у него во рту она объединяет такие разные вкусы, обволакивает и пронизывает, заставляя почувствовать почти незаметный, зной алкоголя и нежность аромата верескового мёда, мне хочется поцеловать. До боли необходимо ощутить этот вкус на его языке своим. Я открываю глаза, смотрю на него и думаю: да уж, мечтать не вредно. Да нет, чёрт побери, всё-таки вредно! Именно поэтому передо мной стоит чашка лунго, которую я ждал дольше вас обоих. Даже не знаю, почему именно лунго. Вероятно, оттого, что я всё время чего-то жду? Это ожидание теплится на самом краю сознания настолько размыто и туманно, что лишь во сне я постигаю то, чего хочу на самом деле. Вполне возможно, что лёгкий и деликатный вкус, к примеру, капучино утешил бы меня больше, но тонкая горечь зёрен в скандинавской обжарке так знакома и так похожа на тоскливую обречённость невзаимной любви, что сегодня, как нельзя лучше соответствует моему настроению. Лунго потому, что знаю наверняка - сколько бы я не ждал, мне никогда не получить желаемое. Хотелось бы приблизиться, обнять ладонями его лицо, согреть и долго-долго вглядываться в глаза. Но я трус и никогда так не сделаю. Понимаю - панический страх того, что я безнадёжно утону в глубине его глаз, а он оттолкнёт меня навсегда... Этот страх никогда не отпустит меня. Я слушаю, как они говорят, но не пытаюсь поймать и удержать нить разговора. Мне достаточно видеть, что он улыбается и прислушиваться к голосу. Довольно наблюдать, как он подаётся телом вперёд, по-дружески толкает в плечо, не моё, к сожалению, и смеётся. Смех, беззаботный, высокий, так похожий на хрустальный перезвон хрупких игрушек на новогодней ёлке. А ещё, он тёплый, проникает в грудь, заставляет сердце мучительно сжаться и пропустить сразу несколько ударов. Когда он просит передать салфетку и мимолётно прихватывает мои пальцы, так хочется верить, что это не случайно. Бред, конечно, поэтому я улыбаясь, киваю обоим, подношу свой напиток к губам и глотаю обжигающую горечь разочарования. Мне даже приятно чувствовать, как она отравляет внутренности. Похоже на то, как постепенно умирает моё сердце от безответных чувств. Медленно и неизбежно. Наверное, когда-нибудь не выдержу и уйду, но позже. Пока я не согласен это прекратить. Мне даже кажется иногда, что боль, которую испытываю, скорей сладостная, чем мучительная и горечь терпкая, но пока терпимая. Прямо сейчас лунго, как резкий, грубый удар по струнам моих, до предела натянутых нервов, но молчаливое ожидание, пропитанное призрачной надеждой - это то, что мне нужно. Глухой звук падения чего-то на пол вырывает меня из сонных грёз, заставляет поморщиться и открыть глаза. Я моргаю, приспосабливаясь к свету, оглядываю комнату и соображаю, что Минсок уронил телефон. Он уже в джинсах, кончики волос влажные, видно, не удосужился высушить по-человечески. Держит в руках футболку, собираясь ее надеть. Но прежде подбирает телефон, шарит глазами по комнате, замечает, что я проснулся, виновато ёжится и весь делается меньше. Ловит мой взгляд и одними губами шепчет: "прости", прикрывает глаза, кивает - поспи, мол, ещё немного - и снова одними губами: "я за завтраком сгоняю" Рядом шевелится одеяло, из-под него выныривает Бекхён, сонно потягивается и стаскивает с себя пижамный верх. - Хён, да хватит уже, нормально говори, мы ведь оба проснулись. - Ну извините, я не хотел. Компенсирую завтраком. Кто что хочет? Хён смешной. Когда его о чем-то просишь - артачится, возмущается (он же хён, ну! Субординация!), а спустя короткое время делает. Правда с видом мученика и притворяясь, что это одолжение, но я уверен - ему самому приятно помочь. Он очень заботливый, просто ему не нравится в этом признаваться. Я бы даже не удивился, если бы телефон уронил, чтобы разбудить (потому что… сколько можно дрыхнуть, день уже!), но оправдать своё, невесть откуда взявшееся желание, побаловать нас вкусностями. Впрочем, в этом он тоже не признается, надеяться не стоит. Я бормочу, чтобы выбрал сам и не слушаю, что там заказывает Бекхён, который отвечает уже в дверях, собираясь зависнуть в душе. Вообще не хочу никого ни слышать, ни видеть, потому что сейчас у меня проблема, которую так просто не решить, а голоса, назойливо тревожащие слух, не утихают и не позволяют сосредоточиться на том, что мне немедленно нужно, просто необходимо, успокоиться. Выбросить всё из головы, чтобы тело перестало так бурно реагировать на какой-то там дурацкий сон, из которого на меня шквалом обрушиваются картинки и образы: чётко очерченные губы, пристальный взгляд, устремлённый на меня, тёплая улыбка, пальцы, случайно прихватывающие мои, смех, переливчатый и, кажется, на вкус нежный, сладкий, словно капучино. В комнате наконец становится тихо. Я глубоко дышу, пытаясь отрешиться от всего и сфокусировать внимание на чём-то, что поможет мне отвлечься. На шуме за окном, например. Но звукоизоляция тут отменная, почти ничего не слышно, поэтому ухватиться мне не за что и ничто не помогает стереть яркие картинки под веками. Вздыхаю, когда, некстати разыгравшаяся, фантазия добавляет проблем, подстёгивая вымышленными образами. Он в душе, стоит нагой и прозрачные капли стекают по телу. Откидывает ли голову подставляя струям лицо, как это люблю делать я? Почти до крови закусываю часть нижней губы и щеки, но видение того, как он водит пенной мочалкой по рукам, плечам и груди никуда не исчезает. Его губы... Они такие мягкие и податливые, как мне представляется? В голове возникает картинка того, как я обхватываю нижнюю своими, погружаюсь в глубину его рта и целую долго, томительно, вжимая в стену так, что между нами не остаётся свободного сантиметра. Схожу с ума от желания попробовать бархатистую кожу не только ладонями, но оценить вкус и языком тоже. Сердце бьётся слишком быстро, не обращая ни малейшего внимания на мои попытки унять бешеный стук и хоть как-то контролировать ситуацию. Честно пытаюсь переключиться. На другие, смеющиеся глаза, другие пальцы и руки, другие губы и смех, ниже по тону, отрывистый и зычный. Но, кажется, всё становится только хуже. Хорошо бы остановить полёт воображения, одуматься и угомониться, но в мозгу вертится лишь одна мысль: сколько у меня времени? Я настолько идиот, чтобы рискнуть прикоснуться к себе и избавиться от этой муки простейшим способом, раз уж попытки успокоиться ни к чему не приводят? Бекхён любит торчать в душе, поэтому не скоро оттуда выберется. Минсок тоже быстро вернётся вряд ли. Обычно он придирчив в выборе еды и олго допрашивает официанта прежде, чем заказать. Чудно, время есть. И да, я идиот. Вот настолько… Расстёгиваю пуговицы на пижамной рубашке и провожу ладонью по груди, точно так же, как он делает это в моём воображении. Опускаю руку на живот и почти ощущаю его кожу под пальцами. Если бы я был рядом с ним там, под тёплыми струями, казалась бы его кожа горячей, как моя сейчас? Когда вижу перед внутренним взором, как вода каскадом скатывается по спине и ласкает округлые ягодицы, член рывком дёргается, я накрываю его ладонью прямо поверх ткани пижамных штанов и прижимаю, удерживая на месте. Рука зудит от желания погладить, обхватить его, я сдаюсь, выпутываюсь из одного рукава (на большее не хватает терпения), откидываю одеяло и опускаю штаны ниже бёдер. Не могу успокоиться, дышать настолько тяжело, что раскалённый воздух застряёт в горле. Ладонь, будто по собственной воле снова проводит по животу, а мозг извращённо путает ощущения, заставляя, думать, о том, что это его руку я чувствую, а не свою. Чёрт! У меня проблемы. Серьёзные! Поглаживаю и судорожно выдыхаю, когда пальцы смыкаются вокруг члена. И слышу, как дверь со змеиным шипением отъезжает, пропуская кого-то в комнату. Вроде, бояться нечего, потому что ключ-карта только у Минсока и я, скорей всего, услышал бы, если бы он вернулся, а в номере только Бекхён, который вообще-то должен торчать в душе, по меньшей мере, ещё минут двадцать. Но, эй! Я тут голый и у меня в кулаке член твёрже камня, чёрт бы побрал всё на свете! Истерично всхлипываю и, намертво зажмурившись, одной рукой пытаюсь прикрыть пах, а другой нервно шарю по футону, чтобы найти край одеяла и укрыться, потому что штаны одной рукой быстро натянуть не получается. Да, признаю, идиот! Псих! Кретин! На всю голову! Но мне страшно открыть глаза и увидеть того, кто сейчас пялится на меня. Потому что свои – это, кажется, ещё хуже. Минсок? Мечтаю провалиться куда-нибудь глубоко и навсегда. Наверняка, осуждение в его глазах пережить не смогу. Бекхён? Лучше бы в мгновение пролететь минус двести этажей и оказаться прямо в аду. И лучше бы сразу в пепел, чем медленно жариться, когда он своими шуточками и издёвками растопчет мою гордость. Хотя, с гордостью... это я, пожалуй, перегнул… Какая там уж гордость? В такой, то ситуации!Наконец пальцы скрючиваются, цепляя ткань мёртвой хваткой, я натягиваю на себя одеяло, но и тут мне не особенно везёт, потому что если поперёк - полностью не укроешься. Я обречённо сворачиваюсь в комок и умоляю силы высшие, чтобы всё это оказалось очередным сном. Ну может же такое быть, разве нет? Господи! Ну, пожалуйста! Сон, сон, сон! Только вот моя удача именно сейчас решила показать мне свою неприглядную задницу и ни в какую не собирается хотя бы притвориться милостивой даже из жалости ко мне, такому безнадёжному неудачнику. Я слышу тихое сопение рядом с собой. Кажется, минус двести – это ещё не ад. Рядом садятся, стягивают одеяло до пояса и кончиками прохладных пальцев пробегают по позвонкам. Я вздрагиваю, перестаю дышать совсем и позорно свиваюсь в комок потуже. Ладонь ласково гладит поясницу, проходится по бедру, боку, плечу и останавливается на щеке. Шёпот горячим потоком вливается в ухо пока неизвестные губы цепляют его края: - Ничего. Ну с кем не бывает? Такая ерунда, в самом деле. Что ж ты, как маленький? Кровь ломает виски и шумит так сильно, что я не могу понять, кого именно слышу. И следующий вопрос заставляет мечтать, чтобы стенка желательно, покрепче, оказалась в пределах досягаемости, чтобы со спокойной совестью побиться в неё головой и, желательно, разбить к чертям собачим: - И кто же настолько сильно вдохновляет тебя, Минсок? Или… Слышу и думаю, что больше никогда в жизни не открою глаза. Ни за что на свете! Точка! Да хоть распинайте. Плевать! - Не скажешь? – Смех очень приятный, низкий, тихий, но искренний. – И не надо, сам знаю. Сказать, что я ошеломлён - ничего не сказать, поэтому мысль о вечной слепоте испаряется мгновенно, я поднимаю голову и широко открываю веки, чтобы с размаха впилиться в понимающий взгляд. Его губы не кривит издевательская ухмылка, в глазах не плещется обещание оскорбить или уязвить побольней и это кажется слишком слабым утешением моему униженному достоинству, которое сейчас скукожилось в позу эмбриона точно так же, как и несчастный, жалкий я. Ничего, на безрыбье и рак – рыба. Сойдёт, в общем. Только следующие слова заставляют меня распахнуть глаза ещё шире, хотя вряд ли такое возможно. - Не страшно. Я помогу тебе. Помогу, мой… маленький… Отрицание вырывается из горла противным, нервозным хрипом, потому что… Какое там помогу? Думаю, вместо мозгов у меня та самая часть, которой ко мне повернулась капризная фортуна. Филейная, да. Потому что, где ещё могла возникнуть предательская мысль: "И как именно ты собираешься мне помочь?" Этого ещё не хватало! Но он подхватывает мою ладонь и, удерживая, проводит по своему боку и обнажённому бедру. Голый. Любитель эпатировать тонко организованные души одногруппников давно никого не удивляет. Это же Бекхён! С него станется. Но когда его губы касаются моих, я всё же удивляюсь. А кто бы не удивился? Он отстраняется, долго смотрит и на самом дне тёмного омута его глаз бурлит и разгорается что-то сумасшедшее, горячее, пугающее. Я зажмуриваюсь, понимая, что пугаться по большому счету, как бы… поздно, короче. Он ждёт, не знаю, чего, потому что оттолкнуть не хватает сил, а потянуться к нему за поцелуем – смелости. Впрочем... это же Бекхён! Язвительный, сумасбродный, дерзкий и попросту сумасшедший. Безбашенности ему не занимать. Он легонько толкает меня, переворачивает на спину, нависает надо мной и прижимается к губам. Целует уголок рта, мягко касается верхней губы, отвлекается на кончик носа, переносицу, и снова касается, но теперь уже нижней. Отстраняется немного, но я чувствую его дыхание на щеке. Раскрывает рот, верхней губой утыкается в мои, а нижней - в подбородок и медленно, влажно смыкает губы. Просит. Безмолвно кричит, упрашивает сдаться. Мысли в голове и сами мозги становятся кашей, я вряд ли смогу сопротивляться ему, да и зачем? Вся эта ситуация давно вышла из-под контроля, поэтому, как бы это ни закончилось… Мало что соображая, впускаю его язык в свой рот и… отвечаю ему, задыхаясь сразу от всего – от ощущения тела, прижавшегося к моему боку, от языка, оплетающего мой, от ладони поглаживающей грудь и сползающей на живот. Его член вызывающе упирается в моё бедро и меня потихоньку отпускает, потому что он не стыдится. Возбуждение снова накатывает волнами. Я не улавливаю, что именно он шепчет прямо мне в губы, пока привлекает меня, заставляя подняться. Подчиняюсь, а он запускает пальцы в волосы, тянет, вынуждая откинуть голову, вылизывает шею, повторяет языком движение кадыка, когда я нервозно сглатываю. Руки сами тянутся к его плечам… Чтобы обнять? Скорей ухватиться за них и удержаться. Нос Бекхёна проходится по ключице и утыкается в основание шеи. Склоняю голову набок и позволяю ему лизать от ключицы до уха, ладонями согреваю спину и бока. Где-то в момент между тем как он обхватывает пальцами мой ствол и начинает издевательски медленно дрочить, а с губ срывается неожиданный для меня самого стон, происходит то, что в который раз вышибает воздух из моих лёгких. Я вновь слышу шуршание отъезжающей двери и вижу в проёме Минсока. Катастрофа! Крушение! Крах! Его глаза становятся размером с чайные блюдца, пакеты с едой шлёпаются на пол из ослабевших рук. Я осознаю, что загоняю ногти в кожу на плечах Бека, он стонет, отрывается от меня и как-то совсем лениво оборачивается. Стискиваю зубы так, что они ломко трещат во рту. Или это моё воспалённое воображение? Чувствую, что вместо крови в моих венах гремит огонь, вылизывая изнутри, окрашивает кожу от ступней до макушки в немыслимый цвет. Хочется спрятать лицо в ладонях и истерично расхохотаться от мысли, что какой-нибудь варёный рак бьётся в судорогах, подыхая от зависти к моему ярко пунцовому оттенку. - Да вы что тут… охренели совсем? – прерывисто то ли скулит, то ли всхлипывает Минсок, хватается за горло и закрывает глаза. Чтобы развидеть, наверное. Ухнув в пропасть ещё этажей на триста, понимаю - вот и пункт назначения. Здравствуй, ад, я сюда на пмж. Эй! Кто-нибудь, принимайте. Нет, нет, ошибки никакой. Живой? Да без проблем, сейчас умру! Бекхён поворачивается ко мне, хмыкает, и встряхивает. Открываю глаза и почти топлюсь в тёмном омуте. Он смотрит пристально, хмурится, принимая какое-то решение, кусает губу, а затем отодвигается. Думаю, что хуже быть точно не может, когда он отстраняется, а Мин просверливает меня насквозь острым взглядом исподлобья. Не знал, что он может смотреть вот так. Но Бекхён не лишает своей поддержки, а просто пересаживается назад, давит