Highway to Hell

      Лиам впервые увидел Алека, когда вся стая собралась вместе в Даунтауне. В то время ткое происходило редко, так как легче и эффективнее было разделиться, чтобы найти загнанных охотниками в угол оборотней, и все они были раскиданы по разным городам, – кроме тех, кому всё ещё нужно учиться в школе; конечно, Мейсону, Кори и Лиаму не так везло – но когда Скотт и Крис позвонили, никто не стал сидеть на месте. Лиам заметил молодого оборотня ещё сидя в машине, и когда он вышел, то поприветствовал Скотта лёгким кивком, продолжая вполуха слушать их разговор и на всякий случай оглядываясь по сторонам. Ему не очень хотелось, чтобы их бывший психолог заявилась на стайную вечеринку без приглашения.       И Лиам знал, что в разговоре Скотта с новым оборотнем и, скорее всего, будущим членом их стаи будет частично фигурировать имя Монро, и даже обещал себе сильно не заводиться, – или хотя бы попытаться не заводиться – но из его груди невольно вырвалось приглушённое гневное рычание, когда речь зашла о ней. «Она сказала, что найдёт меня. Что выследит и убьёт, и ей плевать, сколько мне лет. Она сказала, что я монстр», говорит Алек, и Лиам горько усмехается, сердито сжимая кулаки, потому что раньше он считал так же, и шикает, когда Малия небрежно бьёт его тыльной стороной ладони по груди, будто понимая, о чём он думает, и смотрит. Лиам в ответ только закатывает глаза; серьёзно, что тебе нужно, Малия. Скотт мягко отвечает: «Ты не монстр, Алек, ты оборотень. Как и я», и на этот раз Лиам весело фыркает и, кажется, даже ловит похожий звук от Дерека; боже, этот парень никогда не изменится.       Погода стояла прохладная, несмотря на время года, а одежда Алека была сырой после недавнего дождя, его вьющиеся каштановые волосы с несколькими мокрыми прядями растрёпаны, и Лиам не удивился, когда смог расслышать в чужом голосе лёгкую дрожь от холода. Хотя возможно, дело не только в этом. Становится сложным контролировать собственный голос, убегая от ненормальных людей с ружьём наперевес. Но Лиам из подростковой солидарности сделает вид, что не замечает этого.       Когда диалог заканчивается, и Алек всё же идёт за Скоттом, все они принимаются обсуждать дальнейшие планы. Им всё ещё нужно встретиться с Крисом, который высадил Скотта и отправился к охотникам, контролирующим данный «район» Лос-Анджелеса. Калаверас отказывалась изменять принципам и многовековому кодексу охотников ни под какими его уговорами и аргументами, – «Мы охотимся на тех, кто охотится на нас» – но всё же посоветовала первоначально предупредить и поговорить с Гарретом, главным охотником семьи Кэмпбеллов, и даже подсказала, где его найти. Скотт решает не оставлять Алека без должного присмотра, потому что тот недавно обращён, и поэтому садится вместе с ним в машину Малии. И Лиаму, который хотел поехать с Дереком, чтобы дать Алеку больше пространства на какое-то время, садится к ним же, – Дерек с ними не едет – не желая слушать непрекращающийся трёп Стайлза всю дорогу. Он любит Стайлза, но даже это выше его сил.       В уже самой машине было тихо. Никто не осмеливался что-либо сказать, и Лиам не собирался становиться первым ни в коем случае, несмотря на все красноречивые взгляды и танцы бровей, которые Скотт кидал ему через зеркало; – Алек справа от него, как раз сидящий за Скоттом, либо действительно не замечал их нелепых манипуляций, либо делал вид, что не замечает, нарочито внимательно вглядываясь в пейзаж за окном, – Лиам яростно запротестовал, беззвучно говоря «ни за что, Скотт». Но слава богу, ему не пришлось ничего делать, так как всё-таки нашёлся один настоящий мужчина.       — Какая еда тебе нравится, Алек? — говорит Малия. Алек вздрагивает, словно не ожидал, что к нему обратятся, и она небрежно крутит плечами под тремя парами ошарашенных взглядов. — Не смотрите на меня так. В салоне душно, потому что вы воняете.       