Жизненный опыт Помогает держать себя в руках. Выбор аристократа — Воплощать образец любой ценой. Но он сейчас не властен надо мной. Лора Бочарова — Романс Люциуса Малфоя
Отец. Надеюсь, моё письмо застанет тебя в добром здравии и ты обрадуешься ему так же, как я сейчас ненавижу эти проклятые приличия, не позволяющие мне обратиться к тебе так, как я того желаю. В прошлую нашу встречу ты заставил меня пообещать не делать глупостей, и я со скрипом вынужден был подчиниться. Смею заверить, если бы только я дал обещание не тебе, меня уже давно отскребали бы от подножия какой-нибудь из башен Хогвартса (могу поспорить, ты знаешь, какой). Однако я пишу тебе сейчас не для того, чтобы в очередной раз напомнить, как низко пал твой сын (не представляешь даже, насколько сильно я ненавижу саму мысль о нашем кровном родстве, о, поверь мне, я ненавижу даже строчки собственного письма, в которых упоминаю об этом). Отец, после того, как ты узнал о моей самой страшной, самой мучительной, но самой прекрасной в своей невозможности тайне, я прошу тебя лишь об одном: не отрекайся от меня. Я сознаю, что едва ли теперь достоин быть сыном и наследником лорда Малфоя, гордостью магической аристократии, но, прошу, дай мне шанс. Я стану тем, кого ты хочешь во мне видеть. И больше никогда — ни словом, ни взглядом, ни прикосновением — не дам тебе понять, кто ты для меня на самом деле и кем так сильно жажду стать для тебя я. Также смею заверить, что, если твой ответ будет отрицательным, это письмо станет последним, что я напишу тебе, хоть даже сама мысль об этом причиняет мне невыносимые страдания. Но одно твоё слово — и я подчинюсь, даже если это разобьёт мне сердце окончательно. С почтением, подобающим сыну, жду ответа.Драко.
Мальчишка. Какой же он всё-таки был мальчишка, хоть и старался изо всех сил показаться взрослым и рассудительным. Но юношеский пыл и бурление крови не так-то просто спрятать за маской аристократа, Люциус знал это не понаслышке. И мальчишка — его сын — теперь знал тоже. Его мальчишка. Его кровь, плоть от его плоти. Его ответственность. — Что читаешь? Люциус отложил письмо на столик возле своего кресла, налил себе ещё виски и лишь пригубил, хотя больше всего на свете ему хотелось отбросить всю эту аристократическую мишуру и осушить залпом весь бокал. А ещё лучше — графин. — Сам как думаешь? — Думаю, что твой сын в очередной раз продемонстрировал тебе превосходные навыки эпистолярного жанра. Люциус устало прикрыл глаза и усмехнулся: — Это уж точно. У него получается даже лучше, чем я мог ожидать. — Едва ли твои ожидания можно превзойти, Люциус. — Однако тебе и ему это удалось, Северус. В ответ на это Снейп лишь усмехнулся и глотнул из своего бокала. Промолчал, да и не то чтобы Люциусу нужен был ответ. А ещё он по-прежнему не знал, как поступить, — пожалуй, впервые в жизни. В гостиной Малфой-менора воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском огня в камине. Мысли Люциуса метались из стороны в сторону, мешая наслаждаться алкоголем и компанией дорогого ему человека. — Ответишь ему? — Да. Но пока не знаю, что. На самом деле он знал. Ещё когда читал про башни и «если бы я дал обещание кому-то другому». — Ты можешь дать ему понять, что он тебе дорог, и… — Он не этого ждёт, — прервал на полуслове Люциус. — Это не твоя вина, — сказал Снейп, глядя на огонь. — Я знаю. Я был на его месте. — Едва ли. И он понимал: Северус был прав. Хоть любовь Малфоя была всепоглощающей, сильной, и, очевидно, невзаимной, а еще длилась, кажется, целую вечность, но она по крайней мере была возможной. И при желании её можно было не скрывать. Собственно, Люциус и не скрывал. Как минимум от человека, сидящего с ним у одного камина. У