Рождественский подарок в белом свитере

Это было их первое Рождество. Нет-нет, конечно, Чонгук и Тэхен праздновали этот день и раньше. В их первую годовщину они встретили этот праздник в каком-то дешёвом баре, потому что денег на отель или что-то подобное банально не было, откуда они у школьников? Семнадцатилетний Тэхен и шестнадцатилетний Чонгук были ещё без гроша в кармане. Следующий раз они праздновали у Юнги. Тогда им заботливо предоставили койку на втором этаже, чтобы они могли провести не только чудесный день, но и чудесную ночь. Вот только омега так разволновался перед их первым сексом, что забился в истерике, стоило Чонгуку приспустить свои треники. Той ночью они не стали ближе физически, но духовно — определённо. (Потрахались они уже через месяц, кстати, и Тэхен отказывался отпускать Гука из своей постели). Позже были праздники в универе, куда Тэхен провёл своего альфу на первую в его жизни студенческую вечеринку. А в следующем году они уже отмечали как второкурсник и первак. Пожалуй, следующим важным воспоминанием было то, как они провожали, сидя за семейным столом у родителей Тэхена. О, Ким прекрасно помнит этот позор и скупые вопросы консервативного отца-альфы. Мужчина желал убедиться, насколько серьезно настроен Чонгук, ведь его сыну уже было 24 года, возраст, когда стоит задуматься о будущем, да и отношения их тогда уже ни много ни мало, а целых семь лет длились. Гук тогда сказал, что настроен серьезно и давно уже заботится об их будущем — регулярно сажает Тэхена на свой узел. Омега тогда подавился шампанским вместе со своими родителями и, кажется, впервые узнал, что его лицо может стать багряным. Позже, в тот же вечер он давится ещё раз, но уже от кольца в куске своего торта. Заканчивают они праздновать Рождество в больнице: Тэхен жестоко и безжалостно проглатывает кольцо под вопли Чонгука. А сейчас это их девятое Рождество, которое на самом деле первое. Первое для них как для семьи. Ведь старания Чонгука были оправданы: через неделю после того дня они узнают о беременности Тэхена. И хоть сейчас крошке Субину было всего лишь три месяца и он даже сидеть толком не умел, не то что говорить, Тэхен все равно чувствовал эту предпраздничную эйфорию семейного праздника. Когда дети и родители собираются вместе за столом, а до этого наряжают елку и вскрывают подарки. Украдкой он часто разговаривал со своим маленьким альфочкой обо всем подряд и рассказывал, что же ему предстоит в будущем, веря, что тот все понимает. Тэхен не знал, что Чонгук делает то же самое, только втайне от него. Да, теперь они точно семья. У них есть сын, своя квартира, пусть и подаренная родителями Тэхена на свадьбу, и теперь они независимы. Этот год был поистине прекрасным, и омега надеется, что следующий будет ещё лучше. А для этого надо провести уходящий год с достоинством. — Детка, как думаешь, — голубой или красный? — задумчиво спрашивает Чонгук, стоя у прилавка с елочными игрушками. — Я думаю, что все-таки красный. Хочу все украсить красным! — глаза омеги сияют, а одной рукой он заботливо придерживает головку Субина, тихо пускающего слюни на его куртку. Чонгук качает головой с улыбкой, радуясь тому, что подобный выбор Тэхен делает, будучи не беременным. Случись Рождество на полгода раньше — через час Чонгуку пришлось бы на всех парах нестись обратно и менять красные шары на голубые, потому что Тэхену красный цвет показался бы грустным или же он бы вычитал, что красный — цвет жестокости и прочая ерунда. Чонгук вспоминает беременного омегу с улыбкой в глазах. Улыбкой боли и отчаянья. На кассе они выкладывают свои товары, которые пробивает милый молоденький омега. Тэхен смотрит на него косо, исподтишка, наверняка ревнует, вот только Гуку наплевать на всех остальных, кроме его семьи. Для него Тэхен всегда будет самым красивым, самым умным и, главное, самым любящим. Кажется, Чонгук сумел влюбиться в своего омегу во второй раз, когда увидел своего сына, а в третий, когда заметил, какими глазами на это маленькое чудо смотрел сам Тэхен. Уставший, с темными кругами под глазами, обессиленный, он держит этот маленький кулёчек в руках, а глаза его наполняются слезами. «Гуки, Гуки, он так похож на тебя. Теперь у меня два Чонгука». Чон тогда был, мягко говоря, поражён, ведь Тэхен ещё долго благодарил его за сына, хотя, по-хорошему это должен был делать сам Чонгук. И да, в тот день с трудом смог отговорить омегу называть их сына Чонгуком-младшим. Когда альфа выкладывает на ленту огромную коробку с банановым молоком, продавец омега широко улыбается и смотрит на Чонгука с толикой уважения даже. — Вы такой хороший отец, заботитесь о сыне… Тэхен сзади тихонько прыскает в кулак, а Гуку остаётся только краснеть и запоздало кивать. Да, на молоке действительно написано, что подходит для прикормки младенцев, но он же не виноват, что так любит бананы! Домой они едут в молчании, только Тэхен задумчиво чему-то улыбается и поглядывает в окно. Омегу отчего-то накрыло меланхоличное настроение. — Гуки, — тянет Тэхен, все так же неотрывно глядя на пролетающие мимо пейзажи. — Рождество уже сегодня, но ты так и не сказал мне, какой подарок хочешь. Я ведь… Так и не купил ничего… Чонгук отворачивается от дороги впереди и с ужасом замечает, что Тэхен плачет. Крокодильи слёзы стекают по его щекам, падая на такую красивую и любимую омегой куртку. Тэхен окончательно перестаёт сдерживаться, рыдает и всхлипывает во весь голос. — Детка, Тэхен-и, — ошарашенно заикается Чонгук, пытаясь успокоить омегу поглаживающими движения по бедру и в то же время не попасть в аварию. — Я же говорил тебе, что все хорошо, позже я скажу, чего хочу. — Когда-а-а-а? — ревет Тэхен, сжимая маленького Субина, который мирно сосет соску и вообще не обращает внимания на происходящее. — Ты не хочешь, чтобы я тебе дарил подарки? Скажи мне правду, я стал тебе противен? — Что?! Как ты можешь даже думать о подобном? — Чонгук аж подпрыгивает на месте и нервно сжимает руль. — Тэхен-и, в мире нет человека прекраснее тебя. Ты же знаешь, я люблю только тебя. И я безумно счастлив, что судьба свела нас тогда. Тэхен смотрит на него мокрыми глазами, а Чонгук в очередной раз замечает, как его омега похож на ребёнка. Вот, стоит его заболтать, как тот сразу прекращает плакать и слушает, главное, так серьезно и внимательно. С Субином такой трюк тоже