Простак

Сквозь клубы густого пара проступили очертания тонкой фигуры. Уставшие, но от того не менее зоркие глаза Цзинь Гуанъяо определили в неожиданном визитере женщину, о том свидельствовали опущенные плечи и тени длинных заколок в собранных волосах. Гостья сделала несколько шагов вперед, и вот мужчина выдохнул с облегчением. Огненные блики от неяркой свечи заплясали на золотистом одеянии с искусным цветочным орнаментом. Это платье — подарок от любящего мужа любимой жене. — Милая Су, я смел полагать, что ты уже спишь. Не стоило дожидаться меня, ты не должна ставить под угрозу свое здоровье, — привычно мягким полушепотом пробормотал мужчина. На его лице расцвела нежная улыбка (женушка некогда смущенно призналась, что безумно её любит), в то время как руки остервенело заскользили друг по другу, сокрытые толщей теплой воды. Мерзкая бурая кровь уже успела стянуть кожу, отмывать её было мучительно. Словно переняв отвратительный характер своего некогда обладателя, она стремилась причинить шкуре Яо побольше боли. А он лицемерно улыбался своей женушке, на все попытки сложившихся обстоятельств испортить себе настроение отвечая несокрушимым спокойствием. Цинь Су не должна страдать из-за глупостей. Цзинь Гуанъяо просто не мог крикнуть ей: «Выйди прочь!». В любом случае придется объяснить ей, почему он не желает принимать ванну при жене, но только аккуратно, тщательно подбирая слова, не вызывая подозрений. — Раз уж ты здесь, будь добра, подай мне мочало и, пожалуйста, отправляйся ждать в покои, я вскоре к тебе поисоединюсь, — многообещающе заверил Яо, отводя взгляд от силуэта жены. Зная её чудесную натуру, можно было легко предугадать её дальнейшие действия. Ведь Цинь Су, подобно своей матушке, была очень строго воспитанной женщиной, а потому никогда не позволяла себе дерзить своему мужчине или сомневаться в нем. В противовес Яо она была абсолютно бесхитростной и простой, мечтала только о счастливой семье и с удовольствием выполняла все свои сугубо женские обязанности. В умелых руках мужа она уже успела пригреться, как ручная пташка. Поэтому, отдав ей ряд простых и безобидных указаний, вместе с тем пообещав, что вот-вот присоединится к ней, Цзинь Гуанъяо был абсолютно уверен, что Цинь Су поступит именно так, никак иначе. Когда его спины коснулось то самое запрашиваемое мочало, он даже вздрогнул от неожиданности. Об этой услуге никто женушку не просил. — Я могу и сам, правда, тебе не стоит утруждать себя, — неловко запротестовал Яо, но его словно не услышали. Мокрые волосы мужчины небрежно отбросили за плечо, горячей мочалкой с силой провели меж выпираюших лопаток, и Яо невольно сгорбился под неожиданно сильным напором. Однако, быстро взяв себя в руки, тут же выпрямился, мужественно претерпевая сомнительную заботу о своей персоне. Все то время, пока его спина подвергалась пытке, Цинь Су не проронила ни слова, и недоумевающий мужчина уже успел поразмыслить, не обидел ли он на досуге её чем-нибудь. Но вот любимая женушка выпустила из рук свое адово орудие и с невиданной никогда ранее страстью обхватила напряженного мужа поперек груди, испуская рваный вздох в его плечо. Длинные рукава платья погрузились в мутноватую от крови и мыла воду, а изящные тонкие пальцы были только рады последовать за ними вдоль тощего тела Яо, который теперь явственно слышал тяжелое дыхание, полное вожделения над своим плечом. Иной бы на его месте воспринял поведение жены, как нечто непристойное, неправильное, вспыхнул алым цветом и попытался остановить настойчивые поползновения на свою мужскую честь либо грубой силой, либо силой дипломатии, но только не Яо. Он даже в такой непростой ситуации неплохо складывал два и два. — Сюаньюй, братец мой, если ты продолжишь в том же духе, я буду вынужден связать твои руки и подвесить тебя на них в темнице, — пригрозил мужчина, оборачиваясь в кольце чужих рук, чтобы нос к носу