Драко же было совсем другое дело. Он умирал от любви к человеку, который являлся его отцом. Определённо, едва ли Люциус был в состоянии понять, каково это. Сколько бы писем тот ему ни написал. — Зачем ты пришёл? — Люциус не ожидал, что его голос будет звучать так устало. В ответ Северус пожал плечами. — Могу уйти. — Нет, — напряжëнно. — Останься. Люциусу нужно. Сейчас — особенно. — Остался. И? — Без и. Просто. Спасибо. — Ты же понимаешь, что… — Понимаю. И ценю. И вправду ценил. В первую очередь за молчаливое понимание и скрытое — хотя сегодня меньше — желание помочь справиться с этой пугающей ситуацией. А ещё за поддержание бессмысленных диалогов, заполняющих пустоту. Хотел бы Люциус вечно так сидеть у камина вместе со Снейпом, попивая любимый виски и глядя на огонь. Говорить ни о чём. Знать, что впереди у них много времени. Долгие годы. Целая жизнь. Но если бы Люциус позволил себе эту слабость, могла бы оборваться та, другая жизнь — жизнь его любимого сына. И ключевое слово здесь — сына. Совсем недавно, буквально пару часов назад, Люциус вновь оказался перед выбором. Или сын, или любимый человек. Он метался и сопротивлялся. Уверял себя, что совершенно не представляет, как быть. Теперь же всё встало на свои места, на этот раз окончательно. — Я принял решение, — наконец произнёс Малфой, глядя в свой бокал и избегая взгляда Снейпа. — Какое же? — лениво поинтересовался тот. Никогда ещё Люциус не ощущал своё сердцебиение так сильно, как сегодня. Он отставил бокал в сторону и сцепил руки в замок, чтобы скрыть дрожь. Глубоко вздохнул и… — Я пойду у него на поводу. …выдохнул. Прости, Северус. Так нужно. — Неужели? — растянул губы в странной улыбке Снейп. — Да, — зачем-то кивнул Люциус. — Всё, что угодно, чтобы мой сын был счастлив. — И как далеко ты готов зайти? — елейный тон настораживал. — Ты о чём? — осторожно переспросил он, не ожидая, впрочем, ничего хорошего. И не ошибся. — Трахать его тоже будешь, если понадобится? — буднично пояснил Снейп, на этот раз глядя ему прямо в глаза. Бу-думс. Сначала Люциус не понял, что услышал. Когда же до него дошло, что только что произнёс Снейп, у него закружилась голова, а перед глазами появились красные пятна. Непринуждëнной атмосферы как не бывало. В следующую секунду он ощутил, что стоит на ногах и крепко сжимает в ладони стакан. Хвалëная выдержка аристократа дала трещину. — Снейп, Мерлин тебя дери! Ты говоришь о моем сыне, не забывай! — буквально рыкнул Люциус, бешено сверкая глазами. — Вот именно, Малфой! — тоже вскочил со своего места Снейп, свирепо глядя на него. — Очнись же, речь идёт не просто о юноше, влюбившемся в тебя, а о человеке, с которым у тебя одна кровь! И ты собираешься закрутить с ним роман! Ты вообще слышишь, насколько дико это звучит? Не говоря уже о том, что ты не любишь его так, как он от тебя ждёт. — Он мой сын, Северус. Если до тебя не дошло с первого раза, повторю ещё. Он. Мой. Сын. Я отвечаю за него. И я сделаю всё, чтобы он был счастлив, даже если ради этого мне придется ему солгать. Уяснил? Они оказались слишком близко. Непозволительно близко. В чёрных глазах Северуса Малфой мог увидеть собственное отражение, окружëнное мягким светом от огня в камине. И с каждой секундой оно становилось всё ближе и ближе. Люциус ощущал на своих губах тёплое алкогольное дыхание и сам начал дышать так, чтобы ловить эти рваные выдохи, не пропустив ни одного. Кажется, сейчас он был на пороге ещё одной ошибки. Но, в отличие от той, другой, эту ошибку он давно хотел совершить. И хотел до сих пор. Сейчас — особенно. Но также Люциус понимал: даже после этого он не изменил бы своего решения. Просто не смог бы. Драко был важнее, но… Он продолжал смотреть на Северуса