всегда прокатывает, только ему, позвольте напомнить, всего три месяца. Чонгук не врет: он действительно любит Тэхена больше своей жизни. И хоть времена рыцарей, принцев и войн давно прошли, но он даже сейчас готов броситься грудью на врага ради защиты самого дорогого — своего Тэхена. Иногда альфьи инстинкты действительно просыпаются в нем и тогда у Чонгука кулаки чешутся: так и хочется, чтобы кто-то подкатил шары к его омеге, а он надавал ему, показал, что Тэхен уже занят. И почему-то метка, ребёнок, кольцо на пальце (то самое, кстати) да и сам Тэхен, смотрящий на него влюблёнными, щенячьими глазами не являются подтверждениями. Думаете, Чонгук не счастлив? Нет, он, конечно, счастлив. Он счастливее всех на свете, просто немного дурак. — Тэхен, ты ведь веришь мне, правда? — терпеливо и доверчиво спрашивает альфа, смотря своему мужу прямо в глаза. — Я люблю тебя и только тебя. Ты мне нужен больше всех на этой земле. Почти. — П-почти? — нижняя губа омеги начинает трястись мелкой дрожью. — Да, — рассудительно отвечает Чонгук, переводя взгляд на дорогу. — Просто теперь я не могу жить и без Субина. — Чон Чонгук! Какой же ты придурок! Тэхен размашисто бьет его по ляжке и показательно отворачивается, надув свои губки. Но Чонгук то видит, что на самом деле омега улыбается себе под нос, явно довольный ответом. За эти три года они узнали друг друга уже слишком хорошо. — Ты ведь и полюбил меня за то, что я такой придурок, — хмыкает Гук. — Да, и я не скрываю этого. — О да, я помню нашу первую встречу. Мы тогда выпивали на какой-то вечеринке у Юнги. Я был настолько в дрова, что стал шутить про писюны как мелкий придурок. — Ты и был мелким придурком, — замечает Тэхен. — Эй, хочу напомнить, что я младше всего лишь на год! — цокает языком альфа. — И вообще, ты тогда ржал как умалишённый. — Потому что было смешно. — Это может показаться смешным только неопытным девственникам. — И что? — вскипает Тэхен, а его глаза привычно увеличиваются в размерах вдвое, как и всякий раз, когда он слишком эмоционально возбуждён. — Ты тоже был тогда девственником, так что хватит надо мной прикалываться! И вообще, это ты шутил, а не я, так почему стыдно сейчас мне? — сокрушается омега. — Я был пьян, — не к месту вставляет Чонгук. — Я тоже! Но почему-то мне хватило ума не начинать сравнивать размер своего агрегата с чужими! Чонгук что-то обиженно бурчит себе под нос. Да, несколько лет назад они были полными придурками. Глушили ядреные смеси, спали вместе в падике, потому что Тэхену нельзя было возвращаться домой пьяным, а у Чонгука дома были родители, которые явно могли неправильно понять их. Это была обычная юношеская дурь, сопровождающаяся глупыми решениями, придурковатым поведением и первой влюблённостью. Чонгук никогда не признается Тэхену, что напился в тот вечер в зюзю, пытался быть дерзким, опасным и пошловатым только для того, чтобы привлечь его, Тэхена, внимание. Он тогда действительно был мелким придурком, не имевшим до этого отношений и подкатывающим иногда к омегам только с помощью задирок или толканий, как в первом классе. И Тэхен все равно заметил его. Тэхен принял Чонгука закомплексованным мальцом, рядом с которым Гук впервые почувствовал себя кому-то нужным. Он понял, что значит быть любимым. Иначе как ещё объяснишь то, что он тащится через весь город по морозу в любимую кофейню омеги, покупает на последние карманные пончики и долго стоит под окном Кима, кидая маленькие камешки в окно. Потому что родители Тэхена тогда решили, что Чонгук — плохой парень и поставили его перед фактом: никакого Чона в их доме, либо домашний арест. Гук и не отрицал того, что он был редкостным дерьмом, но частью жизни Тэхена хотел быть слишком сильно. И вот он стоит на морозе, злится из-за всей этой ситуации, но знает, что омеге ещё хуже сейчас. И именно поэтому он и пришёл подбодрить его, успокоить и угостить пончиками. Они сидят на подоконнике Тэхена, куда альфа взобрался по пожарной лестнице, уплетают сладости и целуются. А поцелуи выходят такими сладкими и липкими из-за повидла и глазури. В них добавляется искра, когда их замечает прохожая бабулька и поднимает крик, на который в комнату прибегает отец Тэхена. Он кричит, замахивается первой попавшейся под руку вещью в Чонгука, но тот успевает сигануть вниз, плавно плюхнувшись в снег. Ох, бедная вазочка папы-омеги Тэхена. С каким пронзительным треском, больше похожим на всхлип, она разбилась о скользкий асфальт. Или Тэхен долго копил на подарок своему папе, но потерял где-то все деньги, безалаберный. Он тогда долго рыдал, потому что действительно хотел сделать папе незабываемый подарок на день рождения. И было до слез и скрежета зубов обидно, что все вышло именно так из-за его глупости. Чонгук тогда долго успокаивал своего омегу, обещал, что они найдут эти деньги. А затем он пошёл и достал свои собственные, которые копил на новый компьютер. И отдал все до последнего, ахнув и удивившись: боже, Тэхен, смотри, я нашёл! У них много историй, подтверждающих то, насколько сильны чувства Чонгука к Тэхену. И они совершенно не односторонни. Ведь, стоит напомнить, это именно Ким сделал из него человека. В свои семнадцать (и восемнадцать, и девятнадцать) он был достаточно мудрым. Он стойко пережил пубертат альфы, который сопровождался чрезмерной грубостью и ссорами, отучил его от курения и даже помог помириться с родителями. Тэхен всегда слушал и слышал Гука, часто выражая свою любовь и привязанность такими, казалось было, незаметными действиями. Но самым ярким отпечатком в разуме остался тот день, когда они пробовали «это» в первый раз. В те времена Гук был похож больше на животное, чем на человека. У него вставало на каждый вздох Тэхена и терпеть это все было попросту невозможно. В итоге Тэхен предложил попробовать сделать это. А потом разрыдался от испуга и честно признался, что очень и очень боится, но знает не понаслышке, как сильно хочет этого сам Чонгук. Альфу тогда словно по голове ударили. Ведь Тэхен был готов буквально пожертвовать своим телом, чтобы Чонгуку было приятно, готов был перетерпеть, но сделать приятно именно ему. Чон тогда вкрадчиво объяснил, что делать так нельзя и неправильно, а потом ещё и самому себе разъяснил: Чон Чонгук, не будь ебаным животным и мусором, уважай своего партнёра. — Ну, и чего ты там сидишь, улыбаешься? — спрашивает