столкнуться с размалеванной мордашкой. — Твоя непочтительность переходит всякие границы. Из-за весьма разгульного образа жизни уважаемого отца, на свет появилось это недоразумение — тронутый умом мальчишка. Его презирали и отталкивали все, кому не лень, кроме Яо. В народе говорили, что мужчина — истинное воплощение неземной доброты и терпения, однако сам Яо объяснил бы свое к сводному брату отношение куда проще: он безобиден. Каждый из этих умников стремится сунуть свой нос в чужие дела. Присвоить то, что ему не принадлежит. Раскрыть чужую тайну ради собственной выгоды. Некогда опороченные любвеобильным главой ордена Цзинь женщины с детства вбивают в пустые черепушки своих ненаглядных чад: «твой папочка — богатый заклинатель, он точно примет тебя в семью с распростертыми объятьями, знай, в золоте купайся и ножки папочке целуй». А те верят. Едва им исполняется четырнадцать, таранят сопливыми носами ворота ордена, выпячивают цыплячью грудь и представляются принцами. Как же Яо устал тащить их бестолковые останки на псарню. Когда на пороге замаячил новый малолетний гость, о его визите неожиданно знал сам глава ордена. Видимо, его очередная фаворитка оказалась женщиной непростой — прислала письмо, из которого выяснилось, что её сын обладает духовными силами. Так молодой господин Мо и стал приглашенным учеником их ордена. Мадам Цзинь с три короба налгали про связи, и лишь в узких кругах знали, что новоприбывший — очередной бастард главы. Мальчишка оказался заурядным, а с точки зрения заклинателя и вовсе ниже среднего. Яо лично наблюдал за ним первое время, ссылаясь на интерес к подрастающему поколению. Тем не менее, одна сверхсильная черта в младшем братце все же имелась. Идеальная интуиция. Сюаньюй всегда безошибочно находил наблюдателя глазами и улыбался ему. Временами даже махал руками. И Яо со смешком махал в ответ, провоцируя одноклассников на неприкрытую ненависть к несчастному мальчишке. Те уже просекли, что этот никудышный заклинатель — льготник со связями в прославленной семье. Но мало было его положения, так он и сам вел себя довольно вызывающе. Неумело раскрашенное косметикой лицо, запах женских духов, смешная походка от бедра. Его нелепое подражание молодой разнузданной госпоже уступало по мерзости разве что самовольному характеру. Юноша позволял себе сбегать с уроков, бросать на пол книги или громко радостно кричать, едва завидев тень Цзинь Гуанъяо. За это его нередко били, а лукавый старший братец лишь считал дни до момента, когда незваный гость сломается. Когда поймет, что ему не рады и сбежит, смывая слезами свой уродливый макияж. Но Сюаньюй вот уже второй год продолжал стойко сносить все тяготы жизни никому не нужной занозы по смешнейшей, с точки зрения Яо, причине. — Но я ведь люблю брата, — почти обиженно прошептал юноша, не сводя наглых серых глаз с губ мужчины. — Почему же мне нельзя проявлять свою любовь? — Ты воистину испорченное дитя, — вздохнул Яо с плохо скрытым раздражением. — Какой мужчина проявляет любовь, обрядившись в женское платье? Ежели тебе хотелось объятий, ты мог подождать и до утра. К сожалению, он уже заранее знал все его ответы. — Братец Яо был так нежен со своей госпожой, что этот адепт. — смущённый юноша запнулся на мгновение. — Этот адепт совершил преступление, чтобы хотя бы на миг почувствовать любовь в ответ на свою. Ах, я малодушно верил, что этого мига мне хватит с лихвой, но завидев красоту обнаженного тела брата… не смог устоять перед искушением. Пока Сюаньюй распинался в своих чувствах, Цзинь Гуанъяо медленно вышел из грязной остывшей воды. От сложившейся ситуации стало тошно, но привычная мягкая улыбка все равно не сошла с его лица. Сюаньюй. Какой же он до смешного жалкий. Готов притворяться другим человеком, прогибаться под обстоятельства и надеяться на чудо со сложенными в мольбе ладонями. Будто милость Цзинь Гуанъяо достанется ему так же