***
Когда она приходит в себя, ей всё ещё холодно, холод впивается тонкими маленькими коготками в грудь, живот и ноги, но её мокрая одежда исчезла, вместо неё Эмма укутана в тёплые одеяла. Дышать всё ещё трудно, хотя судороги перешли в мягкую непрекращающуюся дрожь, и тёплая рука прижимается ко лбу. Она заставляет себя открыть глаза и тут же ловит взгляд тёмных глаз Реджины. - Т-так л-лучше, - зубы выбивают ритм, резонирующий в ушах, всё тело дрожит в ворохе одеял, но на лбу тепло, и Реджина смотрит на неё сверху вниз. И это довольно мило. - Ох, меня наконец впустили, - она снова вздрагивает, необычайно довольная собой. - Я буду д-драться со всеми ледяными б-богинями, если тебе нужно именно это, чтобы впустить меня, - Реджина молча проводит пальцами по линии подбородка Эммы, и зубы, наконец, перестают стучать. - Конечно, я могу скоро умереть, - поправляется она. - Так что, наверное, это не всегда будет работать. - Эмма, - Реджина выглядит такой грустной, такой растерянной и взволнованной, и Эмма думает, что сейчас она невероятно милая. О, мэр Миллс в пору своего расцвета была потрясающей, устрашающей и такой соблазнительной, но сейчас лицо Реджины мягкое, точёные изгибы выражают печаль и нежность, и она такая красивая, что вдохновила бы художников плакать над своими произведениями, а критиков замереть на месте. Она помнит, как Реджина вошла в гостиничный номер на общий сбор как раз перед тем, как они победили Зелину, с сияющей улыбкой на лице, и как она сама была очарована ей и зла на того, кто заставил её так улыбаться. Теперь она бредит. Отлично. - И что ты делала сейчас? - бормочет Реджина, приглаживая растрёпанные влажные пряди возле лица Эммы. Её лицо темнеет, голос опасно понижается, и печаль исчезает, сменяясь яростью. - Только не смей винить в этом свою недавнюю одержимость мной. Я не обязана заставлять тебя чувствовать себя лучше независимо от того, как долго ты оставляешь свою машину возле моего дома. - Что? Я здесь не поэтому! - протестует Эмма. - Это не из-за тебя, клянусь! Я просто… - она со вздохом будто сдувается, в воздухе рассеивается холодное облачко. - Ты была права, ладно? - Ладно? - но костяшки пальцев снова пробегаются по щекам Эммы, прослеживая путь от ушей к волосам и подбородку, посылая по пути маленькие искорки тепла. Так что, возможно, она не в ярости. Это уже кое-что. Кое-что, что не доживает дальше следующего признания Эммы. - С нами вернулось ещё кое-что. Я пошла закрыть этот портал сегодня, потому что он всё ещё протекал... - Почему ты мне не позвонила? - Реджина встревоженно качает головой. - У тебя и близко нет той дисциплины и знаний, чтобы закрыть портал. Тебя могли убить. Она то всемогущая и обладает нескончаемым запасом магии, то неуклюжая никчёмная идиотка. Реджина – забавный учитель. - Ты бы всё равно не взяла трубку! - Ты могла бы попросить Снежку позвонить мне. Или Генри, - её глаза расширяются. - Скажи, что ты не брала его с собой. - Конечно, нет, - раздражённо отвечает Эмма. - И в последнее время я решила испробовать эту забавную штуку, которая называется "Уважением твоих личных границ". Ну, знаешь, сидеть возле дома, не пытаясь пробраться внутрь. Потому что могу. Я думала, ты оценишь, - вздыхает она. - Я правда не хотела, чтобы ты нашла ещё один момент, в котором я проебалась. Я думала, что смогу сама со всем разобраться, и нам больше никогда не придётся думать об этом чёртовом портале, но потом... - она особенно сильно вздрагивает, чтобы подчеркнуть это, - появилась какая-то женщина и начала стрелять в меня сосульками. Не знаю, что это сотворило с моими внутренностями, но думаю, что это… - Эльза, - мрачно говорит Реджина, стягивая одеяло и прижимая