Changeful Taste of Nasty

Foxy, foxy, what's it gonna be? Фокси, фокси, что ж ты будешь со мной делать?       Насколько убедительно может и лично желает подавать товар лицом в виде пропаганды любой возомнивший себя хозяином всего мира? Тыкая перед глазами и заставляя, принуждая и угрожая — а иначе как «убеждать» принять свою сторону тех, кто не видит в этом ничего, кроме вреда для себя и соотечественников? Конечно же, подчинение устраивается языком силы, при здравой гордости, которой обладает любой попадающий под удар народ. Серьёзно, как же иначе… перед всеми, кто пред ним преклоняется — волей следующими за ним, или кому посмел обрубить «крылья» и лишить последнего. Если изо всех сил делает это — в итоге тужится, неумело врёт ещё и самому себе, или исполняет роль, здорово переигрывая, и следом терпя уже свои множественные потери при неоднократных удачных планах. А живущий завоеваниями, наслаждающийся тем, что творит руками и мозгами — совершенно другое дело. Идеальный дух диктатора из титанового сплава, прекратить бесправие и выжигание земель которого можно выстрелом в сердце и голову, словно серебряной пулей в вампира.       — Да блядь, как это, оказывается, местами бывает сложно, ву-у-уфх! Чтоб его выебали те, кто его родил, и с гроба их можно достать, если постараться. Подбирать мелкому говнюку, порешившему одним снарядом идеально охраняемый ракетный комплекс, подходящее наказание. Чтобы ты, урод, мог ещё расслабиться перед медленной смертью… раз основная задача — вытащить из него всё, что он знает.       Уж чего-чего, а зарождения кучи идеологических вещей с их со временем растущем как на дрожжах влиянии на умы, будто навсегда останутся покрытой мраком мутной тайной — неисповедимы их пути. Да и нужно ли знать корни многочисленных догм, отличающихся правками в нескольких пунктах, и искать оправдание их существованию… От этого разве что скорее постареешь и в придачу изнасилуешь мозг, чем будет дарована высшая степень проницательности — без гарантии мыслить по-иному, более гуманно. Гипотезы, мнения, убеждения, нередко взятые из ниоткуда — часто они совершенно неоднозначны даже в простейшем взвешивании плюсов с минусами. Могут увести в лучший из миров, очевидно что душевный… но и при несуществующей ответственности за действия «последователей» позволят случиться их смерти. О чём те не то что не поймут, но и не заметят, как физическое право существовать окажется отнято.       Думал бы любой поддавшийся «высшим учениям» своей головой хотя бы в отношении сохранности своей доверчивой горелой шкуры… да и хрен с ним, если наступит на грабли в последний раз! Но не похер ли на значения, чему поддаётся сердце, податливое на искушения быть круче всех даже через горы трупов… Ведь разве не достаточно их привлекательности, стоящей параллельно с жаждой власти? Каждый решает сам, насколько деньги, секс и война сродни наркотической зависимости приятны вверившим свои души этим трём китам нерушимого господства. Такие будут готовы на всё, лишь бы узнаваемый одурманивающий поток не прекращался ни на секунду. Такие останутся самыми преданными, но бестолковыми куклами, которым можно много чего наобещать.       В данный момент, и половину своей жизни на многих полях битвы, для мелкорослого, рано повзрослевшего пленника армии Волков, бурундука, всё не настолько эпохально. Так пропаще и безвозвратно… потому думать самому ему было полезнее всех наставлений, пусть он не прочь подчиняться здравому руководству и правильному выбору. Но раз все командования, отправлявшие его на передовую, отчасти и оставляли желать лучшего, то сердце тоже нередко не советчик разуму. Уж оно-то может запутывать ещё чаще и хитрее, особенно если в дело влезают инстинкты, где материнский из них — самый безобидный.       — Если минуту назад было миллион причин ненавидеть тебя, как бы ты не интересовал меня стратегическим почерком… то сейчас я назову тебе лишь одну. Слишком мелкое у тебя тело для того, кого мы обязаны пытать, пока не сломаешься или надоешь. Нежно или грубо — выбор за тобой. Однако от жутких, но таких, какие способны выдержать крупные звери диверсий, ты кончишь слишком рано, и полминуты не выдержишь… Сука, я охереваю только от того, как ты вообще держишь винтовку, как пушинку, но это похую. Среди высасывающей энергию темноты и ощутимой сырости в нём начинает появляться тепло внутри тела при плотно привязанных цепями к влитому в пол холодному железному стулу всех четырёх лап. Но что могло вызывать обволакивающее ощущение в смрадных условиях, кроме воспоминаний о живых друзьях, с которыми пленный обязательно встретится пусть даже в другой жизни? А может… когда стоящая напротив на древесном пьедестале взрослая самка лисы в парадном мундире «жнеца» правительства наигранно причмокивала, придерживаясь ладонью об стол с рукописными результатами выдерживания пыток и подписанным на каждом таком листе мелким шрифтом пределом болевого порога у разных солдат-животных. И, не отрывая взора, а также обходясь без протирания линз очков, едва заметно двигала бёдрами. Будто сие происходило не специально, в процессе изменения судьбы несчастного в её гладких смертельных лапах, и она всего-навсего разминала свои малость возрастные самочьи бока.       