Круг за кругом.
Цикл вечен, его нельзя прервать. Чернила льются по трубам, вытекают, питая плоть, разлагающейся под своим грешным началом. Стекая, чёрная вязкая жидкость спускается обратно, давая жизнь новому существу. Возможно, более достойному. Линия за линией пересекают кольцо. Но в цикл можно ворваться. Попытаться изменить, имея достаточно сил. Новое сердце, вложенное в разорванную грудь, новый разум, отравленный божьим прикосновением. Тело, как бесконечная тюрьма для страданий и только них. И в центре Он — Чернильный Демон. Пугающий в своем могуществе, неясный в своих мотивах, страшащий одним видом. Все, кто переходят его дорогу оказываются разбиты. Как капли в океане, они растворяются, дополняя его. Круговорот, ужасающий своим постоянством. Круг и треугольник по углам — вечные стражи своего господина. Они оказались благословенны работой от самого Господа. Или же кто-то из них был абсолютно в этом уверен. Свечи по углам, чтобы почтить Лорда светом. Наконец, его изображение из далекого, благополучного прошлого. Когда-то всё было совсем не так. Сэм не стоял на коленях перед рукотворным алтарём, иногда нервно оборачиваясь. Малейший рокот, вдруг скакнувшая тень могли стать знаком Его прихода. Когда-то он кричал на толпу своих музыкантов, обвиняя их в бездарности. Лоуренс ухмыльнулся. Теперь он проповедует, но это не имеет особых отличий что в интонации, что в эмоциях. Всё столько же нервов лопается, словно пузырьки на чёрной мутной поверхности. Единственное, что действительно теперь рознится это — цель. Он ведь гнался за деньгами, хотел жить в богатстве, курить нормальные сигареты, пить виски за месячную зарплату. Хотел признания и криков восхищения от этих жалких людишек. Смотреть на них свысока и оценивать, ведь он добился успеха, а значит имеет право судить. Теперь почти всё кажется ему бредом. Деньги годятся только для подкормки огня, сигареты и виски…хах, зачем? Поедая очередную банку сгнившего супа Сэмми понял, что не чувствует её вкуса. Затем он попробовал бумагу, картон, металлические кусочки… Толку не было. Чувства притупились. Даже боль оказалась закована в чернильную паутину, лечащую неосторожные переломы, растяжения и мелкие царапины. Последние зарастали за секунды, другим требовалось время. А внимание он получает сполна. Страшно думать о таком, но Пророк втайне считал, что его опасаются не меньше Демона. — Об этом не грешно размышлять… — прошептал он себе же, издав тихий нервный смешок. Если ты падаешь в ноги королю, ты можешь представить себя с его короной. Сэм любил оправдания, особенно поэтичные. Они были подобны изящному искусству. Весь процесс он напевал себе под нос какую-то мелодию прошлых лет, которую написал будучи в пьяном угаре и угасающей надежде на то, что брюзгливый босс одобрит четвертую переделанную версию. Музыкант когда-то ненавидел её, но сейчас проникся бесконечной любовью. Всё-таки Дрю был прав насчет того, что конечный вариант оказался самым безупречным. «Он пришёл…» Потрескивание и жужжание выдавало вторгшегося в священную тишину быстрее, чем свет из прожектора. Ещё одного монстра, к которому Бенди относился с особенным интересом. Такие метаморфозы, соединение неживого с живым, будоражили любую фантазию. Как ещё можно извратить человека, чтобы под гнётом демона он стал воплощением чьего-то детского рисунка? Что происходит внутри проектора? Видит ли чудовище собственными глазами или свет является его единственным спасением? Прожекторист был удивительным ровно до тех пор, пока не появлялся собственной персоной. Тогда желчь вдруг поднималась из залитого горла. Почему-то Сэм чувствовал такую жгучую ненависть к нему, что сразу же кидался к первому попавшемуся оружию, ожидая атаки. Это казалось классической ситуацией. Они просто должны враждовать. Чтобы не завести себя в тупик, музыкант придумывал отговорки. — А