Highway to Hell

      Всё это было похоже на симфонию.       Трое охотников прятались за косяками у выхода из просторного и тусклого – сломанные потолочные лампы то и дело мигали – склада и выглядывали только чтобы сделать ещё один оглушительный выстрел, и будто совершенно не важно, попадёт ли пуля в цель.       Резкие, отрывистые звуки разносились по помещению грохотом валторна, свисты пуль под ушами заменяли мелодичную флейту, глухая трель загнанного дыхания играла по нотам на струнах контрабаса, а громкий и быстрый стук сердца в ушах отбивал ритм на больших барабанах, перекрывая всё остальное.       Стопки тяжёлых коробок, за которыми прятались разъярённая и рычащая Малия вместе с задетым Скоттом, готовым отключиться в любую секунду, больше походили на решето.       Позади Лиама яростно спорят между собой недовольный Тео и такой же, как и Скотт, раненый Дерек, болезненно хрипящий от проникающего глубже яда.       И есть сам Лиам.       Есть непрекращающееся громыхание стволов. Звуки послушно отведённых затворов. Пронзительные, раскатистые удары сердца, и совсем непонятно – чьего именно. Ароматы пороха и отвратительного едкого аконита, от которого в носу свербит.       Запах раздражения.       Страха.       Смерти.       Лиам резко открывает глаза и садится.       Сердце в груди колотится как сумасшедшее, паника захлёстывает с головой, принося удушение. Вокруг темно, и единственное, что он видит — это чей-то расплывчатый силуэт, копна длинных огненно-рыжих волос, и обеспокоенный ровный голос, зовущий его, словно совсем издалека. Лидия, понимает Лиам, но на деле же не говорит ничего и только загнанно дышит, неосознанно впиваясь отросшими когтями в собственное горло, – в котором появился огромный, колючий, не проглатываемый ком, не дающий дышать – желая разодрать его к чертям.       — Всё хорошо, Лиам, — говорит Лидия, и его руки и бёдро окутывает тепло; похоже, она присела рядом и убирает его ладони подальше, потому что сделать вдох внезапно становится гораздо легче. — Ну же, тебе нужно дышать, если ты не хочешь умереть. Я не могу делать это за тебя.       Лиам не знает, фыркнул он так весело из-за этих слов или из-за любезно занявшей первое место истерики; ему, на самом-то деле, сейчас глубоко всё равно, даже на волнение, ужас и кошмары, которыми пропахло всё вокруг — перед глазами всё ещё двоится Лидия, которая борется с его отрывистыми воспоминаниями, дающими о себе знать каждый раз, когда он ложится спать. И вообще... как и где он умудрился уснуть?       — Лиам, слушай меня, — под конец Лидия почему-то заикается и ощутимо вздрагивает, — Ты в безопасности, слышишь? Мы в доме Скотта. Ты приехал сюда вместе с Мейсоном и Кори, помнишь? — «Не помню», хочет ответить он, но молчит. Он оглядывается по сторонам и заставляет себя сконцентрироваться на чём-то белом внизу, то и дело жмурясь до цветных пятен и смаргивая их. — Я сказала Скотту, чтобы он не будил тебя, ладно? Прости, но ты выглядел как человек, которому было необходимо проспать те шесть с половиной часов.       Лиам хочет съязвить что-то колкое про новую привычку Лидии говорить что попало, – скорее всего, она набралась этого от Стайлза – но только сдавленно рычит, вонзая свои когти во что-то мягкое. Секунду спустя что-то тёплое течёт между его пальцами и отдаёт солёным металлом.       Это приземляет; он резко вскидывает голову и, всё ещё тяжело и глубоко дыша, вперивается испуганным взглядом в двух совершенно спокойных рыжих красавиц, которых становится на одну меньше раньше, чем через десять минут. Он опускает глаза вниз и, ох, сдавленно выдыхает: Лиам схватил Лидию за запястья и грубо вонзил в них когти.       Лиам больно схватил её.       Он уверен, что это больно.       Он только что поранил её.       То тёплое между пальцами, пахнущее так знакомо и неприятно одновременно – её кровь.       — Боже, Лидия, извини, — Лиам дёргается, убирая когти очень осторожно, чтобы не поранить её ещё больше, и вскакивает с места. Он не замечает, что Мартин подрывается следом и громко зовёт его. — Я не хотел, прости. Я правда не хотел, это вышло случайно... Бинты, они же... В аптечке, да? Она в ванной, точно, где же... Где же... Вот она! Я всё исправлю, Лидия, не волнуйся, всё будет хорошо. Мне просто... Просто нужно перевязать тебя бинтами... Бинтами... Да где эти чёртовы бинты?!       — Лиам, да послушай же ты меня, наконец!       Он замирает; его правая рука в миллиметрах от зеркала над раковиной, а в том его отражение: запыхавшийся, уставший, под звериными жёлтыми глазами мешки, – но это лучше того бледного оттенка, что был всю неделю – а во рту острые, царапающие клыки.       — Хей.       Ладонь Лидии, немного перепачканная в её же крови, мягко, но ощутимо касается плеча. Девушка несильно его сжимает, будто пытаясь снять наваждение после сна, и, глядя на него, разбитого, через всё то же зеркало, молчаливо просит повернуться. Лиам послушно выполняет её просьбу и, стиснув челюсти, в последний раз шумно выдыхает через нос, возвращая внешний вид в норму.       — Вот так, молодец, — Лидия нежно обхватывает его руки и плавно поглаживает большими пальцами по тыльной стороне ладоней, — Всё в порядке, ты справился. Ты большой молодец, понимаешь. — он нехотя кивает, — Я... Я пойду на кухню, хорошо? Это, — и она специально смотрит на свои раненные руки и продолжает говорить только тогда, когда парень тоже нервно пробежится по ним и вернёт бегающий взгляд на неё: — Царапины. Слышишь? Это даже не больно, скорее, щекотно.       Лиам снова весело фыркает, только на этот раз он чувствует, как его губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Лидия, замечая это, облегчённо и удовлетворённо улыбается в ответ.       — Сейчас ты умоешься. Если хочешь, можешь принять душ, – я, в любом случае, никуда не собиралась уходить в третий час ночи – а затем мы вместе лишим Скотта его любимого печенья с шоколадной крошкой за чашкой горячего чая.       На этот раз он не сдерживается и вяло бормочет:       — Я не знал, что болтливость Стайлза заразна.       — Ты и представить не можешь, чем ещё он способен заразить.       Лиам недоумённо хмурится, пытаясь понять, что девушка хотела сказать, хотя сама она не выглядит обеспокоенной. Подозрительно прищуриваясь, Лидия недолго вглядывается в его лицо, а затем, когда в её глазах что-то проясняется, она, вскинув подбородок, резко выпаливает:       — О чём бы ты там не подумал, это не то, что я имела в виду. — она также замечает ехидную ухмылку Лиама, конечно же, пресекает его попытку сказать что-то вроде «а что тогда ты имела в виду?», перебивая: — Я жду тебя на кухне, — и шустро выходит из ванной под его звонкий смех, закрыв за собой дверь.       После её ухода, смех потихоньку стихает, и Лиам, прислушиваясь к звукам снаружи, – Лидия по-хозяйски завозилась по шкафчикам, перед этим предусмотрительно вымыв руки под напором воды и включив электрический чайник – обессиленно садится на корточки, с силой растирая лицо, и тяжело вздыхает.       Четыре месяца.       Он не может спать нормально вот уже четыре месяца.       Стайлз и Лидия говорят, что у него ПТСР, и это, на самом деле, звучит почти смешно, потому что ему, конечно же, для полного спокойствия очень не хватало ещё одного расстройства, но всё равно советуют обратиться к настоящему психологу хотя бы для консультации. За прошедшее время парочка нанялась ему в сверхъестественные няньки номер один – пф, как будто одного Скотта и остальных не хватало – и носилась по пятам с беспокойством.       С одной стороны был Стайлз, который часто глупо шутил, называя себя джедаем по предотвращению кошмаров, а самого Лиама его бездарным падаваном, не желающим слушать своего мастера; он также опускал недвусмысленные комментарии о его тяжёлом прошлом, в котором он был под властью большого и злого лисьего японского духа – что, к сожалению, он ещё и использовал как один из важных аргументов против возмущений Лиама, если перегибал палку с заботой, ибо, хей, уж он-то многое знает о ночных кошмарах и хождениях по лесу, будучи в отключке. И это было так чертовски нечестно, потому что аргумент больше походил на манипуляцию в стиле старого и нервного Стайлза, который просто беспокоится, и Лиам не должен злиться на это, – это же грубо и невежливо, они его друзья, пусть и очень навязчивые – но всё равно злился, ведь даже если он и скажет ему в ответ что-то обидное, то не будет касаться этой темы. Стайлз много звонил и говорил, не отставал, пока не услышит ответа, хотя иногда, когда понимал, что Лиаму необходимо разбить чью-то голову, и отступал, так как, похоже, ему очень нужна его голова, то совсем ненадолго. Он будто прятался в тени деревьев, пока Лиам старался насладиться свежим воздухом, голубым небом, тёплым ветром и зелёной травой, раскинувшись на ней ленивой звёздочкой. Он как та самая надоедливая тётушка, которой хочется всё высказать, но знаешь, что она расстроится.       