Мда, если бы так позволил вести себя главнокомандующий врагами «мужчина», у схваченного не взыграло б ничего, кроме куда большего взращивания ненависти к нему и почти невозможной попытки прирезать волчье горло. Решиться на буквальное изнасилование, не полевое, пока главный зачинщик боли и страданий у тех, кто не звал его, стал бы обездвижен случайно или специально… неплохо для победной отмески тому, кто заставлял испытывать муки от его нёсшей смерти власти, но чрезвычайно для психики тех, кто не готов к этому — будет достаточно переломанных конечностей и отстрелянного члена, а лучше головы и сердца. В любом случае, нечего самцу крутить бёдрами и подмигивать явно двусмысленно, это будет сбивать с толку, но так ничего и не менять.       Потому, как никак, владыка над всеми, кто попал под его прицел, волен показывать превосходство как угодно и на что хватает ума при любой происходящей в настоящем времени ситуации, требующей твёрдых решений. Пусть будет доволен собой, пока не наступит его закат, лишь бы на его последних месяцах чужой крови от жадности не стало ещё больше. Но с каждым исследованием этого вопроса сам пленный всё реже отрицал, что дело не в половом признаке… Блин, и в рабочей одежде, с которой по скрытию всего манящего сравнится только паранджа и костюм советницы парламента, чёртова лиса умудрялась выглядеть сногсшибательно, заставляя представлять подмятую её во снах!       — Ты не дрыхни, гондон, а ну не сметь! Все, кто здесь засыпал в присутствии генерала или меня, после мариновались в жидкости нашими умельцами, зато вечно бодрствуют с того момента. Сдаётся мне, ты ещё бы повоевал на славу, делая грязное дело в миротворческой обёртке. Как я, наблюдая из окон и сидя на очередном слабохарактерном самце с мускулатурой… трепетной сукой если б родился, тоже так делал, чтобы таки не трахали без продыху по бесконечным кругам.       Было ли безразличие или отвращение у пленного на то, что такая тварюга, судя по всему, обожает пользоваться званием так низко и грязно, что может не представлять себя без новёхонького члена внутри, у лисьих аккуратно стройных чресел, даже при необходимой даче приказов солдатам рода псовых по рации… Но ему более значимым сразу показалось то, что так называемую болотную темницу вмиг был способен полностью заполнить ослепительным светом и ощутимым теплом даже один единственный луч золотого солнца. Если б только хоть одна зияющая дырка сверху среди кучи мелких была площадью с покрытие верха помещения, такое чудо низших звеньев архитекторов «дёшево и выгодно» язык не повернётся назвать крышей.       — Смотрела бы на тебя и думала, на что же ты годен, сморчок, как и твой… кхе-кхе, приятель, сбежавший от меня на переговорах с тобой. Мы пересекались пару раз, не говоря о том, что я наблюдала за тобой гораздо больше, чем того хотела бы… фе, ты тихий ужас у меня вызывал, понял! Сам знаешь, досье твоё, как злостно гадящего в тапки тех, против кого прёшь и не думаешь заткнуться, тоже сойдёт за наблюдение. Конечно, если не сгорит, но ты не доберёшься до него, ведь оно даже не здесь, ишь чего захотел!       Ему сразу привиделось, или почудилось… нет, эти определения вовсе не дадут никакой конкретики, а только вилы по воде. Скорее, очень навязчиво показалось, что она пожирала его взглядом с неоднократной примесью эмоций наряду с предсказуемо главной «охотник на жертву». К чему загадки между полями брани, где в строевых ценится пунктуальность с прямолинейностью, когда можно обойтись ей одной? Так хотя бы понятно, чего от плутовьей подстилки ожидать, нарочито предсказуемого — не пошлого, но болезненного.       — Странно будет для меня, полноценной взрослой самки, имеющей больше должного, как угодно обращать внимание на… кхм, любых мужиков, куда под это определение и ты попадаешь, даже без письки как таковой, мелочь. Это слишком, учитывая из прошедшего осмотра всего тебя… слишком для меня, ты же, блядь, умудряешься в свои годы быть похожим на младшеклассника! Восхищаться или влюбляться, какая нахуй разница, всё равно внимание к себе я получаю в избытке и обожаю это чувство больше всех остальных.       Что за ахинею она несёт так надрывно, дёргано виляя кончиком хвоста, у него ещё должен быть стимул разобраться в этом… в чужих бабских комплексах свободных нравов, этого дерьмища ещё не хватало! А пока принял за чистую монету утверждение, что некоторым, если не большинству, просто нравится вести битвы, уничтожая за и перед собой всё до последней росинки на земле «врагов». Ранее он вовсе не отрицал подобного отношения, без необходимости придавать значение, воюя самому против них. Ни слова больше тут додумывать не надо, это излишне для хобби или средства расслабления в исполнении искусства убивать. Только при таком противоречивом, но предельно понятном положении дел войну можно осмелиться назвать смыслом жизни. Где вовсе не важны завоевания и смерти, когда для получения ментального экстаза таким персонам лишь бы стрелять и разрушать как детки у песочного замка, похерившие его фундамент за секунды.       — Демонстрировать силу хотя бы при оружии… забавно, больше добавить нечего. А что, разве посмеешь запретить, как считаешь, лёгкие способы достижения военного олимпа, вроде огромного количества захваченных деревень, затем стран? Так бестактно и пусто ещё никто не стал тратить бы время, Доулу не предлагай эту хуйню. Не дослушав, в пыль сотрёт и не заметит… удобрением провонявшим для матери земли станешь, зато круговорот жизнедеятельности природы будет соблюдён. А настроение его станет испорчено, как следом и у меня, раз стала зависима от секса, а он будет не в настроении запихивать до яиц свой здоровенный… понял юмор? Я сейчас попрошу тебя кивнуть, чтобы убедиться… хотя, забей, или подожди, пока я сделаю это.       А ведь насильно пленённый её обтягивающим величеством вверенных ей «пчёлок» с автоматами и аромата стойких духов магнолии в затхлом месте с густейшим запахом крови чуть не возвёл до абсолюта бесстыжее отношение к войне как к примитивной игре в неё же. Иногда от столь дурного фактора, имеющего место существовать и цвести пышным цветом, совсем не скрывая отсутствия смысла в целях, воину на стороне добра и справедливости в первую очередь за свой погибший народ и семью претило смирение перед фактом фальшивого и игрушечного существа войны. Причины давать отпор неприятелям любой ценой всё развивались одна за одной в порядке очереди однозначно на трезвую от эмоций голову. Да и вообще разве могут бесследно исчезнуть, не оставив после себя места вызванному насмехательством над чужими страданиями гневу…       Одни осмеливались бы противостоять в полную силу, от горячки не рассуждая о расходе давно уже выносливых физических возможностей. А для других факт кровопролития ради забавы тех, кто устроил игру по своим правилам, мог послужить итоговым доказательством нападать и добивать исподтишка при упорядоченных действиях. Против варваров с сомнительными намерениями и мутным происхождением хороши все средства… да, ножи в спину для этих крыс вовсе почётная работёнка! Как бы иногда невзначай не появлялось восхищение некоторыми их ведениями тактики борьбы с соперниками, извлекая с родной земли словно сорняк — начали ведь первыми как раз они! Но сейчас абсолютно, лично им, пленным, основано суждение о пустоте фантазии после мирового господства, на которое следует опираться, чтобы из последних сил проживать будущие часы и дни, задавливая захватчиков на своём пути.       — В общем и целом, тебе бы сначала узнать меня получше… да ёбаный в рот, как же дошло до такого, что эта просьба целую вечность уже не применима только к влюблённым целкам. Хуй я позволю раскрыться перед тобой, с какой радости? Ещё используешь секреты против меня, отчего моё алиби потрескается на месте и взорвётся на глазах. Прощай, сошедшая к вам, дуралеи, с небес богиня сражений, не изучала где там лиса среди богов у несколько тысяч летних пирамидальных сектантов. Моё дело предельно простое, а исполнений его море, и это сейчас меня о-о-очень злит.       Ух, а ведь всё было бы ничего, и пленный без кляпа, но совсем еле живой, собирался поверить всему, что видел. Не принимая во внимание полную абсурдность, которая то затмевала планы волчьего командования по захвату «вселенных», то както на удивление реже дополняла их ведение искусства войны. Уничтожать всех подряд, но при этом не забывать трахать самок и брать в плен их детей на заводы по изготовлению снарядов.       — Но знаешь что… если чего-то и ляпнул бы Доулу о моём противоречивом отношении к нему, типа я его ненавижу и хочу замочить, чтобы усесться на его место — он это лишь воспримет за шутку с долей правды, эй ты! Позволит мне понарошку пришить его усиленной женской самообороне в боевой форме… да и в итоге всё равно дойдёт до секса, где каждый из нас очень постарается не отдавать победу лишь одним за всё время мелким оргазмом.       Ну вот, с расстояния чуточку разлинованная промежность быстро отворачивается пышным хвостом к отмахивающемуся от бесплодных мыслей смотреть на бросающуюся в глаза женственность, ни о чём думая. Он бы даже не удивился, обнаружив на брючном треугольнике мокрый участочек, который мало кто увидит вообще на грязновато-зелёных брюках правой руки капитана с вагиной по центру. Скорее взволновался по поводу, что вообще думает об этом вместо попыток сбежать или повернуть ситуацию в свою пользу. Пока у неё же промелькнула идентичная мысль, отправившаяся в «мусорку» памяти… если подмоченное смазкой место таки могло образоваться, то от частой позы наездницы на командующим Доуле, где через несколько секунд обязано быть её появление на речах и допросах. Но подвластная, на первый взгляд, амазонка не была дурой, и в состоянии помнить о промежутках времени — она зашла в это помещение десять минут назад, от самолюбия корчив из себя недотрогу-приманку для самцовых озабоченных лап.       