ладонью на солнечное сплетение, и я оказываюсь прижат спиной к его груди. Он слабо покусывает шею, а я не смею закрыть глаза, чтобы спрятаться от пронзающего взгляда глаз, напротив. Ощущение, что Бек выставил меня напоказ и забавляется происходящим. Мало того, ему это нравится! А я не просто голый. С меня словно кожу содрали и наизнанку вывернули. Венами, сухожилиями и нервами в наружу, как экспонат кунсткамеры. Но я-то живой! Взгляд Минсока пристальный, ошеломлённый, не верящий в происходящее, рвёт оголённые нервы, будто шокер, беспощадно и до немого крика больно. Это реально настолько плохо, что хоть в петлю… Чем же я думал? Теперь хмурится Мин, наблюдая, как Бекхён игриво проводит ладонью от пупка, по груди, заставляет откинуть голову себе на плечо, пробегается пальцами по шее, стискивает волосы, поворачивает моё лицо и впивается в губы. Разрываю поцелуй почти сразу, затравленно опускаю глаза, потому что всё это неправильно и невыносимо. Но я пристыжён и бессилен как котёнок. Ещё чуть и темнота поглотит меня. Эй там, в аду! Будьте добры, номер, в смысле… котёл сделайте жарче, пожалуйста. Секунда и я готов, до связи. Бекхён укладывает подбородок мне на плечо и пытливо смотрит на нашего старшего, сжимающего кулаки. В глазах Минсока безжалостным, жалящим блеском кристаллизуется гнев, и яростное желание убить (не уверен, нас обоих или всё-таки меня одного), но он благоразумно выбирает исчезнуть. От греха подальше. Разворачивается, а Бек тягуче роняет: - Хё-ё-ё-н?.. - Мин оглядывается и от следующих слов деревенеет похлеще меня. – Иди сюда. Мин выдаёт булькающее «что?» и давится им, как прогорклым сухарём. Это ли не удар ниже пояса? Бекхён тихо смеётся и, беззастенчиво, с придыханием продолжает: - К нам иди, говорю. Мы сделаем это… с тобой или без тебя… Выбирай. Внутри творится такое! Я перестаю понимать где я и что собственно здесь происходит. Чувствую, он не шутит. Совсем. Наверное, теперь у меня глаза побольше блюдец, поэтому зажмуриваюсь так, что и веки, и глазные яблоки стягивает болью. Надо было прислушиваться к здравой мысли и не открывать глаза. Надо было уснуть. Летаргическим сном! Нет, просто сдохнуть. Хуже быть не может, но становится, когда Бекхён, дразня, вылизывает ухо и шепчет горячим: - Позови его. Он послушает. Сердце, не имея сил проломить грудную клетку, остервенело лупит в яремной впадине с намерением пробить, если не рёбра, то хотя бы хрящи и кожу, а мозг аморфно и даже неохотно задается вопросом: почему это он должен послушать? С чего бы? Меня? Да ну! Бред какой! Я закономерно сомневаюсь и мечтаю спрятать голову в песок, как ошалевший, в моём случае от стыда, страус. Или, за неимением, хотя бы под одеяло. - Зови, ну? Давай же! - хрипло требует Бекхён. Я, забывая обо всём на свете, протягиваю вперёд и раскрываю ладонь. Открыть глаза и, тем более, рот, невозможно. Жест – это большее из того, на что оказываюсь способен. И прямо сейчас я по собственной воле ставлю на кон свою гордость, достоинство, а заодно и жизнь, наверное. Потому что теперь на сто процентов уверен – презрения в этих глазах не переживу. Бекхён нежно целует за ухом и гладит живот, но это не вселяет уверенность. Я только и могу, что цепляться парализованными пальцами за простыню, и с каждым натужным толчком сердца, разрывающим горло и виски, отсчитывать секунды, исчезающие в пропасти, у края которой нахожусь. Висящая в воздухе рука начинает бесконтрольно дрожать - желеобразной субстанции в черепной коробке не по силам послать мало-мальски действенный импульс, чтобы унять эту вибрацию. Лёгкие с каждой секундой всё больше наполняются колким ужасом. Леденящим отчаянием. Что же я делаю? Больно. Думал, что в аду и падать дальше некуда. Ошибался. Просто сдаюсь. Роняю руку, но её ловят сразу в две ладони, сложенные лодочкой. Хватаю ртом пустой, пресный, совсем без кислорода, воздух, соображая, что всё это время не дышал и открываю глаза. Минсок смотрит пристально, напряжённо, а затем в нём будто что-то ломается. Он перехватывает моё запястье, тянет руку и, не отводя взгляда, целует до сих пор дрожащие кончики пальцев. Чувствую, как Бекхён расплывается в улыбке, топя ёё где-то у родинки на челюсти, поднимает голову и Мин смотрит теперь на него. А Бекхён такой Бекхён! Его улыбка становится шире, он решительно хватает белую футболку на груди Минсока, комкает ее и рывком притягивает ближе. Миндалевидные глаза всё ещё вглядываются в бекхёновы, когда аристократически тонкие пальцы отпускают футболку, гладят его шею и зарываются в волосы точно так же, как недавно в мои. Бек чуть приподнимается, стискивает пряди в кулаке и тянет, принуждая его запрокинуть голову и томно мурчит, почти касаясь губами его губ: - Ну же, х-ё-ё-ё-н, - выходит сипло, - ты ведь уже выбрал. Нет? Он осторожно отпускает волосы, и просто ласкает кончиками пальцев его шею. Не нажимает на затылок и больше не заставляет приблизиться, давая понять, что у него всё ещё есть выбор. Очень может быть, что дороги назад больше нет ни у кого из нас троих. Минсок сдаётся провокационному "ну же, х-ё-ё-ё-н" точно так же, как и я его "мой маленький", одной рукой обнимает за поясницу, проталкивая руку между мной и Бекхёном, другой притягивает за шею, затеняет взгляд длинными, густыми ресницами, слегка клонит голову в сторону и впивается в мои губы. Если раньше я допускал, что ситуация вышла из-под контроля, то теперь понимаю - ошибался. Снова! Потому что вот теперь уже точно вышла! Бесповоротно, как здравый смысл из головы. Он ведь там был? Ну был же? Да какая к чёрту разница теперь, когда привычный мир перевернулся с ног на голову? Когда ко мне прикасаются сразу четыре руки, зубы сжимают кожу сзади на шее, а в рот чувственно вторгается язык? Какая разница, если это оказывается настолько восхитительно приятно и пьянит так, что я перестаю понимать кто из нас о ком мечтал и кому, и сколько чего здесь может быть позволено. Важны теперь тот, ка кого я опираюсь и тот, кто удерживает меня. Одна точка опоры для обретения хрупкого равновесия. Но если у меня их две, и мы связаны взаимным притяжением? Я так же стану краеугольным камнем для обоих... Разве тогда опора не обещает быть незыблемой для нас всех? Наверное, это не совсем тупик, а всего лишь дорога, по которой можно идти только вперёд. Когда Минсок отрывается от моих губ, чтобы перевести дыхание, Бекхён смотрит на него, осыпает поцелуями моё лицо, а потом прикрывает глаза и впивается в рот. Я чувствую, как Минсок губами прокладывает дорожку по груди, добирается до соска, облизывает, втягивает, и посасывает до тех пор, пока болезненные, колкие искры под его языком не становятся невыносимыми. Сосок съёживается и твердеет у него во рту и только тогда он отпускает, чтобы добраться до другого. Бек немедленно трогает пальцами мокрый бугорок и легонько потирает, правой рукой путаясь в волосах Мина. Потом зажимает в кулаке пряди и тянет, вынуждая выпустить напрягшийся комочек изо рта. Мин отстраняется и смотрит недоумённо, а Бек ухмыляется и снова роняет: - Хё-ё-ён, раздеться не хочешь? Чтобы мы не смущались. Ну конечно, Бекхён именно тот, кто смутится в подобной ситуации! А Минсок смотрит на меня и беззвучно, одними глазами спрашивает: "Да или нет?" И, кажется, вопрос вовсе не об одежде. Я не могу ничего ответить ему, видимо, желание ослепнуть не сбылось, но я определённо онемел. Просто хватаюсь за край белой ткани и задираю её вверх, оголяя подтянутый живот и гладкую грудь. Он не сопротивляется, а я стягиваю футболку, отбрасываю в сторону. - Хороший мальчик, - шепчет Бек мне в ухо, тянется к пуговице на джинсах Минсока и расстёгивает. – Продолжай. Стараюсь не смотреть ни на кого из них, расстёгивая молнию, но Бекхён толкает Мина в грудь, и, когда он заваливается назад, стаскивает джинсы вместе с бельём. Он смотрит на нас обоих без стеснения. И по его, немного одержимому взгляду легко читать, что он понятия не имеет, чем всё может обернуться. Лишь глаза обещают мне, что отказываться не собирается даже под страхом пытки. Бек оглядывается, притягивает свой футон вплотную к моему, расширяя ложе, смотрит и улыбается мне ободряюще, но это больше не нужно. Я склоняюсь, чтобы поцеловать Минсока и тяну за руку Бекхёна. Он гладит мою спину и сжимает ягодицы. Когда выпрямляюсь, Мин тянется за мной, не желая выпускать из объятий, а Бекхён проталкивает язык мне в рот. Минсок нежно гладит ладонями, Бек тискает и пощипывает, а когда в голове мутится настолько, что Беку приходится подхватить и удерживать, он подталкивает, заставляет сесть на бёдра Минсока, вжимая меня грудью в него. Всё это так жарко, невыносимо горячо и всем нужно немного времени, чтобы привыкнуть. Друг к другу, к прикосновениям, к ощущениям. Тепло сзади исчезает и Мин гладит горячими ладонями по спине и пояснице, пытаясь компенсировать пропажу. Сминает ягодицы, прижимает крепче, ближе, целует, прикусывает ключицу, я замираю, обхватываю руками, желая врасти в него, и утыкаюсь лбом в местечко рядом с надключичной впадинкой. Болезненно остро чувствую предельное возбуждение и напряжённые члены, зажатые между нами, и свои соски, и жар его тела, когда он слегка приподнимает, поддерживая под ягодицы чтобы я потёрся о него. Тепло снова обволакивает полностью, чувствую, что Мин поднимает голову и отрицательно ею качает. Он проводит по шее, пересчитывает пальцами позвонки и скрещивает руки. Обнимает, прилипнув локтями к ребрам и ладонями к плечам. Защищает. От чего? Я оглядываюсь, вижу, что Бекхён держит увлажняющий крем. Немного испуганно улыбаюсь и снова прячу лицо на плече у Мина. Щёки окрашивает слабый румянец. Минсок прав: я не готов. Как бы мне не хотелось попробовать, почувствовать, как это, быть внутри или дарить себя, я не готов. Ни морально, ни, что тоже немаловажно, физически. Мин, кажется, тоже. Возможно, он боится быть неосторожным. За Бекхёна говорить трудно, прямо сейчас я не вижу его и не уверен о чём он думает. Поднимаю глаза, Минсок смотрит внимательно, едва улыбается одним уголком рта, и почему-то предательская влага жжёт под веками. Заботливый. Всегда таким был. Бекхён целует плечи, гладит бока, прижимается и передвигается так, чтобы сесть ко мне лицом. Обнимает Минсока за шею, втягивает меня в долгий поцелуй. Когда дышать становится совсем нечем, отстраняется, ловит мою ладонь, переворачивает и проводит своей, оставляя на ней скользкий след. Смотрю на него, он улыбается и тянет руку к себе. Я расслабляюсь, тихо смеюсь в ответ, обхватываю его твёрдый ствол и ласкаю. Сжимаю чуть сильней и Бекхён откидывается назад, а потом со стоном снова прилипает ко мне, раскрытым ртом к плечу, не кусает, но ощутимо проезжается по коже зубами, оставляя мгновенно наливающийся красным след. Я вздрагиваю и выгибаюсь, когда Минсок такой же влажной ладонью обнимает оба наших набухших члена, скользит пальцами по головкам, гладит издевательски томно и, наконец, надрачивает, сначала неспешно, а потом порывисто и рвано. Всё смешивается в невообразимый водоворот объятий, хаотичных движений, стонов, нежных ласк и требовательных прикосновений, жалящих укусов, сладких поцелуев до того момента, как перед глазами всё превращается в расплывчатые образы, темнеет, а потом взрывается слишком яркими красками. Когда размытое сознание более-менее приходит в норму и позволяет мне сложить в кучу обрывки мыслей, чувств и ощущений, вижу, что не я один рассыпался на ломкие куски мозаики и потерялся на грани реальности. Мы все тяжело дышим и вовсе не в унисон. Я даже не помню кто из них и когда успел уложить меня на футон. Они лежат рядом и обнимают. Наверное, я никогда не смогу выпутаться из этих объятий, да и не хочу особенно. Минсок приподнимается на локоть, внимательно всматривается мне в глаза, я кошусь на Бекхёна и прячу лицо в ладонях. Сквозь узкие щёлки между пальцами вижу, как Мин бросает тревожный взгляд на Бека, слышу копошение, когда тот садится и одними губами вопрошает: «ну что?». Мин хмурится и так же безмолвно отвечает, пожимая плечами: «а я знаю?». Минсок осторожный и заботливый, но Бекхён безалаберный и раздражающе властный. Мои запястья обхватывают тонкие, хрупкие на вид, но очень цепкие пальцы и бесцеремонно отдирают ладони от лица. Оба облегчённо и, теперь уже одним на двоих вздохом, выдыхают потому что у меня больше нет сил сдерживать смех. Немного истеричный, но больше счастливый. Я вовсе не какая-нибудь, слишком впечатлительная, кисейная барышня, как могло бы показаться. Всего лишь человек, которому свойственны переживания, поэтому мои эмоции сейчас слегка сумбурны. Но мне всё же приятно знать, что они оба беспокоятся. Дальше наш день почти ничем не отличается от обычного. Завтрак, прогулка, проверка звука, ужин… Единственное отличие в том, что наши отношения неуловимо изменились. Ничего такого, просто улыбки стали на тон ярче, Минсок капельку заботливей, а Бекхён немного меньше брюзгливый и язвительный. Не уверен, как ребята, но я слишком сильно устал. Этот день всё же был не из лёгких и основательно вымотал. Принимаю душ и первым собираюсь ложиться. Захожу в общую спальню и присвистываю - три футона сдвинуты вместе. Вот теперь Бекхён издевательски улыбается и указывает на центр импровизированного ложа внушительных размеров. - Ты посередине, - уточняет он, - говорю для особо непонятливых или несогласных. - Нет, - спокойно отвечаю, - Мне вряд ли понравится целую ночь терпеть ваши руки-ноги-грабли на себе. - Ничего страшного. Потерпишь, - бурчит Бекхён. Я оглядываюсь на Мина, но он задумчиво молчит. - Не стану я терпеть подобный беспредел, - возражаю, но Бек машет указательным пальцем, да, именно так, по-дурацки, как он умеет, и угрожает. - Попробуй только, передвинь. И не спи пока. Я в душ. - С чего бы это мне не спать? – теперь брюзжать моя очередь. - Поцелую тебя в лобик на ночь и сказочку на ушко расскажу. Хочу, чтоб в сознании был, ясно? – издевается он. – Минсок, я уверен, тоже не против, чтобы ты и его дождался из душа. Подозреваю, что говорит для вида. Ну понятно же, если не усну до времени, когда он вернётся, то дальше и мечтать не стоит. Не даст. И тогда Мина мы дождёмся оба. Исподлобья смотрю на Минсока, он растягивает губы в улыбке и хмыкает. Тоже понимает, что Бекхён, как танк - раз завёлся, фиг остановишь. - Но это жесть, как несправедливо! Ты будешь час там торчать и Мин ещё! - Смотрю на одного и на другого и думаю, почему это Беку можно издеваться, а мне нет? - Сэкономите время, если сходите вместе. Смешно, потому что они переглядываются, смотрят на меня и синхронно машут головами, отрицая предложенный вариант. Бек уходит, а Мин присаживается рядом, ловит мою ладонь, немного склоняется и целует кончики пальцев. Я прикрываю глаза и вспоминаю, как она дрожала пока я ждал его. Он понимает и шепчет: - Прости. Качаю головой и решаюсь спросить: - Ты... Ушёл бы? Правда бросил бы меня? - Я... - Он снова мрачнеет и говорит, - знаешь, когда увидел вас... Будто обухом по голове двинули. В глазах потемнело. Просто не представлял, что мне делать. Думал, уйти - это единственный возможный выход. - А сейчас что думаешь? - Рисковать не стоило бы, но сегодня такой день, что я просто не могу остановиться. - Не знаю. Мне надо серьёзно это обдумать. - Он грустно улыбается, и я понимаю, что