вечер в хате.

–эй, Дуркава, перестань лакать алкашку раньше времени, у нас ее и так не много, –Ивадзуми выглядывает из-за дверного проема и, злясь, машет в сторону связующего полотенцем, которым только что вытирал руки, –лучше бы помог нам дорезать салаты, –парень хмурится и, зайдя в комнату, тянется к выключателю для того, чтобы вырубить наконец уже надоевшую, час седьмой рябящую в глазах, гирлянду, –всего три часа осталось, а ты дождаться не можешь, пока все за стол сядут.       Ойкава полулежит на диване, слегка съехав и распластав ноги под столом, и исподлобья стеклянными глазами пялит на Ива-чана, даже не думая осавить бутылку искристой жидкости в покое, наоборот: он демонстративно поднимает ее еще выше, делая большой глоток, еле сдерживается, чтоб не закашлятся, а затем скалится, облизывая верхнюю губу, и встречается взглядами с Ивадзуми, который, судя по выражению лица, уже явно ничего хорошего Ойкаве не готовит.       И правда, Хаджиме ведь должен злиться, как минимум, но этого не происходит, он просто расстроен, ведь каждый год происходит одно и то же: они решают отметить новый год компанией, Изадзуми долго готовится, репетирует речь, волнуется, пытается подгадать идеальный момент, но Ойкава нажирается до дзена еще до боя курантов, и парень теряет возможность, силы, уверенность, нужные для того, чтобы наконец признаться своему лучшему другу в любви.       Он не помнит, когда это все началось: временной период, когда дружба перестала быть просто дружбой, когда дружеских посиделок, прогулок, объятий просто-напросто перестало хватать на ментальном уровне и уровне физеологических потребностей, но одно парень знает точно: сейчас Тоору никакие чувства не спасут, если он не отставит бутылку и не отрвет свою пятую точку от дивана. А тот, видимо, ничего делать и не собирается, лишь усаживается поудобнее, подтягивая колени к подбородку, и вальяжно капризно тянет: –чтоооо, — Ойкаве говорить не просто, он еще раз проводит языком по губам, и встряхнув каштановой копной волос, договаривает, — ты цепляешься? все равно ты и блиизко, –громко икает, –меня к ножам не под. подпускаешь, –парень переваливается вперёд и, насколько это возможно, аккуратно, стараясь не пролить содержимое бутылки, подползает на четвереньках к краю дивана, и плюхается на сиденье, широко разведя колени, –хотя бояться бы стоило именно тебе. меня, –выгибает бровь и распрямляет плечи– даже будучи в стельку пьяным, Ойкава не теряет своей грациозности и плавности движений, наоборот, он становятся еще более выразительным, неторопливым, Хаджиме невольно любуется этой картиной во плоти и совсем забывает, зачем пришел: Тоору касается длинными пальцами своей шеи и начинает неторопливо спускаться, оставляя касания сначала на своих ключицах, на груди, слегка касается сосков, вздрагивает, как от холода, приглушенно стонет, повторяя последнее касание во второй раз, снова ловит кайф и, откинув голову, решает добавить в себя еще алкоголя. Ивадзуми срывается с места и тотчас опускается на корточки прямо напротив Ойкавы и, заглянув тому в лицо, практически сталкивается с тем носами, накрывает ладонями руку парня и аккуратно извлекает горлышко бутылки из крепкого захвата, взамен переплетает их пальцы и легонько сжимает чужую руку, убеждаясь в реальности происходящего.       Тоору, вроде, не испаряться, не убегать не собирается, сидит, ждет своего часа, а Ивадзуми напрягается, сглатывает, и наклоняется вперед, стремительно сокращая расстояние до желанных губ. Когда до поцелуя остаются считанные два сантиметра, парень вдруг замирает, поднимает взгляд на лицо пасующего: глаза в глаза, и снова начинает думать над тем, что если сейчас что-то будет, то Ойкава нихера не вспомнит, а если и вспомнит, то точно за такое его не простит. Пока парень размышляет, Тоору по-своему расценивает молчание, укладывает ладони ему на щеки и, бесцеремонно притянув к себе, целует, сразу облюбовав нижнюю губу, и помогает Ивадзуми, еле стоящему на шатающихся ногах, перебраться на диван, а сам седлает его бедра, укладывая руки на плечи и возодновляя поцелуй. Хаджиме долго не тянет, сдавливая талию Ойкавы и начиная потихоньку стаскивать его мятую домашнюю футболку, легонько проводя кончиками пальцев по позвоночнику, пуская мурашки по всему телу: — тебе