Лиам хочет сказать, что нет, он не воняет, но затыкается, когда принюхивается и чувствует витающие в воздухе запахи нервозности и смущения, которые становятся на градус гуще после этого.       — Так какая? — повторяет Малия, сжимая пальцами руль; она нервничает, как и все они, но старается не увязнуть в болоте.       — Мне нравится китайская кухня, — осторожно отвечает Алек.       — Те смешные маленькие коробочки? — Скотт фыркает, видимо, вспомнив что-то, и с лёгкой улыбкой качает головой; Малия закатывает глаза.       — Я говорил не только о лапше, — Алек запинается, будто не зная, стоит ли ему продолжать говорить. Его руки сложены на коленках, и похож он на провинившегося в кабинете директора ребёнка, а напряжённые мышцы не оставляет беспокойство. И Лиам какое-то время смотрит, открывает рот и слова вылетают из его рта раньше, чем он успевает остановить себя.       — Однажды я был с родителями в китайском ресторане, — Скотт на переднем сиденье одобрительно смотрит на него и немного приподнимает брови, мол, продолжай, давай. Лиам на это только устало вздыхает – и почему он всегда крайний – и вяло бормочет. — Мне понравилась утка по-пекински, хотя те жареные баклажаны с рисом тоже были неплохи.       — А, ты про дисансен, — понимает Алек.       — Да, динсан, — Лиам слабо и шутливо бьёт себя по лбу, — Точно.       Алек позволяет крохотной улыбке расцвести на его лице и благодарно кивает Лиаму, который разглядывает облегчение в чужих глазах. Он пока не понимает, почему, но и сам почувствовал себя на порядок лучше.       — В китайской кухне есть какое-нибудь блюдо из оленины? — Малия любопытно оглядывается, останавливаясь перед светофором, и Лиам удовлетворённо отмечает, что её пальцы больше не сжимают руль, а расслабленно висят на нём снизу.       — Я не уверен, — брови Алека складываются в хмурые складки, а глаза обращаются к потолку, когда он задумывается. — Но свинина в кисло-сладком соусе очень вкусная.       Малия вдруг вспыхивает любопытством и выжидательно смотрит на Скотта, и тот вопросительно поднимает бровь. Лиаму и Алеку приходится наблюдать за какой-то странной игрой в гляделки, придвинувшись ближе к середине, – Малия кивает на парней сзади, на альфу и себя, а потом Скотт гримасничает – и когда она заканчивается, рука Малии на бедре Скотта угрожающе сжимается, он на резком выдохе спрашивает, вскинув руки в капитулирующем жесте:       — Никто ведь не против перекусить?       Малия трогается с места, оборачиваясь на заднее сиденье. Одна её рука всё ещё на бедре Скотта, и Лиам чувствует инстинктивную потребность прижаться к спинке и откидывается на неё – Алек очень медленно повторяет его действия. Когда Лиам слышит гудок и недовольные крики других водителей, Малия с рычанием возвращает внимание к дороге и показывает кому-то средний палец, высунув руку в окно, а вторую отняв от Скотта (он облегчённо выдыхает и садится нормально).       — Я не против, — тихо бурчит Лиам на всякий случай, и Алек, тёплое плечо которого прижимается к его собственному, говорит то же самое.       Они едут в китайский ресторан чуть ближе к мотелю, в котором остановились. Скотт еле убеждает Малию в том, что не будет никакой разницы между едой из этого заведения и другого, но которое находится уже в Чайнатауне, и им совершенно точно не стоит заезжать на территорию ещё и других охотников, пока они не договорятся хотя бы с одним. Джип Стайлза в зеркале заднего вида продолжает путь, пока Малия паркуется, потому что по пути Скотт успел позвонить Лидии и спросить, не хотят ли они тоже поесть, и Стайлз решил – Громко сказано, думает Лиам – помочь Лидии подготовить стол к их приезду. Лидия на другом конце уточнила, какую еду они