green with envy

Зависть (от латинского invidia) — социально-психологический конструкт/концепт, охватывающий целый ряд различных форм социального поведения и чувств, возникающих по отношению к тем, кто обладает чем-либо (материальным или нематериальным), чем хочет обладать завидующий, но не обладает. Светильник твоего тела — глаза. Когда твои глаза здоровы, твоё тело полно света. Но если твои глаза больны, то и в твоём теле темно. (Лука, 11:34–36.) Тот, кто радуется несчастью, не останется безнаказанным. (Притчи 17.5.) Кроткое сердце — жизнь для тела, а зависть — гниль для костей. (Притчи 14.30) Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют. (К Галатам 5.19-21.)

Когда Иллуми входит в помещение, огромное количество голов поворачиваются в его сторону. Он может почувствовать их оценивающий, раздевающий взгляд. Не то чтобы это имело значение. Он был готов к этому, перевоплощаясь с помощью своих прекрасных игл. Присутствие нескольких в его черепе преобразили его тело и элегантно уложили волосы на макушке. Взгляды этих незнакомцев и есть причина его маскировки, но в то же время как раз эта маскировка и притягивает к себе взгляды. Парадокс. Он передвигается медленно, ставя одну ногу за другой и чуть покачивая бедрами. Ходить в украшенных драгоценными камнями туфлях на шпильках не было для него проблемой, даже несмотря на то, что размер его ноги значительно уменьшился. Пытливые взгляды вскоре возвратились к своим компаньонам, напиткам, и другим здешним развлечениям. Иллуми мог бы описать этот дом как роскошный: высокие куполообразные потолки, мерцающие люстры, свисающие с них, белые мраморные полы, роскошные ковры, позолоченные столы и стулья с мягкой обивкой, шёлковые гардины кремового цвета. Из антикварного фонографа доносятся отголоски классической музыки. На будуарном столике недалеко от входа стоят бокалы шампанского. В центре комнаты располагается большая лестница, закрученная в обе стороны, и выходит на балконы второго этажа с видом на люминесцентный бальный зал. Иллуми проходит мимо гостей, оглядывая толпу. Очевидно, его цель не здесь, но вечеринка в самом разгаре: людей бесчисленное множество, поэтому он не беспокоится. Человек, за убийство которого ему платят, сейчас, скорее всего, играет в азартные игры в одной из дальних комнат, если источники Иллуми верны. Он дотошно относится к такого рода вещам, так что они наверняка верны. Направляясь к лестнице, он проходит мимо зеркала такого размера, что Золдик даже назвал бы его вульгарным: его рама сделана из золота, украшенная такими же золотыми лебедями и лилиями. Он ненадолго останавливается и, глядя на своё отражение, восхищается собственноручно проделанной работой. Слабость его цели — красивые девушки, и план Иллуми состоит в том, чтобы заманить его в пустую спальню этажом выше, где он, оставшись с жертвой наедине, сможет покончить с ним быстро, тихо и аккуратно. Так, как ему нравится. С его мастерством Иллуми мог бы выглядеть как угодно. Он мог бы стать классической пышногрудой блондинкой, если бы захотел. Но, по возможности, он старался менять свою внешность как можно меньше: во-первых, для этого требовалось намного меньше легкоскрываемых игл, во-вторых, более сложные трансформации требовали большее количество Нэн. Девушка, смотрящая на него по другую сторону зеркала, могла бы сойти за его близняшку. Его подбородок стал мягче, лицо чуть округлее, но под его макияжем — мерцающей угольного цвета подводкой и тёмно-красной помадой — практически никаких других изменений не произошло. Зелёное шелковое платье облегает его уже женственные формы, подчёркивая тонкую талию и обтягивая расширенные бёдра. На изумрудной ткани красуются вышитые журавли, а ромбовидный вырез на груди, отделанный золотом, как и другие швы платья, открывает вид на внушительное декольте. Длина и узость платья были бы серьёзной проблемой для его ног, если бы не разрез от левой лодыжки к верхней части бедра, благодаря которому каждый раз, как он ступает, открывается вид на гладкую кожу. А ещё он стал ниже сантиметров на десять. Он проходит под одной из лестничных арок и мимо крытого фонтана, когда его взгляд останавливается на открытой двери из красного дерева, ведущей в тускло освещённую комнату. Когда он заходит внутрь, пианино проигрываемой пластинки и звуки фонтана затихают. В комнате, затянутой дымом дорогих сигар, стоят низкие деревянные столики, окружённые гроздьями мягких кресел с красными бархатными подушками на них. Находящиеся в этой комнате намного менее веселы и легкомысленны, чем в других комнатах, а здешняя атмосфера немного лихорадит. Одним словом, помойная яма сомнительных увлечений. Здесь собрались как немолодые и толстые мужчины, посасывающие свои сигары, так и худощавые юноши, сжимающие в руках свои стаканы с виски. Но их всех кое-что объединяет: они все голодны к деньгам. Некоторые девушки тоже играют, пока боа