ты не принёс ему ни одну молитву, — схваченный топор крепко пристал к текучей руке, — Быть может лишь в своих испорченных мыслях, раз Он до сих пор не разорвал тебя на кусочки. Зачем ты существуешь, Прожекторист? Я служу своему Лорду и в этом моё предназначение. Что ты здесь делаешь? Оскверняешь мой алтарь? Как хищник, ищущий лучшее место для нападения, Лоуренс начал обходить кругом незваного гостя. Словно зверь, он дожидался первого удара, чтобы извернуться и пронзить лезвием неосторожного противника. А Норман в действительности не знал, что он здесь делает. Бродил без мыслей в голове или же с целым роем безобразных идей и мечтаний. Словно по велению невидимой руки, он двигался через коридоры, убивая любого, вставшего на пути. И порой он даже искал тех, кто пытался сбежать от него. Отрывал их хрупкие черепа, затянутые чернильной плёнкой и бросал на пол, наполняясь странной злобой и кровожадностью. Он долго не знал, почему эти чувства, возникающие всего на мгновение, так сильно его возбуждают, готовя к новым злодеяниям. Но с каждым новым днём осознание подбиралось всё ближе и ближе, пока источник внутреннего гласа не повысил тон своего голоса и Прожекторист различил в нем рычание Демона. И сейчас он просто пришёл к этому безумному фанатику, и одно его появление пробудило в нём агрессию. Всё потому, что знал, как быстр Прожекторист в атаках, и стремился быть быстрее. Раздался рёв. Предупреждающий сигнал от твари с сильной нуждой говорить, когда она собирается разить. Сэм никогда не понимал, к чему были эти тупые крики, облегчающие поимку или побег. Возможно, Норману просто хотелось растянуть удовольствие казни…или же он совсем потерял свой разум, умея лишь повторять действия, как умеет крутиться бобина в барабане проектора.Осталось ли там место для человека, которым он когда-то был?
Прожекторист промахнулся. Своим тяжелым телом он навалился на стену, в следующую секунду чувствуя, как обух топора ударил по проектору, заставляя вскрикнуть от боли. Рот существа уже никогда не откроется, но Сэму кажется, что сквозь звериное рычание он слышит человеческий стон… «Это иллюзия. От Полка ничего не осталось. Теперь он — грязное отродье, которое надо уничтожить. Я чувствую это. Мой Лорд…я верну тебе его плоть, когда разорву её на части.» — Я клянусь, я отрублю твою уродливую голову, если ты подойдешь на шаг ближе! Лоуренс отскочил, тяжело дыша и нетерпеливо перебирая пальцы на рукоятке оружия. Он перевернул его так, чтобы следующий замах действительно стал смертельным. Предупреждения больше не имели смысла. Ничего уже не имело смысла, даже эта вражда. Если бы они действительно этого хотели, давно бы друг друга убили. Но страх перед чем-то большим, чем смерть от ран сдерживала двух монстров. В этой жизни было куда более ужасающее страдание, через которое никто не желал проходить. Норман застыл на месте, чуть пошатываясь от оглушения. Свет проектора бил прямо в глаза и Сэма снова одолели мысли о том, что он видит внутри не чудовище, но человека, пусть обезумевшего и потерявшего сознание, но отчаянно пытавшегося его вернуть. Он давно бы уже бросился, потеряв он все от прошлого себя. Но он думал. Принимал решение. Не кидался под лезвие, как низкорослые монстры-искатели, не дрожал и не хныкал, как потерявшиеся в своих разумах сотрудники студии. Норман, а внутри точно ещё был Норман, мог показать и решительность в своих действиях, и страх перед потерей жизни. Он ещё жил в том смысле, в котором жил бывший композитор, ныне порабощенный слепой верой в страшное, могущественное отродье… «Ложь…это всё ложь. Мы все уже мертвы изнутри. Никто не станет тем, кем был прежде. Он изменил нас.»Он построил эту империю. Он изодрал их тела и впустил в вены ядовитые чернила. Он поселил в них безумие. Он уничтожил всё, что когда-то было им дорого. И теперь он уничтожит их.