руки к животу Эммы. Когда она поднимает голову, то видит решетку из созвездий, белеющих на её коже будто десятки шрамов, на животе и груди. Это похоже на поразительно симметричную снежинку по всему её телу, и она перестаёт дрожать лишь от прикосновения Реджины. - Не знала, что ты смотрела мультик. - Я провела добрых полнедели вместе с мужчиной с пятилетним ребенком. Я смотрела его уже дважды и иногда просыпаюсь по утрам, напевая дурацкую песенку снеговика, - она сердито смотрит на ухмылку Эммы. - Хочешь превратиться в снеговика? - Не особо, - вяло возражает она, и, чёрт возьми, теперь дурацкая песенка застряла и у неё в голове. - Тем не менее. Я умру? - Нет. Это не смертоносные удары, - Реджина снова осматривает её, скользя ладонью по животу, пальцы дёргаются на поясе нижнего белья Эммы. - Эта Эльза, по-видимому, обучена лучше, чем та, которая в мультике. Что для нас и лучше, и хуже. - Чуть ниже, - бормочет Эмма, её глаза стекленеют, и Реджина автоматически опускает руки вниз, прежде чем резко отдёрнуть. - Мисс Свон! Она дрожит. - Прости. Так холодно. Не... Не могу мыслить адекватно... Да. - Ты невозможна, - но Реджина всё ещё прослеживает путь ледяных ран, очерчивая талию, чтобы спуститься вниз по ногам, и вовсе не выглядит такой разъярённой, как должна бы. На самом деле, это... это улыбка притаилась в уголках рта? Эмма решает не испытывать судьбу. - Итак, Док? Я выживу? - Из-за этого? Да. Тебе придётся попотеть несколько часов, максимум день, но потом всё будет в порядке, - уголки губ Реджины всё ещё подрагивают, и глубокий хмурый взгляд, которым она смерила Эмму, никого не обманывает. - Из-за своего болтливого рта? Вряд ли. Тебе нужно напомнить, что я могу вызвать огонь одной мыслью? - Ха. Так и знала, что ты хочешь меня убить. Генри должен мне десятку. Пальцы Реджины останавливаются где-то на внутренней стороне бедер. Она специально так делает? Возможно. - Ты играла в азартные игры с нашим сыном? Она снова дрожит, что бы ни делала Реджина, чтобы согреть её. - Что-то мне подсказывает, твоё желание убить меня гораздо хуже, чем то, что я поставила пару банкнот против Генри. Реджина испускает долгий многострадальный вздох, прижимая ладони к ногам Эммы (она никогда не была так благодарна Руби за восковую депиляцию по средам, как сегодня, потому что серьёзно, до Руби её ноги были буквально покрыты шерстью во времена зимы) и снова скользя ими вверх. - Ты заплатишь Генри эти деньги. Не хочу я тебя убивать, Эмма, - говорит она задумчиво. - Разве что покалечить. - Фу. - Навсегда упрятать в глыбу льда? - её глаза опасно блестят, и Эмма вздрагивает. - Дело уже наполовину сделано. Эта штука более надёжная, чём отравленное яблоко. - Неужели мне будет всё так же холодно? Реджина переводит взгляд на её лицо. - Ты ещё не согрелась? - Только там, где ты меня трогаешь, - это похоже на клише из дрянного любовного романа, и тот факт, что Эмма чувствует себя просто обязанной многозначительно поиграть бровями, ну... Очевидно, делу не помогает. Но потом она снова сильно вздрагивает, совершенно неосознанно, и раздражение Реджины снова переходит в беспокойство. - Так не должно быть. Ты не сможешь продержаться достаточно, чтобы исцелиться, если так и будешь мёрзнуть. Её снова начинает клонить в сон. Слишком давно Реджина не касалась её лица. - Всё... всё нормально. Я в порядке. - Ты снова впадаешь в шок, - голос Реджины странно далёкий, будто она кричит с другого конца туннеля. - Эмма, сконцентрируйся на мне. Я попытаюсь… Эмма отключается, поддавшись холоду, который расширяется и расширяется в её мозгу, пока не кажется, что он вот-вот разорвёт её череп на осколки.***