из перьев обвивают их шеи, а руки отягощены кольцами, держащими бокалы. Другие же красавицы липнут к игрокам, поглаживая их по плечам и скромно хихикая. Иллуми крадётся по комнате и быстро замечает, что на кон ставится немалая сумма денег. Это вечеринка для богатых, он не удивлён. Сумма, которую он рассчитывает получить за свою работу, столь же велика. Проще простого, думает он. Лёгкие деньги. Губы гостей пухнут от выпивки, и он запросто может застать свою цель набуханного в стельку и со спущенными штанами. Но, как только он думает об этом, его планы рушатся с пугающей скоростью. Осторожно оглядывая комнату в поисках цели, которой, похоже, здесь тоже не было, в дальнем её конце он замечает завитки волос цвета фуксии. В голове звенят тревожные колокола. Ошибки быть не может, это он. Эта выделяющаяся, нелепая причёска — вестник неприятностей. Иллуми должен ускользнуть, прежде чем его заметят, прежде чем у этого человека появится шанс испортить его идеально продуманный план убийства. Даже с другого конца комнаты Иллуми видит, в каком напряжении находятся его плечи, как он приобнимает девушку, сидящую на его колене, пока он играет в покер, и как её наманикюренная когтистая рука ставит на стол стакан с виски. Прошло всего мгновение с тех пор, как Иллуми заметил его, но этого было достаточно. Он делает движение, чтобы отвернуться, как раз в тот момент, когда рыжая голова поворачивается в его сторону. Золотистые глаза прожигают его насквозь, словно лев, выискивающий в саванне хромающую газель. Иллуми к этому времени уже отвернулся к нему спиной и двинулся к выходу. Конечно, Хисока не узнал бы его в этой маскировке. Он лишь мельком увидел лицо Золдика, а его тело и так не имеет ничего общего с реальностью. И всё же в этом взгляде можно было прочесть узнавание. Точно так же, как Иллуми сейчас чувствует, что Хисока встал из-за стола и извинился, Хисока мог почувствовать его присутствие в этом доме. Он не скрывал полностью свою естественную ауру. Никто из VIP-персон не представлял угрозы, и поэтому он не ожидал увидеть на вечеринке других влиятельных пользователей Нэн, не говоря уже о Хисоке. И вообще, что здесь делает этот фокусник? Иллуми проклинает свою неподготовленность и ужасное невезение. Это так в его стиле — появляться в самый неподходящий момент. Быстро пройдя мимо лестницы, он направляется к открытым дверям бального зала. Толпа людей сияет, вальсируя по полированному полу. Его каблуки стучат по мрамору, когда парень проскальзывает между танцующими. Музыка фонографа звучит здесь громче всего: скрипка торжественно рокочет в воздухе, отражаемая зеркальными стенами зала. Когда он бросает взгляд на зеркало, продолжая пробираться сквозь толпу, краем глаза улавливает пурпурное пятно. Иллуми почти достигает двери, ведущей в соседнюю гостиную, но внезапно чувствует, как аура Хисоки исчезает. Он оглядывается и осматривает танцующих: среди их голов виднеются лишь пышные прически естественных цветов. — Могу ли я пригласить вас на танец? — мурлычет голос позади него, щекоча его обнаженную шею. Иллуми поворачивается и встречает полуприкрытые золотистые глаза с тонкими рыжими ресницами. Ему кажется странным смотреть на Хисоку снизу вверх. Обычно их глаза находятся на одном уровне, но сейчас всё по-другому. К тому же, Иллуми подозревает, что сегодня волшебник надел обувь с небольшим каблуком, плюс-минус пара сантиметров. Костюм у Хисоки белый, под ним — рубашка кремового цвета. Малиновый галстук аккуратно завязан под воротником рубашки и исчезает в острых лацканах пиджака. Вдобавок ко всему вышеперечисленному он широко улыбается: одновременно и вежливо, и неприлично. Его рука вытянута, ладонь раскрыта, он ждёт ответа. Иллуми хочется вонзить иголки в глаза Хисоки. Или проткнуть ими его трахею. Или, возможно, выдрать её из его горла голыми руками. Это наверняка испортило бы его дорогой костюм, но идеально подошло бы к его галстуку. Вместо этого, не говоря ни слова, он кладёт свою руку в руку Хисоки и делает к нему шаг. Его рука всегда была чуть тоньше, чем у Хисоки, но теперь она намного меньше, чем была раньше, Иллуми убеждается в этом, когда они переплетают пальцы. Этот жест… ему уже знаком. Каким бы невероятным это ни казалось, улыбка Хисоки становится чуть шире. Его свободная рука ложится на талию Иллуми. Золдик в ответ кладёт руку на чужое плечо, впивается в него ногтями и чувствует, как под ними рвётся пиджак. — Ах, я так и знал, что это ты, дорогой Иллуми, — радостно вздыхает Хисока. Его ресницы трепещут. Когда они начинают танцевать, он проводит большим пальцем по боку Иллуми. — Как ты догадался? — спросил Иллуми невозмутимо. — У меня появилось это чувство ещё с момента, когда ты переступил порог дома, и я убедился в своей правоте, как только ты вошёл в комнату. Твоё присутствие — это одна из тех вещей, к которым я очень чувствителен. Иллуми борется с желанием