и чувствовал, как у него дрожат руки от невыносимого желания провести пальцем по его острым скулам. Расстегнуть пару пуговиц на сюртуке у шеи и провести по ней всей ладонью. Почувствовать бешеное сердцебиение. Просто прикоснуться, так, как захочется. И знать, что на этот раз его не оттолкнут. Он жаждал этого так сильно, но… не смог. Драко был важнее. Люциус отошёл на шаг за секунду до. Был уверен: Северус поймет. И Снейп оправдал его ожидания. В который раз. Они всё ещё смотрели друг другу в глаза. Взгляд Северуса был поистине магическим, завораживающим. И в нем была боль. Люциус хотел бы извиниться за всё, что произошло в этой гостиной, — и в особенности за то, чего не произошло, — но он просто стоял и впитывал это откровение всем своим существом. Был уверен: глаза сейчас выдавали его не меньше. — Я думаю, ты совершаешь огромную ошибку, ты и сам знаешь. Я только надеюсь, что ты остановишься раньше, чем случится непоправимое, — раздался вкрадчивый голос Снейпа. Знал, куда бить. Люциус ничего не ответил, молча признавая его правоту. Но едва ли Северусу стало от этого легче. Застыв каменным изваянием, Малфой закрыл глаза: не был уверен, что выдержит, если продолжит смотреть. Но даже так он точно знал, что прямо сейчас Северус едва уловимо вздохнул, а затем развернулся и стремительно — так, чтобы развевалась его длинная чёрная мантия, — пошёл по направлению к другому камину, к выходу из Малфой-менора. Как жаль, что нельзя было так же легко выйти из тупика, в котором оказался Малфой-старший, на этот раз — добровольно. Люциус позволил себе открыть глаза и пошевелиться только тогда, когда огонь в камине снова начал тихо потрескивать. Так, как потрескивал всегда. Так, будто никто сюда не приходил, никакого Снейпа здесь не было и ему всё это приснилось: и письмо, и разговор, и принятое решение, и упущенный шанс. Как жаль, что это всë было правдой. Но думать об этом не хотелось. Хотелось ещё виски и спать. Он знал, что Снейп ушёл и не вернётся, по крайней мере до тех пор, пока выбор не будет в его пользу. И Люциус понятия не имел, как справиться с внезапно накатившей тоской по тому, кто никогда по-настоящему не был его. И никогда не мог бы быть, теперь уже точно. Ставки сделаны, ставок больше нет. Он налил себе ещё виски и на этот раз осушил стакан залпом — маска аристократа, намертво приклеенная к его сути, не выдержала в который раз за вечер и дала трещину. Но уже через несколько минут Люциус Малфой сидел за письменным столом в своем рабочем кабинете и писал ответ, на который так надеялся Драко. Сын. Благодарю за беспокойство, твоё письмо и впрямь застало меня в добром здравии. Надеюсь, к тому моменту, как ты получишь моё, твоё здоровье будет ничуть не хуже. Драко, по поводу твоей просьбы: разумеется, мой ответ — да. Ничто в мире не заставит меня отказаться от тебя, запомни. Ты всегда будешь моим, не только сыном, но и тем, кем ты захочешь быть для меня. Тем, кем я — теперь уже точно — хочу стать для тебя. И буду им до тех пор, пока ты сам будешь этого хотеть. На этом всё. Увидимся на Рождество.Люциус.
Глядя на то, как сова с его посланием взмывает вверх, Люциус все ещё малодушно надеялся, что она заблудится в полёте и письмо упадёт в один из тысячи сугробов по пути. Но едва ли это было возможно — оно было крепко-накрепко привязано к её лапе, а у их фамильной совы было превосходное чутье почтальона. Люциус отошёл от окна и снова налил себе виски, размышляя о том, как и почему всё стало так запутанно. Особенно сейчас, когда тот самый выбор аристократа, который никогда не бывает прост, наконец был сделан. Но едва ли его можно было назвать правильным. И всё, что теперь оставалось, — ждать, к чему он приведёт.