Тэхен. А Чонгук усмехается, вырываясь из воспоминаний и реально сравнивая прошлое с настоящим. С будущим сравнивать не хочется. Его хочется просто ждать. — Да так, вспоминаю, что когда мы пиписьками мерились, у меня то больше всех оказалась. — Дурак, — вмиг краснеет Тэхен. — Правда что ли? — осторожно уточняет он, поглядывая лишь украдкой и делая вид, что на самом деле ему эта информация совсем-совсем не нужна. — Правда, — гордо отвечает альфа, чувствуя сейчас некую власть и преимущество. — Сегодня ночью докажу тебе. Заодно ты мне и подарок подаришь. Омега смущённо кивает, наконец догадываясь, о чем все это время думал Чонгук и что хотел на Рождество. Они наконец подъезжают к дому, Чонгук аккуратно паркуется, закрывает машину и сразу же забирает у Тэхена все пакеты с продуктами. Их много, в один заход все не занести, но у омеги своя ноша, более важная и ценная — ребёнок. На улице идёт снег, Субин заинтересованно смотрит на маленькие снежинки и взгляд его какой-то слишком рассудительный и взрослый для младенца. Он не пугается, не смеётся и не лезет к снежинкам с восторгом. С таким взглядом он похож на маленького ученого, задумавшегося над каким-то своим очередным открытием. А вот Тэхен смотрит на крупные снежинки с восхищением и огоньком детской шалости в глазах, открывает рот, высовывает язык и силится поймать хотя бы одну. Дома у них тепло и очень уютно. Немного пахнет хвоей, потому что в зале стоит совсем недавно купленная елка. Она огромная и очень-очень густая. Тэхен, когда увидел ее, воскликнул «Вау», сразив тем самым Чонгука наповал. Его омега был счастлив, а значит, счастлив был и он сам. Тэхен впопыхах раздевается, прямо в куртке несётся к елке, чтобы примерить новые ёлочные игрушки к темно-зеленой хвое. Чонгук не спеша следует за ним, тихонько посмеиваясь. — Идеально! Это идеальный красный! — изумляется Тэхен и поворачивает голову, следя за реакцией своего альфы. Чонгук снисходительно улыбается и кивает. — Только не наряжай ее один, ясно? — строго наказывает он. — Мы обещали Юнги и Чимину сделать это вместе. — Да-да, я помню, — отмахивается омега. Субин, до этого мирно и осторожно уложенный в кроватку Тэхеном, начинает хныкать и ерзать. Он ещё не плачет, но омега ощущает его беспокойство всем своим телом, а потому срывается к ребёнку. — Кажется, он хочет кушать! Чонгук забирает брошенную Тэхеном на диван куртку, вешает ее на крючок рядом со своим тёмным пальто и идёт на кухню разбирать продукты. Они заранее закупались на несколько недель вперёд, чтобы провести праздники вкусно, лениво и счастливо. В планах были ежедневные прогулки и просмотры сериалов. Гук достаёт коробку со своим банановым молоком и критически осматривает ее. Освобождать содержимое от этой картонной коробки чертовски лень, но она слишком широкая и в их холодильник вписываться не хочет. Чонгук думает, что бы ему подвинуть в сторону или, может, все-таки выкинуть из диетического набора Тэхена, чтобы все влезло. В последнее время омега помешался на диетах и фитнесе, пытаясь привести своё тело в прежнюю форму. Нет, конечно, Чонгук совсем не против: врач сказал, что это наоборот пойдёт на пользу телу, особенно после достаточно тяжелых родов, но в умеренном количестве. Вот только Тэхен явно перебарщивал и что-то подсказывало альфе, что дело здесь не только в «хочу быть здоровым». Попахивает типичными тэхеновскими комплексами. — О, ты уже раскладываешь, спасибо, я как раз хотел тебя попросить, — заходит Тэхен с крошкой на руках, активно прильнувшим к его груди. Вместе с Тэхеном и Субином в их кухню вплывает очаровательнейший аромат бананов. Да, Тэхен пахнет бананами и поэтому совсем не удивительно, почему они с Чонгуком так идеально сочетаются. А когда омега кормит ребёнка, его запах крайне усиливается. Чон уже привык к этому и просто наслаждался таким приятным, сладким феромоном каждый раз. Но сейчас он стоял в ступоре. Альфа смотрит на банановое молоко, смотрит на Тэхена. Смотрит на банановое молоко, смотрит на случайно скользнувшую вниз по плечу рубашку и приоткрывшийся второй сосок, тёмный и слегка припухший. Чонгук шумно сглатывает. Коробка с банановым молоком так и остаётся в его руках. — Эй, ты чего? — удивлённо спрашивает Тэхен и, смутившись, отворачивается. — Не пялься на меня, я стесняюсь! — Детка, ну чего ты? — отмирает Гук, ставит на стол дурацкую коробку и подходит к своему омеге ближе, обходя его сзади. — Я так засмотрелся потому, что ты очень и очень красивый, — горячо шепчет он Тэхену на ухо. Они целуются, поцелуи долгие, тягучие и очень нежные. Эти поцелуи даже по-своему целомудренные, и любовь в них чувствуется совсем не пошлая. Такие поцелуи в их семье стали своего рода эстетикой. Ласковые поглаживания за ушком, трепетные, мягкие губы на чужих губах и тихие, немного смущающие причмокивания. Тэхен отталкивает Чонгука, когда чувствует, что за ними наблюдают. Малыш Субин с интересом разглядывает лица родителей, и омега тихонько просит Гука остановиться, потому что «не при ребёнке». Оставшаяся часть дня проходит спокойно и размеренно, пока не наступает вечер. После шести должны были прийти Юнги с Чимином: Тэхен сам захотел, чтобы они отпраздновали Рождество семьями. Друзья приходят ровно в назначенное время, несмотря на то, что Чимин склонен всегда опаздывать. Омега скидывает с себя обувь и буквально прыгает к Тэхену в объятья, плачась, как же сильно он скучал. Юнги лишь кивает Тэхену и пожимает руку Чонгуку. Они знают друг друга, кажется, уже тысячу лет и теперь стали намного ближе, чем просто друзья, коллеги или донсэны и хены. Конечно, в школьные и студенческие годы их компания была действительно большой, но жизнь постепенно разделила их: у каждого был свой путь. Намджун уехал в Америку, утащив за собой и Сокджина. Правильно, а куда же он денется без своего альфы? Там у них семейный бизнес вроде как. Они общаются с друзьями теперь только по видеосвязи, но и это довольно затруднительно из-за разных часовых поясов. Хосок смог, как и хотел, связать свою жизнь с танцами. Дебютировав сначала на подтанцовке у какого-то айдола, позже он сам начал ставить ему хореографии. А теперь у него огромная сеть танцевальных студий по всей Корее, где он трудится день и ночь. А все свободное время альфа проводит в благотворительных организациях. Хосок слишком сильно