поморщиться. — Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. — Неужели? — выдыхает Хисока ему в щёку, после чего его губы двигаются к верхней части уха Иллуми. Тот быстро отводит подальше чувствительную область и снова впивается в фокусника взглядом. — Да. У меня здесь дела. — Я думал, что наёмный убийца, у которого есть дела, не станет танцевать со странным типом вроде меня, — ухмыляется Хисока. На это у Иллуми нет ответа. Хисока ведёт их через танцпол к проходу, а затем смотрит вниз, в глаза Иллуми, которые ни на секунду не отрываются от лица мужчины. — О, Иллуми, перестань смотреть на меня так, будто хочешь убить. Ты думаешь, что твоя маска безэмоциональна, но жажда крови в твоих глазах читается с такой лёгкостью, что это заводит меня. Иллуми отрывает взгляд и вместо этого сосредотачивается на сверкающем бриллианте в серьге случайной женщины. Они кружатся медленно, избегая другие пары вальсирующих. Руки Иллуми горячие в местах, где соприкасаются с кожей Хисоки. Оказывается, на него трудно не смотреть, поэтому Золдик концентрируется на том, чтобы замедлить участившийся пульс. Хисока решил заговорить снова. — Так не пойдёт, я всё ещё чувствую твою жажду крови. По крайней мере… По большей части это жажда крови. Неужели я отыскал нить к кое-чему ещё? С тобой я никогда не могу быть в этом уверен. Хотя, возможно, ты не отделяешь такие вещи, — размышляет он. Рука на талии Иллуми двигается, чтобы прижаться к его пояснице, и Хисока делает шаг ещё ближе, пока они продолжают вальсировать. Когда Иллуми отказывается давать ответ и на это, он чувствует, как Хисока радостно улыбается. — Кроме того, — продолжает он разговорным тоном, — полсантиметра твоих пальцев в моем плече. Иллуми этого не заметил. Он вынимает пальцы. — Прости за костюм, — он не жалеет. — Не страшно, у меня их много. Единственный предмет одежды, испортить который было бы трагедией — это твоё платье, — рука Хисоки пробегает вверх по гладкой стороне платья, а затем опускается вниз, к разрезу у верхней части бёдер Иллуми, где оно раздваивается. Иллуми чувствует, как кончики пальцев скользят по голой коже. Голос Хисоки низкий и тягучий, как мёд. — Чтобы соблазнить свою цель, я полагаю? Иллуми оглядывает танцующих в поисках тех, кто, возможно, подслушивает или наблюдает за ними. Кажется, никого. — Да. — Я восхищаюсь твоим… — взгляд опускается на пышную грудь Иллуми, — мастерством перевоплощения. Иллуми прикончит его позже. — Если позволишь, — он отпускает Хисоку и делает шаг назад, осторожно наклоняя голову, чтобы не испортить прическу и не сдвинуть иглы. Лишая свои последующие слова следов какой-либо благодарности, он сдержанно добавляет: — Спасибо за танец. Желаю насладиться оставшейся частью вечера. Повернувшись на каблуках, он уходит, игнорируя разочарованный жар в теле после танца с этим отвратительным фокусником. — О, я обязательно наслажусь, — донёсся до Иллуми голос Хисоки. Иллуми нигде не может обнаружить свою жертву. Он снова прочёсывает прихожую, заглядывает во все небольшие комнаты, придирчиво осматривает банкетный зал. Он здесь не ради азартных игр, еды или танцев. Последними Иллуми проверяет ванные комнаты, выжидая рядом с ними примерно полчаса и наблюдая за людьми, входящими и выходящими из мужского туалета. Оставив пустой бокал из-под шампанского — он пил его ради поддержания образа — на маленьком стеклянном столике, он вскоре находит кухню. Снаружи стоит официант в белом костюме с чёрным галстуком-бабочкой. Вокруг никого. Проходит всего мгновение, прежде чем игла вонзается ему в череп. Глаза мужчины стекленеют, как у мёртвой рыбы на разделочной доске. — Где Максвелл Блэк? — требует Иллуми. — Я не знаю, кто такой Максвелл Блэк, — голос официанта монотонен. Иллуми пробует ещё раз. — Он старший сын семьи Блэков, владеющих самым большим в мире запасом алмазов. Сегодня он должен быть здесь. Ты знаешь его? Если бы мёртвые глаза жертвы Иллуми могли передавать хоть какие-то эмоции, в них бы наверняка мелькнуло узнавание. — Да. Теперь я припоминаю его имя в списке VIP-персон. — Хорошо. Ты видел его? — Ни разу с начала вечера. — Значит, ты не знаешь, где он? — Нет. — Он мог уйти? Официант на секунду замолкает. — Нет. — Ты уверен? — Да. Его машина всё ещё здесь. Он не обращался к персоналу, чтобы отвезти его домой. По крайней мере, это уже что-то. Иллуми рассматривает человекоподобную куклу перед собой, а затем вытаскивает иглу из его головы. Мужчина моргает и хмурит лоб. Его взгляд фокусируются на Иллуми, и его рот слегка приоткрывается. — Кхм, извините… Вы что-то сказали? Могу я… Могу я вам чем-нибудь помочь, мэм? Иллуми прокручивает иглу между своими пальцами и закрепляет её на затылке, тут же чувствуя, как в горле судорожно сжимаются его голосовые связки. — Я просто хотела спросить, где здесь дамская комната, — говорит он уже высоким и сладким голосом, улыбаясь несчастному парню. — Она… Э-э… Она