Стены заполнились волнами чёрных подтёков и враги, так и не успев поразить друг друга, застыли с общим страхом в голове. Нечто зловещее было совсем рядом, в жалких метрах от дерущихся чернильных существ, оно пробуждало внутри звериный, первобытный страх, острое желание убежать, спрятаться, сохранить свою хрупкую жизнь, чтобы прожить ещё один. Этот страх был общим для всех жителей студии, и все они спасались от гнева Бенди, одно присутствие которого заставляло даже самых сильных отступать прочь. Ибо среди всех правил утопленного в чернилах места, одно было главным: остерегайся Чернильного Демона. Не теряя времени, композитор кинулся к пентаграмме, что он только что успел закончить. Нужно было бежать и путь сквозь стены был самым быстрым. Странными ощущениями одолевалось тело, проносившееся сквозь дерево и металл. Это определённо было неправильно, и все же Сэм мог делать это после того, как получил новую форму. Он имел мало контроля над перемещениями. Порой его доставляло куда нужно, а порой он оказывался в таинственных закоулках на самых нижних этажах студии, где никто не бывал уже много лет. Казалось, что все работает от силы мысли, подумай об определенном месте и ты можешь в нем очутиться! Однако же даже эта магическая схема давала сбои, несущие за собой необратимые, смертельные последствия. Сэма до костей пробирала мысль о том, что он может однажды пересечься с Демоном внутри стены. Не где-то в коридоре, где ещё можно найти безопасное место и тихо молить о пощаде, но встретить Лорда там, где у Лоуренса почти нет никакой власти. Почувствует ли он присутствие Лорда? Убьют ли его за такую неосторожность или помилуют? Может ли Сэм навсегда застрять там и никогда больше не вернуться? Все эти вопросы давили на сознание, изводили его и сейчас были совсем ни к месту. «Пора бежать.» Музыкант представил перед собой свою уютную секретную обитель с инструментами и словами песен, написанными на стенах. Именно здесь он мечтал сейчас очутиться. Впрочем, это было неважно. Он мечтал быть где угодно, но подальше от своего жестокого Господина, любовь к которому граничила с трепещущим страхом. Выдохнув, Сэм шагнул вперёд, чтобы погрузиться в затягивающую себя тьму и начал шептать слова молитвы, но вдруг что-то пошло не так. Он не прошёл через стену. Он просто врезался в неё, стукаясь маской об свежие чернила и марая картонку ещё сильнее. «Что…но…как же…» Чувствуя, как тело начинает дрожать, Лоуренс обернулся и обнаружил за собой Прожекториста, который, также позабыв о драке, пытался исчезнуть в чернильной расщелине. И, если судить по быстрым и паникующим движениям, он терпел беспощадный крах. — Он не хочет, чтобы мы сбегали. Он…накажет нас… — шепотом, полным ужаса, озвучил свои вздрагивающие от каждого нового импульса мысли фанатик, обхваченный безумным, как и он сам, страхом. Норман мог смириться с мыслью о смертью, но он не собирался принимать её как снисхождение Господской воли. Он должен был сделать что-то до того, как фигура Бенди явится свету свечей и разорвет тела своих враждующих слуг. Или же причинит им неимоверную боль. Последнего Прожекторист не боялся. В какой-то момент он смирился с мыслью о том, что чувствует боль. Боль в горле, глазах, спине, груди, всем теле. Его метаморфозы были страшнее всех, которые Чернильный Демон только успел сотворить. Он пронизал тело проводами, трубками, вживил мертвый механизм в чужое тело, заставил бесконечно смотреть на яркий луч проектора, стать им. Или же это был не Он. Кто-то другой, не менее изощренный и жестокий. Норман помнил немногое. Память всех постепенно угасала. Дверь, которая могла вывести на желанную свободу, оказалась наглухо заперта. Прожекторист с криком попытался сорвать её с петель своим огромным массивным телом, но она осталась стоять на месте, словно монстр был лишь жалким дуновением ветра. Это не могло происходить. Они сталкивались и раньше. Стояли в паре метров друг от друга и ждали, пока кто-то не сорвется с цепи. Первым обычно был Норман, но в особые дни, когда безумие пересиливало разум