надо было всё же придержать своё любопытство. Не важно, что оно вовсе не праздное. - Засыпай, я в онсен схожу ненадолго. Проснувшись среди ночи - захотелось воды - ползу в маленькую кухню к холодильнику, пью. Задумываюсь и до меня доходит, что спал я, как обычно, а футоны снова на расстоянии чуть больше вытянутой руки, как должно. Все три. Слегка удивляюсь, но выбрасываю мысль из головы и вскоре полудрёма снова берёт меня в свой плен. Под утро, когда нечёткие, иллюзорные сновидения отпускают меня, я открываю глаза. Лежу к Бекхёну лицом, он спит, мерно посапывая. Поворачиваюсь на другой бок, и мы встречаемся взглядами с Минсоком. У него влажные волосы (уже был в душе в такую рань?), видимо, спал совсем недолго, если вообще спал! И глаза далеки от сонных. Удивлённо подёргиваю бровями - почему, мол, не спишь? Он задумчиво смотрит, привстаёт, тянется, заворачивает простыню, хватается за бок в центре матраса и, без малейшего усилия, подтягивает к себе вплотную. Улыбаюсь, он сильный. Странно волнуюсь, оказавшись в его объятиях. Не уверен, чего мне ждать и стоит ли бояться. Он обнимает, крепче прижимая к себе, а я прячу лицо у него на груди. Чтобы разбавить неловкость, спрашиваю: - Бек сжалился и разъединил постели, когда я уснул? - Держи карман шире, - в его голосе слышна улыбка, - это я. Дождался, когда он тоже задрыхнет, вытащил тебя из-под его рук-ног-граблей и раздвинул. Ты ведь спокойно выспаться хотел, нет? Я правда благодарен ему. Спустя время, собственное дыхание начинает казаться мне ядовитым, всё же поднимаю голову и всматриваюсь в его глаза в жемчужном полумраке комнаты. Наверное, бояться стоит - я вижу по взгляду, что дилемма, тревожащая его со вчерашнего утра, развязана. Мне придётся смириться с принятым им решением, каким бы оно ни было. Мин делает глубокий вдох, открывает рот, собираясь что-то сказать, а я отгораживаюсь веками, и он осекается. В гнетущем молчании без вести исчезают секунды, у меня в груди становится тесно и внутри всё берётся извилистыми, болезненными трещинами. Я не выдерживаю. Лучше пусть скажет сейчас, чем я, словно осуждённый смертник, буду покорно ждать исполнения приговора. Вновь открываю глаза - я готов. И, кажется, стоило бы придержать тёплое местечко в аду. Он смотрит долго, и в глазах потихоньку начинает плавиться золото. Наблюдать за этим вблизи… Почему же так щемит сердце и давит в горле? Не знаю, что он та м решил, но если ответ меня не устроит… Я импульсивно принимаю собственное решение. Никуда не отпущу! Пусть хоть режет. Плевать! Обнимаю ладонью затылок и привлекаю к себе ближе. Честное слово, возьму прирасту намертво, и нигде не денется. Я упрямый, смогу! Даже не зная приговора, твёрдо собираюсь настаивать на своём. Сам начинаю целовать, мягко и тягуче, прихватывая пухлую, нижнюю губу, как множество раз мечтал. Он отвечает, подчиняясь впускает мой язык, оглаживает своим. Я вплетаю пальцы в его отросшие волосы, ласково вылизываю губы, нежно прикусываю, касаюсь губами век, высоких скул, целую крыло носа, дразню кончиком языка. Когда он сдаётся и даёт мне свой, забираясь тёплой ладонью под пижамную рубашку, я, как можно откровенней, сосу его. Даже немного стыдно, потому что и не умею то ничего такого, но обхватываю губами, задерживаюсь на самом кончике, легонько прикусываю его, отпускаю, опять ловлю и втягиваю. Сладко вылизываю снизу, не разрывая поцелуя, всасываю сильней, до его сдавленного стона, больше похожего на мычание. В голове вспыхивает неуместный вопрос: интересно, если я продолжу вот так просто обнимать, тереться о него и целовать, он кончит? Мне почему-то кажется, что это возможно, я сам почти на грани. Всё верно, добивался, чтобы он представил - это я делаю с его членом. Чем ярче представит, тем лучше. Надеюсь, что, хотя бы вот это смущающее обещание будущего удовольствия, заставит его сомневаться в правильности принятого решения. Чтобы немного отдышаться, я нахожу пуговицы на его пижамной рубашке и намереваюсь расстегнуть, но он убирает руку с моей спины, несильно прижимает пальцы к своей груди и еле слышно шепчет: - Не надо. – Долго молчит, видимо, пытаясь обуздать возбуждение. Я знаю, это не так просто, как кажется. Для меня то уж точно. Не рядом с ним. Ладно, пусть успокоится. Тоже стараюсь унять разбушевавшиеся эмоции и тело. Но я ведь уже сделал всё, что мог и он прав, поговорить нам надо. - Давай выйдем, хочу кое-что тебе сказать. - Здесь говори, - да, я знаю, это не очень удобно, не хотелось бы потревожить сон Бекхёна, он тоже очень устал. Но, если мы выйдем, Мин, чтобы объясниться, может попытаться держать между нами расстояние. Не могу допустить, чтобы это случилось. Я и так делаю ему огромное одолжение, подавляя желание изо всех сил вцепиться в него руками и ногами. Зубами даже! Если потребуется. Вот сейчас реально чувствую себя сопливой пигалицей, которая панически боится, что её бросят. Стыдно, конечно, но поделать ничего не могу. Остаётся оправдывать себя тем, что слишком долго ждал, слишком сильно... Неважно. - Хорошо, как знаешь, - шепчет Мин, - Я… Затыкаю ему рот ладонью, не позволяя говорить. Нет уж, я первый! Если падать, то до самого дна. Смотрит на меня мрачно, но чтобы он там ни задумал отморозить, мой вариант лучше! - Люблю тебя. - Даю немного времени переварить сказанное и убираю ладонь. Теперь смотрит потерянно, а потом говорит: - Люблю тебя… - Я и сам могу повторить, - немного раздражаюсь. – С каких это пор ты стал плохо слышать? - Нет, ты не понял, я… люблю тебя, - сейчас изумляться мой черёд. - Я тебя - давно, - выдыхаю, а он кивает мне и соглашается. - Столько времени... Слишком давно. Не представляешь, как давно. Приподнимается на локте, склоняет голову и целует. Не в губы. В лоб, брови, нос, переносицу, как вчера Бекхён, в правый уголок рта. Волосы Минсока щекочут лицо и мне становится смешно. Оба абсолютно одинаково, нелепо западают на уголки. - Ну что в них такого необыкновенного? – Возмущаюсь наигранно, - обычные же. У многих такие. - Много ты понимаешь, - улыбаясь шепчет Мин. – Они меня с ума сводят. - Лучше бы тебя с ума я весь целиком сводил. По частям – это как-то… Да не суть. А вообще, что ты, что Бек - такие предсказуемые. Ещё родинки начни вылизывать, - фыркаю, сморщивая нос. - Обязательно... каждую, - говорит, заглядывая в глаза и это обещание заставляет сердце трепетать. – Но я должен тебе сказать… - Что? – Больше не боюсь. - Я не собираюсь тебя ни с кем делить. Даже с Бекхёном. - Так ты это хотел… - А ты что думал? – Он искренне удивляется. - Просто… Это не так важно. – Голова кружится от счастья… Да, я правда рад, что мне не придётся мучиться, но… - Ты молчишь. Я знаю, что Бекхён для тебя важен, но… Чёрт! Он и для меня важен. - Наверное, я раньше не обращал внимание на то, что он все же чувствует меня и понимает. - Тогда, хё-ё-ё-ё-н, - тихо отзывается Бек, - как ты можешь так поступать? Он поднимается с постели, подходит и садится рядом с нами. - Ты просто закрой глаза и представь себя на моём месте. Я ведь тоже… - Тоже что? – с подозрением допрашивает наш старшенький. - Тоже человек, если ты не заметил. Живой. И я тоже люблю, - он смотрит на меня немигающим взглядом и продолжает говорить Минсоку, - я, по-твоему, дегенерат какой-нибудь? Мне что ли так легко было тебе позволить?.. Сам подумай… Хотя… Знаю, что ты обо мне думаешь - либо идиот, либо извращенец. К твоему сведенью, всё-таки идиот. - Неужели? - Только полный кретин станет звать в постель третьим своего соперника, разве нет? К тому же, более удачливого, как ни обидно признать. Чёрта с два я хотел вчера его делить, прости, Чондэ. - Минсок, мы должны поговорить, - выдыхаю я и Бек тоскливо смотрит, но молчит. Знаю этот взгляд, лучше прочих. Его бессилие и печаль тоже знакомы не понаслышке. Видел в зеркале каждый день. – Бекхён, можешь дать нам несколько минут? Пожалуйста. Мин? - Да, конечно, нет проблем, идите, вершите мою судьбу, - хмыкает Бек со знакомым сарказмом и кажется таким непробиваемым, что даже не верится - минуту назад я сочувствовал ему. Печально, что только кажется, ведь ирония не помогла спрятать отголоски грусти во взгляде. - Прошу тебя, Бекхён… - Расслабься, маленький, всё нормально, просто беги. К нему. Ты ведь всегда хотел его, – мягко улыбается он, а мне трудно вздохнуть, потому что это дурацкое "маленький" звучит как прощание. Знаю, он точно не станет ждать, сбежит и до репетиции не появится. Так и я делал. Быстро вылетаю за Минсоком в малую спальню, которой никто из нас так и не пользовался, и останавливаюсь перед ним. Он складывает руки на груди и это тоже мне знакомо - поза защиты. Господи, ну почему всё не может быть хоть капельку проще? Пожалуйста. - Просто скажи, чего ты хочешь, - спрашивает он. - Я не хочу его ранить. Понимаешь? Он… О твоих чувствах я не догадывался, а о его, знал. Подозревал. Он никогда не говорил, но… - Я тоже знал о его чувствах. Просто ответь на вопрос: ты любишь его? А меня? - Тебя. – Отвечаю, не раздумывая. Уверенно и твёрдо. Разве было когда-то иначе? Кажется, сколько знаю его, столько и люблю. - Но что чувствуешь к нему? Думаешь, он будет рад твоей жалости? - Я никогда не посмею его жалеть. - Тогда что? Ты можешь любить нас обоих? - Это сложно. Не знаю… Просто… я понимаю его. - Не лгу. На собственной шкуре прочувствовал, что значит, когда к человеку, который небезразличен, прикасается кто-то другой, а он смеется и выглядит влюбленным. Счастливым. - Хочешь, чтобы всё было, как вчера? – Мин вовсе не собирается делать мне поблажки, но жестоким его считать я не могу. - А ты хочешь, чтобы я выбирал? - Да, да, чёрт возьми! Хочу! Выбери одного. Тогда другой хотя бы пустыми надеждами мучиться не будет. Знаешь, что я почувствовал, когда вас увидел? Когда увидел, как он тебя ласкал и целовал? - Знаю. То же, что я чувствовал всё время с тех пор, как понял, что люблю тебя. Врагу не пожелаю. – Припоминать ему Лу… Не знаю, что случится со мной, если стану. Проще молчать, чем вспоминать. - Думаю, я выбрал. - Ты хорошо подумал? Уверен? – Вижу, он злится, но понимаю почему. За гневом проще спрятать боль и разочарование. Мы в этом почти мастера. Ещё немного и станем профи. - Да, Минсок, уверен. - Выберешь его? - Чеканит стальным голосом. - Нет, - он не рад. Слишком хорошо мы друг друга знаем, чтобы моё "нет" послужило поводом для триумфа или радости. - Вас обоих. Я ведь эгоист. - Но это не выход! Собраться в кучу, глубоко вдохнуть и выдохнуть. Конец. Всё. Осталось лишь поставить точку. - Минсок, знаешь… Глупость такая… Мне совсем идиотский сон приснился… Дичь просто! - Сам себе удивляюсь. Мне даже улыбаться легко. Видимо, прививки тоской и безнадёгой безупречно сделали своё дело. Я научился справляться и притворяться. Просто чудесно. Виват, Дэ, ты лучший! - Сон значит? – Злится больше. Ничего, если я могу с этим справиться, то и он тоже. Сильный ведь. Да мы все сильные. Свыкнемся. Переживём. Забудем. Когда-нибудь. - Сегодняшнее утро тоже? Всё, что сказал мне! Признание? Сон, да? - О! Тебе тоже снилась какая-то ерунда? Магнитные бури, наверное. Или нервы, - с безразличной ухмылкой пожимаю плечами. – Просто забудь, дружище. Сны с четверга на пятницу, говорят, не всегда сбываются, - смеюсь. - Выбрось из головы. Закончится тур, вернёмся в Сеул, отдохнём пару дней и всё наладится. Мин молча разрывает меня на куски яростью во взгляде, рывком отодвигает дверь и вылетает из комнаты. Я не иду следом. И ему, и мне нужно время. Просто для того, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что не всё желаемое можно получить. По правде, можно, конечно, но цена слишком высокая. Только и всего. Не стоит оно того. Не стоит. Мир больше не вверх тормашками и всё нормально. Я даже улыбаюсь, немного грустно, но... Странно это. Думал, что приклеюсь... ногами, руками... врасту. Даже зубами вцеплюсь, если понадобится. Сердце отдам… Чтобы навсегда, чтобы хоть режьте - плевать! Только вот никому и резать не приходится. Отказался. Сам отрезал! По живому отрубил. Зато не больно ни одному. Или всем троим сразу. Что легче - поди знай… Иногда у неразрешимой задачи решение самое очевидное. Забить на поиски ответа. Когда вышел в общую спальню, ни Бекхёна, ни Минсока там не оказалось. А чего я хотел? Следовало ожидать. Сказать бы: Боже, взрослые парни, а ведут себя, как дети малые. Но и сам сбежал бы, скорей всего, если бы не бросили. Оба. И забавно же, нет? Выбрал обоих - и тот, и другой бросили. Так что там за планы на ближайшую жизнь, кроме беспросветной тоски первым пунктом? Надо брату позвонить, но это через час, полтора, в обеденный перерыв, а то опять бурчать будет, что от работы отрываю. А вот с мамой можно прямо сейчас поговорить. Послушать три демо и выбрать песню по душе. Написать менеджеру, что помощь не понадобится и сходить в какой-нибудь ресторанчик неподалёку, заказать обед. Могли бы менеджеры привезти, но развеяться не помешает. Вполне возможно, что оба засранца не вернутся до самой репетиции, но это такое дело. Понять можно. Если вдруг вернутся, то мы все вместе пообедаем перед работой. В общем, в жизни никаких изменений. Всё стабильно "прекрасно." Беседа с мамой уводит от тяжёлых мыслей. Мы с ней всегда были близки. Она умеет поддержать, даже не зная причины моих переживаний. Отец иногда говорит, что женщины не в силах решить мужские проблемы, но, думаю, он ошибается. Она может. Не решить, конечно, но отвлечь и заставить посмотреть на ситуацию под другим углом. Говорим мы долго, она соскучилась. В который раз корю себя за то, что редко звоню. Не знаю, каким образом она догадывается о моём настроении, но спрашивает, что случилось. Я, как обычно, придумываю правдоподобную, несерьёзную проблему, она успокаивает и мягко смеётся над тем, какой я всё ещё ребёнок, раз меня огорчает такая ерунда. Рассказывает о работе отца, о том, что он, пусть не говорит мне прямо, но тоже скучает и переживает. О том, что у меня дикий график и я устаю, о брате, о его девушке, которая очень приятна в общении и мне обязательно понравится. О маленьком котёнке, которого недавно взяли в приюте и назвали Брауни. Он белый, но подкрепился шоколадным тортом, теперь наказан на всю жизнь. Обо всём на свете, лишь бы незаметно поднять настроение. Разговор с братом выходит коротким и ёмким. Он больше в отца, поэтому считает, что длинные разговоры бессмысленны. Иногда, кроме "привет, как дела, ничего, всё будет в порядке, обещаю" хотелось бы услышать что-нибудь ещё, но своеобразная чёрствость и не Бог знает какое умение общаться, с лихвой компенсируется его поступками. Знаю, попади я в передрягу – он горы свернёт, чтобы помочь. Слушать демо записи – идея средней паршивости. Все три песни о любви. Две – о неразделённой, одна о тоске по героине, которой больше нет. И текст и музыка – прекрасны, но рвут натянутые нервы, будто пила с тупыми ржавыми зубьями. Пишу менеджеру, что сам позабочусь о еде - удивляется. Говорю, что хочу сделать ребятам сюрприз – собирается присоединиться. Пишу: "Не сегодня", изобретая ложь, о разговоре с ребятами, строчит: "ладно, делай, как знаешь". Нахожу в соцсетях приличный ресторанчик, где можно заказать покушать навынос, иду пешком - это недалеко, пара шагов всего. Бекхён, конечно, говорит, что ему нравится любая еда, главное вкус, но вчера обмолвился, что немного беспокоит желудок. Для него выбираю стейк из лосося со специями. Прошу не жарить, а запечь, чтобы не так жирно. В груди противно холодно. Мин любит пряную свинину, заказываю тушенную с абрикосами. Не уверен, но, кажется, такую он ещё не пробовал. Подбор гарниров оставляю на повара. Не мо...