вон там. Я… Я могу сопроводить вас, если хотите! — он осознаёт своё странное предложение, и его лицо и шея тут же заливаются краской. — В этом нет необходимости, спасибо, — Иллуми оставляет его, жутко покрасневшего, стоять у кухонной двери. После того, как он уже во второй раз проверяет все комнаты, Иллуми укалывает несколько других сотрудников и гостей, которых находит в одиночестве. Их допросы проходят примерно так же: некоторые Максвелла Блэка не знают вовсе, есть те, кто видел его только в самом начале вечеринки, но никто из них не замечал, чтобы мужчина покидал дом. У Иллуми остается лишь один возможный вариант, приводящий его в ярость. Он подходит к креслу, в котором разваливается Хисока, держа в длинных пальцах полную стопку карт. Дым в комнате сердито клубится за Иллуми, растворяющийся в воздухе из-за его быстрого шага. — Нам нужно поговорить. Хисока смотрит на него и вскидывает брови, его губы слегка кривятся. — Что случилось, душа моя? Иллуми хочет содрать кожу с его лица, чтобы он никогда больше не смог сделать это фальшиво-удивленное выражение. Он скрещивает руки на груди. — Сейчас же. Хисока смотрит на других игроков: все они белые, как полотна, не могут оторвать взглядов от Иллуми. Один плотный мужчина в вельветовом костюме обильно потеет, а его руки, держащие карты, трясутся. Иллуми, вероятно, следовало бы избавиться от своей злобной ауры, но у него не хватает на это терпения. — Прошу прощения, джентльмены, — Хисока кладёт карты на стол, выпрямляется, засовывает одну руку в карман пиджака и протягивает Иллуми свободную. — Нам стоит выйти, полагаю. Иллуми игнорирует его и уходит из комнаты, Хисока следует за ним. Они подходят к фонтану. Хисока догоняет Иллуми и скользит рукой вокруг его талии. Последний подумывает о том, чтобы оторвать её — не в первый раз рука Хисоки подвергнется такой участи — но решает, что это вызовет слишком много шума. Вместо этого он подходит к главной лестнице и всё же решает скрыть свою ауру, чтобы они не привлекали внимания. Сейчас они просто кажутся парой, направляющейся в комнаты на втором этаже. Как только они скрываются в тени на одном из балконов, держась подальше от перил, Иллуми поворачивается к нему. — Где он? — шипит Иллу. Хисока выглядит довольным. — Кто он? Боюсь, что ты выражаешь свои мысли не очень ясно, мой дорогой Иллуми. Иллуми хочет ответить что-то вроде: «Я тебя ненавижу, пожалуйста, сдохни», но вместо этого он понижает голос и, практически рыча, произносит: — Максвелл Блэк, моя цель. Ты знаешь, где он, ты замешан в этом. Скажи мне, где он. — Ах, с тобой совсем не весело, — но выражение лица Хисоки говорит об обратном. Он выглядит бесконечно довольным, и пальцы Иллуми так и чешутся разорвать его на части. Волшебник снова протягивает руку. — Если позволишь. — Не позволю. — Ну, как знаешь. Хисока неторопливо пересекает лестничную площадку по другую сторону от балконов, где располагается ещё один ряд дверей. Иллуми следует за ним. Они проходят вперёд по красной ковровой дорожке и сворачивают в коридор, в стенах которого ещё больше дверей. Они доходят до самого конца, и останавливаются перед точно такой же белой дверью. Хисока хватается за изогнутую медную ручку. Дверь открывается, и перед ними оказывается просторная, современная парадная. На большом окне задёрнуты шторы, на полу — толстый мягкий ковер молочного цвета. Маленькая люстра сверкает над кроватью королевских размеров, изобилующей подушками и накрытой пуховым одеялом, которое, вероятно, набито гусиными перьями. Сбоку располагается ванная комната. Иллуми хотелось бы сказать, что комната опрятная, чистая и полностью белая. Но он не мог. Хотя, сегодня утром, вероятно, так оно и было. Определённо, планировалось, что комната будет полностью белой, украшена исключительно белым, и наверняка в ней регулярно прибирались, чтобы сохранить её в первозданном виде — однако теперь она щедро окрашена огромным количеством крови. Которая, кстати, достаточно быстро густеет. Алые брызги украшают стену: длинный кровавый след ярко выделяется на фоне светлых обоев. И если предположить, что это сделано намеренно (что, вероятно, так и есть, учитывая, что за этим стоит Хисока), можно заметить, что сделано это достаточно искусно. Туз червей торчит из дальней стены, совсем близко, но идеально параллельно кровавой полосе. Владелец этой кровавой полосы — не кто иной, как изуродованный, но всё ещё узнаваемый Максвелл Блэк. Он лежит на полу с одной рукой вытянутой вперёд, как будто упал во время движения. Его штаны расстёгнуты и спущены вниз, но из-за его положения Иллуми не видит гениталий мертвеца. Рубиновая жидкость, скопившаяся вокруг него, пропитала добрую половину его костюма и покрыла коркой дорогой ковер. На кровати покоится ещё один труп. Разрез поперек горла девушки похож на красное колье. Её волосы, когда-то светло-русые, а теперь окрашенные в цвет спелой клубники, рассыпаны