С другой стороны была Лидия. И, если честно, Лиам всё ещё не понимает, каким образом она до сих пор не заколола своего парня острым, как нож, каблуком. Она много намекала, но в основном именно гиперопекающему Стайлзу, а не Лиаму, который мучается бессонницей, но Стилински либо просто игнорировал, либо не замечал – что очень удивительно и неправдоподобно. Если Стайлз был тем, кто прятался в теньке, Лидия была самой тенью. Она всегда была рядом и даже не предлагала помощь, а сразу её оказывала, действуя исключительно оперативно. Например, как сегодня. Она... Она просто была рядом. Всегда. Сейчас она ушла, давая ему время собраться, и закрыла за собой дверь, давая ему больше личного пространства; Лиам знает это, потому что Лидия такая Лидия. Подруга очень внимательна к его настроению и деталям: она понимает, что Лиам расстроен, когда слишком устало зачёсывает свои отросшие волосы, и поэтому предлагает сходить куда-нибудь и отвлечься от сверхъестественной суеты вокруг, откладывая свои дела; знает, что ему стыдно, когда краснеют его уши под пушистыми прядями, и поэтому начинает шутить над другими, чтобы больше этого никто не увидел, ведь Лиаму определённо станет только хуже после; замечает, что он вымотан ещё одним днём без сна, и поэтому просто остаётся поблизости, заполняя запахом корицы и шоколада пространство вокруг. И худшая часть в том, что аромат не успокаивает, а скорее бесстрастно бормочет, что Лиам снова оплошал, потому что заставил её беспокоиться. Потому что красотка и гений Лидия Мартин ест сладкое только в чрезвычайных ситуациях.       Были Мейсон и Кори. Почти женатая парочка сверхъестественных нянек номер два. Лиам мысленно просит Иисуса не давать Стайлзу никаких поводов для шуток, потому что он не выдержит ещё и того глупого соревнования, в которое это всё может перерасти, где друзья не просто наливают ему горячего кофе или шоколада, а уже поят с ручек — такого унижения ему не нужно, спасибо. Парочка номер два была не такой навязчивой, как парочка номер один, но не менее назойливой. Мейсон и Кори тоже много говорили, но большую часть времени не о самом Лиаме, за что он благодарен. Парни говорили о школе, будущей жизни, колледже, старались обходить стороной любые разговоры про охотников, напоминая этим влюблённых щебечущих птиц, которые живут нормальной жизнью обычных школьников, а если замечали какое-либо изменение в его поведении, спрашивали напрямую, чего Лиам хочет сам. И, если честно, он никогда не мог ответить на их вопросы. Он боялся, в последнее время, возможно, даже слишком много боялся лишний раз тревожить любого из них, прекрасно понимая, что сейчас никому не было легко, и пора бы уже взять себя в руки, а не быть беспомощным и сломанным бетой с неконтролируемой убийственной агрессией и ночными кошмарами.       Если так подумать, то всего парочек сверхъестественных нянек у Лиама было три, и он искренне счастлив, что никто не знает о том, как он в своём воображении их называет, но считает, что Стайлз подозревает его в этом — уж слишком тот щурится, когда Лиам не сдерживается и усмехается, если кто-то рядом говорит о нём. Но третью парочку и парочкой сложно назвать.       