гу! В ожидании пока приготовят и упакуют, сажусь за столик, достаю телефон, пялюсь в экран, и отворачиваюсь к окну. Напротив, через улицу книжный магазинчик. Выбираю его вывеску, как точку опоры, прилипаю к ней взглядом и просто пытаюсь выжить. Холод в груди становится невыносимым, кажется, внутри всё замёрзло на камень. Как вчера, трещит и не по швам, ломается, разбивается вдребезги, в мелкое крошево. Мне бы в номер, обнять себя руками, сложиться пополам и безмолвно выть. Может, получится удержать внутри осколки так, чтобы не шевелились, а оставались на месте и больней, чем есть не делали. Дышу глубоко и перевожу взгляд на витрину, заставленную поделками. Стараюсь изо всех сил не закрыть глаза, потому что, если сделаю это, придётся давиться слезами. Никуда не годится! Понимаю, что переоценил свои силы - "отвлечься" на заказ обеда было идеей хуже некуда. Стоило и вправду оставить это менеджерам. Жена хозяина ресторанчика, подходит к моему столику и ставит передо мной чашку молока и тарелку с песочным печеньем, усыпанным шоколадной крошкой. Удивляюсь и пытаюсь убедить, что не заказывал. Она кладёт руку мне на плечо и говорит: - Я знаю, это за счёт заведения. Когда сыну тяжело, я даю ему тёплое молоко с мёдом и шоколадное печенье. Поверьте, помогает, - её лицо озаряется сочувственной, понимающей улыбкой, она мягко касается макушки и ерошит мои волосы, - Что бы у вас не произошло, это сегодня - катастрофа вселенского масштаба. А завтра всё будет иначе. Легче. Она поглаживает ладонью по плечу и уходит. Меня должна бы возмутить такая бесцеремонность, но, к моему удивлению, успокаивает... почему-то. Выходя из ресторанчика нагруженный пакетами с едой, оборачиваюсь и кланяюсь на прощание. Ниже, чем стоило бы. Женщина улыбается мягко, по-матерински, кивает и коротко взмахивает рукой, отпуская. Не знал, что молоко с мёдом – лекарство от разбитого сердца, а домашнее печенье с шоколадом помогает выдержать жизненные испытания. Вылечить – это конечно вряд ли, но дышать становится не так больно. До вечера доживу. Минсок. Сбежать легче. Как и хотел вчера. И лучше бы сделал это! Чтобы не видеть дрожащие пальцы и мучительную агонию на лице. И ещё хуже! То, как он выглядел, плавясь под прикосновениями, как льнул, прижимался и обнимал, как отвечал на ласки и поцелуи. Проще лечь под поезд, чтобы не вспоминать вчерашнее сумасшествие. Потому что отвечал обоим. Сегодня все чувства взбесились, и накрывает похлеще какого-нибудь гигантского цунами-убийцы. Раздавливает, расплющивает тяжёлым до неспособности здраво мыслить. Сам себе кажусь стихийным бедствием. Хочется яростно вгрызаться во что-нибудь, разбить, превратить в руины весь мир, развалить к черту до самого основания. Хочется винить, считать развратным, гадким, мерзким, но не могу! Знаю, что он не такой. Догадываюсь, скольких сил стоило сказать то, что сказал и что при этом почувствовал. И думать о том, какие эмоции испытал Бекхён после всего, что услышал… Представляю себя на его месте... Становится ещё больней. Очень больно. Почему всё это произошло? Разве недостаточно было прошлых мучений? Как же могло всё в один момент скатиться в тартарары и похоронить стазу троих? Или нет! Если бы похоронить. Нам ведь придётся встретиться и в глаза друг другу смотреть. Чёрт! Надо слепить всё, склеить хоть как-то. Но сначала себя. Бекхёна найти и его собрать в целое. В хитросплетении улиц и переулков искать его, всё равно что иголку в стоге сена. Голова раскалывается, останавливаюсь и тупо смотрю в пространство, пытаясь придумать хоть какой-нибудь план. Для начала - позвонить. Да. Вытаскиваю из кармана телефон (удивительно, что в таком состоянии не забыл). Набираю нужный номер, звоню. Трубка противно зудит гудками непринятого вызова. Этот придурок не возьмёт трубку. Я бы и сам не взял. Впрочем, это не важно. Буду звонить до потери пульса. Ну или пока батарея не сдохнет, а она под завязку. Как и банк у меня в кармане. И хорошо, что с недавнего времени нам запрещают отключать телефоны. Скажу спасибо за это, как только вернёмся домой. После получаса беспрестанных звонков телефон наконец отзывается злобным голосом: - Какого чёрта, хён? - Почему трубку не брал, придурок? - А ты тупой? Если не беру, значит нет меня, я умер! - У тебя через несколько часов репетиция и концерт! С ума не сходи! - Значит через несколько часов и воскресну, ясно? – Гневно кричит. - Бекхён, ну хватит, - стараюсь говорить мягче, - скажи мне где ты? Давай поговорим. - Мне не о чём с вами говорить. - Я один, Чондэ не рядом, Бек… - Оставь меня в покое, хён, дай отдышаться, ну! - Немедленно говори где ты, придурок! Если найду сам - ты, считай, труп! Не надо злить меня больше, чем я зол! Поймаю - хана тебе! Секунд сорок слушаю в трубке гробовую тишину, нарушаемую лишь тяжёлым дыханием, а затем звонок обрывается. Маленький своевольный засранец! Вспыльчивый, необузданный, норову на пятерых! Скорей всего, засел где-нибудь в кафешке или ресторанчике недалеко. Ничего, обойду все подряд, что на пути попадутся. Найду – придушу! За то, что игнорировал, не слушал, и вообще к Чондэ полез! Если бы не это, всё так и оставалось бы – шатко, ненадёжно, опасно, но более-менее терпимо. А теперь что? Ещё через минуту приходит сообщение с адресом. Ловлю такси, еду. Нахожу его на мосту через один из каналов Ёдо. - Ты, мелкий засранец! – Хочется обвинить разом во всех мыслимых и немыслимых грехах, однако понимаю, что это только расширит масштабы катастрофы. Замечаю, как он сжимает кулаки, готовый наброситься. Но я здесь не за тем, чтобы выяснять отношения с помощью кулаков. - Хочешь вместо лёгкого макияжа полтора килограмма грима? Ну, давай, вперёд тогда. Он опускает кулаки, сутулится и устало отворачивается ко мне спиной. Подхожу и становлюсь плечом к плечу. Не отстраняется, и на том спасибо. - Что там произошло? Как вы оказались… - В такой щекотливой ситуации? – Бек иронично хмыкает. - Именно. Уверен, что это ты полез к Чондэ. - Ты в корень зришь, хён. Не знаю я. Просто вышел из душа, а он… - Он что? - Дрочить собрался. Услышал меня, зажмурился, в комок скрутился. Я и не выдержал. - Ушёл бы просто. - Хён, устал я. До точки кипения дошёл. Напряжение дикое! Всё, что творилось между нами до сих пор - мина замедленного действия. Когда-то же должно было рвануть, не думаешь? - Не полез бы – может быть, и не рвануло бы. Утихло бы, заржавело, как морская мина, что после войны ещё Бог знает сколько времени пачками находили. И ничего, обезвреживали как-то. Аккуратно, осторожно. Может, как-нибудь иначе стоило... - Хён, умоляю тебя! Теперь то что говорить? Зато двое из нас троих будут счастливы. Главное - счастье Чондэ. Ты мне вообще должен! - Бекхён, ты идиот! - Идиот, ага! А кто спорит? Я ж сам утром говорил. Хотя, имей в виду - то, что я это признаю – разовая акция. - Ладно, давай обратно. А то он там с ума сойдёт. - Да не могу я, Минсок. Не понимаешь? - Понимаю, именно поэтому не говорю: наворотил – расхлёбывай. Жить как-то надо. Нервы тебе трепать я не собираюсь, понял? Так что давай, ноги в руки и в гостиницу. В конце концов, нам деваться то друг от друга некуда. - Тоже верно. Но это… - Он отворачивается и задумчиво смотрит на воду. - Наворотил ведь, мать его! Я не оставляю ему выбора и вызываю такси. Да, рвануло грандиозно, зацепив всех. Сам, будто контуженный. Но что поделать? Я привык решать проблемы по мере их поступления. Раз Чондэ захотел всё оставить, как есть, что ж… Кто я такой, чтобы мешать ему? Может быть он и любит, но, видимо, не настолько сильно, чтобы расставить всё по местам. Значит, стоит помочь сохранить шаткое равновесие и последовать его совету. Забыть, постараться выбросить всё из головы. Всем должно стать полегче. Открыть дверь в номер оказывается трудней, чем я предполагал. Увидеть в глазах безразличие почему-то страшно. Не после поцелуя, который выжег всё внутри, и признания. Когда мы заходим, Чондэ из кухни юркает в малую спальню со словами: - О, ребята! Вы вернулись! А я за обедом сходил. Надо только разогреть и сейчас будем кушать. Я, минутку… Мне переодеться. Футболку забрызгал, когда распаковывал. – Врёт бессовестно, но сейчас готов простить ему всё что угодно. По глазам вижу, ему нелегко - горит адским пламенем. Кошусь на Бека. Он так же отводит глаза. - Бекхён, всё хорошо, - легонько хлопаю по плечу и смотрю прямо в глаза. Хотелось бы быть уверенным в своих словах, только где её, эту уверенность, взять? Самому паршиво, но обещаю. – Всё будет нормально. - Ну да, у вас точно всё будет хорошо. – Он криво улыбается. - Не бери в голову, хён, не чувствуй себя виноватым. Порядок. Зато в картах повезёт! Или ещё в чём-нибудь. - Ну да, - мысленно повторяю его слова, - он ведь не знает о решении Чена. Наблюдаю за тем, как расползается неестественная улыбка на лице Чондэ, когда он заходит на кухню. Может быть, то решение, что он принял, и есть самое правильное. Просит нас с Беком помочь, накрыть на стол, по очереди запихивая тарелки в микроволновку трясущимися руками. Даже гадать не приходится, видя его напряжённые плечи – он всё ещё пытается взять себя в руки. Прощаю. Сдерживаю желание и его похлопать по плечу, успокоить. Знаю, ему будет неприятно. Им обоим не нравится показывать свои слабости. Обедаем под дурацкие прибаутки Бекхёна, а Чондэ улыбается нам обоим одними губами и эта вынужденная улыбка, кажется, навечно приклеилась к его губам, но даже проблеск её не отражается в усталых глазах. Когда отвлекается, смотрю на Бека, выдыхаю, молча призывая его сделать то же. - Просто будь собой. – шепчу ему на ухо, отстраняюсь и киваю. Как-то незаметно мы все выдыхаем и расслабляемся. Нечего ждать, что всё будет, как раньше, но сейчас не так плохо, как могло бы быть, а это уже хорошо. После концерта возвращаемся в номер усталые как собаки. Не сговариваясь с Беком, пропускаем Чена в ванную первым. Когда последним из душа возвращаюсь я, оба лежат, завернувшись в одеяла по самые макушки. Ложусь, так же кутаюсь (наверное, желание спрятаться заразно) и закрываю глаза. Сон бежит от меня, словно я прокажённый, несмотря на зверскую усталость. Чондэ не слышно, а Бекхён, похоже, спит. Я просто глубоко и медленно дышу, притворяясь, что уснул. Спустя несколько минут слышу шорохи. В неярком свечении экрана телефона, который хаотично выхватывает пространство блёклыми пятнами света, наблюдаю, как Чондэ, сгорбившись, скручивает свою постель и уходит в малую спальню. Сбегает впервые за всё время. Воздух в лёгких кажется кислотой. Дышать больно. Через полчаса не выдерживаю и тихо крадусь к той комнате. Вслушиваюсь в тишину до тех пор, пока мне не начинает казаться, что в ушах звенит от напряжения. Да, боялся услышать хоть один звук, который стал бы подтверждением того, что ему плохо. Но тишина кажется мёртвой и от этого ещё страшнее. Возвращаюсь в постель и долго не могу даже улечься по-человечески. На душе скребут кошки, или как там говорят? У кого-то может и скребут, но у меня явно пытаются проделать в груди дырищу размером с Герцшпрунг*. Утром Бекхён спрашивает почему Чен ушёл спать в другую комнату, а он небрежно отмахивается: - Не бери в голову. Не мог уснуть долго, решил в игрушку поиграть. Переглядываемся с Бекхёном. Попытка не засчитана ни им, ни мной. Оба знаем, что телефон Чена может похвастаться девственностью, если говорить об играх. Кроме музыки там ничего нет. Онлайн он не играет тоже. И только я знаю, что в малой спальне ночью царила гробовая тишина, а наушники, которыми это могло быть оправданно, сейчас висят на шее у Бека, потому что недавно он потерял свои, а новые купить не успел. Оставшуюся неделю тура я наблюдаю за тем, как улыбки Чондэ становятся всё шире, ярче и неестественней, а шутки Бекхёна – всё рискованней и многочисленней. Мы всё чаще находим причины поменьше находиться рядом, а если приходится - отгораживаемся друг от друга теми же наушниками. Нам всем тягостно и неуютно. Скоро прихожу к выводу, что, приглядывая за обоими, незаметно для себя самого присматривался к Бекхёну. То есть… Приходится честно признать, что я стал смотреть на него иначе. Не так, как раньше. Очень странной показалась мысль о том, что, если выбирать между "не нравится", "прохладно", и "нравится", выбрал бы - "нравится очень." Нравится его смелость, граничащая с беспардонной наглостью. И голос тоже, и манера держаться. Всегда нравились... Несмотря на его бесячую дерзость. Если уж совсем правду, то и прикосновения понравились. Сомнительно, что ему вся эта ситуация казалась нормальной, но он был очень убедителен и блефовал так, будто сам не подозревал о своём блефе. А это пилотаж высшего уровня! Такое только он и может. К тому же, вряд ли произошедшее закончилось бы без определённых последствий, если бы Бекхён не дожал Чондэ, и меня самого. Скорей всего, если бы не Бек, - было бы гораздо хуже и неудобней смотреть друг другу в глаза. А так… Что тут скажешь? Накосячили все. В равной степени. Вернувшись домой из тура, получаем полтора дня передышки и разъезжаемся по домам. Уверен, что Чондэ несколько часов отдохнёт и заявится в студию. Он всегда спасался работой, иначе просто не умеет. Какое-то время размышляю и прихожу к заключению, что должен поговорить с Бекхёном, потому что дальше так продолжаться не может. Мы все должны разобраться и что-то решить. Или… на что-то решиться. Бекхён. Минсок звонит в тот момент, когда я шнурую кроссовки. Собираюсь сходить выпить с другом. Поднимать трубку не особо хочется, но не ответить – грубо. Он же хён! Субординация, чёрт бы её! Да и совесть у меня пока с собой. Слушаю взволнованный голос в трубке и удивляюсь, потому что Мин зовёт к себе домой. У меня отговорка – лучше не придумаешь. Конечно, я отказываюсь. На его физиономию насмотрелся предостаточно уже. Правда, он не упрашивает приехать, а просто твёрдо говорит: - Мы должны поговорить и тебе это нужно не меньше. – "Вот уж сомневаюсь!" назойливо вертится в голове, а он продолжает, - Бекхён, поднимай задницу и давай ко мне, понял? Откажешься – тебе же хуже. Честное слово! Если он думает напугать меня угрожающим тоном, то должен знать, что у меня к этому иммунитет железный. Хоть тресни – не согнёшь! Злюсь! Искренне и от души хочется посоветовать ему засунуть свои угрозы кое-куда поглубже, но через несколько минут звоню другу и отменяю сабантуй. Кажется, Мин прав, мы всё же должны поговорить. Не потому, что он так сказал. С того злополучного дня, я веду себя неадекватно, потому что, против собственной воли, не могу остановиться и перестать поглядывать на обоих. Да, знал, что могу оказаться третьим лишним, но и эти двое не выглядят счастливыми влюблёнными. Сначала казалось, будто они прячут свои эмоции, чтобы я не чувствовал себя не в своей тарелке, но… Прямо спинным мозгом чую - что-то не так! Сколько бы я не наблюдал, неосознанно пытаясь поймать их на проявлениях нежности друг к другу, подобного не увидел. Если быть честным, не