собираются брать, и Скотт, попросив её секундочку подождать, передал трубку растерянному Алеку. Лиам со смешком наблюдал за его неловкими попытками представиться, и ободряюще толкнул кулаком в плечо, начиная с интересом разглядывать оживлённую ночную улицу. Лидия устало пробормотала «не могу поверить, что вы собираетесь употребить такое отвратительно огромное количество свинины», – Малия спереди коротко засмеялась. Лиам на секунду представил, как она бесшумно вздыхает и закатывает глаза, и в этом жесте было так много привычной и уверенной Лидии – попросила Алека прихватить немного тушёной лапши и, когда телефон снова оказался у Скотта, посоветовала ему прикупить пару коробок пиццы на случай, если кому-то не понравится азиатская кухня.       Та ночь была одной из самых спокойных и уютных, которые Лиаму довелось пережить.       Когда они поднялись в комнату, широкий стол был заполнен тарелками и стаканами с водой, помещение тут же заполнилось запахом сочной жареной свинины и более ароматной, чем пепперони, пиццы с грибами, и они все дружно расселись, принимаясь при этом обсуждать красоту города Ангелов. И хотя Стайлз знал, что это не туристическая поездка и никто никуда не поедет в любом случае, он продолжал перечислять все известные ему достопримечательности, пережёвывая кусок и с недовольством бухтя, что им надо посетить какое-нибудь. Лидия, которая сидела за столом рядом с преисполненной надежд на вкусный ужин Малией, вытирающей текущие изо рта слюни рукавом рубашки, была со своим парнем в этом вопросе согласна только частично: она не видит в достопримечательностях Лос-Анджелеса того же значимого лоска и блеска, что и Стайлз, ей больше по душе красоты Франции. Скотт, вежливо отказавшийся от настоячивого предложения Малии попробовать заказать себе «что-то более смелое», удобно устроился со Стайлзом и коробкой пиццы на диване рядом и старательно защищался от ехидных комментариев, внимательно поглядывая за остальными. А точнее за Алеком. Тот решил устроиться ближе к самому Лиаму, и приземлился на подушку на полу, в молчаливой слежке поедая запечённую курицу с рисовым гарниром. Лиам чувствовал нарастающую в груди потребность заботиться, в то время как от Алека снова начинало пахнуть кисловатой неуверенностью и плотной грустью, и потому сел так, чтобы их колени немного касались друг друга. Если понадобится, он до конца жизни будет делать вид, что не замечает, как перестаёт дрожать рука Алека с зажатыми палочками. И на сей раз утка кажется вкуснее.       Но не может солнце вечно светить над горизонтом (не важно, даже если тогда была ночь), и всё хорошее, к сожалению, имеет горькое свойство заканчиваться.       Они сидят за столом ещё долгое время, просто говорят о любой пришедшей в голову несуразице, стараясь отвлечься, и в какой-то момент включают телевизор, но делают это больше для того, чтобы создать какой-то шум на фоне. Скотт всё так же сидит на диване, только теперь вместо куска пиццы в его руках телефон, который он невольно сжимает от беспокойства, и ждёт звонка от почему-то ещё не возвращающегося Криса. Его нога периодически дёргается, и Малия, очевидно, слишком уставшая за последний день, небрежно укладывает свою голову на его коленях, прикрывая глаза с брошенным «разбудите, как что-то выясните»; Скотт сверлит её неопределённым взглядом, а затем устало вздыхает. Лиам знает, что она не спит, а только делает вид – Малия сквозит беспокойством и раздражением, как и все в комнате, но когда пальцы Скотта нежно зарываются в её волосы, и рука с телефоном опускается на её живот, она позволяет себе немного расслабиться и выдыхает. Лидия с мягкой улыбкой смотрит на них и прикрывает сонный зевок. Она отправляется заварить себе кофе, и Стайлз, потирая глаза, безмолвно отправляется следом за ней; его шаги неровные, и он возит носком обуви по полу, создавая неприятный звук. На плечо Лиама опускается рука Малии – внутри него разливается что-то родное и сладкое – и он неосознанно тянется к ней и слабо сжимает, как бы говоря, что он в порядке, и ему совершенно удобно сидеть на полу возле дивана. Картинки на экране телевизора бегло меняются, и Лиам, близко не помнящий даже название фильма, осторожно смотрит на заснувшего на полу Алека; тот подложил согнутую в локте руку под голову и беспокойно спал.       