Я надеваю твою маску

      Шинобу — единственное, что у неё осталось. Канаэ вдыхает пропитавшийся пылью и кровью воздух, сжимая руку сестры в своей. Родителей больше нет, они клянутся стать истребителями и делают шаг в новую жизнь.       Шинобу растет на её глазах и меньше всего на свете напоминает Канаэ себя. Ей (почти) не больно.       Канаэ говорит, что хочет подружиться с демонами, а Шинобу на это раздражённо фыркает: «мало того, что они убили наших родителей? Разве ты не ненавидишь их?»       Шинобу жалеет об этом сотню раз, когда ломает хрупкие руки вновь и вновь.       Шинобу и Канаэ — две параллельные, насильно пересекшиеся, хотя не должны были. Типичный пример сестры-гения и сестры-неудачницы. Шинобу так слаба, что не может демону голову отрубить, что тут ещё говорить?       Канаэ умирает на её руках, и она может лишь безостановочно лить слёзы, а потом — натягивать её замечательную, красивую, великолепную маску, сдирая собственную кожу и не оставляя ни единой частицы той самой Шинобу Кочо.       Канаэ не одобрит. Но когда она спрашивала кого-то?       Быть Канаэ — больно и плохо. Сколько раз Шинобу хочет содрать с себя её кожу, опустить её улыбку, показать свою токсичность, закричать, что я не только тень своей сестры, посмотрите на меня, посмотрите!       Шинобу ненавидит свою сестру за безупречность, которой ей никогда не добиться. Канаэ — живая или мёртвая — всегда будет на шаг её впереди.       Быть Канаэ — до боли омерзительно и невероятно лицемерно. Шинобу улыбается и спрашивает, как дела, но по-настоящему ей нет до этого дела, она лишь (не) осознанно копирует свою великолепную сестру.       Когда умерла Канаэ, плакали все. Когда Шинобу изо дня в день ломает свою личность и теряет себя, все улыбаются.Когда Шинобу умрет, всем, кроме, наверное, Канао и ещё нескольких девочек, будет все равно.       Шинобу Кочо умерла вместе со своей сестрой, ровно тогда, когда решила подражать ей.       Но на её лице — обжитая маска чужих чувств. Шинобу улыбается приторно-сладко и явно наигранно, после чего делает шаг в пустоту.       Травить себя глицинией невероятно сложно, но Шинобу терпелива. Её тошнит первое время, кровь брызгает на пол — внутренности разрывает смертельный яд, и Шинобу закрывает рот рукой, давая себе волю заплакать. Это ради мести. За сестру. За маму с папой. За свою утерянную личность.       Шинобу чувствует, как бледнеет лицо день изо дня. Кожа приобретает неестественный оттенок, и она ни о чем не жалеет.       В этой битве с судьбой они с Канаэ оказались заведомо проигравшими.       Шинобу снимает маску сестры лишь в последний миг своей никчемной жизни. Она была никем и осталась никем. Быть Канаэ — ужасно больно, и теперь она насквозь ощутила чувства своей любимой сестры.