увидел ничего. Вообще! Больше того, отношения между ними кажутся ещё более натянутыми, чем между мной и Чондэ или между мной и Мином. Чен стопроцентно избегает лишних разговоров, прикосновений в целом, и Минсока в частности. Поэтому, да, Мин прав. Звоню сказать, что подъезжаю и он говорит: - Я буду скоро, через полчаса, может... Ты поднимайся. - Нет, раз такое дело, я в машине посижу. – Не улыбается мне дверь подпирать в ожидании. С точки зрения стратегии – заведомо невыгодная позиция. Телефон тренькает сигналом уведомления в тот момент, когда я собираюсь отключиться. В сообщении всего несколько цифр. 260621 - Это код замка, - Мин говорит таким тоном, как будто дать ключи (фигурально выражаясь) от квартиры – самое обычное дело. – Просто заходи и располагайся. Чувствуй себя как дома. Минсок меня удивляет. Ещё не решил, приятно ли. Время покажет. Но задуматься заставляет однозначно. К примеру, к чему такая доброта? Или это глупость? Минсок на бестолкового не похож. Хитроумный план? В чём подвох тогда? Код – не показатель чего-то серьёзного. Его сменить можно в любой момент, но сам факт! Будь здесь кто-то, кто меня знает, притворился бы, что мне, как гусю вода - всё нипочём. Но притворяться сейчас не перед кем, мой по-детски здоровый пофигизм изменяет мне, поэтому я решительно озадачен. Дома у Минсока чисто, как и везде, где есть Минсок. Брожу по квартире. Да, конечно я был здесь с ребятами, но никогда с Мином тет-а-тет. В одиночестве - тем более. Странное чувство. Как будто перед тобой осторожно приоткрыли дверь в потаённый закоулок души. Не бойся, заходи, чувствуй себя как дома… Доверие заставляет сердце ёкнуть. Я расслабляюсь, когда захожу в спальню. Здесь, на кровати, сморщенное крупными складками покрывало, примятая подушка не на своём месте. Еще лежит, полуприкрытая тканью покрывала, книга с голубой закладкой между страниц, а шнур полноразмерных наушников змеится рядом. Удивительно, как нехитрые мелочи вдруг обволакивают теплом и согревают. И всё выглядит так, будто он принял импульсивное решение, отбросил в сторону, то, чем занимался, не удосужившись привести в порядок постель, а вместе с ней и мысли. Просто решил и взялся за исполнение, боясь передумать. Минсоку такие вещи не свойственны! Скорей я бы так поступил, но не он. Да, кажется, меня ждёт интересный разговор. Присаживаюсь в изножье кровати, листаю книгу, разглаживаю складки на покрывале. Улыбаюсь нашей небольшой, групповой фотографии, что висит на противоположной стене, трогаю пальцем забытую на прикроватной тумбочке чашку с недопитым чаем. Видимо, Минсок не всегда бывает идеальным. Даже вот эта чашка – не заслуживающая внимания ерунда, которой никто не придал бы значение. Но я придаю. То, что кому-то покажется не стоящим пустяком – для меня вдруг оказывается важным. Потому что убеждает - иногда Мин просто человек. Не уверенный в себе и раздражающе собранный, а самый обычный. Меня по-дурацки трогают эти мелочи и кажется, что они помогают понять его лучше, почувствовать его ближе. Гораздо ближе, чем раньше. Он появляется дома чуть раньше обещанного, и я вижу, что торопился. Радость поспешно прячется на дне глаз за ячменно солодовыми искрами, сменяясь неуверенностью. Будто его поймали и уличили в преступлении. Очень интересно. Причиной странного поведения оказывается небольшой, безликий, пакет коричневого цвета с ручками из бумажного шнура. Он отводит взгляд и прячет его за спину. - У тебя там что, бомба? – Таким растерянным и немного смущённым увидеть Минсока удаётся редко, поэтому я, не стесняясь, улыбаюсь прямо в глаза и до меня доходит, почему вспомнил о солоде. Ну конечно же! Прямо сейчас это виски, в котором купаются кубики льда, сверкая идеальными гранями. Вспоминаю его взгляд, когда мы кончали. Думаю, тогда был только чистый алкоголь, а флешпоинт* - так высока, что виски горел золотистым огнём. Ловлю себя на мысли, что совсем не против утонуть в этом пламени даже если обожгусь. Нет, хочу обжечься! Хочу увидеть, как пылает от моих прикосновений он. - Почти! – Отвечает с вызовом и немного стушёвывается. – Ммм… В каком-то смысле да, наверное. - Ты осторожно, а то рванёт, - усмехаюсь я. - Возможно. Тут всё зависит от нашего разговора, - задумчиво смотрит он куда-то в сторону и мои брови ползут под чёлку. – Даже спрашивать боюсь, что там, - кошусь я на злополучный пакет. - А ты и не спрашивай. Вполне возможно, всё, что внутри, отправится в мусорную корзину за ненадобностью. - Я и не подозревал, что ты великий мастер интриги. Он заталкивает ношу на полку в шкафу для одежды и направляется в гостиную. Иду за ним и сажусь на диван, сохраняя небольшое расстояние. Наблюдать за тем, как он пытается скрыть неловкость, почти весело. Я, кажется, начинаю понимать о чём пойдёт речь. - Слушай, наверно… - Он нервно вздыхает, - мне нужно извиниться перед тобой. - За что? – Я не собираюсь облегчать ему задачу. Мелочно мщу? Ну и пусть. Имею право. - За то утро. Просто… Блин, вся эта ситуация была… - Необычной? – Подсказываю, улыбаясь уголком рта. - Чёрт знает что, беспредел! – Соглашается и возмущённо встряхивает головой. - Тогда, что мы здесь обсуждаем? – Он молчит, задумчиво рассматривая свои руки, хмурится, сжимает ладонью шею у затылка и, выдохнув, говорит. - Ты знаешь, чего я хочу. – Осекается и спустя миг поправляется, - хотел. Мне кажется, будет справедливо, если скажешь, чего ждёшь ты. Твоя очередь говорить. - Не боишься услышать ответ? - А мне стоит бояться? – он поднимает на меня тяжёлый взгляд. - Возможно, как знать... Я хочу Чена. - Это не новость, как бы… - Чондэ – как вишня на торте. Сладкая, жгучая от пропитавшего её рома. – Почему кроме дурацких кулинарных сравнений в голове ничего подходящего не находится? Он открывает рот, чтобы заговорить, а я не позволяю, - Уверен, её вкус должно что-то оттенять. - Что ты имеешь в виду? – Начинает сердиться он. - А ты как думаешь? – говорю, придвигаясь ближе, - я не могу отказать себе в удовольствии полакомиться и тортом тоже. - Что? – Он недоумённо смотрит на ткань футболки у себя на груди, скомканную в моём кулаке. На сей раз я притягиваю его медленно. Где-то глубоко внутри тревожно бухает сердце, выдавая мой страх, но я не собираюсь пасовать. – Хё-ё-ё-ё-н, хочу не только Чондэ. Тебя тоже. Он инертно подчиняется и тянется ко мне, вглядываясь невозможными, в пол-лица глазищами в мои. Прямо сейчас там через край карамельной радужки выплёскивается недоверие, и я собираюсь это изменить. На свой страх и риск. Тем более, никто его за язык не тянул. Начистоту же, так? - Минсок, если боишься ответа, зачем спрашивать? – Мурлычу в розовеющее ушко, касаясь губами края. - Я… чёрт… Считаю разговоры в этой ситуации лишними, отпускаю футболку и ласкаю его шею. Многим нравятся мои руки, но то, что в последнее время Минсок, думая, что я не вижу, часто залипал взглядом на пальцы совсем чуточку смешило меня и, немного возбуждало. Так, до лёгкого томления внизу живота. Впрочем, у каждого бывают свои предпочтения. Мне вот нравятся его глаза. Но ещё больше - губы. Оглаживаю очертания указательным пальцем, цепляю кончиком нижнюю и приоткрываю. Ощущение, что поддаётся тугой, бархатный, розовый лепесток, раскрываясь трогательно безропотно. - Кажется, мне нравится трогать твои губы, Минсок, - воображение выдаёт картинку, будто проделываю то же перед зеркалом, прижимаясь щекой к его щеке, так, чтобы он видел мои пальцы на своих губах, и я слегка хмелею. Мысли в голове приобретают оттенки всё неприличней. Не ожидал, что мне позволят получить то, о чём мечтал, да и сейчас не особо в этом уверен. Но попробовать стоит, разве нет? Я долго смотрю ему в глаза и медленно приближаюсь к лицу. У него пока ещё есть выбор. Если будет против – не помешаю ему оттолкнуть. И этот отказ переживу. Но, если поддастся, пути назад не будет точно. Я не позволю. - Хочу тебя поцеловать, - собственный голос кажется чужим. Ещё мгновение – и я не дам ему выбирать. – Мне нужно твоё разрешение? Считаю до пяти: один… Он смотрит на меня… Два… Внимательно и напряжённо… Три… Опускает взгляд на мой рот… Пять! Сам сокращает расстояние между нами. Прикрывает глаза дрожащими ресницами, целует осторожно, мягко и даже как-то несмело трогает губы своими. Я не собираюсь форсировать события, понимаю - это просто знакомство. Он отодвигается ровно настолько, чтобы снова пристально посмотреть на меня, оценить мою реакцию. Просто жду, затаив дыхание, выдерживая взгляд и он ожидаемо отводит глаза. Моя ладонь всё ещё на его затылке, но я не притягиваю, просто говорю: - Хён, ты не можешь. - Что не могу? – Встревоженный взгляд снова приклеивается к моему лицу. - Отступать нельзя. Ты попался, Минсок. - Нельзя? - Нет, - подтверждаю, качая головой. - Правда? – смятение его такое явное, что я понимающе улыбаюсь. - Правда. - Хочешь меня? -Почему тебя это удивляет? - Просто… Думал, что тебе только Чондэ нужен. - Может быть, сначала так и было. Но... это давно изменилось. Ты против? - Теоретически… - Обойдёмся без теории, практически, - говорю, как можно твёрже, - давай не будем размениваться на мелочи. Мы ведь взрослые мальчики? - Вероятно… Если не попробуем, не узнаем – как-то совсем смущённо выдыхает он. - Вот поэтому и сказал, что ты не можешь отступать. – Сейчас я вовсе не так уверен в себе, как хотелось бы. Оставляю обычную браваду и пытаюсь быть искренним. - Не можешь, Минсок. - Хотел сказать это доверительно, но его имя прозвучало нежно, ласково. Удивляюсь даже я, что уж говорить о нём. Знаю, он ощущает, как сейчас, немного дрожат мои пальцы на его шее. Чувствует мои опасения, мою уязвимость. И я не хочу скрывать это от него. Открылся, навыворот, как и Чондэ вывернулся, будто голый совсем. Смотри, что у меня внутри. Нравится? Так бери! Всего с потрохами! - Не могу отступить, говоришь? Не очень то и хотелось, знаешь ли! Сдаётся Мин по-королевски. Не увиливает и не пытается найти лазейку, признавая полное поражение. Прижимается, настойчиво, требовательно сминает мои губы, словно давно хотел это сделать, и поцелуй становится жадным, голодным. Это горячо, остро и с едва заметным оттенком безумия. И мне ничего не стоит отдать ему контроль над ситуацией. Даже нравится. Удивляюсь желанию быть шёлковым, подчиняться ищущим ладоням, льнуть ещё ближе, когда он притягивает к себе на колени. Позволяя его языку хозяйничать у себя во рту, впитываю пикантные, мокрые звуки, с которыми встречаются наши губы. Прислушиваюсь к протяжным вздохам и совсем тихим стонам, пытаясь различить, где чьи. Обнимаю и лихорадочно глажу, задираю футболку на спине, чтобы прилипнуть ладонями к коже, почувствовать бугрящиеся мышцы. Он стискивает бока, сладострастно толкается в рот языком, и я млею в его руках. Шальная мысль, что он казался таким сомневающимся, неуверенным, а теперь ведёт себя так властно, возбуждает ещё больше. И то, как это ощущается наяву – лучше того, что я мог бы представить. Намного. В какое-то мгновение поцелуй, одурманивший голову, меняется на томный, спокойный и прикосновения ладоней становятся успокаивающими. Мин трезвеет раньше меня и жёстко контролируя ситуацию, разрывает поцелуй, а я зажмуриваюсь. Чувство, будто меня раскачали на качелях, я взлетел выше, чем мог, так что сейчас свалюсь, и разобьюсь. Пора прийти в себя! Прихожу, пытаясь вывернуться из его рук и удрать подальше. Хорошо бы куда-нибудь на северный полюс. Достаточно ярко представляю, что чувствовал Чондэ, когда ждал, подойдёт к нам Минсок или нет. Тогда меня это мало заботило, я даже надеялся, что он уйдёт и Дэ останется со мной. Но сейчас почему не всё равно? Что я там говорил? Переживу ещё один отказ? Переживу, конечно. Но как – это уже большой вопрос. Вряд ли мне удастся это легко. - Ш-ш-ш-ш… Ну что же ты? Куда рвёшься? – Я всё же рухнул с качелей. Но меня подхватили, завернули в тёплые объятия, не отпустили, спрятали и оставили себе. – Ты ведь сам сказал, что отступать нельзя. Я позволяю ему прижимать меня и гладить спину и плечи. Не глядя в глаза, задаю вопрос, который мучает: - Это ради Чондэ? – Знаю ответ. Но почему, как последний мазохист хочу, чтобы больно ранили правдой? Это я вообще или меня подменили? Минсок тянет за плечи, отодвигает меня ровно настолько, чтобы посмотреть в глаза и спросить: - А ты как думаешь? - Я знаю, что да. Просто хочу услышать это от тебя. - Я тоже так думал. Но теперь… - Что теперь? - Ну же! Даже секундное промедление способно, кажется, разорвать меня на тряпки. - Помнишь, что ты о десертах говорил? Я не знал... – Он поднимает лицо, снова целует мягко, и нежно прижимает к себе. - Чего? – шепчу в поцелуй. - Что неожиданно... стану зависим от сладкого. – Не понимаю, что со мной происходит! Облегчение настолько велико, что мне хочется смеяться, но горло сжимает, будто удавкой. - Очень сильно хочу... тебя... безумно хочу, - он бормочет тихо и сопит куда-то в шею горячим, накрывая ладонями лопатки, а у меня внутри от нежности в его голосе всё дрожит истомно сладко. - Я с ума схожу, похоже, да? Он смотрит на меня мученическим взглядом и, кажется, действительно готов поверить в собственное предположение. Но это мы тут устанавливаем правила! Если считаем, что всё правильно, кто смеет сомневаться в нашем здравом уме? К чёрту всех, кто не согласен! Я решительно поднимаюсь с колен, но он пытается удержать за руку. - Эй, ты куда? Постой, не уходи... - Я у тебя останусь, хён. Найди мне что-нибудь удобное переодеться. – Мин выходит за мной в коридор, а я открываю шкаф и вытаскиваю пакет, который он прятал. – В душ пойду, а ты Чондэ позвони. Думаю, ему надо приехать. - Думаешь, стоит звонить сейчас? – Хмурится и плетётся за мной. - Именно, сейчас. Разве не он – наша с тобой причина? Справедливо будет его позвать. Уже в ванной я выуживаю из пакета баночки и тюбики и констатирую факт: - Хён, ты не всё купил. Думаю, тут нужно кое-что ещё. - Эмм, может быть. Я не каждый день такие вещи покупаю, чёрт возьми. – бубнит он, отводя взгляд, а я нащупываю узкую коробочку, не верю глазам, читая название. Открываю, достаю небольшую тубу, убеждаюсь, что не ошибся и не могу сдержать смех, - Минсок, ты серьёзно? Мазь от геморроя? - Ну мало ли, просто на всякий случай, - пристыжённо шепчет, - там много чего... Я же не знал! В шкафчике, на нижней полке, в коробке посмотри. Не смей только спрашивать о том, как я это покупал! Такое и в кошмарах сниться не должно. - Ладно, разберусь, - не могу отказать себе в удовольствии прижаться к нему на секунду и оставить на его щеке мимолётный поцелуй. Пока я это делаю, он неосознанно обнимает, но я не позволяю стать объятиям крепкими и выворачиваюсь. Чувствовать себя, кхм... желанным неожиданно приятно. Нет, чертовски офигительно! – Иди и звони. - Ладно, - соглашается и кивает, - позвоню, но он может и не… - Если заартачится, - перебиваю, - просто бери такси, поезжай за ним и притащи его мелкую, упрямую задницу сюда. - Почему это такси? Я и сам могу. - Хё-ё-ё-н, на такси раза в три быстрей будет. – Теперь я позволяю себе расслабиться и пошутить. - Издеваешься, да? Я просто аккуратный водитель. - Ты то аккуратный, а я сдохну тут, пока дождусь. - Ну конечно, всегда в своём репертуаре! – Возмущается Мин улыбаясь. - Сам говорил мне быть собой. Не нравится? Терпи, радость