Крис возвращается в третьем часу ночи. К тому времени Малия ворочается и просыпается, потому что Скотт трясет её за плечо; она всё же уснула по-настоящему. Лидия и Стайлз с облегчением выдыхают и предлагают остальным присоединится к ним за стол, и никто не против. Лиам слушает разговор вполуха и начинает в нём участвовать только после того, как осторожно, чтобы не разбудить, перекладывает Алека на освободившийся диван. Крис выглядит уставшим и задумчивым. От него веет ароматами новых людей, пылью, деревом и порохом. Он сообщает сразу две новости: хорошую – Гаррет согласился посодействовать в выслеживании Монро и обещал поговорить с другими охотниками, и плохую – он делает это только при условии, что на территории Лос-Анджелеса не будет никаких «стайных собраний», и остаться могут только два или три человека.       И вот с этого всё закрутилось. Долгие бессонные ночи, некоторые из которых приходилось просиживать за рулём в дороге. Рискованные и опасные вылазки на базы в разных штатах и даже частях света. Стайлз хочет отправиться в Лондон, чтобы поговорить с одним хорошим знакомым Криса, потому что тот ненадолго возвращается в Бейкон-Хиллс. Лидия на удивление не протестует, но это только потому, что она едет с ним, чтобы повидаться с Джексоном и Итаном, и это Лиам понимает только потом. Скотт и Малия остаются в Лос-Анджелесе, чтобы поискать других выживших из стаи Алека; они оба долго пререкаются по этому поводу, но упрямо остаются при своём мнении и в конце концов решают делать всё вместе. Алек продолжает тихо сопеть, и Крис, немного завистливо поглядывая на него, опустошённо бормочет, что они втроём, считая Лиама, поедут домой утром, а сейчас ему нужно отдохнуть.       И всё было нормально, думает Лиам, пока Алека не забрали.       Всё произошло слишком быстро.       Ещё в машине Нолана по дороге в школу, Лиама не покидало чувство грядущей беды; волк словно беспокойно крутился и цеплял челюстями края свитера, будто пытаясь предупредить. Такое состояние было ему уже знакомым, почти родным. Сердце в груди периодически напоминает о том, что хочет выпрыгнуть из груди, мышцы во всём теле натянуты струнами, и их сводит от напряжения, в голове словно набатом бьёт церковный колокол, а затылок не оставляет непрекращающийся зуд, будто что-то должно случиться. Но он просто так чертовски устал, чтобы обращать на это внимание.       Они поджидают их после тренировки по лакроссу.       Лиам как раз натягивал толстовку, Нолан сидел в ожидании своей очереди в душ, – он всегда остаётся до последнего, чтобы закрыть гардеробную и подбросить Лиама до дома – а Алек, похоже, уже заканчивал, как вдруг из ниоткуда появляется целая группа охотников из шести человек. Лиам мог бы сражаться свободнее, если бы не безоружный Нолан, уже взволнованно говорящий со шерифом и пытающийся спрятаться за шкафчики. Он человек, и пули, плевать – какие, убьют его на месте. Трое охотников двинулись в сторону Лиама, и он, сверкнув глазами, выпустил когти, готовый защищаться. Двое из них направились в душевую к Алеку, и Лиам еле разобрал в пылу драки его угрожающее рычание. Лиам отбивался от их кулаков, и ему повезло, что пока они решили не применять оружие, хотя это и было странным. Отвлёкшись на секунду и на Нолана, которого последний оставшийся мужчина зажал в угол, Лиам упустил момент, когда его успели скрутить и поставить на колени. Прежде чем его повалили на живот и придавили сверху, он успел расцарапать руку тому, что держал ружьё прямо у виска.       — Держите его крепче, — Лиам, кое-как оторвав голову от пола, поднял глаза. Над ним возвышался высокий, крепкий и жилистый мужчина; у него были чёткие линии подбородка, заметные скулы, кривой и уродливый шрам от когтей под правым глазом, и выглядывающая из-за ворота водолазки непонятная татуировка. В руках он держал двуствольное охотничье ружье, а на деревянной части приклада были выструганы слова на другом языке, которые он не понял. — Не бойся, малыш, — он усмехается, когда Лиам яростно рычит и пытается выбраться, но его жёстко приземляют обратно. — Будет совсем не больно.       Мужчина кивает кому-то за спиной Лиама, и мгновение спустя в его шею впивается острая игла. Лиам глухо стонет, ударяясь лбом об пол, когда начинает чувствовать, как яд проникает под кожу и начинает бежать вместе с кровью по венам. Тело горит, он покрывается потом и вяло сопротивляется, пытаясь заглушить тошноту. Перед глазами всё плывёт, но Лиам заставляет себя посмотреть на Нолана, от которого исходят подавляющие запахи страха и отчаяния. Лицо Нолана заляпано в крови, – Опять, думает Лиам, и чертыхается, – голова при каждом ударе дёргается в сторону, а рассевшийся на бёдрах охотник, кажется, собирается избить его до смерти. Волк внутри скулит, изнывая от боли и бессилия; даже вечно бурлящая ярость не придаёт ему сил.       — Хватит, — хрипит Лиам. Его больше не держат, но он всё равно не может встать. Все его тело ватное, и он перестаёт ему доверять. — Хватит! — Лиам слабо повторяет, но охотники находят в этом что-то смешное и заливаются хохотом. — Он даже не оборотень. Вы же убьёте его.       — Не беспокойся, — говорит тот мужчина со шрамом; единственный, кто не смеялся. Лиам хмуро смотрит ему в лицо, и тот бесстрастно пожимает плечами. — Его никто не убьёт. Мы тут не для этого.       — Говори за себя, — злобно доносится от охотника возле Нолана, и он с особой страстью мажет ему кулаком ещё раз. — Из-за этого жалкого идиота мы потеряли многих людей. Будь моя воля, я бы затолкал ему в глотку пистолет и всадил всю обойму.       — Ты ничего ему не сделаешь, Гэвин.       Между ними завязывается короткая перепалка, но Лиам слишком занят. Он смотрит, как двое охотников тащат подмышками раненного и бессознательного Алека к выходу, и в животе у него всё переворачивается, из-за чего омерзительная желчь подступает к горлу снова.       — Алек!       Он предпринял очередную попытку подняться, и перед глазами заплясали цветные пятна. Лиам беспомощно вытягивает руку на полу, тянется в сторону выхода, где за поворотом только что исчез Алек. Внезапно раздаётся громкий, оглушитедьный выстрел, и Лиам оборачивается. Под кряхтящим Ноланом разрастается лужа крови, помещение пропитывается металлическим, и он жадно и со свистом глотает воздух.       — Нолан, держись, — Лиам уже тихо шепчет, а в ушах у него гремит от шума. - Пожалуйста... Держись. Всё будет хорошо.       Стрелявший, – Гэвин – видимо, злится от бессвязной речи только больше и, толкая плечом охотника перед Лиамом, шустро подходит к нему. Он наступает ему на руку, давит так, что боль становится невыносимой, а конечность хочется ампутировать совсем. Но Лиам всё равно шепчет смотрящему на него со слезами на глазах Нолану, что с ним всё будет в порядке, до тех пор, пока сил не остаётся даже держать собственные глаза открытыми. Волка внутри не слышно, и почему-то кажется, что так будет ещё долго.       Гэвин шипит, когда другой мужчина грубо отталкивает его и тянет за остальными на выход, а сознание Лиама, наконец, ускользает от него, как вода сквозь пальцы.