Он, бурундук запаса Кымсэги, успокоил себя, что был рад неотрывно наблюдать сквозь добавляющую размытости сетку из солнечных меток, за вполне заметными пальчиками бальзаковского лейтенанта армии волков. Блин, хоть что-то хорошее наблюдалось его глазами, пусть даже та, кто ими двигает, мягко говоря, что-то всё пуще становится куда более отвратительной в своёй напускной раскрепощённости. Их постукивание, набивающее немного небрежный, но таки складный ритм сердцебиения с ощущением как при проникновении пальцами в эту дрянь, бесспорно могло сводить с ума любого допрашиваемого, каким бы озлобленным сухарём или непоколебимым дубом он ни был. Но что вытворяли с сердцами самцов те же постукивания, но уже каблуков в том числе по мягкой земле, через минуты окрашенной багряной кровью бившихся за право свободы до последнего… Мама дорогая, эти частые резкие стуки, достойные деловой женщины, проходились как ножом по яйцам! О да, она давала возможность тем, кто готов был разорвать её на части даже без мщения в лице грубого секса, надышаться сладким дурманом перед смертью, ну, а после… ничего личного!       — Да, я из тех неправильных детей богов, которая применит милосердие, под небесную расписку получая за это втрое больше при назначенном мной сроке. Будь это ящик сигар взамен на одну мою, чтобы перед казнью дать прикурить как нормальный, видавший виды всмятку берсерк. Или же каждый один день доминирования с согласившимися быть секс-рабами пленными в обмен на оргазм от каждого. В момент твоей или другой мольбы, несчастной и жалкой, э не останется былой выдержки мгновенно тапком задавить до кашицы из трупа. Блядь, с тобой я правда скоро начну думать и перестану делать без тени сомнения… чёрт, да ты заразен этим, гнида, от тебя хоть какая-то польза бывает?       Что довольно давно не могло не бесить вечно борющегося с захватчиками своими силами, и часто нарываться на пытки растущих подобно грибам «могучих» кланов с заманчивым оснащением, так это монологи, исполняемые дуэтом «я прелестная, а ты ничтожество, поэтому нет сил хоть что-то ответить». Настолько откровенно и по-своему честно, что сводит не только зубы, но и ушных улиток от того факта, что открытость с другими у таких, как пошлая лживая бестия, перерастает в убожество из-за торопливого излагания очерёдности скелетов в шкафу. Лиса может столько поведать ему о себе, с бахвальством своим опытом в постели и войне втихаря на дистанции, что от усталости и раздражения пленник может упустить информацию о планах, если она вообще что-нибудь об этом упомянет. Никаких надежд на то, что может проболтаться та, кто настолько без ума от того, что любит трахаться и убивать — легче с прискорбием счесть, что изложит свои подвиги, да и силы появлялись очень медленно, кои не усрались никому больше. Чтобы всерьёз не упустить крупицу для прорастания крепкого деревца среди огромной кучи презервативов и неразорвавшихся бомб, стоило постараться навострять уши дольше каких-то, к примеру, десяти минут. Даже если её технике ближнего и дальнего можно будет позавидовать и засунуть какие-то там мнения до этого себе в задницу, она так и останется для него натуральным чмом в шикарной оболочке…       Настолько развить самолюбие, не скрывая ни одного грешка, ловко превращающегося в ежесекундную потребность охота только перед будущими трупами, чтобы они знали о наличии всех благ и привилегий тех, кто их всё ещё уничтожает. Да, ублюдки, не знающие меры, по шею в крови — зато им никто не указ, кроме правительства, кого сношать, умертвлять и оснащать своим ядом как идейно, так и снабжая отличными пушками. Именно этого Кымсэги боялся столько времени, но столько же и желал покончить с этим бесправием, с его малых лет ставшим обычным делом, где остаётся только мечтать, что мирное русло вернётся обратно раньше плохих прогнозов. А потому собрался запомнить важное правило при дальнейших переговорах с той, кто пришёл за удовольствием, по приказу насильственным — если осмелится надругаться из-за мести… позволит подмять ее под себя и слезно скулить с просьбой не останавливаться в спаривании, ни в коем случае не должно случиться влюбленности и желания повторять сколько захочется. Уже не налёты с выслеживанием двух ответственных за несколько войн одновременно будут получаться, а доказательства убежденности в желании секса вопреки разности сторон.       Уж если говорить о высоком, которое у всех и каждого разнится очень заметно, именно монологе, почему бы после долгой нудятины о том, что достиг очередной главнокомандующий очередной армии, и чего собирается достичь, он будучи в ударе от своих сомнительных высоких успехов изложил бы все планы ему под нос? Мечтать не вредно, пусть подобные случаи происходили с бурундуком, и первое время он понятия не имел, как на такое реагировать. Однако прямо сейчас, с поведения лисицы и того, что она говорит, употребляя смачный окрас, это чувство вернулось. Хотя бы его стало приятно испытывать, а потому хорошо, что лисьи чары в их сомнительной демонстрации, не в состоянии заинтересовать того, кто способен думать наперёд врага. Вот тебе раз, и эта способность будто дарована свыше, а в таком случае как же всё-таки жаль, что опробовать этот разнесчастный талант можно лишь на бранном поле!       — П-про… пфу… прос-сто… Сто… бля… ша-лав-ва… ты!