веером по подушке. Они, вероятно, были шелковистыми до инцидента, но сейчас слиплись вместе. Белоснежное постельное белье почти полностью запачкано полузасохшей кровью. Её одежда, в отличие от костюма покойного мистера Блэка, чистая, но лишь потому, что она неаккуратно раскидана у кровати. Единственное, что на ней надето, — это чёрные туфли на шпильках. Это как раз тот беспорядок, которого Иллуми обычно старается избегать. И именно тот беспорядок, который предпочитает оставлять за собой Хисока. Иллуми почти сходит с ума от ярости. Он должен с чего-то начать. — Почему она голая? Хисока следит за его взглядом. Иллуми знает: он ведь всё видит. Он знает, почему она голая. Но всё равно спрашивает, сам не зная, почему. — Перед своей преждевременной, несчастной смертью, эта прелестная женщина занималась некими преприятными делами. — С Блэком? Хисока опускает взгляд на её тело. — Нет, со мной. Волосы на затылке Иллуми встают дыбом. — Ты отвратителен. Хисока поднимает руки. — Поверь мне, она умерла крайне счастливой. Не побоюсь сказать, что её последний миг был для неё блаженством. У Иллуми, по правде говоря, стальной желудок: у него иммунитет ко всем видам яда, он ни разу в жизни не болел. Он мог наблюдать, как человек поедает сырые внутренности, и в то же время наслаждаться шоколадным коктейлем. Но именно в этот момент он вдруг чувствует себя больным от странного чувства, которое не может определить. — Просто расскажи мне, что случилось. У меня нет времени играться с тобой. Хисока бродит у мёртвой цели Иллуми. Он смотрит на неё несколько секунд, прежде чем отойти к стене, чтобы вытащить из неё карту. — Оказывается, твой Максвелл Блэк питает… — он замолкает и улыбается, слегка качая головой, будто только что услышал смешную шутку, — питал слабость к блондинкам и вуайеризму. Он засовывает карту во внутренний карман пиджака и продолжает: — Алтея — ну, она утверждала, что так её зовут, но лжецов я вижу насквозь — в любом случае, она мертва, так уж и быть, флаг ей в руки. Мы с Алтеей прекрасно проводили время на вечеринке, когда Блэк проявил к ней интерес. Довольно скоро мы уединились в этой уютной спальне. Сначала Блэк предпочитал наблюдать за нами, что было тем лучше для меня. И, конечно, — он жестом указывает на блондинку, — времени я не терял. Кроме того, мне нравится думать, что я милосердный человек, поэтому я дал ей умереть в экстазе и не позволил увидеть, как я убиваю Блэка. Очевидно, она должна была уйти первой. В тот момент, когда я перерезал ей горло, Блэк, естественно, был в шоке: вдруг перестал дрочить и посмотрел на меня с чистым ужасом в глазах — я чуть на месте не кончил, честное слово. Но когда я повернулся к нему, у него хватило ума бежать. Я убил его картой, прежде чем он успел сделать хоть шаг. Иллуми приходится разжать челюсти, чтобы выдавить из себя следующую фразу. — Ты знал, что Блэк — моя цель. Ты планировал убить его с самого начала, но, проворачивая всё это, уже знал, что придётся убить обоих. Так откуда? Хисока рассматривает свои ногти. — Одного из ваших информаторов было легко разговорить. В мозгу Иллуми всё быстро меняется, и он приходит к выводу, что Хисока, должно быть, преследовал его во время одной из своих миссий и узнал о деталях от одного из его информаторов. — Кто это был? Я убью его. — Не беспокойся, дорогой Иллуми. Он уже мёртв. — Тогда зачем? К чему все эти хлопоты? Тебе ведь не деньги интересны, я прав? Хисока делает шаг к нему и, наконец, встречается с ним взглядом. — Да, абсолютно точно. Блэк мёртв, его младший брат унаследует всё состояние, и ты получишь свои деньги. Все счастливы, — он снова бросает взгляд на трупы. — Ну, кроме Макса и Алтеи. — И меня. — М? — Скажи мне, зачем ты это сделал. Скажи, почему вмешался в моё задание. Сделав ещё один шаг к Иллуми, не оставляя между ними пространства, Хисока тихо вздыхает. Его рука тянется к подбородку Иллуми, и он приподнимает его лицо. Большой палец Хисоки ласкает его щеку: подушечка мягкая, но острый, как бритва, кончик ногтя заставляет Иллуми насторожиться, когда он скользит по его лицу. — Потому что, — Хисока наклоняется и целует Иллуми в щёку, а затем отстраняется, чтобы посмотреть ему в лицо, — я обожаю видеть тебя таким разочарованным. Твоя жажда крови опьяняет, мой дорогой Иллуми. Пальцы Иллуми находят галстук Хисоки, и он, кипя от злости, тянет его лицо к себе. Сквозь зубы, его следующие слова звучат, словно шипение. — Я… — Ты что, Иллуми? Ты меня ненавидишь? Ты хочешь убить меня? Ты хочешь… Другая рука Иллуми находит бедро Хисоки и впивается в него ногтями. — Я хочу… Ему не обязательно использовать слова, чтобы объясниться. Дыхание Хисоки скользит по его губам. Иллуми не уверен, чего хочет. Нервные окончания его конечностей становятся особенно чувствительными. Он разрывается. Отпустив галстук Хисоки, он зарывается рукой в его волосы, сокращая до нуля расстояние