моя! – Я со смехом выталкиваю его за дверь, слушаю отдаляющиеся шаги и замираю. Достаю из кармана джинсов мобильник, хочу перекинуть Чену… Код замка… Что-то знакомое. Не может быть! 260621 Я идиот! Всё настолько очевидно! Как можно было упустить из виду такую подсказку? Если бы соображал быстрей – понял бы: нечего дёргаться. Он уже принял решение. Минсок. Звоню Чену, он не берёт трубку. Отвечает после множества длинных гудков. - Да, хён, привет. - Чондэ, можешь приехать ко мне? Нам надо кое-что решить… - Нет, - он обрывает меня слишком резко. – Я не приеду. - Тогда, давай встретимся и поговорим. - Хён, мы ведь всё решили. Не стоит ворошить это и напоминать. Не о чём нам говорить. – Умеет быть твёрдым, как скала. Даже твёрже. Не представлял, что он может быть упрямей меня. - Но так не должно быть! - Чёрта с два я сдамся. Не на того напал! - Не должно было быть того, что произошло. - Чеканит холодно. - А сейчас иначе и быть не может. Всё, Минсок, я отключаюсь. - Эй, постой! – почти кричу, - Бек тоже хочет поговорить. Прошу тебя, приезжай. - Я не стану разговаривать ни с одним из вас, если это касается того случая. Гадство, это уже было! С Беком на мосту Ёдо. Да что ж такое в конце концов? Заколебали со своими дежавю. - Бекхён посоветовал мне взять такси и приволочь твою упрямую задницу, несмотря ни на что! - Говорю жёстко, с нажимом, - ты этого хочешь? Я ведь сделаю, будь уверен! Приезжай сам, пока по-хорошему прошу! Он долго молчит, но когда начинает говорить, чувствую в его голосе легкую усмешку. - С каких пор ты прислушиваешься к Беку? - Ну… На данный момент мне это выгодно. Очень даже. - Он фыркает. - Почему такси? - Бек сказал, я вожу так, что даже черепаха билась бы в истерике от моей медлительности. Так ты приедешь? - Ладно, - я рядом. У меня тут недалеко встреча была. Скоро буду, - вздыхает, какое-то время молчит и тихо продолжает, - Не обижайся, он шутил. Ты ведь знаешь его. Кладу погасший телефон на стол и застываю, вгоняя ногти в ладони. А теперь то что мне делать? Заказать еду? Достать вино и бокалы? Выпрыгнуть из окна? Так, надо срочно перестать истерить! С едой можно разобраться, когда все будут в сборе. Вино? Не помешает. Неизвестно, чем это всё закончится, но, кажется, сменить постельное бельё не помешает тоже. Бог мой! О чём я думаю? Хотя, о чём-то другом в такой ситуации думать крайне сложно. Прямо сейчас сюда едет Чен, а в моём душе Бекхён, который в лёгкую смог бы продать снег зимой распоследнему скупердяю. Он убедил не отступать, и я этого не сделаю. Не сегодня. Как говорится, подыхать, так с музыкой. Точно! Щёлкаю пультом стереосистемы и включаю музыку. Ничего провокационного, что-то тихое и покойное. Что именно? Да без понятия. Бек заходит в спальню и застаёт меня за тем, что я встряхиваю тонкое одеяло, на которое только что одел пододеяльник и застилаю им огромную кровать. Под хитрым взглядом хватаюсь за покрывало и нервно сминаю упаковку от постельного белья. Он подходит ближе, садится на край и проводит ладонью по ткани. Шоколадная роскошь гладкими, тяжёлыми волнами стелется ему под пальчики и он довольно улыбается. - Шёлк? - Угу, в последней поездке купил, - зачем говорю это, не представляю. - Вы с Дэ будете красиво выглядеть на нём, - почти мурчит он. - Прости, я забыл тебе одежду поискать. Сейчас найду. - Не против, если я сам поищу? – поднимается он. - А ты тем временем можешь в душ сходить, по-быстрому. - Я… Слушай, Чен уже едет. Не думаю, что… - Правильно. Не думай. Просто делай. – Он мягко подталкивает меня к выходу из спальни. Кажется, не думать и подчиниться проще. Может быть хоть кто-то здесь понимает, что делать. Напялив футболку и спортивные штаны, выбираюсь из ванной комнаты и заглядываю на кухню и в гостевую, но Бека нахожу в спальне. И всё ещё в полотенце вокруг бёдер. - Ты что, ничего не нашёл? – Указываю на встроенный в нишу шкаф. - Там три полки новых вещей, возьми, что понравится и оденься. - Зачем? Хочешь меня сам раздеть? Медленно и красиво? – от этого вопроса и вызывающего тона меня бросает в жар. - Э-э-э... Чёрт! Я... Сомневаюсь. Вряд ли стоит встречать его в таком виде. - Хё-ё-ё-н, ты всё время сомневаешься. Такой скучный! Перестань быть занудой. Думаю, встречать Чондэ так, - стягивает и отбрасывает скомканную ткань в сторону, - будет справедливо, не находишь? Учитывая... то, что уже... было... - Не уверен... - Да ладно, Минсок... Думал, я тебе голым больше нравлюсь. - Провоцирует безбожно, но это срабатывает и я немного расслабляюсь. Он несильно прикусывает кожу на шее и мурашки обжигают, волнами стекая по позвоночнику до поясницы и дальше, по ягодицам. Ведёт вниз ладонями, будто приглаживая колкие следы, но на деле лишь больше щекочет нервы и распаляет, впиваясь губами в рот. Даже не замечаю, как мы оказываемся на кровати. Бекхён тянет за собой, я нависаю над ним, проваливаюсь в бездонную пропасть глаз, схожу с ума, пытаясь поймать язык, вжимаюсь бёдрами в его, едва прикрытые полотенцем, зацеловываю скульптурные плечи и тонкую, длинную шею. Среди его и моих собственных шумных вздохов сознание ловит посторонний звук. Знакомый писк. Хочу подняться, но Бекхён удерживает и снова пытается втянуть в поцелуй. Оборачиваюсь на звук шагов и вижу Чондэ. Так вот как я выглядел, когда увидел их! Уж такого он точно не ожидал. Чен долго молчит, а потом роняет: - Это вы так поговорить хотели? - Ну, - отзывается Бек, - мы немного увлеклись пока тебя, ждали. Чен разворачивается и выходит из комнаты, я подрываюсь за ним, потому что зов Бекхёна не действует. Ловлю его у самого выхода, где он, не замечая того, что босой, пытается открыть дверь. Сердито вырывается, когда обнимаю и захлёбываюсь сбивчивыми просьбами. - Прошу тебя, Чондэ. Я… Это так трудно… Но, разве ты не этого хотел? - Не уверен, нет... слишком… - У него страдальческое выражение на лице и сиплый голос. - Ты ведь не хотел его ранить, помнишь? Выбрал нас обоих, - слова с трудом вырываются из горла. - Я выбрал оставить всё, как раньше. - Ты же понимаешь, что, как раньше, быть не может, правда? – Бекхён обнимает его со спины. – Неужели это хуже? Мы оба по-прежнему хотим тебя. И друг друга. Бек кладёт свои на ладони Чондэ, сплетает пальцы с его и поднимает руки вверх. Заставляет обнять меня за шею. Чувствую своей кожей одновременно ладони Чена и кончики пальцев Бекхёна. Бек медленно вытаскивает рубашку из-за пояса и забираясь под неё пальцами, пририжимает к себе. Проводит ладонями по животу и шепчет в ухо: - Чондэ... Чондэ... Неотрывно смотрю в глаза Чена, а Бекхён перемещается, обнимает нас обоих, тянется ко мне и целует мимолётно. А затем покрывает лёгкими поцелуями и его лицо. - Чондэ, маленький, так ведь лучше? Так ведь хорошо? – Он расстёгивает пуговицу и молнию на джинсах, не давая Чену опомниться. – Минсок? Понятия не имею, чего он от меня хочет, просто делаю то, что хочу сам. Губы Чондэ тёплые, мягкие, восхитительно податливые. Мне так и не удалось забыть их вкус, он сводил меня с ума по ночам во снах и наяву. Пробую снова и не могу оторваться. Если бы мы были одни - просил, даже умолял бы, вслух, но рядом Бек и я молчаливо упрашиваю ответить мне. Теперь понимаю: мы вместе, втроём. Но пока всё ещё есть что-то, что между ним и Бекхёном и то, что есть только между нами двумя. Напряжение отпускает, когда он сдаётся и размыкает губы. Пока я целую, Бек расстёгивает рубашку и гладит, проводя ладонями по груди и плечам. Когда целует он, я прижимаю к себе их обоих. А потом Бек выдёргивает его из моих объятий, тянет в ванную и нашёптывает на ухо. Чен алеет. Его запихивают внутрь, двери захлопывают перед моим носом и тащат меня в спальню. Сопротивляюсь. - Ну что? – Бекхён капризно дует губы, - боишься, что сбежит? - Немного, - соглашаюсь. - Никуда он не денется. - Ты умеешь убеждать, - натянуто улыбаюсь я, глядя ему в глаза. - Мы умеем. Ты бы отказался на его месте? - Да я и на своём не смог отказаться, как видишь, - говорю, притягивая ближе. - Хороший мальчик, - одобряет он с ехидной ухмылкой. - Эй! Что за!.. Не хамей! Хён! - Минсок, да расслабься уже, здесь кроме нас никого нет. Буду обращаться с тобой, как захочу, смирись. Хочешь дальше под дверью ванной торчать? – Он проводит ладонью по груди намеренно цепляя ногтем сосок, смотрит оценивающе. Так нахально себя вести и мастерски отвлекать от этого внимание тоже, наверное, способен только он. Этот засранец вообще может позволить себе какую угодно выходку! Уверен же, что останется безнаказанным. - Не знаю, просто… Надёжней его подождать, не думаешь? - Не думаю. Ну серьёзно, - он обнимает меня и прижимается, - ты ведь хочешь его первым? Мне нужна компенсация. Полотенце потеряно им тут же, у двери в ванную и я как-то вдруг и слишком остро ощущаю его наготу. Глажу по спине, опускаю руки на поясницу и ниже. Восхитительно упругие ягодицы, будто созданы для моих ладоней. Он обеими руками цепляется за шею, я подхватываю его, прижимаю к стенке обнажённой спиной, и Бек обвивает меня ногами. Очарован этим колдовским безумием! Ни грамма стеснения, маленький шельмец убеждён в собственной привлекательности. В глазах читаю: "я ведь красивый и тоже нравлюсь тебе. Просто признай это." Соглашаюсь, признаю без единого возражения и почти готов преклоняться перед его самоуверенностью. Впрочем, небеспричинной. Шум воды за дверью говорит: я зря переживаю и вряд ли стоит бояться того, что Дэ уйдёт, поэтому немного подбрасываю свою ношу вверх, для того, чтобы перехватить удобней и несу в спальню. Он сжимает губами мочку, тянет, отпускает и тихо шепчет: - Минсок, а я ведь понял. - Да что ты там понял? – Насмешливо возмущаюсь. - Твой код. Шесть цифр… Ты, я и Чондэ. - Ну кто бы подумал, что ты такой… - Я же умница? – перебивает бессовестно. - Умница, - подтверждаю и моё "зазнайка" тонет в развязных поцелуях. Опускаю его на постель и замираю над ним. Просто любуюсь. Они оба с Чондэ выглядят хрупкими, утончёнными, я больше не такой. Он откидывает голову, выгибает шею, будто напрашивается на ласку. Провожу ладонью по подбородку, очерчиваю пальцем кадык, опускаюсь и зацеловываю под ухом, вдоль вены и напрягшейся мышцы, когда он поворачивает голову. Осыпаю лёгкими поцелуями грудь и живот, обхватываю губами и вбираю в рот сосок, отпускаю, вылизываю и втягиваю второй. Пока легонько сосу, он путается пальцами в волосах и, кажется неосознанно, прижимает голову к груди. Отпускаю, втягиваю чуточку сильней и прикусываю зубами. Он охает, подаётся навстречу, подставляется под губы, ладони и стонет. Вылизываю сморщенные комочки, дразню языком, оставляю на них плёнку слюны, растираю, легонько сжимаю пальцами. Как же мне нравится смотреть в помутневшие, влажные глаза! Нравится чувствовать, как он стискивает мои плечи и несдержанно царапает ногтями, когда я сдавливаю сосок сильней. Ловить его язык и гладить живот, ощущая, как непроизвольно сокращаются мышцы, нравится. Чувство власти над ним, его реакция опьяняет. От моих прикосновений он стонет. Ползу пальцами по паховой впадинке, добираюсь до яичек, забирая в горсть и, наконец, трогаю напряжённый член. Нежно прикасаюсь, провожу по тугим венкам, оплетающим ствол. Наблюдаю, как расширяются зрачки, когда облизываю подушечку своего большого пальца, опускаю руку и размазываю слюну по головке. Дразню, заставляя его дрожать и хватать раскрытым ртом воздух. - Мин... со-о-о-к… - тихо скулит, а я спрашиваю: - Хён? - Нашёл время! Ч-ч-чёрт… Ну! Наблюдаю, как он упирается в матрац ногами, толкает бедрами пустоту вместо руки, которую я мстительно убираю, и падает на простыни. К слову, он был прав - немного воспаленные, яркие от слишком пылких поцелуев губы, блестящие глаза, разметавшиеся веером медовые волосы вокруг разгорячённого лица, легкий румянец на скулах, точёное тело, бархатная кожа в волнах шоколадного шёлка выглядят сногсшибательно. Глаз не оторвать! - Мин! Я сожру тебя сейчас, - он приподнимается, достаёт мои волосы, стягивает пряди в кулак и дёргает, - с потрохами! Напряжение в моём собственном паху резко уменьшает желание гнуть свою линию. Мне, кажется, абсолютно всё равно, как он там будет ко мне обращаться, потому что возбуждение набирает обороты и сожрать его уже хочу я сам. Не могу смотреть на него и не восхищаться этим нахальным, требовательным дьяволёнком. Трогательно открытый, предельно честный в желании получить удовольствие. Понимаю, что хочу его! Дам ему всё, что он попросит. Что он там говорил? Компенсация? Легко! Опускаюсь ниже, вылизываю член от основания до маленького отверстия на самой вершинке и обхватываю головку губами. Мне даже смотреть не нужно, я и так знаю, что он выгибает шею и напрягается весь. Слушаю гортанный стон, в котором звучат сразу и облегчение, и восторг. Когда склоняю голову ниже, впуская член почти полностью, он давится всхлипом и сильней тянет за волосы уже обеими руками. - Минсок... Мин...сок... Я... Боже... Мин... - Болезненным стоном вливается в мои уши его мольба пока он путается пальцами в прядях моих вихров и ласкает шею. Всё что угодно, всё что потребуешь, только скажи, - думаю, одаривая ласками. Где-то на задворках разума ловлю мысль о том, что теперь понимаю Чондэ. Я был абсолютным идиотом, когда хотел отказаться от него. Выходит, хочу обоих. И это не сиюминутная блажь. Просто я идиот, до которого простые, очевидные вещи доходят, как до жирафа. Я давным-давно знал его, видел его. Он нравился мне чёрт знает с какого времени, просто я зациклился на Чондэ , вероятно, от того, что не мог его получить. Но Бекхён уже торчал занозой у меня внутри, просто внимание моё было заострено на другой занозе, засевшей во мне раньше, глубже, и по этой причине причинявшей несоизмеримо больше боли. И я молча радуюсь тому факту, что мне больше не нужно бороться с внутренними противоречиями и выбирать. Когда даю передышку своему рту, и обхватываю скользкий член ладонью, в дверях появляется Чондэ, закутанный в пушистый, белый халат. Замирает в проёме и смотрит растерянно. Я бы подошёл к нему, вжал бы собой в стену, сорвал бы халат с плеч, и зацеловал бы всего, до кончиков пальцев на ногах. Но оставить Бекхёна просто не могу. - Чондэ, иди к нам, - говорю ему, а Бек выдыхает: - Иди… - Дэ стоит, как вкопанный и я с трудом выдавливаю: - Тебе больше не нужно выбирать кого-то одного. Мы оба твои. - Иди сюда… немедленно! Сейчас… же, - угрожать и требовать между сбивчивыми выдохами и стонами у Бекхёна получается паршиво, а вот просить – очень даже, - Ты ведь… выбрал, нет? Прошу… Пожалуйста! - Хён? - Бек протягивает ладонь. Да, я помню, как это делал Чондэ. И боль от мысли, что он зовёт меня, а рядом с ним уже есть Бекхён. Но, кажется, я должен ему. Копирую жест Бека, смотрю и жду. Выглядит это, пожалуй, слишком сентиментально и неуклюже, но какая разница? Каждый из нас, так или иначе, имеет право принимать собственные решения. Бекхён сделал это чуть раньше, я - позже. Сейчас очередь Дэ идти навстречу нам. Чен делает несколько шагов. Ступает медленно, будто ноги его с каждым шагом всё глубже врастают в паркет. Мне приходится на краткое мгновение оставить Бека, сползти на край кровати, потянуться, достать рукав, цепко ухватить, резко дёрнуть и поймать его в объятия уже в постели. Целовать хочется нескончаемо долго, но получается почти