любит детей и хочет помочь каждому. Так и остались в их маленьком мирке с ними только Чимин и Юнги. Они тоже жили этой неспешной, плавной жизнью, поддаваясь течению. Они прикупили себе квартирку на соседней улице, поэтому вот такие посиделки и встречи стали частыми. Иногда Тэхен скучает по своей прошлой жизни, безбашенной, бурной, которую никогда нельзя было предугадать. Теперь всей его жизнью стали Чонгук и Субин. Было ли это плохо? Ну, здесь присутствовали свои плюсы и минусы. Однако отказаться от подобного он никогда бы не захотел. Течение времени таково, что не стоит сожалеть или скучать о прошлом — тогда не заметишь того, что имеешь в настоящем. Точно так же нельзя слишком сильно ждать будущего — проживешь всю свою жизнь в ожидании чего-то несбыточного. Тэхен старался жить сегодняшним моментом. — Ваа, как он подрос! — радуется Чимин, тиская Субина. — Какой он миленький, какой красивенький. Субин, ты уже такой большой мальчик, да, Субин-и? — воркует омега, целуя поочередно обе щечки. — Юнги, Юнги, ну посмотри же ты! Юнги приходится отвлечься от деловой беседы с Гуком, чтобы наконец обратить внимание на своего омегу. Чимин продолжает нахваливать крошку Субин-и и как будто спорить с Юнги по поводу его привлекательности. Боги, неужели Юнги протестует? — Слушай, если тебе так нравится, давай своего заведём, — вздыхает альфа, попутно расстёгивая ширинку и подходя к Чимину. — Упаси боже! Псик, извращенец! — кричит омега, прячась за Тэхеном. — Ну и ладно, больно надо, — бурчит Мин, застёгиваясь. Все смеются, но затем Юнги все же подходит и ласково гладит Субина по головке, улыбаясь Тэхену и вежливо говоря, как же красив малыш. Тэхен тогда испытывает гордость, хвалится: «Вылитая копия Чонгука». — Главное, чтобы характером не в него пошёл, — хмыкает Юнги. — А то кидаться вазами в его парней уже будет Гук. — Он же альфа, Юнги, — отмахивается Чон, — кидаться вазами будут в него. Но это будут уже не мои проблемы. — Чонгук! — грозно бьет его по плечу Тэхен. — Не говори так. Субин будет хорошим альфой. — То есть, хочешь сказать, что я был плохим? — изумляется Чонгук. Он падает на колени, заламывая руки и издавая голосистые стенания. Чимин смеётся как сумасшедший, аж за живот хватается, а Юнги героически похлопывает друга по плечу, одаривая его скупой мужской поддержкой. Тэхен, фыркнув, достаёт игрушки и подтаскивает их ближе к елке. — Давайте лучше украшать, — нехотя говорит он. Все подтягиваются к елке, и тогда начинается та самая семейная идиллия. Крики, споры, ругань, предательства, ненависть и злость — ах, как же прекрасен этот момент. Юнги отчаянно спорит с Чонгуком и вырывает из его рук мишуру, активно протестуя касательно ее использования. Чимин тянется повесить пузатый красный шар, но Тэхен залазит своими длинными пальцами ему под свитер и начинает щекотать рёбра. Омега пищит как будто его режут, и Тэхен, одерживая безоговорочную победу, вешает шарик на место, приглянувшееся ему самому. Потом они все мучаются с гирляндой, разматывая ее, кажется, не меньше часа. Повесить ее на ёлку становится ещё проблематичнее, ведь они же придурки — навешали шаров на все дерево, и теперь установить провода, не разбив ни один, становится непосильной задачей. К счастью, удача сегодня на их стороне. — Стоп, почему не работает? — не понимает Чонгук, когда лампочки не загораются после нажатия кнопки. — Может, провод где-то пережали? — предполагает Юнги и начинает крутить его из стороны в сторону, силясь найти угол, под которым гирлянда бы светилась. — Боже, неужели бракованная попалась? — расстраивается Чимин. — Давайте быстренько съездим и поменяем, пятнадцать минут на машине, — предлагает Гук. — Ага, как же, — хмыкает Юнги, — сейчас же такие огромные очереди будут, канун Рождества! — Но что нам делать? Елка без гирлянды — это неправильная елка! — с досадой восклицает Пак, а голос его пропитан отчаянием. Эти трое начинают активно спорить и предлагать свои варианты решения проблемы. Это постепенно перерастает в самый настоящий конфликт, потому что ни Чонгука, ни Юнги нельзя переспорить. Вдобавок к этому рядом еще и Чимин бегает, подливая масло в огонь. Тэхен наблюдает за всем этим с безопасного расстояния, играя с лежащим в кроватке Субином. В конце концов он вздыхает и оглядывает скептически друзей. — Какие же вы все придурки, — устало вздыхает омега и втыкает шнур в розетку. Альфы стоят в ступоре, в то время как Чимин, в чьих глазах отражаются огоньки елки, звонко хлопает в ладоши. В конце концов все поддаются влиянию магического рождественского сияния. Юнги и Чимин стоят у ёлки в обнимку, Чонгук тоже притягивает к себе улыбающегося Тэхена. Счастье. Да, определённо, именно так и называется этот момент. Такими секундами нужно наслаждаться, чтобы вспоминать их тёплыми или же холодными, одинокими или проводимыми вместе с парой вечерами. — Давайте сделаем фото! — предлагает Чимин, и все соглашаются. Они выстраиваются в два рядка: омеги с Субином впереди, альфы стоят сзади них. Чонгук, как самый высокий, вытягивает руку вперёд и делает фото. Потом еще и еще, потому что то Чимин моргнул, то Тэхену показалось, что его лицо стремное. Однако в итоге все фото получаются красивыми. Они еще долго пересматривают их, а потом пересылают друг другу, чтобы сохранить. Сердце Тэхена теплеет, и он почему-то не сдерживается, ставит фото на заставку смартфона. — Надо отправить фотки Намджуну и Хосоку! — заявляет Чимин. — Даже если мы не празднуем Рождество вместе, мы все равно остаёмся друзьями! Все соглашаются, и Чимин отправляет фото в их когда-то давно позабытый общий чат. Кажется, они не переписывались там уже больше года. Тэхен не понимает, чего ждет, но почему-то пребывает в предвкушении. В итоге пока они решают обменяться подарками. Все вновь усаживаются вокруг ёлки с коробками и свертками. Даже крошку Субина Тэхен взял с собой, посадив себе на коленки. Свет был давно выключен ради сохранения особой атмосферы. — Чур мы первые! — просит Чимин и протягивает белого плюшевого медведя. — Это от нас для Субина, хочу, чтобы когда он вырос, спал с ним! — Какая прелесть! Такой мягкий, — замечает Тэхен, прикасаясь щекой к игрушке. Субин трогает лапку медведя с интересом, а затем и вовсе забирает всю игрушку себе. Тэхен особо и не возражает: это ведь его подарок. Сами они с Чонгуком прикупили