Жги, мазафакер! Жги, трахальщик чужих матерей мелких сосочек! Жги, что всё заполыхало у тех, кто точит на тебя зуб!

      — Ну-ка ша, ублюдок! Прикрой пасть так обзываться, только ему позволено это допускать! Он выше меня, и силой за шкирдон вытащил в жизнь, полную ебли, денег и алкашки! Повезло, что я до безумия обожаю всё это, аж захотелось закурить, между нами никаких проблем во взаимопонимании… Отрезать тебе при анестезии все лапы до их основания, блядь, и даже это будет слишком просто. Но за проститутку не поленюсь, а член твой захуячу в стакан с серной кислотой… не думай что всё это лишь угрозы и только на словах.       Бурундук-разведчик по идее должен был паниковать и молить всех ему вспомнившихся, кто сдался ему только в случае волоска от смерти, а кроме этого больше ни в чём. Чтобы среди услышанного, отчего хотелось разбить головы или свернуть уши как можно большим количеством скручивания, было то, что он в состоянии выдержать. Но всё больше закатывал глаза, пытаясь продолжить выдыхать при тряпке в пасти от выпадов ярости… мда, такое совсем перестаёт чувствоваться, если утопает в слюнях, и всё равно режет челюсть! Мало ли, чего ещё полностью законная проститутка с пушками может выкинуть опасного, что убьёт на месте. Но если при этом проболтается хоть в чём-нибудь — он спокойно смирится с тем, что погибнет в гнилом и сыром с в крайней степени стрёмной компанией месте не зря.       Хотел, как лучше… впервые больше для имеющего власть над ним, нежели для себя, ибо выбраться отсюда нужно пытаться только в отсутствие следящего. Думал, рано или поздно сумеет распалить и продолжать заводить не на шутку. Пусть из его опытов была только чистая любовь с первого взгляда, и нежелание подвергать её опасности, из-за чего случился разлад и свободное плавание. Вот только что же может предложить такого, чем бы не хвалилась перед зеркалом популярная в узкой направленности, любимая многими кланами не только за секс, но и владение оружием вместе с беспроигрышной вербовкой, для которой ей бывало достаточно недурных титек… хер его знает между ними. Ну хотя бы начал признавать, что она не думает влагалищем больше всего остального, хоть даже сейчас, не беря в расчёт отдельные случаи на расстоянии, именно на это и похоже! Как бы ни казалось странным при очень устоявшемся выражении, что только самцы часто мыслят половым органом, отключая при этом остальные потоки мыслей.       Вероятнее всего, её действия серьёзны, судя по гаечным ключам или электрической дрели на столе среди кровавых результатов знакомы. Они явно отличаются от сексуального насилия, что бы там она не удумала… у бурундука не было случаев унижения самым сильным пёсиком своего хозяина — того, кто обязательно показывает настоящее садистское лицо. Но посмотрев на зад, ещё ничего не сделавшей рыжей чертовки, словно волнами уплывающий по реальному пространству, понял, что обязан заткнуться про «мастеров своего дела», являющихся врагами, а не соотечественниками. Был готов хвалить своих братьев по оружию, какого рода они ни были и кем не приходились, за то, что изучают, например, разведывание и внедрение в жилища тех, кто пошёл с ножом и пулями, на войнах это часто применимое допущение.       А там и план побега бы мог подоспеть, если давно уже приходиться надеяться на себя. Возможно, стоит терпеть до нужного момента, или сорвать с неё ухмылку. Да так, как она и ожидает… но неужели то, чего она хотела бы, не только сохранило её, но и не добавило громких криков экстаза? Стоит только прикоснуться и, к примеру, ударить, но упустить нужные козыри в лице старой доброй информации, и затем никогда их не выведать. Как бы справедливо не вопил здравый смысл о том, что никто в жизни добровольно не станет готовиться к пыткам. Разве что слетевший с катушек мазохист под мирным небом без истребителей и «отголосков» ядерных грибов… пусть такое прозвучит несовместимо, но его можно окрестить набожным.       Да как можно вообще что-либо предполагать, будучи железобетонно уверенным в этом, как, пожалуй, в том, что солнце светит днём и тьма наступает ночью? Тем не менее, можно сколько угодно обсуждать с самим собой больно часто нестандартное поведение и ход мыслей других, особенно недоброжелателей на стороне врагов чужих народов… Убеждаться их игрой чужими разумами будет разве что отнятый от груди малыш, и в лучшем случае беззлобно посмеётся просто потому что ему будет смешно чересчур искреннее «переигрывание» дядечек и тётенек, так усердно вверяющих свои тела и души в угоду духу абсолютной власти. Это даже Богу не подобно с его силуэтом… Зачем представлять во снах и наяву через призму горящего азарта перед полыхающими мирными деревнями его материальный облик, когда достаточно знать о невидимой вездесущности, тнеподвластной строгим стратегическим рамкам и разграничениям в виде тела?       — А ты серьёзно, э-э-э, мужик, или прикидываешься… вроде обнаруживали твой писюлёк, и осматривали его. Сейчас смотря на тебя, столь мелкого и беспомощного отброса, который всё никак не даёт мне, ты понял… не даёт мне показать хозяину, на что я способна, кроме постели и поиска местонахождений по координатам и лесным ориентирам. Он-то, к слову, ничего у тебя… дам совет, как та, у которой отсутствует во-о-от такая трахающая штуковина — не возбуждайся почём зря, а то к земле когда-нибудь да притянет, если в скором времени не накачаешься.       Если бы Кымсэги только захотел невзначай углубиться в подобные познания, в особенности при постоянных расспросах «почему?», слетающих из бурундучьих уст едва ли не пулемётной артиллерией в ответ настоящим очередям этих пуль… Да, когда ни хрена не оставалось бы сил ни на что, были бы исчерпаны все по плану приведшие к победе стратегические запасы идей, эмоции перестали бы отражаться на лице, кроме одного единственного. А именно — нахуй жить, когда воля уступить и перестать мучиться оборачивается во благо? И мимолётное ли, если думать о таком, как о введении в полное заблуждение… когда в то же время безумно хочется вновь видеть цветущие холмы, обустроенные дома и не загаженную чем попало реку с озёрами?       Анальная кара для самцов, «выжигание» матки для самок… Ну нет, скорее если что и возможно, то однозначно первое, ведь любовь для любой агрессии если не срочно необходима, то желательна, и спорить с этим бесполезно. Жаль только, что при причинении горя тем, кого одна по крайне одиозному горячая голова посчитает окрестить врагами, понятие любви смешивается с грязью и втаптывается будто навоз глубоко в землю. Вроде бы обеспечивается плодородие и облагораживание для прекрасных объёмов будущих всходов — от удобрения в итоге будет хорошо обоим, земле и земледельцу. Но в то же время вонизм при копании в сухом, влажном, а то и жидком дерьме… И всё же вряд ли возможно найти подходящий любому слою населения пример, чтобы описать законную проституцию ради одного только выживания так, чтобы каждый понимал такое с полуслова и был готов во всеоружии к тому, что его могло ждать.       — На самом деле без особого энтузиазма… лично я это делала, как и любой другой, по приказу ставший заниматься таким, как регламентированной забавой. Это, признаюсь, было необходимым насилием над мозгом, для чего нередко пригождался клофелин, и-и-и-и… стандартным осмотром пленных, и естественно, для этого обязательно использовалось снотворное. Эта вся отчасти любопытная херня в одном флаконе преподносит нам, захватчикам, скажем так, очень полярные друг от друга эмоции одновременно.       Он имел право согласиться с этим или с издёвкой отсмеяться, послав её отращивать то, на что она, широкобёдрая шлюха-лейтенант, больно часто обращает внимание при реальных пытках, становящихся паскудным, и главное до скрежета зубов примитивным фарсом. Ну чего вообще эта тварь, непрямым и извилистым текстом жестов тела предлагающая себя не без боя с ней же, ожидает услышать, покуда это сотрясание галимого затхлого воздуха от сырых дровяных стен касается и его тоже? Если выдаст из ряда вон, то Кымсэги ответит. А затем случится новый круг взаимных оскорблений с нотками личного восхищения друг другом, и далее ничего не изменится. Ждать увечий, психонасилия или надругательства, которое ожидается высвобождением зверских желаний при том, как обтягивающе она одевается и на что акцентирует внимание даже чаще самой сути пребывания пленника в её лапах. Однако она понимает, что с попытками подчинить механизм подчинения игрушки в его лице, упорный воин будет применять кучу способов избежать этого, ну, а связанный считается вдвое опасным зверем из-за того, что ему пытались угрожать расправой.       — Но са-а-амое что ни на есть эффективное решение сохранения достоинства перед любым осыпающим «комплиментами» уродом, будь то баба или мужик — это отражать обратно похуизмом всё то, что портит настроение огромной вонючей кучей на голову.       Так или иначе, философствование о происхождении войны и её корнях, каждый раз разных со сменой эпох и народностей вместе с их историей считается лишним не только в безвыходном положении подобно тому, в которое попал бурундучий герой, прекрасно зная о том, что рано или поздно нарвётся на плен. Но и в мирные времена мало кто, кроме бывалых ветеранов с их военным портфолио, выпивающих с пользой для себя ради заглушения панических атак, станет исследовать эту тему, словно для сочинения или реферата. К тому же, зарождение войн неинтересно обоим сторонам соперников, когда она происходит сейчас, и только настоящее время с ещё живущими личностями имеет значение.       — Блядь, видел бы ты некоторые брюхатые тела отключенных, с их ляжками и мешками под глазами… Да простит меня император, что только военное положение может дёрнуть на рычаг самолюбия и отваги, на которую со стороны мы с генералом смотрим и тупо ржём, ха-ха-ха! Ему, ему даже стал интересен некий больно частый феномен, с чего они так откормились, и только член остался хуёвым заморышем кроме всего остального!       