бегло. Толкаю его на подушки и возвращаюсь к Бекхёну. Бек ловит его за грудки и стягивает халат, оголяя плечи, как хотелось мне. Пока они целуются, Бек слепо шарит пальцами по халату. Я понимаю, достаю до края пояса, накручиваю виток на руку и медленно, неспешно тяну, распуская узел. Бекхён притягивает к себе ближе, и стонет ему в рот, когда я вновь ласкаю его член языком, и пытаюсь впустить глубже. Чондэ опускается рядом с Бекхёном, начинает вылизывать один сосок, теребить другой, и прихватывает зубами, как раньше я, мажет ладонью по его животу, слепо ища, натыкается на мою щёку, прилипает пальцами к губам. Одновременно трогает губы и член Бекхёна между ними, мой подбородок и пробегается по шее. Бекхёну, кажется, удаётся пересекать все возможные границы и запреты, во все ласки привносить ноту бесстыдства и разврата, потому что их поцелуй с влажными звуками и тонкими, сверкающими нитями слюны в момент, когда языки расстаются и снова сплетаются в сладострастном танце, выглядит так порочно, что я почти готов взорваться. Хочу это безумие себе. Быть смелым, распутным, утопить обоих в удовольствии и утонуть самому. В Чондэ, в них обоих. Я поддаюсь своему желанию вести себя непристойно, греховно, сосу член Бекхёна совсем неприлично и откровенно. Хотя о каких приличиях тут может быть речь? Втягиваю сильно, облизываю головку внутри своего рта, сладко прижимаю к нёбу, Бек не выдерживает и кончает. Несдержанно вздрагивая, бурно изливаясь, не помня себя, дерёт ногтями по многострадальному шёлку, заставляя его трещать, и стискивает ткань в кулаках. Я одной рукой поглаживаю пока ещё упругий ствол, а другой окончательно стягиваю халат с Чондэ. Он послушно выпутывается из длинных рукавов пушистого балахона, выпрямляется и смотрит на меня. Обнимаю за шею, привлекаю к себе, тянусь сам и наши губы встречаются. Оставляю Бекхёна приходить в себя и полностью сосредотачиваю внимание на Чондэ. В животе и яичках болезненно тянет, когда я наконец ловлю губами его язык, погружаюсь в рот, кладу ладони на поясницу, заставляю прижаться вплотную и потереться о свой живот тёплой кожей и только после этого обхватываю твёрдый, член и осторожно ласкаю кончиками пальцев головку. Игры с Беком, кажется, подвели меня к критической точке слишком близко и мне нужно время, чтобы немного остыть. Я должен, если хочу быть бережным с ним. Поэтому ему достаются томительные, возможно, излишне нежные поцелуи и лёгкие поглаживания. Но вскоре выдержка трещит по швам у него, и он втягивает меня в поцелуй, так похожий на тот, слишком откровенный, мучительный поцелуй-намёк или, уж не знаю, попытка соблазнить тем утром. Хотел искушать я, но сегодня никто не считается с моими желаниями и обольщают меня. Я снова подчиняюсь и безропотно пью с губ Чондэ сладость, его горячее дыхание до головокружения и нехватки кислорода в лёгких. Разрываю поцелуй, позволяя и ему вдохнуть глоток воздуха, укладываю на постель и начинаю целовать, гладить и облизывать каждый сантиметр кожи. Бекхёна я целовал почти так же, наверное, с той лишь разницей, что с Дэ мне сдерживаться намного трудней - слишком заведён и он желанный до безумия. Мне мало его, катастрофически мало. Хочу всего... Полностью... Безраздельно... Чондэ нравятся лёгкие укусы, он изнывает и млеет от глубоких, тягучих поцелуев. Я самозабвенно зацеловываю, наслаждаясь его языком, бесстыдно ласкаю до тех пор, пока в моей голове не становится звеняще пусто. Только одна единственная мысль тревожит меня – ещё немного и я взорвусь. В это время Бекхён приподнимается и завладевает губами Чондэ. Мне очень нравится за ними наблюдать... Их поцелуи выносят мозги начисто. Смотрю, и слушаю, как отвечает на поцелуи Бека и тает от моих прикосновений наш мальчик. Эта мысль почти разрывает меня пополам. Наш мальчик! Наш! Мой и Бекхёна. Они оба мои, а я принадлежу им. Когда Бек отрывается от губ Дэ, мне в голову приходит ещё одно откровение. Кое-что, Бек может сделать сейчас вместо меня. Я подхватываю его изящную руку и подношу к своим губам. Пощекотав лёгкими поцелуями кисть, пометив губами каждый изгиб, изящный суставчик, смотрю ему в глаза и обхватываю средний и указательный пальцы губами. Это я хотел проделать, как-нибудь позже, потому что не сходить с ума от этих чёртовых, сногсшибательно прекрасных пальцев невозможно. Облизываю, каждый - тонкий, красивый - покусываю зубами и снова обласкиваю языком не только пальцы, но и нежную кожу между ними. Оба не сводя глаз, ошеломлённо смотрят на то, как я это делаю. Бекхён резко втягивает воздух, откидывает голову и прикрывает глаза. Ладонь становится влажной, скользкой от вязкой слюны и я бормочу ему на ухо: - Сделай это для меня. Хочу видеть твои совершенные, чуткие пальчики у него внутри. - Мин, ты чудовище! – хрипло шепчет он. - Не хочешь? - Чёрта с два не хочу! Но ты сделаешь это ещё и не раз! – Как он умудряется требовать хриплым шёпотом - уму не постижимо. - Что именно? - Вылижешь пальцы. Все! – Он тычет мне сухую ладонь мне под нос, а я ловлю и удерживаю. - Вылижу каждый. - Почему нет, если это понравилось и ему, и мне? Медленно прохожусь языком по большому пальчику, дразня его воображение. – С особым старанием. Ты будешь в восторге, обещаю. - Имей в виду, то, что ты попросил сделать с ним, и тебя ждёт, понял? Бек уже овладел своим голосом и говорит капризно, но вместе с тем так повелительно, что меня разбирает нервный смех. Я не особо задумывался над этим, просто допускал такой вариант, как возможный, но в данный момент готов согласиться на какие угодно условия. - Я всё ещё собираюсь попробовать вас обоих, - бессовестный диктатор успокаивается только после моего согласного кивка. Но не могу же я вот так запросто подчиниться этому дерзкому засранцу! Не важно насколько Бекхён может позволить себе быть наглым, я старше, в конце концов! Субординацию никто не отменял, если что. Смятение появляется на его лице, когда озвучиваю своё желание. - Ты ведь не думаешь, что я не захочу сделать то же с тобой, правда? - Что? – Больше на изумлённый всхлип похоже. Мы оба оглядываемся на Чондэ, а он лишь беззвучно смеётся. Я беру его ладонь в свою, а Дэ сплетает свои пальцы с моими. Смотрю на переплетённые пальцы, мысленно ставлю ещё одну галочку - у Дэ пальчики тоже очень красивые - и поднимаю взгляд на Бекхёна. Чен отпускает руку, мягко улыбается и понимающе кивает. Разрешает. - Сначала Чондэ. Но ты… Тебя я хочу после. Помнишь, что я говорил? Хочу сладкого. Подтверждая свои слова, глажу по заднице, достаточно сильно стискиваю и грубо оттягиваю аппетитную половинку, одновременно впиваясь в рот. Бек льнёт ко мне, соблазнительно выгибая спину под моими ладонями. Отрываюсь от него на мгновение, чтобы облизать два пальца, снова приникаю к его рту, потираю ребром ладони в ложбинке между ягодицами, раздвигаю их и нажимаю скользкими пальцами на вход. Растираю тугое кольцо и нажимаю чуть сильней, чтобы убедить - никуда он от меня не денется, я возьму своё, когда и где захочу! Столько раз, сколько захочу. Ему стоит принять это, уложить в своей милой головке и быть готовым. Какого чёрта? Он сам переступил запретную грань и, кажется, разбудил во мне что-то тёмное, животное и жаждущее. Заглянув в глаза после жаркого поцелуя, убеждаюсь, что с ним иначе просто нельзя. То, что я откровенно сказал ему о своих намерениях овладеть им, зажгло топкую пучину взгляда безумным блеском. Ему нравится! Он испытывает удовольствие оттого, что его хотят и заявляют об этом вот так, бесстыдно, в лоб. - Буду делать с тобой всё, что захочу, до тех пор, пока не потечёшь и не станешь умолять взять тебя. - Моя маленькая месть за неуважительное отношение приводит к тому, что его член снова дёргается, наливаясь возбуждением. Уверен, он при любых обстоятельствах распалится лишь от подробного рассказа о том, что и как с ним хотят сделать. Это я тоже попробую, накажу за дерзость, в то время, когда не будет возможности даже руку в штаны засунуть. Он горячий, долго не выдержит. Как ни странно, эта мысль возбуждает и меня тоже. Бекхён устраивается перед Чондэ и разводит его коленки в стороны. Дэ зажмуривается, выставленный на обозрение. С "видеть пальцы Бекхёна в нём" я, пожалуй, слишком погорячился. Просто ложусь рядом с ним укладывая голову на его руку, обнимаю и поворачиваю лицо к себе. Бек будет очень нежен и чуток, но я не стану на это смотреть. Такого зрелища мои нервы просто не выдержат. И так заведён до предела. Когда-нибудь потом, обязательно. Но не сейчас. Сегодня мне достаточно просто знать, что восхитительные пальцы Бекхёна ласкают Чондэ для меня. Одно это заставляет медленно, но верно терять разум. - Открой глаза, посмотри на меня, Чондэ. Он не откликается на просьбу, поэтому я молча ерошу его волосы, глажу шею, грудь, живот, подхватываю под коленкой ногу и закидываю себе на бедро. Прижимаюсь к губам своими и снова пью его. Сейчас, кажется, нет в этой вселенной ничего желаннее этих губ и никого, кто был бы важней него. Для нас с Бекхёном. Для обоих. Когда Бек всё же проталкивает в него палец, Чондэ напрягается, кусает мою нижнюю губу до крови и мычит. Глотаю собственный стон, он наконец открывает глаза и бормочет, отворачиваясь: - Прости. Я удерживаю его лицо, снова прижимаюсь к губам и к нему всем телом. Только так я могу сейчас дать ему понять, что даже если он вздумает порвать меня на ленты, всё равно не отступлюсь. Это выше моих сил. Мы долго ласкаем его – я ладонями, губами и языком, а Бекхён пальцами. Обнимать его, гладить бедра, пробегать пальцами по ребрам, прикусывать затвердевшие соски, немного вытягивать их, перекатывать между пальцами, тереться щекой о живот в опасной близости от члена, легко щекотать, перебирая жёсткие завитки в паху, вылизывать шелковистую кожу… Это доводит меня до отчаяния. Хочется отвлечь его от неприятных ощущений, которые Бек, возможно, мог причинить. Позволяю себе сделать это, обнимаю губами член, сжимаю головку во рту, всасываю и отпускаю. Повторяю это снова, но на этот раз впускаю полностью. Чондэ вздрагивает, гнёт спину, толкается глубже, падает и насаживается на пальцы Бекхёна. Его стон оседает сладким восторгом в моей голове. Не мог представить, что можно захотеть его ещё больше! Но хочу! Так сильно, что готов скулить и умолять его впустить меня. Видимо, на моём лице всё написано чёрным по белому, потому что он смотрит мне в глаза, прикрывает свои на миг, а затем сжимает мою ладонь, тянет к себе ближе и едва заметно кивает. Позволяет, просит... Я сдаюсь на милость Чондэ, теряясь в его умоляющем взгляде. Бек убирает пальцы, выдавливает ещё немного смазки, размазывает ладонью по моему, болезненно напряжённому члену и подталкивает меня ближе. Вхожу мучительно медленно, до скрипа стискивая зубы, боясь причинить ненужную боль. Чондэ хмурится, шумно втягивает и выдыхает воздух. Я неосознанно делаю то же, потому что быть пойманным в самую желанную западню оказывается одновременно приятно и немного больно. Я держусь и не двигаюсь до тех пор, пока не чувствую, как напряжённые мышцы вокруг моего члена немного расслабляются. И даже после этого двигаться в нём невыносимо туго. Горячо. Сладко... Лучше, чем мечтал! Бекхён и в этой ситуации остаётся собой и, ехидно улыбаясь, показывает мне, загребая руками воздух, как бы ползла черепаха. Я замираю, прикрываю глаза, не уверенный, что же мне делать: смеяться, плакать от бессилия или душить Бекхёна. Но когда открываю, он показывает кулак с поднятым большим пальцем. - Андантэ,* - шепчет, – это хорошо. Нет, я сто процентов его убью! Изумлённо наблюдаю, как Чондэ прикрывает глаза, и едва заметная улыбка расцветает на его губах. Снова двигаюсь, погружаюсь в него полностью, растворяюсь в его тепле, тону в топком водовороте зовущего взгляда. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сердце колотится чересчур быстро, подгоняя меня. Дэ подаётся навстречу, а я поддаюсь ему и ритму своего сердца, вжимаясь бёдрами в ягодицы, вонзаясь всё быстрей, сильней, глубже. В венах вскипает лава, заставляя пульс бешено стучать в висках. Я почти теряю связь с реальностью, отпуская его колени, входя до упора и выгибаясь назад, но меня ловят за руку, где-то между небом и землёй и удерживают. Чондэ неотрывно смотрит в глаза затуманившимся взглядом, кусает губы, пытаясь сдерживать стоны и отрывисто шепчет: - Со мной, будь со мной... Я немного замедляюсь, но сдержаться уже не выходит. Кажется, с последним толчком, огненная лава, бурлящая во мне вместо крови, находит выход, разливаясь горячими потоками внутри Чондэ. Он обхватывает тугими мышцами член плотней, стонет и, спустя мгновение, расслабляется. Мечтаю умереть здесь и сейчас. В нём. Он выглядит беззащитно и хрупко, когда Бекхён тянется ладонью к его члену, одновременно лаская себя. Внутри что-то надламывается и рушится. Нет, не позволю. Не могу отдать. Мой, сейчас только мой! Медленно, со стоном, выскальзываю из неохотно отпускающей плоти, почти падаю на кровать, обхватываю его член губами и опускаю голову. Горячий, он слабо пульсирует во рту, когда я двигаюсь, находя нужный темп, приноравливаясь к движениям бёдер мне навстречу. Могу думать лишь о том, чтобы выпить его, осушить до капли, как пил дыхание с губ и сладость с кончика языка. Я отдал ему себя, теперь хочу получить взамен его. Всего без остатка. Себе. Впервые в жизни схожу с ума от чувства настолько сильного, что ментально расплющивает и почти уничтожает меня. С ним, быть с ним... Всегда... Чондэ бьётся, выплёскиваясь мне в рот, а я уже не понимаю - то ли поддерживаю его бёдра пока он содрогается, утопая в волнах оргазма, то ли держусь за них, чтобы в очередной раз не утратить связь с действительностью. Сердце разрывается пополам, рушатся последние преграды внутри, стены, которыми упорно окружал себя, потеряв надежду. Бекхёна тянусь обнять. Он вручил самый дорогой подарок, который я не мог и мечтать получить. Любить его… Будет легко, наверное. Бекхён догоняет Чондэ почти сразу, и мы оба валимся рядом, слабо соображая, абсолютно измотанные. Сил хватает только на то, чтобы с трудом подтянуться, улечься к Чондэ ближе и обвить его руками. Спустя долгое время Бекхён плетётся в душ, а мы с Чондэ остаёмся наедине. Я крепче прижимаю его к себе, а он тихо спрашивает, пряча от меня глаза: - Зачем ты всё это затеял? - Просто… Я кое-что понял. Ты ведь и Бекхёна любишь. - Я всегда смотрел только на тебя, - говорит он, но я слышу в его голосе слабое сомнение. Сейчас оно не ранит меня и я улыбаюсь. - Но его ты видел и тоже любишь, просто иначе. Если бы не любил, не стал бы думать о его чувствах. Отрицая, ты врёшь самому себе, Чондэ. Да и я, кажется, тоже лгал. Он… Его невозможно не любить. Признаю, всё это слишком сложно, чтобы разобраться было легко. - Почему? - Потому что я безумно в тебя влюблён. Но каким-то непостижимым образом Бекхён оказался частью этого безумия. Тем недостающим фрагментом, без которого наше полное сумасшествие никогда не стало бы реальностью. - Но ты и в него влюблён… – Он не спрашивает, скорей утверждает. - Когда ты это понял? - Я не знаю. - На этот вопрос у меня пока нет ответа. - Возможно, да. Наверное, да. Влюблён. Иначе почему моё тело так реагирует на него? И сердце почему заходилось от восторга и восхищения, когда держал его в