ему маленький синий костюмчик с аккуратным, крохотным чепчиком. Хотя теперь Тэхена съедает зависть. Он тоже хочет дарить своему сыну игрушки! Но теперь он обещает себе, что комната Субина будет завалена плюшевыми зверьками и не только. — Кхм, Тэхен, — зовёт его Юнги. — Это тебе. Альфа протягивает купон, подвязанный атласной лентой. Тэхен развязывает его и читает: «Абонемент в фитнес-центр». Он нисколько не стесняется такого подарка, наоборот: он очень любит, если подарки оказываются не только приятными, но и практичными. — Теперь будем вместе ходить! — счастливо улыбается Чимин. — А это тебе, чтобы ты там всех альф закадрил, — протягивает он симпатичный спортивный костюм. — Эй, каких ещё альф, а? — возмущается Гук, но Юнги с Чимином быстро затыкают его новым портмоне и купоном на десять шотов в его любимом баре. Тэхен дарит Чимину флакон его любимых духов, а Юнги — новые наушники. Чонгук радует Пака абонементом на массаж и дарит Юнги отличную расчёску, прекрасно собирающую шерсть, потому что альфа уже устал вычёсывать их с Чимином собаку. Юнги дарит Чимину кольцо, а тот дуется, что не обручальное. Мин Юнги же человек серьезный. Сказал — сделал. Поэтому он тогда вырывает из рук Пака кольцо, становится на одно колено и при свидетелях в виде Гука, Тэхена и Субина предлагает омеге стать его мужем. Чимин плачет, обнимает Юнги и, конечно, же соглашается, предварительно успев сделать пару снимков. Позже он преподносит своему альфе красивый серебряный кулон, припоминая, что тот как-то слишком долго засмотрелся на него в торговом центре. Последним свой подарок дарит Чонгук Тэхену. Им оказывается широкий шерстяной свитер, размера на два больше того, что носит омега. Тэхен прижимает к груди подарок, счастливо улыбается и даже успевает почему-то проронить слезу. Ему сейчас так хорошо, что никто другой и представить не может. — Любимый цвет, — шепчет Тэхен, целуя альфу в щеку. — Знаю, поэтому и выбрал его. Чимин тоже восторгается свитером, все нахваливая его и требует, чтобы Тэхен примерил его. Однако Чонгук почему-то запрещает, аргументируя это тем, что омега будет слишком красивым в этом подарке, поэтому смотреть на него будет запретно. Чимин сначала дуется, а потом быстро забывает, ибо: — Тэхен, а как же твой подарок для Гука? Тэхен откровенно теряется и пытается как-то объяснить то, чего не знает и не понимает сам. Что же ему ответить? Что Чонгук совсем не двусмысленно намекнул, что он хочет от него на Рождество? Тэхен чувствует, что это неправильно, и ощущает где-то подвох, ибо это, черт возьми, Чон Чонгук! Альфа успевает выкрутиться первым. — Подарок Тэхена будет особенным. Он потом подарит мне его, — небрежно отмахивается он, украдкой поглядывая на Юнги и толкая язык за щеку. — Что? Но почему?! Хочу увидеть сейчас, — канючит Чимин. — Чимин, хватит, — мягко требует Мин. — Не волнуйся, Тэхен потом все тебе сам покажет, — обещает Чонгук. Зато сам Тэхен не понимает теперь совершенно ничего. В конце концов про подарки все на время забывают, ибо телефоны одновременно у всех начинают вибрировать. Они смотрят на аппараты с недоверием. Какая-то всеобщая рассылка? — Это Хосок! — первым кричит Чимин, — Хосок! Посмотрите, он отправил фото! Омега визжит и трясёт Юнги за плечи, тыкая пальцем в фото Чон Хосока. Их друг сидит у камина, широко улыбается прямо в объектив той самой жизнерадостной улыбкой. Пальцами он показывает сердечко. Времена идут, меняются они, меняется Хосок, но вот его улыбка остаётся прежней. Тэхен и Чимин не выдерживают переизбытка эмоций и совершают звонок в их групповом чате. Они все вместе болтают с Хосоком около получаса обо всем на свете: о жизни, о будущем, о прошлом. Хосок искренне рад снова увидеть лица своих друзей и, узнав, что они все сейчас тоже в Корее, предлагает встретиться и выпить на Новый год. Парни не успевают ответить, потому что к вызову присоединяются ещё двое. Интриги здесь никакой нет: ясное дело, что это Сокджин и Намджун. Поток слез возобновляется вновь. У Сокджина и Намджуна только раннее утро, но они клянутся скинуть фото того, как они в итоге отпразднуют Рождество. Подарок, как оказалось, Сокджин уже успел подарить. Омега счастливо показывает пальчиком на положительный тест, а Намджун смущается, принимая поздравления. Тэхен с энтузиазмом рассказывает про свою беременность, хвастается растущим альфочкой. Их посиделка большой и весёлой компанией воссоединяется. Они сидят и болтают как в прошлом все вместе, только темы для разговоров более серьёзные и осмысленные, чем несколько лет назад. Радуются все, вспоминают вечеринки и проколы каждого или же просто приятные моменты, один только Юнги хмурится и участие в разговоре не принимает. — Юнги? Что-то случилось? Почему ты такой… потерянный, — взволнованно спрашивает Чимин, взяв альфу за руку. — Мы опаздываем, Чимин. — Что? Куда? — Делать детей. Мы опаздываем делать детей. — Ч-что?! — прыскает, не сдержавшись, омега. — У Тэхена и Чонгука уже есть ребёнок, у Намджуна с Джином скоро будет, а у нас? Чимин, мы начнём делать детей сегодня же. И чтобы мы сравняли счёт, у нас должна быть двойня, — альфа говорит абсолютно серьезно, а в его глазах ни намёка на шутки. — Хей, старик, а ты не пожалеешь потом об этом? — с усмешкой уточняет Джун. — Беременные омеги — такой гемор, сам знаю. — Ты поговори мне тут, — саркастически замечает Чонгук. — Мой уже родил между прочим. Тэхен в очередной раз за день закатывает глаза, потому что у альф все всегда сводится к измерению своих достоинств. И не важно, говорят они конкретно об этом или же о чём-то эфемерном. В итоге ближе к полуночи, когда Намджун и Джин отправляются завтракать, а уставший Хосок — спать, они завершают звонок. Завершают, но обещают связываться друг с другом как можно чаще, ведь нельзя так: если жизнь уносит тебя куда-то вбок, надо найти способ вернуться потом обратно. Хотя бы ненадолго, это важно. «Американцы» обещают вернуться на каникулы в Корею, чтобы засесть всем вместе уже по-настоящему. Это обещание греет сердца и заставляет с нетерпением ждать. Чимин с Юнги уже тоже собираются домой. Чимин сетует на то, что поздно, вон Субин-и давно уже сопит, и они могут его разбудить, если останутся на ночевку. Юнги же отвечает коротко и абсолютно ясно: — Мы идём к себе делать своих детей. И под чиминово «Айщ, Юнги-я, какой же ты