Простые удовольствия.

*** «Скорость» помогает избежать лишних вопросов и неприятных встреч. Понимаешь это особенно остро, когда стоишь в пылающей раздевалке, рядом с кучкой пепла, оставшейся от сгоревшего заживо человека. В общем, «меня там не было». Ни следов, ни засветок на камерах, ни отпечатков. Даже куртку свою догорающую я с собой забрал. На всякий пожарный случай. От экспертов подальше. Что ж, с места преступления на «скорости» сбежать можно, но вот от своих собственных мыслей, от себя, не убежишь даже на «супер-скорости». Уже второй человек умирает у меня на глазах. Более того, при моём участии и… попустительстве. Я бы, может, и хотел бы относиться к этому попроще, но что-то не получается. Нет у меня привычки к таким смертям. Не был я в «прошлой» жизни ни убийцей, ни врачом, ни спасателем. Откуда ж ей взяться? «Разговор» с Уолтом происходил поздно. На поле уже никого не было, все давно разбежались праздновать. Приглашали и меня, но я отговорился помощью отцу на ферме. В первую очередь, конечно, чтобы иметь возможность «поговорить» с Уолтом. Пустой стадион. Пустое футбольное поле, вечернее небо над головой, на котором практически не видно звезд из-за света различных ламп и прожекторов. Почему-то их всё ещё не погасили после игры… а может быть, их и вовсе не гасят по ночам. Именно здесь, как мы условились, меня ждала Лана. Она беспокойно прохаживалась по траве в самом привычном для себя месте – там, где во время матча выступает группа поддержки: подсознание, такое подсознание… Когда я вышел из «скорости» рядом с ней, она вздрогнула и повернулась ко мне. - Умер, - не дожидаясь вопроса, сказал я. – Сам умер. Сгорел в собственном же пламени. - Самоубийство? – округлила глаза Лана. - Скорее, несчастный случай, - прикинув, поправил её. - Как с Грэгом? – нахмурилась девочка. - Почти, - не стал подавлять тяжёлый вздох. – Только в этот раз я его, вообще, пальцем не тронул. Просто стоял. А с Грэгом мы дрались. - Но почему? Почему тогда он умер? – не поняла девочка. - Ему не понравились мои слова. Он разозлился, ударил меня в живот и сломал запястье… а дальше в ярости призвал огонь, и пытался сжечь меня до тех пор, пока не потерял от ярости контроля над огнём… - Пойдём домой, - помолчав с минуту, предложила Лана. – Как-то для праздника нет совершенно никакого настроения. - Пожалуй, это будет лучшим вариантом, - согласился я. – Утро вечера мудренее. *** Тот, кто думает, что утром мне стало легче… не так уж сильно и ошибается. Утром мне действительно полегчало. В конце концов, хоть я и мог сохранить жизнь Уолту, вырубив его в момент его ярости и унеся подальше от раздевалки, но не сделал этого вполне сознательно. Я никогда не скажу этого Лане или отцу, но да – Уолта я не стал спасать, хотя и мог бы. Почему? Да потому, что я не знаю, что стоило бы делать с ним дальше? Сдать полиции: он окажет сопротивление, и его расстреляют – итог тот же, только мучений больше. Отпустить с миром? Был бы он адекватен, это имело бы какой-то смысл, но нет: Уолт себя практически не контролировал. Сила вместе с яростью били ему в голову, лишая ясности и критичности мышления. День, может два, и он бы снова на кого-то напал. Я не видел для него хороших исходов. Потому и не стал останавливать его самосожжение. Вроде бы, строго говоря, я его не убивал. Но на душе всё равно пасмурно. Не пакостно, как накануне вечером, но пасмурно. Способ, который бы помогал мне в таких случаях, я знал только один: тренировка. Что бы в жизни ни шло наперекосяк, какие бы гадкие мысли не атаковали сознание, просто заставь себя двигаться. Потом заставь себя продолжать двигаться. А дальше уже и сам втянешься… проблемы отступят. Мысли разлетятся ошмётками, и их смоет ключевой водой усталости. Потом, конечно же, всё вернётся. Но сам ты будешь уже гораздо спокойнее всё это воспринимать, чем до тренировки. А что-то и вовсе, к тому времени разрешится само собой. Лана приехала на своём коне в полдень. - Миссис Кент сказала, что ты ушёл «проветриться» и примерно показала, в какую сторону, - оправдываясь, сказала Лана, спрыгивая с седла и беря коня в повод. - Рад тебя видеть, - улыбнувшись, опустил руки я и встряхнувшись, поднялся из «тумбентана», делая шаги ей на встречу. Одет я был только в короткие шорты. На ногах обуви не было, голова была не покрыта, торс обнажён. - Что ты делал? – после поцелуя и объятий спросила девушка. - Пытался прогнать хмарь с мыслей, - честно признался я. - Получилось? - Ну, более или менее, - неопределённо повёл рукой я. - А стоял почему так странно? – не устроил её столь расплывчатый ответ. - Это одна из базовых стоек китайских боевых стилей: «тумбентан» или «стойка всадника». Продвинутые практики этих стилей, могут стоять в ней часами. Полезно это. Статическая тренировка для укрепления мышц. - Вот как? – удивилась Лана. – Не знала, что ты занимаешься чем-то таким… - Не