между ними, и они целуются: их тела прижаты друг к другу, бёдра соприкасаются, руки Хисоки обвивают его. Иллуми может чувствовать каждое движение мышц в теле Хисоки. Его губы влажные и мягкие. Одна рука ложится на его спину, другая скользит вниз, к заднице. Чужой рот горячий и лихорадочный, а язык скользит по передним зубам Иллуми. Он выпускает несколько дрожащих вдохов, когда губы дразнят его. Иллуми немного разводит ноги, создавая небольшое пространство между их телами, и скользит рукой вниз по брюкам Хисоки. Его член твёрд и пульсирует, когда тот хватает его, и в награду он получает болезненный укус в губу. Руки Хисоки жадно блуждают по его спине, нащупывая шов платья и молнию, скрытую на шее Иллуми. Иллуми обеими руками пытается помочь снять с себя ненужную вещь, и с губ Хисоки срывается рычание, обжигающее чужую шею. Мгновением позже следует жалкий стон восторга, когда Хисока замечает, что на Иллуми нет нижнего белья. Золдик сбрасывает туфли с такой силой, что одна из них шпилькой вонзается в край матраса. Он и забыл, какие они острые. Затем его руки принимаются за пуговицы на одежде мужчины. Тот сбрасывает с себя пиджак и помогает ему расстегнуть рубашку, которая вскоре следует за пиджаком. Штаны слетают последними, оказываясь в куче со всей остальной одеждой. Совершенно голые, они борются друг с другом на кровати, царапаясь и кусаясь. Иллуми бросает взгляд через плечо Хисоки на труп покойной Алтеи. Он протискивается через него и быстрым движением накрывает её тело окровавленным одеялом, после чего скатывает труп с кровати. Он с глухим стуком падает на пол с другой стороны, исчезая из виду. Вслед за ним летят и несколько подушек, пропитанных чужой кровью, и только тогда Иллуми чувствует себя удовлетворённым. Рука скользит по его спине вниз к заднице, и по его коже проходится табун мурашек. Хисока с улыбкой целует его в затылок. Ни единое слово не слетает с его губ, но Иллуми всё равно наклоняется вперёд, упираясь локтями в матрас, чтобы удовлетворить своё собственное желание подчиниться. Руки скользят по его бокам к талии, останавливаются, сжимают его бёдра. Он чувствует, как Хисока склоняется над ним, и его поцелуи щекочут кожу, опускаясь всё ниже по спине. Горячее дыхание дразнит его недавно приобретённые, незнакомые части тела, когда понимает, что Хисока присел именно для этого. Извращенец. Иллуми ещё не привык намокать таким образом, но, тем не менее, думает, что вот-вот потечёт, если Хисока не использует наконец свой язык. Чего он не делает. Он поднимается, и Иллуми мучительно стонет в матрас. Он слышит, как Хисока хихикает. — Повернись для меня. Иллуми выполняет его просьбу, переворачиваясь. Глаза Хисоки медленно скользят по нему, и его руки тянутся вслед за взглядом, по-странному нежные, когда они исследуют его тело. Он медленно целует Иллуми. Тот не сдерживает вздоха, когда пальцы легонько играют с одним из его сосков. Затем руки Хисоки перемещаются к волосам Иллуми. Хоть что-то ощущается знакомым, думает он. Фокусник осторожно проводит пальцами по его пышной укладке, разыскивая иглы, удерживающие её. Иллуми протягивает свои руки, чтобы остановить его. — Если ты вытащишь иглы, моя трансформация исчезнет. Руки Хисоки остаются на месте, поэтому Иллуми приходится отступить. — Твоя естественная форма нравится мне больше, — хрипит его голос у щеки. Иллуми чувствует, как стучит у него в ушах. Хисока осторожно вытаскивает иглы, и шелковистые пряди высвобождаются из высокой укладки, чёрным водопадом падая вниз. Он чувствует, как его мышцы на мгновение загораются, а суставы перестраиваются: его тело возвращается к своему первоначальному виду. Обычный человек, вероятно, счёл бы боль невыносимой, но для Иллуми мутация клеток приносит лишь незначительный дискомфорт. Лёгким движением руки, Хисока захватывает иглы между пальцев и отбрасывает их в сторону: они легко входят в стену, и, судя по странному приглушённому звуку, одна из них, должно быть, попадает куда-то в предплечье трупа девушки под одеялом. Чужие руки лихорадочно пробегаются по распущенным тёмным волосам, а затем и по обнаженной груди и животу Иллуми. У его возбуждения не было проблем с трансформацией, и когда Хисока видит это, в качестве эксперимента он пробует обхватить длину Иллуми и провести по ней, тем самым заставляя Золдика дрожать, желая большего. Он отказывается оставаться в таком состоянии и выгибается, чтобы обхватить Хисоку руками и прижать плоский язык к шее мужчины, ведя им вверх. Что-то скользкое капает ему на бедро, и он опускает взгляд. Неизвестная жидкость оказывается розовой Банджи-Жвачкой, стекающей с кончиков пальцев Хисоки. — Можно? Иллуми кивает и падает обратно на матрас. Его спина уже покрыта лёгким слоем пота, из-за чего прилипает к мягким простыням. Хисока склоняется над ним, стоя на коленях, два его пальца покрыты чрезмерным количеством его собственной универсальной