Что бы ещё могла значить игра роли одним актёром, как не самодовольство, пущай если в основе своей военные немногословны и предельно конкретны. В особенности «доктора смерти» под крылом полковников, маршалов, фюреров и прочих с рождения избавившихся от души ради зависимости от комплекса Бога отвратительных созданий. Ломающим психику и тело, безусловно, мог становиться любой маникальный психопат без профильных знаний, с отьявленным садизмом, но при этом не лишенный признательности за единственный шанс в жизни, который не просрет ни при каких обстоятельствах.       Реально ли это, что именно такой и была она — узкоглазая, и всё равно горячая лисица во всём облегающем, пусть и не в костюме для ролевых доминантных игр вовсе. При сигарах для временных отрезков на любой вкус, при параде даже в групповом сексе… чёрт бы порбал её умеющую держать дистанцию в диалогах половую охоту! И ладно это, но даже солдаты-самцы нетрадиционной ориентации серьезно обожают её только за то, что видят её лик и слушают её слова, не оставляя мечтаний быть максимально близко к ней хотя бы разочек! И для них окажется ещё большим удивлением, чем легко выигранное сражение на любых труднопроходимых территориях, что она будет предельно впечатлена солдатам-геям в своей постели, испытает гордость от того, что «по жизни» любящие в задницу друг друга пусть даже и в опоках предсмертно ради нее готовы спустить в унитаз свое я и попробовать новое… то, чего так ждали их родители, но терпение кончалось и они в основном выгоняли таких в мир с его правилами.       После одной минуты самовосхваления и всяких признаний, к которым Кымсэги совсем не понимал как относиться — выть от откровенностей или слушать и запоминать всё больше компроматов. Ох, ну хоть что-то вместо желаемого — пунктов будущих планов на неизвестные ему точки страны и где будут следующие шаги армии волков. Не проще ли не принимать во внимание все чужие фантазии, воплощаемые в реальность под угрозой собственной жизни, которую и кошки не могут возвратить вопреки байкам о девяти жизнях? Ну и что, что их приходилось слышать, чем дольше она говорила и тем самым суетилась, тем могло быть больше времени для обдумывания способов выбраться. Даже из приваренной к спинке стула холодной железной решеткой в сухую теплую погоду вокруг.       — Так-с, слушай-ка меня сюда, мелкая говнина с всесильными лапами… я рискну сделать то единственное, что будет доставлять мне наивысшее удовольствие, тогда как для тебя пытка останется пыткой и ты всё равно лишишься чего-нибудь при продолжении упрямиться, не сдавая своих людей. И нет, это не проверка твоего члена на его возможности… я не впечатлюсь, а дрели, топор и даже дыба что-то меня лично пиздец подзадолбали… Доул именно так бы с тобой и позабавился, пусть ты что-то и стал бы отвечать то, что он ожидает услышать.       Лейтенант без комплексов, и все еще с довольно туманными причинами появления в правительственной армии, смеющая гордиться ртом, вульвой и задним проходом как просторными «дырками» для плотских утех, убаюкивающих любые выкрики морали и принципов, стала снимать шинель. После неторопливого снятия и протяжных вздохов от заметной расслабленности сокрытого белой матовой рубашкой идеального бюста стала пододвигать ближе к себе сервировочную стеклянную бутыль виски вместе с портсигаром и бокалом рядом. Краем лисьего вороватого глаза посмотрела на пленного бурундука, которому было насрать на всё, лишь бы хоть кто-нибудь из захватчиков приступил к делу. Она-то может и приступит, не собираясь оправдываться предостаточным количеством времени, когда любой другой на допросе стал бы использовать все способы выуживания информации… и всё равно ждать, когда начинать вырывать ногти или засовывать чего под них, как самый минимальный минимум неприятно. Но она могла позволять себе то, что как хвалится перед Кымсэги, только с самцами, не по дамской милости смея выбирать то, что будет приятно им обоим, обходясь без изнасилования или оттягивая его.       В меру объемная природная грудь не прыгала в разные стороны, не висела как сдутый шарик, а прямо стояла, упираясь вплотную с «взором» сосков на свою живую мишень, сколько позволяло мягкое шелковое каре почти также, как было бы с корсетом и его поддержкой. Эта дьявольская шлюха, верящая только в себя и своего лидера, раз и с ним очень любит проводить время ровно также, как с бесчисленными любовниками. Откуда бы они не припёрлись и без понятия, как такое произошло, была не против убеждаться, что он будет на нее смотреть, не отрывая взгляда, такое польстит любой даме, а значит, она делает всё для того, чтобы быть известной и востребованной, даже если речь идет о шлюхо-похождениях и свободе мыслей за ручку. И вот, с первых секунд зажигает фитиль толстой скрутки табака, а следом начинается плотный кумар… который может одурманивать развивающийся самоконтроль от опрометчивых поступков, но в то же время выписывать эффект присутсвтия и достатка ещё краше большими клубами дыма. Если без сигары острые пираньи зубки лейтенанта выглядели жутко и прекрасно одновременно, то с сигарой они же, легко сдирающие до мяса и разрезающие мякоть в мелкие куски за секунды, выглядели ещё агрессивнее, но желанее… даже до того, чтобы царапнуть об клыки язык и слизать с них струйку крови, что с радостью сделает и она.       — Держала в уме то, что попадает под моё настроение сейчас, но смела временами забывать эту убойную вещицу… Нет, дорогой мой враг, не сигару, и не пачку за время тем более, себе дороже! Это ж на самом деле детский сад по сравнению с тем, о чем я говорю сейчас, так испытывают мелких покуривающих грешничков только старые монашки без фантазии. Э-э-этой вещью… которую сейчас твердо держу в уме, я и стану пытать тебя. Но мало ли, такая пытка тебе тоже может вкатить, как когда-то уничтожила все ничтожные остатки той самой прежней пай-девочки… которую долбославные родители пытались приблизить к богу. На которого мне плевать, когда я могу быть им… в то время как Доул уже им является для вас — богом мщения и воздаяния.       Судя по всему, уже можно надеяться на адекватные подходы, а не выдавать все свои секреты первым встречным… даже если на поле брани наблюдали друг за другом не один раз. Ныне ослабшему уже от разбазаривания слов чем дискомфорта от верёвок по запястьям и щиколоткам, молодому бурундуку хотелось надеяться на причину его взора, становившегося яснее, что сотрясение мозга давно прошло, и он был в состоянии хоть как то сопротивляться даже внутри весьма странно спроектированной решетки. Не было смысла вырываться, еще и интерес к самодовольной своей распущенностью и жестокостью лисе боролся с логичной неприязнью к ней — ему не потребовалось много времени научить себя не сочувствовать врагу, идти ему навстречу и пытаться копать глубже за его действиями. Раз устраивают геноцид и при этом осмеливаются превращаться в шутов со свободными нравами, пусть свое за это и получают — пусть попробуют остаться столь охуевшими в аду внутри его котла!       — Заметил да, мудак, что строение этой клетки уникально — редкая разработка сидения вполовину внутри нее. Но, подожди, сейчас я докурю… пфах-х, чувствуешь траву, придающую неуязвимости и превосходства над правилами системы? А то… ну так вот, окурок долой, хотя я бы использовала его чтобы тебя похоронить под горящей хижиной, но допустила бы такое, если ты-ы-ы, сука, осмелился обрубить путь поставления оружия от наших больших американский друзей. Мы знаем, что ты об этом осведомлен, потому я бы не поленилась отрезать тебе морду и уши, а то и все конечности, потому выбиратя, что кидать в суп и рагу — это как-то предельно мягко за такую информацию.       Ну да ладно, он мог дышать, и испарина на лбу понемногу отрезвляла мысли, пусть и странно было думать так среди прохладной кромешной тьмы, где свет исходил только со стороны лисы. Которая, отлив крепкого пойла орехового цвета с пряным запахом спирта и можжевельника и продолжая затягиваться сигарой, посмела расстеннуть несколько верхних пуговиц, чтобы был виден кружевной лифчик красного цвета — определенно приковывающий внимание к бюсту, но крайне несочетающийся с огненно-рыжей шерсткой. Сглотнул, когда она, наконец перестав тянуть за яички любого, кого представляла в мыслях, включила свет в темнице полностью и начала подходить к нему, продолжая дымить как паровоз. Даже при занятых когтистых лапах она умудрялась выделывать извилистую походку, завидев которую сзади, любой самец без обозначения семейного положения взял да протянул бы руки к заду, чтобы схватить её за бедра и уложить под собой. Но Кымсэги совершенно понятия не имел, что мог делать при таком раскладе — он бы не смущался или требовал прекратить… вероятно, просто наблюдал, по желанию отпивая бутылку кедрового пива, и молчал.       — Я буду пытать тебя американской тяжёлой музыкой, и советую тебе не готовить запасные уши и мировосприятие. Всё, чему тебя учили родные тебе радужные сектанты мира во всём мире, начиная со ссаных сказок на ночь про шаболду-золушку — забудь эту хуйню как можно быстрее, потом спасибо скажешь, если хер толще станет от того, что воспользовался моим советом. Здесь под моим надзором и увлеченностью делом пыток ты бы потерял раз и навсегда всё, чего лишишься от моей руки. Давай, прими этот глоток, гнида, потому что я оказываю тебе услугу, знакомя с самой охуенной вещью после вибрирующего вибратора с функцией толчков внутрь.       — Что-о-о-о?! Да какого… методами чужих стран меня сломать? Что подумает вседержитель император про иностранные методы неважно для чего?

Разжуй хорошенько, разотри эту дрянь в пыль… Разорви галимую жевалку. Надуй пузырь, выпяти губы как при приёме члена в рот… Галимая безвкусица! Растяни её до нёба и зажуй обратно… Чувствуешь, как растёкся слюнный сок? Всё, эта жевалка теперь галимая, ты измочалил её… Выплюнь её нахуй на землю!