композитора, он разил первым. Драки были жестокими, почти смертельными: чернильная плоть могла отвалиться цельным куском от рубящего её топора, кости хрустели и ломались под напором тяжёлых рук. Раздавались крики, оскорбления, стоны жуткой боли. А потом они отступали. Почти одновременно. Не чувствуя ничего, кроме животной злобы и жажды добить в следующий раз. Но этого никогда не происходило, и бессмысленные схватки продолжались в тех редких моментах, когда Киномеханик и Пророк сталкивались в одном коридоре. Норман сам пришёл к нему в этот раз. Он не желал бойни, не сейчас. Он и сам не знал, почему не притаился вдалеке, чтобы просто послушать чужое пение и позволить воспоминаниям разорвать очередное сердце. Странная тяга, сравнивая с жаждой крови, воззвала его так близко. И жажда эта была неутолима. Норман никогда не желал становиться палачом, но его нынешнюю роль нельзя было назвать иначе. Он не просто прогонял тех, кто заходил на его территорию. Он догонял их, бил их тела об стены и пол, пока они не прекращали двигаться. А затем он возвращался обратно, чтобы повторить это с другими заблудшими овцами. Когда он был человеком, то роль его была незаметна, хотя и так важна. Как никто не замечает уборщиков, никто не замечает киномехаников. Но без последних ни художники, ни сценаристы, ни музыканты не увидят плод своих работ, ведь им в первую очередь нужна связь. И этой связью был молчаливый мистер Полк, которого так звали лишь самые зелёные новички. Для большинства он был просто никем. Из того, кто слушает и коллекционирует, не прикасаясь к самим источникам своих трофеев, Норман превратился в настоящего охотника. И это пробудило в нём ужасные, звериные инстинкты. Топор засвистел над головой. За секунды внутри пронеслась мысль о том, что обезумевший фанатик решил напоследок зарубить врага, насладиться триумфом перед смертью. Но раздался треск и Прожекторист понял, что трещит дверная ручка, а не его металлические внутренности. — Прочь с дороги! Норман даже не стал пытаться сопротивляться резкому толчку в бок и позволил заряженному пульсирующей силой Сэму закончить начатое. Сзади послышались стоны искателей, вдруг возникших из-под земли. Они просто ползали в одном месте, издавая жуткие звуки. Эти твари никого не трогали, но были крайне странными и Норману казалось, что большинство из них — жестокая насмешка Бенди над слабостью человеческих тел, извратить которые ему не составляло труда. Из-за неё и был создан Прожекторист. Пусть они и не были самыми привлекательными существами и Полк уничтожал с одного удара, он не раз видел, как директор музыкального отдела гладил их, как своих собак, а они все так же неразумно мычали, но прижимались к ласкающим рукам. Была ли это любовь, или же души внутри искателей в отчаянии шли на любые звуки и прикосновения, никто не знал. Пожалуй никто, кроме Чернильного Демона. Его близкое присутствие заставляло сердце биться сильнее. Сэм понимал, что он уже не сбежит. Что как только Лорд увидит его, то обязательно догонит и покарает. Какая-то сторона Лоуренса мечтала об этой каре, как о единственном шансе получить Его внимание. Другая же направила взгляд на станцию «Маленького чуда», стоящую на углу узкой комнаты и служащую безопасным местом для всех, кто хотел спрятаться. Сэм часто слышал сидящих внутри напуганных Потерянных (до этого названия он решил сократить «потерянные в своих отвратительных грехах овцы, раньше работавшие в студии, ныне служащей дворцом для нашего Господина») и никогда не думал, что однажды воспользуется этим глупым убежищем. Но времени для других вариантов просто не осталось. И он не был одинок в своих мыслях. Норман влетел внутрь почти одновременно с бывшим директором музыкального отдела, отчего не готовая дощечка станции панически затрещала. Удивительно что вся станция не развалилась, вместив внутрь, пусть и с очень маленьким местом для комфортного нахождения, рекордсменов по росту и габаритам всего коллектива Дрю. Чернила только придали им больше мощи и размеров, отчего их присутствие рядом