субстанции — трансмутации его Нэн, игриво названной Банджи-Жвачкой. Закрыв глаза, Иллуми сосредотачивается на собственном дыхании. Палец, дразнящий его проход, холоднее, чем ему бы хотелось. Он выдыхает слишком быстро. Хисока начинает проталкивать его внутрь, и на этот раз, взяв дыхание под контроль, с его губ слетает мягкий вздох. Указательный палец легко проскальзывает внутрь, трясь о внутренние стенки. Не проходит и минуты, прежде чем следующий палец присоединяется к нему. Иллуми слегка ёрзает. Хоть и ощущается небольшой дискомфорт, чувство удовольствия, появившееся в тот же момент, того определённо стоит. Трение и жар нарастают, и вскоре он обнаруживает, что уже сам движется навстречу, насаживаясь на пальцы до их основания. Привычным движением руки Хисока задевает простату Иллуми, и тот, хватая ртом воздух, сжимает в кулаках простыню. Как только идеальный угол найден, Хисока становится неумолим и жесток. Каждый толчок — преднамеренный и медленный, и Иллуми чуть ли не плачет от возбуждения, отчаянно пытаясь трахнуть себя пальцами Хисоки. Ему хочется большего. Свободной рукой Хисока удерживает его за бёдра, чтобы Иллуми не дёргался. Тот едва ли дышит. Наконец Хисока ускоряет движение пальцев внутри тела Иллуми, и всё тело последнего пронзает вспышками удовольствия. Его глаза остаются закрытыми, пальцы путаются в простыне, и он, возможно, порвал её, но это не имеет значения, потому что он вот-вот кончит— Он вдруг чувствует, как Хисока вытаскивает из него пальцы, и его рука, удерживающая бёдра, движется, чтобы сжать основание члена Иллуми. Он всхлипывает и сердито открывает глаза: Хисока покрывает ладонь второй руки ещё одной нитью ярко-розовой Банджи-Жвачки, и затем проводит ею по своей длине. Слюнные железы Иллуми заполняют его рот вязкой слюной, когда он наблюдает, как рука движется по впечатляющей эрекции Хисоки. Его член толще, чем у Иллуми, и немного изогнут вверх. Хисока снова склоняется над ним, вытирая руку о простыню, прежде чем вложить обе ладони в ладони Иллуми. Последний хрипло рычит. Он переплетает свои пальцы с пальцами Хисоки и, перекатившись на спину, перемещает точку опоры и переворачивает Хисоку, и тот оказывается распростёртым на кровати. Чёрные длинные волосы падают на них обоих, и прежде чем Хисока успевает возразить, Золдик целует его. Руки Хисоки быстро находят его талию. Иллуми приподнимается над ним, прижимая руки к его груди для поддержки, и опускается на его член. На этот раз с его губ срывается всхлип, полный удовлетворения. Он двигает бёдрами вверх и вниз один раз, для пробы. Руки оглаживают его бёдра, и ему кажется, что Хисока выдыхает его имя, но он не уверен, оглушённый чувством наполненности. Оборвавшийся оргазм быстро напоминает о себе, и тело Иллуми начинает потряхивать. Хисока тянется к нему, и они успевают коротко поцеловаться, прежде чем тот начинает раскачиваться на нём по-настоящему. Он трахает себя, сидя верхом на Хисоке, царапая его спину, приподнятую над матрасом. Бёдра плотно прижаты по обе стороны от Хисоки, его спина выгнута дугой, грудь выпячена наружу. Член Хисоки ударяет по его простате каждый раз, когда он опускается на него, и он чувствует, как внутри накапливается тепло, пока перед глазами блещут искры. Преякулят вытекает из его покрасневшей головки. Иллуми кажется, что каждое его нервное окончание в огне. В особенности там, где он и Хисока касаются друг друга. Его тело и живо, и измучено чрезмерным возбуждением. — Я—не—хочу—чтобы—ты—ах… — слова Иллуми делятся на слоги при каждом толчке, — встревал—в—мою—о, боже—работу—когда-либо—снова— Он отчаянно цепляется за спину Хисоки, прежде чем переместить руки на его плечи, ускоряя темп. Ещё, ещё, ещё, каждый дюйм его тела кричит. Хисока приподнимается чуть выше, и при каждом движении пульсирующий член Иллуми трётся о живот мужчины, когда это внезапно заходит слишком далеко. Хисока встречает его на полпути, прижимаясь к нему и покачивая бёдрами всякий раз, когда Иллуми опускается вниз. Его руки сжимают бёдра Иллуми, и он знает, что кончики пальцев фокусника обязательно оставят синяки. Каким-то образом сквозь свои стоны, Иллуми удаётся выдавить ещё одну фразу. — И—я—не—хочу—чтобы—ты —трахался, ох, боже, — руки Хисоки скользят по его бокам и большие пальцы касаются его сосков, — трахался—с—кем-либо—ещё—когда-либо—вновь— Он отчаянно раскачивается на бёдрах Хисоки, и его член размазывает предэякулят по чужому прессу. Руки перемещаются, чтобы схватить его за горло, и Хисока стонет его имя. Это становится той самой точкой невозврата. Обычно Иллуми мог бы продержаться гораздо дольше, но его тело жаждало разрядки намного дольше, чем ему хотелось бы признавать. Он пытается хватать воздух ртом, но Хисока крепко перекрывает его дыхательные пути. Его сознание разрывается на части, переливается через края, и удовольствие хлещет по его телу, когда он жёстко кончает. Хисока толкается