Сохранить тепло

— Глупый, глупый Лю Цингэ! — сетовал Цинфан, перевязывая плечо Цингэ. Каждое прикосновение обжигало, хотелось отдёрнуть руку, но в то же время хотелось прикасаться вновь и вновь. Но сейчас было не до этого: глупо, Цинфан злился на Лю Цингэ, снова пришедшего к нему с ранениями — чего ещё ожидать от Бога войны? — Зачем, вот зачем ты постоянно калечишься? Жить тебе надоело? — Я не специально, — пробурчал Цингэ и повёл плечом, чуть морщась от боли. — Ты дурак. Убирайся отсюда, глаза б мои тебя не видели! — проворчал Цинфан, сворачивая бинты и стараясь не смотреть на Цингэ, вдруг почувствовавшего себя ужасно обиженным и глупым. Мало того, что он позволил ученикам избить себя ради встречи с этой кудрявой тупой башкой, так теперь его ещё и прогоняют. — Ты даже не разрешишь мне переночевать здесь? Я же ранен, — раздраженно спросил он. — Ну, если ты хочешь, то я позову тебе на охрану кого-нибудь из учеников — зная твой нрав, ты скорее всего разнесешь тут все к чертям, — фыркнул Цинфан. — Сам останься, — грубо ответил Цингэ и решительно принялся выпутываться из верхних одежд. Цинфан закатил глаза и жестом остановил его. — Я сам. Тебе резких движений делать нельзя, а по-другому ты, судя по всему, не умеешь... На губах Цингэ промелькнула легкая улыбка, когда Цинфан сел на койку рядом с ним и ловко начал снимать ханьфу, но потом вдруг нахмурился и оттолкнул его руки. — Чего это ты? — удивился Цинфан. — Быстро. Ты делаешь это быстро. Ты раздевал ещё кого-то? — спросил Цингэ, сердито сверкнув глазами. Цинфан прыснул. — Знаешь, сколько раз мне приносили тебя в бессознательном состоянии? Натренировался уж. Цингэ смущенно надулся и отвернулся. Цинфан устало вздохнул и встал. — Мне нужно закончить с работой... — он зевнул, прикрывая рот рукавом. — Если свет будет мешать — скажи. Цингэ отвернулся к стене и с головой накрылся лёгким одеялом, вдыхая сладковато-терпкий запах трав, оставшийся после Цинфана, и буркнул: — Я подожду тебя. Он прикрыл глаза, погружаясь в полудрём под мерные постукивания ножа. В последнее время засыпать удавалось с трудом, но рядом с Цинфаном, источающим нежность и заботу вперемешку с недовольством, все неосознанно расслаблялись, и Цингэ не был исключением. Цинфан тем временем перетёр травы, рассыпал их по склянкам и снова сел рядом с Цингэ. Взяв его руку и проверив пульс, он что-то пробормотал, и вдруг Цингэ почувствовал тепло рядом с собой — Цинфан растянулся на койке, прислонившись спиной к его спине. Цингэ всегда поражался тому, как маленький Цинфан справлялся со столькими обязанностями, свалившимися на его хрупкие плечи. В любой ситуации Цинфан оставался непоколебимым, никогда не переставал улыбаться своей тёплой всепонимающей улыбкой. Когда дыхание Цинфана стало спокойным и размеренным, Цингэ медленно развернулся и начал рассматривать раскинувшегося Цинфана. Кудри, днём собранные в строгий пучок, рассыпались, щекоча его щеки, от чего Цинфан мило хмурился. — Му-шиди, — тихонько фыркнул Цингэ. — Pазве можно спать со своими пациентами? Цингэ протянул руку и взял ладонь Цинфана в свою. Тёплый. Цинфан всегда был таким тёплым, что хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. Оставив на щеке Цинфана мимолетный поцелуй, Цингэ отвернулся, прижимая руку, все ещё горевшую от прикосновения, к сердцу. Которое давно решило, что сохранит это тепло до лучших времён.