Когда она открывает глаза в этот раз, Реджина всего в нескольких дюймах от неё. В таком же вертикальном положении, что и она сама. Холода больше нет, он превратился в лёгкую боль под кожей, и Реджина шепчет: «Ни слова об этом, или я уйду» прежде, чем Эмма понимает, что происходит. Реджина разделась до нижнего белья, ноги переплетаются с ногами, тело прижимается к телу, руки растирают щёки Эммы. Она горит, огонь топит лёд, чтобы вырваться из кожи Эммы, и она тянется, чтобы прижать Реджину ещё ближе, чтобы почувствовать это благословенное тепло ещё немного. «Ни слова», - обещает она и не осмеливается даже подумать, как хорошо просто держать брюнетку в тёплых объятиях, забыв о магии Эльзы под защитой собственной. Реджина всё ещё наблюдает за ней – возможно, потому, что у них нет выбора, кроме как смотреть друг на друга в этой позе, но сейчас она смотрит приглушенно и как-то задумчиво – так, как Эмма думала, она никогда больше на неё не взглянет. (Ещё одна вещь, по которой она скучала, хотя это и кажется невероятным – взгляд Реджины, когда она смотрит на неё. Он всегда ощущался по-другому, и, возможно, это было просто её эго, но этот взгляд пропал, когда Реджина начала бегать по лесу с чуваком из... двенадцатого века? И вот этот взгляд снова.) И у неё снова перехватывает дыхание, но в этот раз ей не так уж и холодно. Слишком сильно. - Ты не проебалась, - брань звучит странно из уст Реджины, и, чёрт возьми, теперь она думает о её применении в другом месте, о них обеих в этой постели и о том, как с губ Реджины срывается: "Трахни меня...", будто это какая-то интеллектуальная фантазия о доминировании лежащей рядом женщины... Дерьмо. У неё всегда были такие грязные мысли о Реджине или только когда они обе оказались почти раздеты? (Она уверена, в обоих случаях ответ был бы положительным). - Э - э... Что? Большие пальцы Реджины касаются её губ, вызывая мурашки в местах прикосновений. - Ты спасла Мэриан жизнь. Но ты никогда не упоминала, от кого. - Ой, - она не должна чувствовать такую тоску, лёжа в постели с женщиной, которая чуть не убила большую часть людей, которых она знает, но почему-то чувствует. Потому что это Реджина, которую извратили и изменили собственная мать и наставник и, вероятно, дедушка самой Эммы, пока в конце концов она не превратила себя в нечто злое. А потом она в одиночку переписала свою историю в агонию, и это каким-то образом коснулось Эммы и стало частью и её истории тоже. В Реджине есть что-то такое, что вызывает сочувствие и привязанность, и Эмма медленно проваливается в эту темноту, где ищет свет для Реджины так же яростно, как Реджина отвечает ей тем же. - Однако Мэриан упомянула об этом. Мужу. Я думаю… - она смеётся горько и униженно. - Думаю, он, возможно, хотел пойти за мной, прежде чем она ему сказала. Но теперь уже не пойдёт. Она угрюмо пожимает плечами. - Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за исправление одного из моих многочисленных грехов. За то, что не позволила мне причинить боль тому, кого я любила, и разлучить его семью. Эмма моргает. - Это… вообще не нормальная реакция на то, что произошло. Может, если бы ты была святой или что-то в этом роде. Ну или кем-то из моих родителей. Но ты имеешь полное право сердиться из-за этого. Он был твоей второй половинкой. Или настоящей любовью. Или это всё его татуировка? Я не совсем поняла историю, которую рассказал мне Генри. - Спасибо за разрешение, мисс Свон, - сухо говорит Реджина. - Но я знаю это. Я просто... Думаю, я просто исчерпала лимит своих страданий. Это не просто сочувствие, это настоящая боль, пронзающая её сердце, заставляя его биться сильнее. К этой женщине-убийце, этой женщине, которая хотела большего, но вместо этого была наказана кармическим