идиот!» выпроводит его из дома. Тэхен машет им ладошкой. Они с Чонгуком остаются наедине. Пара убирает со стола остатки ужина, прибирает в зале, проверяет малыша Субин-и, которого сегодня решили положить не в спальне, а в его будущей детской. Альфочка спит крепким сном и не похоже, что он собирается проснуться в ближайшие три-четыре часа. Тэхен, честно говоря, утомился за этот день. Он был очень насыщенным и полным ярких моментов. После такого дня хочется завалиться в мягкую постель и заснуть крепким сном, увидеть красочные, добрые сны. Вот только сон совсем не хочет идти к омеге, а у него самого почему-то дрожат ноги каждый раз, когда Чонгук, проходя мимо, кидает на него взгляд. Взгляд этот странный, выжидающий и… голодный. — Может, примеришь мой подарок? — спрашивает альфа, приобнимая Тэхена сзади. — Только не надевай под него ничего. Я буду ждать тебя в нашей спальне. Тэхен медленно кивает и, не оборачиваясь, ждёт, пока Чонгук уйдёт. Его уши пылают, а дрожащие руки с трудом определяют, где перед, где зад у свитера. Омега стягивает рубашку, брюки, носки и остаётся почти в чем мать родила. Он неуверенно осматривает своё тело, но вид в зеркале совсем не привлекает его, поэтому он надевает мягкий, но колючий свитер как можно быстрее. Кромки одежды закрывают его бёдра так, что может показаться, будто Тэхен надел либо слишком укорочённое платье, либо оно просто оказалось ему слишком мало. Тэхен такое любит: длинное и растянутое. А потому он улыбается, желая ещё раз сказать своему альфе слова благодарности. В их комнате горит свет, а дверь чуть прикрыта. Омега какое-то время мнётся перед входом, а затем все же неуверенно толкает дверь и заходит внутрь. Чонгук лежит на диване, забравшись на него с ногами и широко раскинув их в стороны. Он смотрит прямо на Тэхена, изучая его глазами. В конце концов он удовлетворенно хмыкает. — Тебе очень идёт. Красота. — Спасибо, — отвечает омега, прикрыв глаза. — Правда, колется… — Где? — Вот здесь, — Тэхен неловко указывает пальчиками в область своих сосков. — Они стали сейчас слишком чувствительными после того, как, ну… появилось молоко. Поэтому колется. — Ясненько. Давай я сделаю тебе приятно, и тогда ты забудешь об этом неприятном чувстве. А я заодно и свой подарок «распакую». Иди сюда, — похлопывает Чон по своим бёдрам. Тэхен послушно кивает и заползает на постель. Ему немного неловко, это прослеживается в каждом движении. У них не было близости почти целый год, потому что сначала беременность, потом роды, затем восстановление… Но в итоге Чонгук так ни разу и не прикоснулся к нему, ограничиваясь лишь целомудренными поцелуями. Тэхен долго не понимал, в чем дело, а потом как-то увидел небольшие растяжки на бёдрах и животе и… все сразу стало ясно. Но сейчас все совсем по-другому. Тэхен в нетерпении, потому что не знает, чего ему ждать. Чонгук какой-то другой, что-то в нем изменилось. И терпкий запах орехов, в разы усилившийся и витающий в их спальне, тому подтверждение. Тэхен усаживается голыми ляжками на колени Чонгука, а альфа сразу же притягивает его ещё ближе к себе, так, чтобы их животы соприкасались. Омега дрожит, когда Чон опускает свои широкие ладони на его бёдра и с силой мнёт, перекатывает в руках. Пальцы альфы невесомо и трепетно оглаживают каждый сантиметр кожи, а Тэхен с силой сжимает его плечи, наваливаясь сверху. Почему ему так жарко от одних только прикосновений? — Ох, детка, я же сказал, чтобы под моим подарком ничего не было, — воркует над его ухом Чонгук, лизнув ушную раковину и вызвав тем самым у Тэхена первый стон. — Трусики тоже надо снять. Альфа приспускает с его бёдер белье, и маленький омежий член шлёпается о голый живот Тэхена. Чонгук смотрит удивлённо, переводит этот ошарашенный взгляд на омегу, но тот краснеет и прячет лицо в длинных рукавах. — Тэхен-и, тебе стало так хорошо только от моих рук? — ласково шепчет Чонгук. — Или на самом деле ты был плохим мальчиком и трогал себя? — Нет, я ничего не делал, ах! — вскрикивает омега, когда Чон сжимает его член в своём кулаке и мокро надрачивает. — Гуки, Гуки… — скулит он с придыханием, ещё больше возбуждаясь от хлюпанья своей смазки. — Детка, что ты хочешь? Что мне сделать для тебя? — одну руку Чонгук заводит вверх, под свитер Тэхена и невесомо касается припухшего соска. Тэхен от этого скулит ещё больше, льнет к Чонгуку ещё ближе, прося ласки. И альфа даёт ее, потому что хочет сделать своему мальчику приятно. Гук легонько давит большим пальцем на твёрдую горошину, а Тэхена от этого начинает ещё сильнее потряхивать. Омега выгибается, Чонгук пользуется моментом и задирает свитер вверх. — Подержи его, пожалуйста, — просит он, заглядывая в испуганные глаза Тэхена. — Я хочу посмотреть. Тэхен смотрит в пол, кивает и придерживает ткань у своей шеи. Он жмурится от смущения и стыда, поэтому не видит, с какой похотью и желанием на него смотрит Гук. — Такие красивые, — шепчет альфа, аккуратно прикасаясь к сверхчувствительным соскам омеги. — Кажется, им сейчас нужен особый уход, — замечает он и нежно целует припухшие горошины. Руки альфы блуждают по его телу, оглаживают живот, сжимают поясницу и мнут ягодицы. Губы же жадно припадают к соску, Чонгук усиленно вылизывает его, наслаждаясь тонкими, нежными стонами сверху. Кажется, сегодня он узнал, что значит почувствовать запах на вкус. Чонгуку настолько вкусно, что от Тэхена и этого никого не щадящего аромата бананов, он не отлипнет. — Гуки, давай выключим свет, — плаксиво просит Тэхен. — Зачем? — не понимает альфа. Он смотрит на Тэхена снизу вверх, чуть приоткрыв рот. Высунув язык, он продолжает ласкать сосок, обильно смачивая его в своей слюне. — Мне не нравится… Выключи свет, пожалуйста, — уже слёзно умоляет его Тэхен. — Я сделал что-то не так? Тэхен, я сделал тебе больно? — мгновенно останавливается Гук. — Что тебе не нравится, милый? — Мое… Мое тело, — сдаётся омега. — Оно некрасивое. Не смотри на него, пожалуйста. Чонгук хлопает глазами и недоуменно выпрямляется. Его руки все ещё лежат на бёдрах омеги, а сам он немигающим взглядом глядит на Тэхена, смущая тем самым его ещё больше. Тэхену страшно, он жалеет, что сказал эти слова. Лучше бы промолчал, лучше бы просто заткнулся! Теперь он разозлил Чонгука своим поведением. Гук наконец отмирает, чувствуя изменение в их атмосфере. Тэхен почему-то пахнет