руках? Тебя хочу. Всегда желал и желать не перестану. Это не банальное вожделение, поверь. Ты так долго был занозой в сердце… - Чондэ смеётся, но мне не до смеха. - Эй, не смешно! - Но заноза - это как-то не романтично, не находишь? - Романтик, блин! Ты и был занозой, серьёзно. Нет, хуже! Мучил меня так долго, что я свыкся с болью и перестал бы быть собой без неё. Тебя я выбрал, тобой был одержим. Хочу тебя, хочу! Так сильно, что внутри всё плавится от одного взгляда на тебя. - Но и его ты хочешь. - Теперь… Да, его тоже. Он не просто недостающий пазл или катализатор. Гораздо больше. Важней. Я, кажется, не понимал раньше. Правда, не думал, что чувства, которые я испытывал, могут обрести такую необычную форму, то есть… не ожидал, что мои неосознанные желания выдавали себя за обычную привязанность. – Говорю правду. Это настолько сложно, что напоминает задачу, которую невозможно решить. Есть ли смысл искать ответ? Тем более, если вовсе не против аксиомы. А очень даже за, как оказалось. Чондэ. Сегодня договорились встретиться в кафе. Расстраивает то, что мы заняты постоянно и выкраивать время на обычные мелочи, вроде посиделок в кафешке, получается очень редко. Бекхён написал сообщение, что съёмки в рекламе почти закончились и он скоро будет. Минсок уже близко. Я освободился чуть раньше и сейчас сижу за столиком в укромном уголке. Ничего особенного, мы никогда не прячемся, но и сидеть на виду мне не нравится. Наша жизнь и так у всех, как на ладони. И, тем не менее, у нас всё же есть тайны, которые никто не узнает. С тех пор прошло достаточно много времени, но я, наверное, не смогу забыть. Слишком дорогие воспоминания. И до сих пор всё сложно. Любовь – странная штука, больше похожа на хитроумную головоломку в нашем случае. Разобраться в этом почти невозможно. Знаю только одно: мы трое – абсолютно разные, но дополняем друг друга, как идеально подогнанные пазлы одной картинки. Это можно сказать даже потому, как мы занимаемся любовью. У Минсока достаточно спокойный характер, правда, до поры, до времени. Он может долго держать всё в себе, но потом сокрушительно взорваться. В постели же Мин проявляет терпение и железную выдержку. Мне кажется, он до сих пор недоволен собой в наш первый раз. Глупо, конечно. Он не знает того, что знаю я. Сейчас заставляет пройти семь кругов ада, мучает ласками, прикасается, медленно и томно, дразнит до тех пор, пока я не начинаю бесстыдно умолять. Понимаю и, временами, даже поддерживаю Бекхёна, который угрожает его за это убить, расчленить, закатать в асфальт, распять, утопить, закопать, оторвать член, если он немедленно им не воспользуется по назначению и тому подобное. Бекхён ведь – такой Бекхён! Он в выражениях не стесняется, потому что вынести пытку удовольствием не так уж легко. С Минсоком, как бы я ни старался, как бы не пытался сдерживаться, это всегда заканчивается полной потерей самоконтроля. Но лучше всего бывает, когда свой хвалёный контроль теряет Минсок. Бекхён яркий, капризный и дерзкий. И любовью занимается так же. Доводит до сумасшествия своей горячностью, напором и взрывным темпераментом. Он изменчивый, обманчивый как ветер. Бывает мягким до умопомрачения, а бывает грубым и несдержанным до синяков и царапин. С ним секс, как фейерверк, слепящая вспышка перед глазами, как падение в пропасть с невероятной высоты. Когда мы вместе – это вообще выходит на новый уровень и не подлежит хоть сколь-нибудь связному описанию. Каждый раз иначе: иногда - неистово, иногда - мучительно до боли, иногда - нежно и сладко до дрожи, но всегда так пылко, и страстно, что нестерпимо острое удовольствие доводит до потери рассудка, сметает, словно ураган мелкие щепки, разрывает на куски и почти убивает. Изредка я пытаюсь ответить на вопрос самому себе: кого из них я люблю больше? Сколько бы ни думал об этом – однозначного ответа не нахожу. Любовь к Минсоку – это… Не знаю. Я всегда его любил. С первой встречи, с первого дня, с того самого мгновения, когда он пристально посмотрел в мои своими невозможными глазищами. До сих пор помню, как заполошно забилось сердце, когда улыбнулся мне. Люблю. За что? А за что любят? Просто он вот такой. Мой. Тот, к кому руками, ногами, всем телом, даже зубами вцепился бы. Если бы потребовалось. Всем сердцем, нервами и венами. И он всегда был для меня тем, кого я не надеялся получить. Недосягаемым, далёким, невозможным, но моим. Пусть это и были несбыточные мечты. Я не говорил ему этого, но когда-нибудь скажу, что именно первый раз был для меня лучшим. И остаётся самым дорогим воспоминанием. Причина тому - не удовольствие, а то, что я испытал незабываемые эмоции, когда Мин не позволил Бекхёну довести меня до оргазма. Он словно показал мне - все мои муки были не напрасны, я его, и никто не сможет встать между нами. Дал мне понять, что я тоже был для него недостижимым, но желанным и любимым. Любить Бекхёна, своевольного, чувственного, весёлого, смелого и такого прекрасного, вовсе не так легко, как могло бы показаться. Хотя, с ним уж точно скучать не приходится. Люблю его. Люблю всей душой, не меньше, чем Минсока. Потому что он никогда не заставлял меня страдать и проходить через то, через что заставил пройти Мин, когда я протягивал ладонь, звал и ждал. Целую вечность, кажется... с момента нашей встречи. Бекхён ни разу не заставил ждать. Как в тот первый раз, когда застиг меня в глупой, крайне неудобной ситуации, он всегда тянулся ко мне первым. Бек для меня тот, с кем и наизнанку не страшно. А ещё никогда не пытался встать между мной и Мином, заботясь о моих чувствах. Всегда был таким – порывистым, импульсивным и несдержанным. Можно подумать, что качества не лучшие, но я уверен - это как раз его достоинства. Он такой один единственный. Тот, кто всегда шёл мне навстречу и крепко удерживал мою ладонь. Если бы не он, Минсок бы всегда держался на расстоянии моей вытянутой руки и семи шагов от двери до нас с Бекхёном. Никто из них не хуже другого для меня, просто разные. Но теперь лучше понимаем друг друга, иногда нам даже говорить не нужно. Ведь бывает и так: что-то несочетаемое соединяют в одно целое, чтобы получить шедевр. Не помню, кто сказал, что ни один результат нельзя возводить в абсолют. Не согласен, нас можно. Втроём мы – гармония в чистом виде. - Привет, - Бекхён улыбается так лучисто, что в кафе сразу становится светлей. – Ты что, один? - Уже нет, - хмыкаю я в ответ. Вот, это и есть то, о чём я говорил. Он всегда спешит ко мне, бежит, летит, стремится и никакие препятствия ему ни по чём. - Боже! – Снисходительно закатывает глаза в потолок, - ну когда он отбросит свои идиотские замашки ездить так, словно ему за восемьдесят! - Между прочим, выехал он раньше тебя, - смеюсь ему в глаза. - Ой, да ладно, чего ты ждал в самом деле! Я, когда ещё говорил, что Мин любой, уважающей себя Тортиле и в подмётки за рулём не годится. – он придвигается ко мне ближе, касается плечом, локтем, бедром и спрашивает. – Начнём без него? Щурится хитро, улыбается с лёгкой насмешкой. Как всегда, вуалирует двойной смысл своих слов. Смешно, но он вот такой и есть, мой парень-сюрприз. Как ларчик с двойным дном. И никогда не знаешь, что найдётся внутри. - Нет, я ещё ничего не заказывал, - отвечаю, пытаясь хотя бы казаться серьёзным. – Давай подождём Минсока. - Да он час эти пару кварталов будет переться! А потом станет ныть, что пробки и бабушки с детками на переходах медлительные! – Возмущается Бек, и немедленно огребает подзатыльник. - Ты, маленький, наглый… - Хён! Да хватит уже! – Бек растирает место, куда приложился ладонью Мин и бубнит. – Приехал наконец. И года не прошло. - Сядь нормально, Бекхён, не испытывай моё терпение, - цедит Минсок, сверля его взглядом. - А мне и так очень удобно, - не сдаётся Бек и совсем прилипает к моему боку, - надо было ехать быстрей. Сел бы, где нравится. Мин садится напротив и подзывает официанта. Когда тот подходит, спрашивает у меня: - Что будешь пить? - Латте-макиато, - отвечаю улыбаясь. Его глаза загораются мягким светом, и он кивает официанту. - Мне то же. Бекхён показывает парню три пальца, утраивая заказ и говорит: - Хочу пирожинку. Вы как? - Очень даже, - довольно жмурится Мин. - Прекрасно, мне, пожалуйста, пьяную вишню, - ну кто бы сомневался! Бекхён по-прежнему такой Бекхён! Минсок ехидно ухмыляется и повторяет его жест, показав три пальца. Мы снова играем в эту игру! Когда приносят наш заказ, каждый подтягивает к себе блюдо с кусочком десерта, украшенного двумя глазированными вишнями на черенках. Эти вишенки насыщенно красные, почти прозрачные, соблазнительно подмигивают солнечными бликами на сочных боках. Их мякоть невозможно сладкая, пропитанная запретными сахаром и алкоголем, на краткое мгновение обжигающим язык. Бекхён всегда съедает вишни первыми и только потом берётся за сам десерт. - Слушай, - Бек опасно клонится ко мне так близко, что касается губами кромки уха, - зря мы его ждали, тебе не кажется? - Я всё слышу, - спокойно сообщает Мин и потянувшись через стол, награждает Бекхёна ударом вилки по лбу. – Чондэ, можешь дать салфетку? Я всегда стараюсь прийти первым, сажусь и сдвигаю держатель с салфетками ближе к себе. Это уже напоминает ритуал. Выхватываю одну из стеклянного плена и протягиваю ему. Он улыбается, прихватывает мои пальцы, как делал это всегда и задерживает в своих чуть дольше, чем следовало бы. Бекхён смотрит, фыркает, тоже тянется через стол, подцепляет своей вилкой за черенок пару вишен с кусочка торта Минсока и нагло ворует. Демонстративно положив в рот, ухмыляется, чуть задирает мою футболку и поглаживает поясницу. Шикаю на него (так, для вида), но Бек всё равно, прекрасно знает, что этого и так никто не увидит – я сижу у высокой перегородки. Вызывающе смотрит Мину в глаза и радуется, как нашкодивший ребёнок, которого не накажут на людях. Мин хмурится, но это ерунда. Сегодня очень тепло, на ногах у меня лёгкие мокасины. Я снимаю один, нахожу под столом ногу Минсока и наступаю. Он улыбается, и через секунду его босые ступни обнимают мою. И этого тоже никто не увидит, потому что столики здесь с широкой поперечной планкой внизу. Нанизываю черенок на вилку, поднимаю, съедаю одну вишню, другую протягиваю Минсоку и любуюсь, как он ловит краснобокую ягоду губами. Мы все переглядываемся и смеёмся, потому что между нами есть нечто вот такое – прозрачное, сладкое, опьяняющее, как этот десерт. А потом Минсок смотрит на Бека, и молчит, но даже я вижу в его глазах нечто опасное и жаркое. Кажется, Бекхён напросился и сегодня Мин явно намерен уйти в отрыв. Страшно представить, как это будет. Бекхён нахально улыбается, подогревая намерения Мина своей дерзостью. Он вечно нарывается. Правда, в результате каждый из нас получает в разы больше того, на что изначально рассчитывал. Мы все это знаем и продолжаем играть с огнём. Мин поднимает свой айриш-бокал и ждёт, пока мы с ним чокнемся. Это тоже секрет. Минсок, как молоко с неуловимо сладковатым привкусом, который заставляет язык на миг прилипнуть к нёбу, потереться, погладить его языком. Бекхён, как лёгкая горчинка эспрессо, что разливается по бокам и оседает на корне языка. И как сладость орехового и карамельного сиропов, которая мягко наслаивается и с кончика неумолимо растекается по всему языку и нёбу. Минсок признался, что я всегда был для него тонкой, сливочной нотой айриш-крим, что обволакивает и пронизывает знойным, обжигающим оттенком алкоголя и нежным ароматом верескового мёда. Нотой, что объединяет такие разные вкусы в одно целое. Я поворачиваюсь к Бекхёну и тихо спрашиваю: - Слушай, Бек, почему ты просто не ушёл тогда? - Глупый, ты слишком часто заказывал лунго. Я ведь должен был что-то сделать. Помнишь, как говорил, что помогу тебе? Улыбаюсь. Я ведь даже не подозревал, что он видит всё и так хорошо меня понимает. Вспоминаю его трогательное "помогу тебе, маленький" и ошарашенно смотрю ему в глаза. Он наблюдает смену эмоций на моём лице, когда до меня доходит, что он пытался сказать мне тогда! Помогу тебе получить того, в кого ты влюблён! Бекхён утвердительно кивает головой на миг прикрывая глаза, показывая, что я правильно понял. - Спасибо, - говорю и он искристо подмигивает левым глазом, улыбается мне, а я вспоминаю… - Тогда… ты ведь брив часто заказывал? - Сложно не догадаться, как думаешь? –Он снова наклоняется и шепчет, - С тех пор, как я понял, что влюблён, а тот, кого люблю, отдал сердце другому человеку - понял так же и то, что он никогда не станет моим, если не получит его. Понял, что брив – это может быть безупречно. - Эспрессо и молоко пополам со сливками! Ты гениален! – Я просто кошусь на его айриш-бокал, а он ловит мой взгляд и понимающе улыбается. - Я тоже, - кивает, - я тоже. Говорить о любви можно по-разному: взглядом, словами, поступками. И мы делаем это. Латте-макиато – это не просто напиток, а мы и наш способ говорить друг другу "Я люблю тебя", когда нет возможности сказать это вслух. Этого никто не узнает, кроме нас. Не важно, что вместе побыть нам удаётся очень редко, но мы неизменно будем стремиться, бежать, лететь друг к другу, не обращая внимания на преграды. У нас всегда слишком мало времени, поэтому каждая минута и каждое наше воспоминание во сто крат дороже самых изысканных драгоценностей. К нам подходит бариста и спрашивает, понравился ли напиток и не нужно ли нам ещё чего-нибудь? Мин хвалит его кофе и отрицательно качает головой (нам некогда), но парень не уходит, а неловко теребит край длинного фартука. - Вы что-то хотите? – индифферентно интересуется Бекхён. - Эм… А можно автограф? Пожалуйста, - смотрит кофевар щенячьими глазами. - Почему нет? Конечно можно, - у меня сегодня прекрасное настроение. Он протягивает чистый лист бумаги и тонкий маркер, которые прятал за спиной. Пододвигаю его Бекхёну, он расписывается и передаёт Минсоку. Мин ставит свою подпись, размашисто дописывает название юнита, я выдёргиваю из его пальцев лист, беру маркер и спрашиваю, глядя на парня: - Как вас зовут? - Ким Ёнхо. - Спасибо за прекрасный напиток. – Пишу: "Удачи тебе Ким Ёнхо", оставляю на белой глади свой автограф и бариста протягивает руку, чтобы получить трофей. Но я медлю, а потом рисую бокал со струйками пара над ним и внизу делаю приписку: "Латте-макиато – идеальное сочетание. Всегда." С одной стороны – комплимент бариста, с другой – признание. Обоим. В который раз... Мы с Минсоком выходим из кафе и идём по улице до стоянки. Бекхён расплачивался и немного задержался. Он догоняет и толкает Мина в плечо. - Ну что, наперегонки? Код ведь прежний? - Прежний, - бурчит Мин. – Но что за дурацкие привычки в догонялки играть? Я против. Даже если приедешь первым, всё равно ничего не решаешь. Он бросает на меня многозначительный взгляд, а Бекхён обнимает нас обоих за плечи и смеётся. Наша головоломка? Мы всё ещё на пути к разгадке. Но, как бы не менялась жизнь, надеюсь, у нас всегда будет то, что останется прежним. Я просто радуюсь этому и моё сердце бьётся чаще. От счастья. Конец. Примечания Температура вспышки – (flashpoint) является низшей температурой, при которой пары нефтепродукта в смеси с воздухом воспламеняются от соприкосновения с открытым пламенем. АНДА́НТЕ. Муз. термин. Умеренно медленно, плавно (о темпе исполнения музыкальных произведений). Спасибо.