возмездием. Поэтичная справедливость, если хотите, но на деле всё равно отстой. - Мне жаль. - Я знаю, что тебе жаль, - Реджина полуулыбается, нежно и с болью, как тогда, с тихим пониманием в лесах Неверленда. - Ты уже несколько дней пытаешься это мне сказать. - Да уж, - Эмма краснеет. - Это не обо мне, Реджина. Это… - она и сама не знает, на самом деле. Почему она сидит возле дома женщины с тех пор, как вернулась домой из прошлого? По ночам она почти не уходит домой, чтобы поспать, пропускает смены на станции и всё, что она делает – следит с упрямым вниманием за домом Реджины. - Я не хотела, чтобы ты снова осталась одна. Ты прожила целый год без… - она глубоко вздыхает. - Я собиралась снова увезти Генри и оставить тебя в одиночестве. Реджина всё ещё тёплая настолько, что она чувствует, как их тела липнут от пота и от того, насколько близко друг к другу они лежат, но ей всё же удаётся придвинуться ещё ближе. - И потом ты подумала, что вместо того, чтобы забрать моего сына, ты… что, отдашь мне его впридачу с нежданным гостем? - Может быть? - это чувство вины, да, и это привязанность, и это то, чего она никак не может понять. Но она инстинктивно знает - как человек, которому даровали новые воспоминания и который может противопоставить их старым, - никто не должен оставаться один, если сердце его разбито и он страдает от потери сына. И, может быть, дело не в том, насколько непостоянна Реджина, потому что Эмма правда знает, что она не возьмётся за старое. Реджина уже не такая. Сейчас женщина, сдержанно смотрящая на неё со скептически приподнятой бровью, похожа на милую плюшевую куклу мультяшного злодея, которым когда-то была. Её не опасно трогать и удобно обнимать. - Ты идиотка. - Как жаль, что у твоего ребёнка мои гены. Реджина отодвигается, игнорируя её жалобный протест. - Наш сын никогда бы не был Прекрасным идиотом, - но её глаза загораются при мысли о нём, и Эмма не может удержаться от улыбки при виде любви на лице Реджины. Любовь Реджины ужасающе огромна, дар настолько редкий и сильный, что тем немногим, кому он был дарован, он гарантирован навсегда (независимо от того, скольких женихов предаст её мать, и да, возможно, она всё ещё немного обижена, что Снежка достучалась до Реджины раньше неё), и в некоторые из своих скверных дней в последнее время она думала, что Робин Гуд не настолько уж и впечатляющий, чтобы заслужить всё это. - О чём ты думаешь? - Эмма решает рискнуть и льнёт обратно в объятия Реджины. Снова становится холодно, но уже не так сильно. Медленно, медленно холод уходит. - О Генри, - неудивительный ответ. Но это странным образом простительно, и Реджина поясняет, - после того, как ты сказала нам, что вы собираетесь уезжать, и сбежала... - Воу, я ничего вам не говорила. Крюк сказал вообще-то. Я планировала провести разговор гораздо более деликатно... - Правда? Вот почему ты неделями избегала меня? - руки Реджины сжимаются на её щеках. - Ты даже не смотрела мне в глаза несколько дней, пока я не поняла, почему. - Да поняла я уже, - но она не может смотреть на Реджину, пока её руки снова не смягчаются и не заставляют её снова встретиться с ней взглядом. - Вы не уехали, - говорит Реджина. - Это самое главное. И когда я спросила Генри, он сказал... он сказал, что его дом здесь, - она самоуничижительно поводит плечами. - Наверное, он имел в виду всех сказочных героев и своих дедушек и бабушек, но... Она усмехается, и это гораздо проще, чем было раньше. - Он имел в виду тебя. Его маму. Его семью. И улыбка, которая освещает лицо Реджины, захватывает дух. Она улыбается Эмме, и это как солнечный луч, освещающий её сердце, пронизывающий все её тело, не давая возможности скрыться. Реджина чертовски