гораздо лучше без нее, –откидывает предмет одежды на спинку дивана и ладонями очерчивает силуэт парня и укладывает их на две аккуратные половинки. Ойкава снова тянется за поцелуем, на этот раз за более мокрым, он проводит языком по закрытым губам, а затем вгрызается в них, как давно изголодавшийся зверь. А Ивадзуми право быть инициатором не отбирает: с интересом наблюдает, что будет дальше, и на все порывы связующего лишь шепчет «тшшш», а все остальное время взглядом провожает ниточку слюны, повязавшей их еще после первого поцелуя, но в Тоору нет нечего святого, он сама святость, он ее рвет и, ухватившись за плечи Ивадзуми, отталкивается и съезжает на пол, тут же становясь на колени меж разведенных ног и пальцами, начиная теребить, давит через ткань на слегка приподнявшийся член и с первого раза растегивает пуговицу, заставляет Ива-чана приподнять задницу и молниеносно стягивает с него штаны, оттягивает резинку, цепляясь за самый край, и запускает в трусы свою холодную руку. Весь член Ойкава решает не доставать, оголяет сначала только головку и, поставив подбородок на коленку Ивадзуми, внимательно на нее смотрит: аккуратная, правильной формы, цвета молочного шоколада–совсем не отталкивающая, наоборот, очень даже притягательная, ему хочется ее лизнуть—он делает, вкус ему нравистя, поэтому связующий, не долго думая, пошире расставляет локти и, только найдя точку опоры, делает рывок вперед, заглатывая до половины, останавливается, и исподлобья смотрит на Ивадзуми, который закатив глаза и запрокинув голову, громко гортанно стонет, Ойкава с трудом давит победную улыбку и только расслабляет горло, начиная насаживаться чуть глубже, как чувствует чужие пальцы в волосах, тянущие его наверх.       Ивадзуми долго не церемонится: самодовольно улыбается и обвивает талию Тоору одной рукой, а другой касается его щеки, и льнет к мягким губам, но Ойкава его останавливает, подставляя шею для поцелуев, и, схватившись за член и заставив его стоять прямо, от чувства предвкушения закатывает глаза под нижнее веко и, приспустив свои штаны, принимает в себя кончик. Хаджиме хочет помочь и, выдохнув со свистом, опускает руки, но их связующий перехватывает раньше и возвращает на свои бедра: –не мешайся, — и с этими словами не совсем правно съезжает сантиметров на пять вниз по члену и болезненно вскрикивает, прекрасно ощущая стенками каждую выпирающую венку. –чуть-чуть, вот так осторожненько, —Ивадзуми закусывает губу и, откинувшись на спинку дивана, проходится мозолистыми пальцами по линии роста волос, отправив на место все, успевшие выбиться, –парень начинает слегка двигать бедрами и, попросив Ойкаву сейчас просто смотреть ему в глаза, нащупывает точку с наименьшим сопротивлением, делает победный рывок и оказывается полностью внутри, –не плачь, — Хаджиме тыльной стороной ладони стирает проступающие слезы и утягивает парня в неспешный поцелуй. –я и не собирался, –Ойкава выдерживает томную паузу и наконец продолжает, выдыхая почти в самые губы, –это просто шампанское выходит, –и чуть не свалившись с члена, начинает ржать. –Дуркава, –перехватывает ладонями туда-сюда маячащее лицо и не может не улыбнуть в ответ –я тебя люблю, — сообщает доверительно и совсем не видит в глазах напротив удивления.

<center>***

</center> В соседней комнате: –Вот уж никогда не думал, что в новый год, в своей же квартире буду отмечать на кухне, под стоны, причем, от удовольствия, которое доставляю не я, –Киндаити в расстроенных чувствах переводит взгляд на вечно невозмутимого Мацукаву и не может сдержать улыбки, глядя на его умиротворенную мину. –зато уж теперь точно не придется делать вид, что мы не знаем, что происходит между ними, – Мацукава тянется за припрятанной под раковиной бутылкой шампанского и садится за стол, –Ивадзуми так переживал, как думаешь,может, и стоило нам ему спалить, что все это время Ойкава гасил детское шампанское? Киндаити злорадно усмехается и вытаскивает пробку: –ну уж нет, пусть помучается. ибо мне из-за его бредовых идей еще обшивку менять. –не бубни, –Мацукава торкает парня в плечо, –ты же хочешь, чтобы твои друзья были счастливы. –хочу, –Киндаити наконец расплывается в глупой улыбке и делает глоток игристого, опускает взгляд и не забывает взглянуть на часы, –ну что ж, друг, с новым годом.