с тощими скелетоподобными сотрудниками вызывало понятный ужас у тех, кто не мог сопротивляться обезумевшим гигантам. — Что ты творишь?! Здесь нет места! Да, места и правда не было, и оба мгновенно прониклись идеей вытолкнуть другого наружу в руки общего Хозяина. Прожекторист схватил Сэма за руку, всё ещё держащую топор, но так ничего и не сделал. Слишком высоким был риск, что он утянет Нормана за собой и оба получат своё. — Прекрати так шуметь…не трогай меня! Он же заметит нас… Дай сюда! Чуть расслабив хватку, Полк понял, что музыкант прижал свою ладонь к единственному источнику визуальной информации. Теперь огромный и яркий свет из станции не должен выдать их, но громкое трепетание механизма внутри Прожекториста продолжало своё шумное существование. Утихомирить, успокоить, заглушить. Сейчас от этого зависела жизнь Нормана. Он знал каждую шестерёнку этих приборов, он работал с ними всю жизнь и умер с одним из проекторов на голове, переродившись в это отродье, он прекрасно знал, как замедлить мотор и всё же, это было так тяжело. Вдох-выдох. Он ещё способен дышать. Прерывисто, болезненно, но дышать. Это значит, что он ещё жив и не превратился в одну из уродливых игрушек Демона. Его разум ещё был с ним, пусть уже и ослабший под Его гнётом. Разводы на стенах затанцевали быстрее, вдали послышались стоны уничтоженных искателей и тихий рык, и Пророк почувствовал, как всё его тело стало гореть в припадке фантомной боли.* * *
Еле слышимое тяжёлое дыхание, треск динамика, шуршание пустой пленки внутри проектора — всё, что может уловить демон из станции. Но ему не нужно слышать, чтобы знать. Сэм знает это. Сэма убивает его собственный страх. Рычание становится громче, когда Он входит в комнату, делает плавный поворот и проходит в слепом пятне. Лоуренс не смеет двигаться, он забывает как дышать на несколько секунд, крепко стискивая зубы. Малейший лишний скрип и им конец. Музыкант даже не обращает внимания на холодное тело Нормана, холодное, как и все другие в этом гиблом месте. Порой возникала мысль: а не мертвы ли они уже долгие века? Быть может, это их личный Ад, наполненный бесконечным безумием и страхом, с которым они не могут справиться. Грешные, глупые овцы, убежавшие от пастуха, думающие, что могут жить без него. Сэм видит всех как стадо и никогда не признает себя его частью, но сам понимает, что это правда. Быть может, он чёрная овца среди белых облачков на тонких ножках, которая может сбежать от волка и скрыться в лесах, однако рано или поздно лишится всякого удовольствия жизни и вернётся к своему пастуху, смиренно идя под нож. Удачливый изгой один понесёт ответственность за всех, об кого волк замарал клыки. Пастух останавливается, повернутый лицом в грязную от надписей стену. Сквозь прорези в масках, щели в станции, чернильный поток, Сэм чувствует, что Его глаза смотрят прямо в душу. Любой другой мог сказать иначе, но невольно принявшее дар существо ощущает все в ином ключе. Залив чернилами тела, Он дал им страшный дар и чувствительность к его появлению. Они ощущали Его постоянно, знали, что Он непрерывно следит и каждая картонная вырезка, каждый старый рисунок, каждый демонический силуэт лишь подтверждали паранойю. Сэму кажется, что его сердце вот-вот остановится. Конечности застывают в своём положении, все тело пытается замереть, но вздрагивает из-за растущего с каждой секундой страха. Никто не видел глаз Бенди, но то, что он мог ими делать, просто ломало слабые от постоянного напряжения разумы. Демон наверняка питался их страхом, выбирая те особенные моменты, когда он хлестал в полную силу. Сейчас он причинял куда больше мучений, чем в любое другое время. «Мой Лорд…прошу…» Он видит все, слышит все, знает все. И мысли, несомненно, находятся под его властью. Иначе возникающие в голове картины чудовищного ужаса Лоуренс объяснить не мог. Он никогда не признавал собственное безумие. Рык не меняется в громкости, но Пророку кажется, что больше звуков не существует. Остаётся только предупреждение об опасности, плавно отравляющее разум. Оно слишком