красива. Снежке это не понравится. - Мы обе его семья, - бормочет Реджина, поглаживая её по волосам. - Полагаю, так будет всегда. - Могло быть и хуже. - Мм, - вряд ли это согласие, но Эмма всё равно притягивает её ближе, прижимаясь губами к изгибу плеча. Реджина не убирает пальцы с её волос. - Тебе всё ещё холодно? Я думала, это работает. Она снова поднимает голову, руки Реджины возвращаются к её щекам, и происходящее сегодня настолько невероятно, что она не задумываясь облизывает губы и говорит: - Может, нам стоит избавиться от всех этих лишних слоёв? Не думаю, что тепло твоего тела достаточно эффективное через хлопок. - Хлопок? - Реджина на мгновение выглядит встревоженной, прежде чем качает головой и закатывает глаза. - Не так быстро. - Даже немного? - она наклоняется вперёд, когда руки Реджины притягивают её ближе, и она не знает, кто из них начинает это, прежде чем они целуются, губы встречаются и расходятся, а языки на мгновение едва соприкасаются, прежде чем руки Эммы интуитивно скользят к лифчику Реджины и расстёгивают его. - Эмма, - предупреждает женщина, но не отодвигается, чтобы снова его застегнуть. Или перестать целовать Эмму. Поцелуи блондинки неряшливые и яростные, они повсюду одновременно, но Реджина целует её так же яростно, как делает вообще всё остальное - методично и очень эффективно, облизывая, посасывая и прокусывая дорожку до пульса на шее, переходя к следующему месту только вызвав судорожный вздох у ослабленной девушки. - Прости. Ох... Нет, не... Не останавливайся, - приказывает она, и Реджина шипит: «Не говори мне, что делать», и бюстгальтер Эммы исчезает в облаке пурпурной магии. - О, чёрт, - выдыхает Эмма, и всё движется намного быстрее, она выгибается и выкрикивает какие-то вещи, которые заставляют Реджину хвататься за другие вещи в знак одобрения, и спорят ли они, находясь внутри друг друга? Да. Да, и это смешно, и это здорово, даже когда спор прекращается, и Реджина перестает отмечать её повсюду и напевает – она бы назвала это скорее мурлыканьем, если бы Реджина не оставила огромный розовый синяк на её шее, когда она указала, что та мурлычет – свернувшись калачиком в её руках. Она утыкается носом в шею Эммы. - Это всё твоя вина, - бормочет она. - Я должна оплакивать потерю своей второй половинки, а не спать с дочерью Белоснежки. - Моя вина? - Эмма с ухмылкой поднимает брови. Если уж они играют в эту игру, то игра будет по её правилам. - Ну да. Расскажи мне, что нет десятков более простых способов согреть меня с помощью волшебства, не используя тепло тела. - Да отъебись ты, - довольно потягивается Регина. Она обессилела после секса, навалилась на Эмму и совершенно не хочет двигаться, и это, вероятно, одновременно самое комфортное и некомфортное, что она когда-либо чувствовала. - Холод же ушёл? Эмма косится на неё. - Ты имеешь ввиду, что мы занимались сексом только для того, чтобы вылечить меня? Такая вот твоя точка зрения? Потому что я не собираюсь снова драться с Эльзой только чтобы завалить тебя. На лице Реджины отображается то же выражение, как когда она смотрит на Генри, и иногда такое же выражение мелькает при взгляде на Эмму. - Нет, идиотка, мы сделали это, потому что... - она замолкает, губы сжимаются в тонкую линию, которая, согласно Википедии, не должна быть такой милой для Десятого злодея всех времён (Зелина четвёртая. Отстой, Реджина). - Да. Мы сделали это, чтобы согреть тебя, - она хмурится и прикусывает место посередине между шеей и грудью Эммы. - Ты согрелась? - Нет, - лжёт она, глаза искрятся, а губы Реджины изгибаются в ответной ухмылке, - ужасно замёрзла. - Думаю, с этим нужно что-то делать. Слыхала она приглашения и похуже. - Ну если ты настаиваешь.