страхом. Альфа вновь смотрит на своего возлюбленного, и брови его надламываются, потому что Тэхен тихонько плачет себе под нос. — Тэхен-и, не плачь, все хорошо, Тэхен-и. Почему ты так нервничаешь? Ты ведь прекрасен, милый, — тихо говорит с ним Чонгук, аккуратно укладывая его на кровать. — Нет, не правда. Зачем ты мне врешь? — Я не знаю, Тэхен, — серьезно отвечает Чонгук, — я не вижу причин врать тебе. И я говорю чистую правду. — Но ведь… Но… — мямлит омега, будучи не способным подобрать слова, — но ведь после родов мое тело не такое красивое, как раньше. Мой живот уже не такой плоский, а на бёдрах появились растяжки. — И что? — В… В смысле, и что? — моргает Тэхен. — В прямом, и что? Я должен любить тебя меньше из-за того, что ты родил? Или, может быть, мне стоит винить Субина за то, что твоё тело могло измениться? Тэхен смотрит из стороны в сторону, закусывает губу и в итоге задерживает свой взгляд на тяжело вздымающейся груди Чона. Когда альфа серьёзен, то он становится особенно… горячим. — Тэхен, я люблю тебя потому, что это ты. И я хочу тебя не потому, что твой живот плоский, а потому, что ты мой омега. Мой омега всегда будет меня возбуждать, — прерывает его Гук. — Даже, когда мне будет семьдесят? — Даже, когда тебе будет семьдесят, — кивает альфа. — Пожалуйста, люби себя так же сильно, как это делаю я. — А насколько сильно ты меня любишь? — озорно улыбается Тэхен. — А я тебе сейчас покажу, — с хрипотцой отвечает Чонгук. Тэхен от его такого голоса вздрагивает и весь сжимается. Он сводит и разводит свои ножки, а альфа наконец устраивается между ними. Тэхен чувствует, что начинает течь только от вида Чонгука. Чонгук сильный, Чонгук серьёзный, Чонгук очень и очень горячий. Его накачанная грудь нависает сверху, и Тэхен чувствует себя максимально маленьким и слабым под ним. — Кажется, детка очень нуждается сейчас? — низким, грудным голосом спрашивает альфа, а у Тэхена подгибаются пальцы на ногах. Он активно кивает головой, и Чонгук начинает неспешно гладить его тело, кружа все больше около груди. Альфа перекатывает маленькие горошины в своих пальцах, заставляя Тэхена протяжно хныкать. Своим возбуждением он трется о живот омеги, изредка задевая мокрую розовую головку члена Тэхена. Чонгук играет с сосками, лижет, мнёт их, давит, оттягивает в разные стороны, а после легонько похлопывает их своими большими пальцами, и это буквально сводит омегу с ума. После беременности его соски стали действительно слишком чувствительные, а Чонгук открыл эту его особенность спонтанно и неожиданно. Теперь от такой простой стимуляции Тэхен чувствовал, что вполне может умереть или же кончить. Зад давно уже мокрый, а голова пустая, словно он находится в течке. Тэхен изнывает, вертится под мощным телом Чонгука и желает ещё большего. Он не понимает, чего хочет. Вот только альфа быстро все улавливает. — Малыш, ты так вкусно пахнешь, — рычит Чонгук, чуть потягивая сосочки вверх и наблюдая за такой красивой и сильной реакцией Тэхена. — Особенно вкусно ты пахнешь здесь, — замечает он, указывая на его грудь. Чонгук недолго думая припадает ртом к соску и начинает лизать и посасывать его. А Тэхен кричит, по-настоящему кричит, потому что сдерживать себя он больше не может. — Гук-и, Гук-и! — хнычет омега. — Не соси так сильно, там ведь… там ведь молоко! — Да, — урчит Чонгук, — там банановое молоко. Альфа начинает посасывать сосок ещё сильнее, второй ласкает пальцами. А Тэхен чувствует, как вытекает его молоко из груди. А Чонгук, вылизав один сосок, теперь тянется к другому. Он собирает языком капли и пошло смотрит на Тэхена. Феромон альфы становится все сильнее, густеет. — Ты извращенец! — скулит Тэхен. — Это ведь противно! — Но тебе это очень нравится, я прав? — не спрашивает — утверждает альфа, нагло ухмыляясь ему прямо в глаза. — Твоё банановое молоко самое вкусное, Тэхен-и. Они такие красные и припухлые, — поглаживает он сосочки. Омега мотает головой и тут же закатывает глаза, и выгибается спиной, когда из соска, сжимаемого пальцами Гука, брызгает капля. Этой одной капли хватает, чтобы уничтожить Тэхена, разбить окончательно. С громким, протяжным криком омега кончает, изливаясь на их тела. Чонгук, отрываясь от его груди, смотрит удовлетворенно, пальцами собирая белесые капли со своего живота. — Какой же ты маленький врунишка, Тэхен-и, — смеётся он, а омеге хочется спрятаться под одеялом, чтобы никто не видел его лица цвета помидора. — Значит, тебе понравилось, я прав? Тэхен не отвечает. Вместо этого он снова начинает тереться о живот Чонгука. Его собственный член так и остается донельзя твёрдым. — Похоже, надо позаботиться о твоей попке, верно? — разговаривает сам с собой альфа. Он усаживает Тэхена обратно себе на бёдра, а тот охает, чувствуя, как идеально пристраивается член Чонгука между его мокрых ягодиц. — Пожалуйста, войди в меня, сейчас же, пожалуйста, пожалуйста. Не растягивай меня, я готов, пожалуйста, Чонгук, — похныкивает омега, вращая своими бёдрами и тыкаясь задом в налившийся кровью член альфы. — Как скажешь, — хмыкает Гук. — Знаешь, а мне нравится, когда ты меня умоляешь. Продолжай, — требует он. Чонгук берет свой ствол и аккуратно направляет головку в сжатую, мокрую дырочку. Тэхен легко поддаётся и раскрывается, томно вздыхая и медленно насаживаясь на толстый член альфы. Он идёт внутрь медленно, туго, но безболезненно. Тэхен чувствует, как постепенно растягиваются и раздвигаются его мышцы под напором крепкого, толстого члена Чонгука. Его распирает, распирает так, что в первые секунды он не может двигаться, а из его ануса обильно льётся смазка, прямо на живот и бёдра Чонгука. Тэхен всхлипывает, когда член входит по основание и сразу же упирается головкой в его простату. Как давно он не чувствовал этой наполненности! Сейчас все было так правильно, сейчас он был един со своим альфой. — Какой же ты мокрый и тугой, Детка, — шипит Чонгук. — Ах, черт, Тэхен-а, восхитительный! Чонгук лишь слегка двигает бёдрами, совершает круговые вращения, а Тэхен уже не выдерживает. Давление на простату слишком огромно, а перерыв в его половой жизни был слишком долгий. Ему хватает крошечной стимуляции, чтобы вновь кончить, на сей раз тихонько всхлипывая себе под нос. Он тяжело опускается на грудь Чонгука, который сразу же подхватывает его под ягодицы. Альфа дышит тяжело, ноздри его