тихое, слишком спокойное. Это ещё хуже дробящих криков. Даже когда Демон пропадает, Сэм не шевелится. Он не может и подумать о том, чтобы сдвинуться с места. В последний раз Господин был так близко…очень, очень давно. Нет смысла думать о времени, когда все так однообразно. Казалось, что душа только что вышла из тела, но если его все ещё контролируют, это лишь иллюзия. Наказание за глупые разборки? Напоминание о вечно следящих глазах? Чем бы это ни было, оно подействовало более чем эффективно. Руки наконец соскальзывают, открывая Прожектористу обзор на вывалившегося из тесной конурки пророка, обессилено падающего на колени, даже издающего звуки, схожие со скулежом. Топор приземляется рядом, потеряв опору в виде своего хозяина. Одна пытка кончилась, пока другая продолжалась. Кто-то звал её даром, а Норман уже ничего не хотел называть самостоятельно. Он просто устал. Однако же, его злейший враг сейчас совсем беззащитен. И, похоже, не планирует вставать в ближайшее время. Момент абсолютно идеален. Сэм чувствует, как его шею сжимают сзади и тут же пытается вскочить, но Норман пресекает сопротивление, наваливаясь всем своим телом. Одно нажатие отделяет его от победы. «Победа…» Нет. Это будет бесполезно. Он только разозлит Демона. Он не простит такое своеволие. И даже если не так… Полк никогда больше не услышит чужое пение или мелодичный лязг струн банджо. Больше никаких сладких композиций на пианино. Только безумие и крики. Хватка становится слабее. Сэм ублажает Бенди своими алтарями и молитвами, напоминает всем о его бесконечном присутствии, действительно верит и несёт вместе с верой надежду. Он один из немногих, кто ещё не потерял свою личность под пластом чернил. Возможно, ему всё-таки стоит жить. До следующей их встречи. — Уйди от меня! Резкий рывок и Норман издаёт хриплый стон. Обух топора снова ударяет по голове, но Прожекторист не спешит злиться. Он уже сделал свою маленькую пакость, успев перед ударом ловко подхватить пальцами маску фанатика и отбросить её в дальний угол. Сэм слепо ползёт к ней и быстро надевает обратно, нервно вздрагивая. Как только вторая личина закрывает старую, он выдыхает, сжимая пальцы в кулаки. Хватит ли ему сил? Тело до сих дрожит, не желая расставаться с напряженным страхом, пробиравшимся секундами ранее в самые тёмные уголки разума, где он засядет надолго и прочно. Сэм знает, что его ещё будут мучить кошмары, поэтому он изведет себя бессмысленной работой, лишь бы не мыслить о прошлом. Алтари, новые безвкусные мелодии, мертвый взгляд, направленный на заученные наизусть мультфильмы, поглощение каждого словечка из всех книг в студии снова и снова… Иллюзия покоя и работы, в которой так нуждался одичавший от молчания своего Господа Пророк. Нет, не хватит. И смелости тоже. Если демон сделал это из-за разборок, Сэму несдобровать. Да, они оба его слуги. Но музыкант в жизни не поверит, что Прожекторист занимается чем-то полезным. «Он просто монстр, почти потерявший своё человеческое начало, избранный Бенди по самой загадочной причине, да ещё и принявший такой странный облик. Он не человек. Прекрати думать так о нём!» Вдох — выдох. Уймись, пастух. Тебя ждёт покорное стадо. Но сначала…разберись наконец со своей проблемой.* * *
Чернила капают с потолка. Раз, два, три… Когда сотая капля утекает под доски, Сэм поднимает голову и смотрит на сидящего неподалёку бывшего коллегу. Они ведь все были людьми раньше. В кого они превратились? — Норман… Из динамика доносится шипение. — Это обязательно закончится. Норман тоже хочет верить. Но он чувствует, что как бы сильно не хотел, это было невозможно. Однако у него больше нет выбора. Противоречие болезненно отзывается в груди. — Так ведь? Прожекторист сильно старается и выдаёт что-то, похожее на согласие. В этих хрипах почти не слышно обрывков слов, но Сэм знает, что он говорит. И что это даётся ему с великой болью. Сэм опирается спиной об стену и прикрывает глаза. Из закрытого рта начинает доноситься напев знакомой мелодии и треск проектора стихает. Это обязательно закончится.