в него ещё два раза, а затем проводит ногтями по спине Иллуми, когда, войдя в третий раз, дергается вперёд и жарко дышит в шею Иллуми, которую только что высвободил. Иллуми лепечет какую-то чепуху Хисоке на ухо, а завеса чёрных волос прилипает к его потному телу. Единственный звук, наполняющий в комнату — их сбитое дыхание. Иллуми соскальзывает с него и падает на спину, тяжело вздымая грудь. Рядом с ним Хисока смотрит в потолок. Золдик прожигает взглядом кристально-белый костюм мужчины, валяющийся на полу, а затем оценивает состояние комнаты. В голову вдруг приходит мысль. — Как ты смог не запачкать костюм? Глаза Хисоки перемещаются вниз, и он лениво улыбается. — Настоящие фокусники никогда не раскрывают своих секретов. Но, поскольку ты уже знаешь про этот трюк, я покажу тебе, — он тянется и поднимает с пола пиджак, а затем другой рукой стягивает с него слой ткани. Иллуми не понимает, что происходит, когда чистая часть отваливается от него, обнажая под собой ещё один слой. У него есть время, чтобы переварить эту оптическую иллюзию, пока он наблюдает, как Хисока снимает оставшиеся кусочки своей обманной текстуры, под которой находится уже окрашенная кровавыми брызгами и пятнами ткань пиджака. — Оу. Хисока отбрасывает вещь на пол и откидывается на спинку кровати, кладя руки за голову. Иллуми двигается ближе и прижимается к нему, позволяя своей голове упасть на грудь Хисоки. — Мне жаль, что я извинялся за порчу твоего пиджака. — Но тебе не было жаль, — Хисока нежно проводит рукой по волосам Иллуми. Иллуми закрывает глаза. — Я извиняюсь перед собой за то, что принес тебе извинения, которых ты не заслуживал. — А ты тот ещё засранец. Золдик приоткрывает один глаз и смотрит на Хисоку. — Кто бы говорил. Мы только что занялись сексом в комнате с двумя трупами, за смерть которых ты несёшь ответственность: убил девушку во время её оргазма прямо на глазах у Блэка, которого прикончил, даже не дав ему времени подтянуть штаны. — Справедливое замечание, — Хисока продолжает поглаживать Иллуми по волосам. Его голос становится на тон тише и бархатнее, когда он задаёт вопрос. — Ты был серьёзен, мой дорогой Иллуми? Иллуми точно знает, о каких конкретно словах говорит Хисока. Он сглатывает. —…Да, абсолютно. Ещё раз помешаешь моей работе, и всё будет кончено. А что касается второй части… — он открывает глаза и видит, что Хисока смотрит прямо на него. — Аналогично. Я убью любого, кого ты попытаешься трахнуть. Чувство, прогрызающее его насквозь, — мало того, что осознавать это было больно, в этом было ещё и невероятно трудно признаться, — было ревностью. Но, если говорить точнее, более верным термином была бы зависть. Ревность подразумевает страх потери, в то время как зависть подразумевает желание того, что человеку не принадлежит. Хисока не принадлежит и никогда не принадлежал Иллуми. Фокусник вскидывает брови. — У тебя большие проблемы с контролем. Ты ужасный собственник, — он наклоняется, и рука, остановившаяся в волосах Иллуми, двигается, чтобы обхватить его челюсть. — Ревнуем, да, Иллуми? Тот лишь моргает в ответ, а затем вытягивается и прижимается губами к губам Хисоки. Нежный, крепкий поцелуй. Поцелуй, который, вместо того, чтобы требовать, впервые умоляет: Будь моим. Будь моим. Он может почувствовать, как Хисока улыбается, пока тот целует его. — Я приму это за «да», — выдыхает он в губы Иллуми, когда они отстраняются. — Но хорошо, я буду спать только с тобой. При одном условии. Иллуми вопросительно наклоняет голову. — У меня ужасно сильное либидо, и если мне позволяется заниматься этим только с тобой… — глаза Хисоки скользят по чужому достоинству, — у нас будет чертовски много секса. Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что ты удовлетворишь меня, когда я буду в этом нуждаться. Вести буду я. Иллуми оставляет поцелуй над пупком Хисоки, а затем возвращает свою голову в исходное положение. — Думаю, я справлюсь с этим. Рука Хисоки снова начинает поглаживать его волосы. — Я тоже так думаю, — Хисока смотрит в потолок. — Наши… Вкусы отлично дополняют друг друга. Иллуми почти шевелится, чтобы проверить, не связаны ли его запястья верёвками. Он с лёгкостью может представить, как они сковывают его движения, одновременно и из-за своих фантазий, и из-за своего прошлого. — К тому же, с твоим Нэн будет достаточно сложно соскучиться с телом, способным меняться, — размышляет он вслух. — Но тебе больше нравится моё собственное тело. Хисока кивает. — Твоя правда. Какое-то новое чувство удовольствия будоражит тело Иллуми. То, как вздымается грудь Хисоки при его дыхании, усыпляет, но в последний момент он вспоминает кое-что. — Ты был неправ. Я не путаю похоть с жаждой крови. Это делаешь ты. Губы Хисоки расплываются в улыбке. — Я сожалею об этом. Но, поверь, ты грешишь этим не меньше. Иллуми замолкает на мгновение. — Только когда это касается тебя. — Только меня? — Только тебя.