расширяются, а Тэхену почему-то внезапно не хватает воздуха. — Чонгук-а? — испуганно сипит он, заглядывая Чону в глаза и с испугом отталкивая его от себя. Глаза альфы покрываются темно-красной пеленой. — Детка, зачем же ты так со мной поступаешь? — шипит он. — Ты проверяешь мою выдержку. Она не стальная, Тэхен, поверь мне, совсем нет. И ты окончательно разрушил ее. Омега и пикнуть не успевает, как Чонгук из него выходит, переворачивает на живот и одним толчком заполняет снова, заставляя Тэхена охнуть. Альфа нетерпелив, сжимает округлые бёдра Тэхена руками, заставляя его приподнять задницу, и начинает ожесточённо толкаться. Тэхен захлебывается криком и стонами, а Гук продолжает жестко долбиться в него, нависая сверху и тяжело дыша. Он вгоняет член в омегу по основание, так, что в комнате раздаются гулкие шлепанья мошонки о бёдра Тэхена. У Тэхена голова пустеет из-за чередования чувства наполненности и пустоты, он не выдерживает такого напора, колени его разъезжаются в стороны, а сам он падает на подушки. Чонгук хватает его за поясницу и уже просто натягивает на свой член, пока у Тэхена остаются силы только на слабое, бессвязное бормотание. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — хнычет он, уже давно позабыв, о чем он хочет попросить. Чонгук берет его сильно, с оттяжкой, даже грубовато, но у Тэхена аж глаза закатываются на каждом толчке и рот приоткрывается от удовольствия. Альфа дышит тяжело, отрывисто. Он насаживает Тэхена на себя и каждое его движение сопровождается очередным всхлипом. Тэхен кончил уже не один раз, он сбился со счёта, сколько уже доводят до пика. — Такой уставший, — мурлычет над его ухом, опираясь на локти Чонгук. — Тэхен-а, неужели я уже вытрахал из тебя всю душу? Он с силой толкается, а его член трется о простату. — Мы многое упустили за это время, Тэхен-а, нам нужно все наверстать. Я буду трахать тебя всю ночь, понятно тебе? — альфа приподнимает и поворачивает голову омеги, чтобы увидеть в его глазах осознание. — Тэхен-а, ты слышишь меня? И как будто назло грубо толкается по основание, отчего Тэхен визжит и подается вперёд, но рука альфы, обхватывающая его поперёк талии, не даёт этого сделать. — Я хочу свой подарок на Рождество, Тэхен-а, — шепчет Чонгук. — Ч-что ты хочешь? — сквозь слёзы удовольствия стонет омега. — Давай я… тебе отсосу, — предлагает, но на самом деле просит он. Тэхен вспоминает, как приятно растягиваются его губы и ноет челюсть из-за толстого и длинного члена Гука, как он упирается прямо в глотку, как заполняет весь рот. — Как-нибудь позже, — усмехается Чонгук. — Я хочу кончить в тебя, малыш. Я хочу повязать тебя. Давай сделаем так, чтобы здесь, — он гладит и чуть давит живот Тэхена, вызывая очередной скулёж, — появился ещё один малыш. — Давай, да, пожалуйста, повяжи меня, я хочу твой узел. Альфа, пожалуйста, — молит его Тэхен. — Ты точно уверен, детка? У нас будет второй ребёнок, ты хочешь его? Тэхен активно кивает, и это действительно правда: он хочет ещё одного маленького лучика счастья. Но посидеть на узле он, естественно, тоже не прочь. Чонгук ложится на подушки и усаживает Тэхена на член сверху. Он освобождает поле действий специально для омеги, позволяет ему делать все, что он хочет. И Тэхен наконец отпускает себя. Он прыгает на члене альфы как сумасшедший, захлёбываясь слюной, слезами и криками. Он срывает голос, а его мышцы каменеют, но он продолжает двигаться вверх-вниз, опираясь на твёрдый живот Чонгука. Гук же смотрит на все это, закинув руки за голову и улыбаясь. Потому что это его член доводит омегу до сумасшествия. Когда альфа чувствует, что уже на грани, он перехватывает инициативу на себя: берет Тэхена за бёдра и быстро толкает последние пару раз. Толчки Чонгука короткие, очень быстрые, буквально трясут Тэхена, и тот мельком вспоминает, почему в юношестве называл его кроликом. Чонгук кончает бурно и долго, а его горячая сперма разливается внутри Тэхена. Узел набухает слишком быстро и Чонгук проталкивает его внутрь, аккуратно придерживая Тэхена за талию. Омега тяжело дышит и сипит, послушно принимая и толстый узел, и огромное количество спермы, заполняющее его. Живот Тэхена немного раздувается, и омега внутри него счастлива. Но ей нужно ещё, нужно больше. Узел полностью заполняет Тэхена, тот сидит на нем и чуть похныкивает от удовольствия. Узел Чонгука, он самый толстый, самый большой, самый лучший! — Советую тебе отдохнуть, Тэхен, — по глазам читает его Чонгук. — За эту ночь тебе придётся принять ещё как минимум два узла. — Ч-что? — испуганно вскрикивает он, округляя глаза. — Я должен убедиться, что ты точно забеременел. Я не могу позволить Юнги опередить нас и заделать Чимину ребёнка первее. Чонгук аккуратно опускает Тэхена ещё ниже, правильно усаживая и поправляя его на своём узле. Он снова изливается небольшой порцией семени внутрь. — Я, я буду хорошим мальчиком, — возбужденно шепчет Тэхен. — Я буду принимать твои узлы всю ночь, альфа. — Вот и славно, — целует его Чонгук и укладывает себе на грудь. — Я, ох, мне так сложно поверить. У нас будет ещё один ребёнок! Как мы его назовём?! — Попридержи коней, мы ещё даже не знаем, кто у нас будет, — Чонгук втайне умиляется такому Тэхену. — А кого ты хочешь? — Омегу, — сразу же отвечает Чонгук. — А что, если будет снова альфа? — Значит, мы попробуем ещё раз. Сделаем третьего ребёнка. Я хочу омегу и мы назовём его Тэхен-младший — Йаа, Чонгук-а! Ты не разрешил мне называть нашего сына Чонгуком-младшим! — Тэхен дуется и легонько шлепает альфу по плечу. — Да, потому что Тэхен-младший звучит, а Чонгук-младший — нет. — Ты такой придурок, — смеётся омега. — Люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, милый. Они лежат, целуются и тискают друг друга в объятьях. Тэхена и Чонгука иногда накрывают волны микрооргазмов. Узел альфы крепкий, большой и вряд ли спадёт в ближайший час. Когда Чонгуку кажется, что его омега задремал у него на груди, тот неловко начинает ерзать, привлекая к себе внимание. — Чонгук-а… — как-то загадочно тянет он. — Чего? — А трахнешь меня потом своим мягким узлом? — Тэхен складывает ручки в молитве и строит щенячьи глазки. Чонгук смеётся, откинув мокрые, потные волосы со лба. — И это я извращенец, Тэхен-а? — уточняет он. — Трахну, но только, если ты угостишь меня банановым молоком. — Заткнись, заткнись, придурок!