просто, как милость трусливого отца. Просто смешно. — Любовь не достается по мановению руки, дорогой младший брат, — ласковым, слишком ласковым шепотом начал мужчина, глядя на юношу из-под опущенных ресниц с нескрываемой жалостью. — С чего же ты имел смелость решить, будто достоин моей любви так же, как супруга? Что ты сделал для того, чтобы тебя любили? Или же… что ты готов для этого сделать? «Ничего. Ты просто растеряешься, а затем начнешь рыдать, подобно неразумному ребенку. Ты сдашься. Ты оставишь меня в покое. И навсегда покинешь Ланьлин с опущенной головой. Быть может, тебе даже хватит смелости покончить с собой, баюкая в небытие свое разбитое сердце,» — апатично подумал Яо, отведя взгляд от нелепого недоразумения. — Младший брат понимает, — тихо ответил Сюаньюй. — Поэтому не будет надеяться на чудо. И непременно добьется любви старшего брата своими собственными усилиями. С этими словами юноша опустился на колени. Яо не смотрел на него, а если бы и посмотрел, то не придал бы никакого значения этому жесту. И очень зря. Мужчина прогадал, расслабился, открылся, чем юноша и воспользовался, не сомневаясь ни на секунду. Его пальцы мягко легли на обнаженные бедра. Напомаженный ротик бесстыдно приник к мягкому, влажному после ванны члену. Ласка началась ненавязчиво, с нежным трепетом. И в то же время — с абсолютной уверенностью в своих действиях. Юноша прикрыл глаза, тень от длинных пушистых ресниц накрыла его порозовевшие сквозь толстый слой пудры щеки. Он был готов к любым ударам, к крикам, к непринятию, к отторжению. И потому оставался абсолютно спокойным, одаривая любимого мужчину столь откровенной лаской, скользящими поцелуями. Цзинь Гуанъяо несдержанно охнул, вцепившись в узкие плечи Сюаньюя, опешив от настолько фривольного поведения. Рациональное мышление в некогда мудрой голове крепко сцепилось с импульсивными порывами. «Оттолкнуть.» «Убить на месте.» «Оттолкнуть.» «Убить на месте.» Дрожащая рука потянулась к ближайшей заколке в волосах юноши. Острый кончик щекочащим движением скользнул по обнаженной шее туда, где тревожно билась артерия. Сюаньюй даже не открыл глаз. Яо медлил. Маленькая трепетная жизнь под острием заколки глухо постанывала, ерзала. Неспешно вбирала в рот ещё мягкую плоть, с упоением ласкала горячим языком, словно излюбленное лакомство. Тонкие пальцы, сомкнувшись у основания, растирали стекающую слюну по всей длине. В своей беззаветной любви Сюаньюй походил на безродного щенка, лижущего руки первому доброму человеку в своей жизни. Яо вдруг явственно ощутил власть над целой вселенной внутри этого наивного мальчишки. Молодой мужчина, не зная чести, не щадя будущего стоит на коленях перед ним в женском платье, сосет член, гладит бедра, слепо вверяет себя любимому человеку, находясь в смертельной опасности. Заколка с тихим звоном упала на пол, за ней посыпались остальные. В золотистых глазах мужчины сверкнул огонек азарта, его крепкие пальцы легли на затылок юноши. Сюаньюй легко подчинился, ткнулся носом в паховую область, лишь слегка нахмурив тонкие брови от дискомфорта, — член начал стремительно твердеть, заполняя собой все узкое пространство рта. Серенькие глаза впервые обратились вверх, к лицу Яо в немом вопросе. — Сделай это для меня, — с улыбкой шепнул мужчина. — Так, как я скажу. Он отступил на шаг назад, извлекая изо рта юноши влажно поблескивающий член. Не глядя швырнул на пол золотистые полотна, прилег на спину, приподнялся на локтях и выжидающе посмотрел на Сюаньюя. Его не пришлось манить, подзывать — он сам подошел, влекомый одним лишь желанием доставить удовольствие любимому мужчине. Ласковая ладонь подбадривающе зарылась в его волосы, погладила, скользнула на перепачканную косметикой щеку. Сюаньюй с трепетом к ней прильнул, испуская рваный несдержанный вздох. — Ты готовился к приватной встрече со мной? Предлагал себя другим мужчинам? — без особого