Был в ней Скотт. Лиам, на самом деле, видел его не так часто, как того бы хотелось; и это его не печалило. Что, кстати, тоже заставляет его испытывать большой стыд, ибо, опять же – он не должен так думать о разговорах с друзьями, которые просто переживают за него. Скотта он видел очень редко, потому что старший был занят поиском сумасшедшей и кровожадной Монро и её не менее надоедливой и раздражающей свиты из глупых последователей. Честное слово, она всё больше начинает походить на золотую жрицу Суверенов «с высоким самомнением» из фильмов про Стражей галактики. И Лиам бы посмеялся с этого сравнения, если бы не понимание, что Скотт сейчас в очередной раз патрулирует город, а утром он должен вместе с Малией и Дереком отправиться в путь по следу неубиваемой охотницы; сам Лиам этот выезд пропустит из-за проблем по учёбе и с тренировками. Но Скотту надо отдать должное, думает Лиам, потому что старший мог бы вести себя как непробиваемый и неостановимый Стайлз, но он ведёт себя почти как та же Лидия, только ещё более терпеливо. Например, десять минут назад Скотт не сделал бы ничего; он бы смирно ждал, когда Лиам справится со всем сам, и молчаливо ходил по кухне, делая вид, что пришёл попить воды, хотя на деле и он, и Лиам знали бы, что это откровенная ложь. Скотт всегда даст Лиаму шанс делать всё самому, потому что знает, как тот переживает из-за этого, и вмешается только тогда, когда посчитает необходимым; Скотт был тем деревом, под которым в тени прятался Стайлз, и ветки его с двумя птичками на ней готовы в любую секунду защитить Лиама от слепящего солнца.       И была Малия. Ох, Малия. Наверное, единственная из стаи, кто не лезет к нему, не считая вечно серьёзного и угрюмого Дерека, но Лиам и не горит желанием раскрывать тому душу. Малия не вела себя как навязчивый Стайлз, она не лезла с расспросами, со звонками и смс, не давала кучу советов, вычитая их из разных книг по прикладной и другой разновидности психологии; она не оберегала как Лидия, не была рядом и чаще всего просто игнорировала любые признаки его беспокойства или тревоги, чихая от дымного запаха, которым он в такие моменты пахнет, и уходила, громко хлопая дверью, и обычно в этом грохоте Лиам слышит её прямое и колкое: «Я на это не подписывалась»; она не следила как Мейсон и Кори, как те две назойливо поющие птички на дереве; и она уж точно не выжидала как Скотт, не притаилась где-то рядом со Стайлзом под деревом в кустах в своей форме койота, не наблюдала, не входила в положение, только иногда излишне эмоционально ругалась и поддевала. Но даже так Лиам её не винит, ведь: во-первых, ему не нужно ещё больше жалости к себе, он и без того в ней купается и выплыть не может; во-вторых, потому что у Малии есть свои заморочки, и все это знают, но предпочитают молчать, давая ей свободу. Потому что Малия в тот день была рядом с ним. И каждый, как известно, со стрессом справляется по-своему.       И именно поэтому третью парочку парочкой назвать сложно.       Лиам глубоко вздыхает и медленно поднимается, когда чувствует, как горят икроножные мышцы от долгого и неудобного сидения. Сейчас, когда в голове немного прояснилось, он смог вспомнить, как уснул на диване, в ожидании остальных, вечером после тяжёлого учебного дня и очередной бессонной ночи, приезжая с Мейсоном и Кори, вспомнил, как чуть позже присоединилась Лидия вместе с Дереком и стая переместилась на кухню, где Крис, шериф Стилински и Мелисса активно участвовали в разговоре, он даже вспомнил, как миссис МакКолл накрыла его тёплым пледом перед уходом на ночную смену вместе со Скоттом. Господи, похоже, он выглядел действительно ужасно, раз никто не разбудил его. Челюсть невольно сжимается от разъедающих мыслей, пока Лиам, грубо и сильно растирая лицо, умывается холодной, бодрящей водой. Стараясь отвлечься, он принюхивается – резко пахло тревожным и едким шалфеем, отдающим солёными нотками, и ромашками с примесью сладких яблок – и прислушивается: поскрипывает стул, на котором сидит Лидия, легко и тихо шелестят её пальцы по поверхности стола, Лиам ярко представил, как она водит ими по кругу, а сердце бьётся ровно и чётко, нашёптывает, что всё в порядке.       Лиам проходит на кухню и с тёплой улыбкой садится на такой же скрипящий стул, весело говоря:       — Ты так и не ответила мне на вопрос.       Он видит, как искажается недовольством её лицо, но ещё замечает еле уловимое движение уголков губ вверх и огоньки глубоко в изумрудных глазах.       — Я не понимаю, о чём ты.       Отвечает она хитрым тоном, и Лиам, наконец, смеётся.