удивительно, - пожал плечами я. – Даже родители не знают. Это моя тайна. Открываю её только тебе. - Тайна? Даже родители? – ещё сильнее удивилась девушка. – Но почему? Для чего это тебе? Куда дальше-то укрепляться? - Это не для тела, это для души, - вздохнул и погладил её по волосам. – Когда мне плохо, тошно, терзают вопросы, одолевают сомнения и неудачи, я ухожу ото всех в поле и занимаюсь Ушу. Это помогает. - Когда плохо? - Когда хорошо тоже, - улыбнулся я. - Странный ты, - ответно улыбнулась Лана. - У каждого свои способы успокоить душу. Кто-то пьёт, кто-то играет в игры, кто-то ходит на кладбище, кто-то тренируется, как я… - девушка стукнула меня кулачком в плечо. - Ты, между прочим, тоже ходил на кладбище! - Это для особенно тяжёлых случаев. Точнее, не совсем так: Ушу – когда нужно разогнать мысли. Кладбище – когда, наоборот, надо как следует подумать. - Ла-а-адно, - протянула она, закрывая тему. – Но почему голый? - Не совсем голый, - улыбнулся я. - Почти голый. - Просто… я люблю солнце. Мне очень нравится чувствовать его лучи на своей коже. Физически приятное ощущение. - Но комары? – пришлёпнула она как раз одного такого на себе. Я даже отвечать ничего не стал, просто посмотрел многозначительно. – А, ну да. Тебя же пули не берут, что тебе комары… - Пулю я не пробовал, - честно признался ей. - Ну, если об тебя лом гнётся, то и пуля отскочит. - Это да: «против лома нет приёма». Что там какая-то пуля, - улыбнулся я. - Покажешь? – после долгого поцелуя попросила Лана меня. - Что показать? – уточнил я. - Покажешь своё Ушу? – ответила она. – В кино это вроде бы смотрится красиво. - Почему бы и нет? – улыбнулся ей. – Но не жди многого, всё же я не Мастер. - Хорошо, - ответно улыбнулась она. – Смеяться не буду. - Ну, смотри… - отпустил я её, вернулся на центр своего холма и замер на вершину в положении готовности. А после начал «двадцать четвёртую форму». Классика, рекомендованная Минспорта КНР к выполнению на переменах между занятиями в учебных заведениях и на производстве. Штука упрощённая, но всё равно красивая. Мне нравится. Понравилось и Лане. Настолько, что она даже попросила научить и её. Что ж, мне не трудно. Какая разница, чем заниматься вместе с любимой девушкой? Не сексом единым, как говорится… *** Когда на тебя по людной улице бежит размахивающий пистолетом Лекс Лютор, средь бела дня, со стороны банка, где кричат люди, само собой закрадывается подозрение, что что-то явно идёт не так. Что-то в этой картине не правильное. А раз, что-то идёт не так, то самое время войти в состояние «контроля». И я вошёл. В момент, когда «Лекс» только начал откидывать меня со своего пути, с неестественно большой для него силой, я уже был в «контроле». Мог бы остаться стоять, мог бы сбить с ног, мог бы вырубить, мог бы скрутить… Легко. Но вот оптимально ли это будет? Зачем мне такая явная «засветка» посреди людной улицы? К чему это показушное «геройство»? Можно ведь сделать немного хитрее, ведь ситуация уже относительно ясна – в состоянии «контроля» обработка информации идёт быстро. «Лекс» бежит со стороны банка, там кричат люди, слышатся слова: «полиция», «держите его», «не дайте ему уйти» и так далее, в руке «Лекса» пистолет, на плече яркий красный школьный портфель. Кстати, именно школьный. «Лекс» одет в слишком дешёвый для него костюм и.. белые кроссовки. Что ж, позволяю себя отбросить в витрину, разбивая спиной стекло, но! При этом, рука моя хватается, как бы случайно, за рюкзак и срывает его с плеча «Лекса», а один из осколков двигается так «неудачно», что врезается в руку, держащую пистолет, вспарывая на ней кожу, оставляя серьёзный, кровоточащий порез. Долгое для меня мгновение полёта заканчивается. Я лежу внутри магазина очков, в руке портфель. «Лекс» роняет пистолет и хватается за порез. Сзади него приближаются крики. Всё – ему не до меня, он начинает убегать. А у меня простреливает виски болью. Так-то голова начала болеть ещё тогда, когда я только вошёл в «контроль», да и раньше, когда я это делал, побаливала. Сейчас же ощущение совершило качественный скачок. Внезапно мир перед моими глазами изменился. Или это мои глаза изменились? Не было больше стен и твёрдых предметов, я видел их насквозь. Изменились и цвета… Ощущение длилось недолго. Вскоре, всё вернулось к нормальному состоянию. Исчезла и головная боль. А я продолжал лежать, уже не изображая растерянность, а «находясь в ней». Что это, Боже, такое было?!!! Вскоре набежали люди, прибыл шериф с помощниками, меня подняли, меня опросили, у меня забрали портфель, в котором оказались деньги, с асфальта подняли пистолет, соскребли кровь для экспертизы… Я же продолжал думать лишь о том, что же именно произошло? Что это такое было? Что со мной? Новый вид вредоносного воздействия на меня? Метеоритов ведь рядом не было. Или какое-то нарушение работы мозга из-за перенапряжения? Или что? ЧТО?! ***