интереса спросил Яо. Просто чтобы поддразнить. — Н-нет! То есть, не совсем. — юноша ожидаемо смутился, его взгляд хаотично забегал из стороны в сторону. — Сестрички-эскортницы были очень добры ко мне. Они и научили… как н-нравиться мужчинам. Но я никогда не касался других! Братец у меня первый… — Нет, — отстраненно перебил Яо. — Нет причин так красиво мне лгать. Слишком хорошо для первого раза, тем более ученик ты неважный, я то знаю. Сюаньюй задрожал. Яо с улыбкой продолжил: — Чей-то грязный член ты старательно шлифовал около месяца, прячась под столом, подобно голодному крысенышу. Ну не чудо ли? И все ради моей скромной персоны? Юноша был готов позорно расплакаться с минуты на минуту. — Покажи мне все, чему успел научиться, — обманчиво ласково пропел мужчина, настойчиво толкая чужую голову вниз. Длинные волосы приятно щекотнули живот, и Яо невольно усмехнулся. — Сестричка-эскортница. Сюаньюй стыдливо сжался, бестолково клюнул губами головку, попытался спрятаться за завесу волос. Эмоциями такого простака было слишком легко управлять. За несколько минут Яо успел подарить ему надежду, воодушевить, возбудить. Напугать. Заставить стыдиться того, какой он есть. И это только начало. — Что же ты застеснялась? Неужели такой умелице нужна моя помощь? — большой палец мужчины, легко скользнув меж крашенных губ, решительно надавил на нижний ряд аккуратных зубов. Скользнул по языку, внутренней части щеки. Сюаньюй просто не смел закрывать рта, послушно отдав власть над собой. Рука легла на затылок немым приказом, и юноша безропотно вобрал твердый член в рот, впустил в горло, как делал это много раз. Пальцы несильно, но ощутимо потянули его за волосы, вновь надавили на затылок, задавая неспешный ритм. Когда Сюаньюй поймал его, ладонь Яо начала просто механически поглаживать его по голове. Мужчина хрипло постанывал, шумно дышал, постепенно начиная поддаваться бедрами навстречу горячей глубине умелого рта. Выражение его лица стало томным, на нем играло неприкрытое наслаждение. Сюаньюй жадно всматривался в него и никак не мог наглядеться. Редкие громкие стоны мужчины заставляли самого юношу беспомощно скулить от желания, тереться изнывающим пахом о шелковую ткань платья. — Что с тобой, моя славная эскортница? Твое лоно жаждет внимания? — Яо легко, словно пушинку, подтянул юношу к своей груди, с улыбкой взглянул на запачканное поплывшей косметикой лицо. — Сегодня ты — моя любимая женщина. Нелепая мордашка засияла было от счастья, но уже в следующую секунду её накрыла мокрая ткань, тщательно обтерла, не оставив от косметики и следа. Сюаньюй был вполне симпатичным молодым человеком. От хищной отцовской красоты ему практически ничего не досталось. Все личико — от чувственных губ до миндалевидных глаз — было заслугой его очаровательной матушки. Однажды это непременно изменится. Он вырастет, огрубеет, окрепнет. И его уже будет сложнее соотносить с обычной распутной эскортницей, жаждущей одной единственной любви. — Гэгэ. — тихо позвал юноша. Его пальцы неуверенно подхватили полы длинной юбки, потянули её вверх. — Этот брат действительно желает п-преподнести себя тебе. С твоего позволения… Яо мотнул головой, словно сгоняя наваждение. И с чего он вдруг начал нежничать с этим сумасшедшим? Его задача — вызвать у бестолкового ребенка страх. Неприязнь. Так, чтобы он больше и не думал приставать со своей больной любовью и надеяться на лучшее. Запрещено. Мужчина решительно опрокинул тощего юношу, перевернул его на живот под тихое удивленное пищание. Яо не чувствовал себя разгоряченным насильником, когда задирал юбку платья или когда походя ощупывал худые бледные ноги. Хотя Сюаньюй бормотал нечто невнятное извиняющимся тоном, пытаясь прикрыть обнаженные ягодицы. — Право, гэгэ не стоит… видеть эту часть его покорного брата… П-почему именно эта позиция?.. — кое-как расслышал мужчина жалкий лепет. «Потому что я не желаю видеть твоего лица, когда ты начнешь рыдать.» — Потому что со спины ты больше похож на женщину, — тихо припечатал Яо, нетерпеливо отбрасывая вспотевшие ладони юноши. Меж двух мягких округлых ягодиц торчало аккуратное деревянное колечко. Сюаньюй стыдливо зарылся лицом в рукава, а Яо лишь криво, с мучением улыбнулся. Он узнал о таких вещах в возрасте куда младше возраста братца. Шлюхи, желающие за раз заработать побольше или принять сразу нескольких клиентов, использовали их для растяжки своего ануса. Распутная сестрица по ремеслу матери однажды в хмельном угаре предложила ему самому использовать эту вещь, чтобы «помочь мамке». Позже дуреха получила оплеух от пылкой Сы Сы, которая затем коротко и сердито объяснила Яо: «это больно. и грязно.» И в своей щенячьей любви Сюаньюй зашел настолько далеко. Надо же. Мужчина медленно потянул за деревянное колечко. Юноша под ним вздрогнул, всхлипнул, сжался, словно бы от страха. Расставил ноги пошире. Анальная пробка оказалась действительно широкой, хоть при этом и хорошо смазанной. Ходить с ней, вероятно, было мучительно. Едва инородный предмет был извлечен полностью, дырочка попыталась стыдливо сжаться. Но Яо не позволил ей этого сделать, оттянув большим пальцем край нежной покрасневшей плоти. — Здесь ты слегка опухший, — апатично заметил мужчина. — Так старательно себя растягивал… — Старший братец считает это уродством? — промямлил из своего рукавичного убежища Сюаньюй. — Если так, то… младший… все ещё может использовать свой рот. — Ну, что ты, — Яо качнулся вперед, без предупреждения плавно входя в напряженное тело. Юноша, не ожидавший такого, задушено заскулил, напрягся ещё больше, сделав себе больнее. — Прекрасная имитация половых губ. Яо не желал думать, что прямо сейчас он неспешно трахает другого мужчину. Мысль о том, что тот дрожит под ним от боли должна была обрадовать, ведь он движется в верном направлении. В направлении подальше от любви Сюаньюя. Однако, сколько бы Яо не убивал в своей жизни, он всегда старался делать это одним махом. А любовь умирает медленно. Мужчина легко скользнул ладонями по впалому животику юноши, затем обратно, к небольшому члену. Сюаньюй рвано выдохнул, прикусил нижнюю губу и дернулся навстречу чужим ласкам. — Здесь приятно? — бархатно прошептал Яо в покрасневшее ушко, прильнув грудью к острым лопаткам. — Выгни спину. Его не нужно было просить дважды или уговаривать. Он извивался в умелых руках мужчины именно так, как было тому нужно. Подставлял шею, когда он желал душить, зад — когда начинал двигаться быстрее. Порой Яо, вопреки своим принципам, ласкал его чувствительные участки тела, и вскоре тихие болезненные всхлипы превратились в несмелые стоны наслаждения. Оргазм не заставил себя долго ждать — он быстро накрыл юное возбужденное тело. Яо позволил себе кончить, когда почувствовал, что Сюаньюй под ним наконец расслабился. Травмировать несчастную задницу ещё больше он не стал, предпочтя запачкать семенем бедра юноши. Он почувствовал себя опустошенным во всех смыслах. Тяжело дышащий на золотом покрывале Сюаньюй вызвал в душе отголосок жалости. На тело навалилась небывалая ранее усталость, и Яо, наскоро накинув на обнаженное тело нижние одеяния, медленно пошел к двери. Ему, по сути, не о чем было сейчас говорить со своим горе-любовником. «Я использовал тебя»? «Я ненавижу тебя»? «Грязная ш-.»? Нет. Пусть произошедшее между ними просто забудется, словно сон. — Старший братец, — тихонько позвал юноша. Яо не желал отвечать. — Да? — криво улыбнулся он, не оборачиваясь. Один шаг, — и он за дверью. Пусть младший скажет какую-то нежную глупость. «Было здорово»? «Повторим»? «Я люблю тебя»?.. — Ты пахнешь кровью, — едва слышно бросил мальчишка, проваливаясь в сон. * * * На следующий день Мо Сюаньюй был с позором изгнан. Он так и не понял, за что. А о подаренной ему жизни не задумался и вовсе. Она ему более не нужна.