Элитный элемент

Ночь в клубе «Perversion» проходит как всегда. Сексуальная песня, сексуальные девушки и парни, что постоянно кружат в танце и музыка, постоянно подзывающая к пошлости. Два парня сидят у барной стойки и попивают мартини. У них сегодня не самый лучший день, так как либо клиенты попадаются грубые, либо просто отбитые грубияны, что портят настроение. Хоуп и Спирби — элитные стриптезёры, а если быть точнее, то только Спирби, потому что у Хоупа появился альфа. На сколько Спирби помнит, он вроде как бандит какой-то, ну и они виделись пару раз: высокий альфа с мятным цветом волос и весь в татушках. Хоупа вообще-то всегда тянуло к таким особам как Юнги, но из-за статуса который ему все приписали, альфы разделялись на тех кто восхищался им, и тех кто презирал. Вообще многие считают их шлюхами, но это далеко не так. У Хоупа есть альфа, а у Спирби постоянный сексуальный клиент, о котором никто не знает. Парни не трахаются с каждым клиентом, как это делают 'эсси', а просто танцуют, но при этом так сексуально, что у клиентов сразу встает. Станцевав, они убивающе-сексуально смотрят и уходят, предупредив о том, чтобы никому ничего не рассказывали и просто шли к эссам за стенку, где удовлетворяют их по полной. — Привет малыш, — на плечи омеги падают руки и он уже по голосу узнает кто это. — С праздником сучки. — А нахуй? — язвит Спирби, за что получает шлепок по заднице. — Весь день я рядом, но ещё тебя не видел на мне. Очень хочу тебя, малыш. — Комната 25 единственная комната, где не занято. — говорит Хоуп и хлопает друга по плечу. — Пошевели задом хорошо, Спирби. — С превеликим удовольствием, Хоупи. Альфа закидывает омегу на плечо и пару раз хлопнув по заднице, несет в ту заветную комнату, о которой говорил Хоуп. Бросив на кровать, он припал к алым губам и прикусывал нижнюю губу, поглаживая бедро. — Хёнджин… Этот отрывистый шепот вырвался у омеги непроизвольно и был скорее похож на тихую мольбу, чем на протест. Хёнджин поднял голову. Растерянность и страсть были в его темных глазах, пытливо вглядывавшихся в его вспыхнувшее лицо. — Ты хочешь, чтобы я прекратил? — хрипло выдохнул он. Спирби с силой затряс головой. Нет же, нет. То, чего он хотел, было невозможно выразить словами. Улыбка, тронувшая его глаза, была какой-то неживой, и все же, прежде чем он опустил ресницы, младший заметил, как в темных глубинах огромных зрачков сверкнуло удовлетворение. Хёнджин уткнулся в шею и стал исследовать ее губами и кончиком языка. Его теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в Спирби жгучие волны возбуждения. Хван стянул рукава серой рубашки с его плеч, и рубашка стала спадать. На какое-то мгновение она задержалась на бедрах омеги, сделав его похожим на ожившую статую, ноги которой задрапированы белой тканью. Старший пристально смотрел на него, переводя взгляд сверху вниз, не оставляя без внимания ни один изгиб его тела. Потом тот же путь проделали его руки. С груди они скользнули на стройную талию, обхватили соблазнительные бедра и вместе с падающей рубашкой спустились по ногам на край кровати. Рубашка с шуршанием смялась и была отброшена на пол. Выражение лица Хёнджина было таким, словно он испытывал сильную боль. Глядя на него, Спирби почувствовал, что с ним творится что-то странное. Он лежал неподвижно, прижав руки к бокам, а где-то в глубине сердца рождалась трепетная нежность. Никогда в жизни он не испытывал такого удивительного желания, которое охватило сейчас — отдать себя. Он хотел его, хотел делать то, что нравится старшему, хотел быть таким, каким был ему нужен. В этот момент ему вдруг показалось, что он создан именно для того, чтобы отдаваться. Это был единственный способ утолить нестерпимый голод своего тела и своей души. Его настойчивые пальцы требовательно сжали его бедра, когда Спирби встал на колени и притянул его к себе. Положив руки ему на плечи и закрыв глаза, омега запрокинула голову, оголив свою идеальную шею. От влажного и жаркого прикосновения его языка, кружившего вокруг пупка, у парня перехватило дыхание. По мышцам его плоского живота пробежал огонь наслаждения, потому что Хван приник к темному треугольнику тонких черных волос, и его ноги задрожали. Он почувствовал его дыхание, и весь мир вдруг перевернулся с ног на голову. И его понесло куда-то далеко далеко, в не отмеченную ни на какой карте страну, которой правят только чувства. Очень тщательно, ни на секунду не отрываясь от своего занятия, он исследовал подвижные складки кожи, ощупывал языком гладкие лепестки, впитывая в себя его эссенцию. Он требовал его ответа, побуждал его, умоляя ответить. Пальцы Спирби забрались в его волосы, стали перебирать их, а он в это время добрался до самого сокровенного источника наслаждения и принялся с осторожностью ласкать. Из его груди вырвался тихий, протяжный стон. Ногтями он непроизвольно впился в его кожу и, только через несколько секунд осознав это, разжал пальцы. В ответ на это невольное движение Хван ещё сильнее сдавил его бедра, словно хотел, чтобы эти пружинистые округлости влились в его ладони. Нахлынувшее на него наслаждение было таким острым и неистовым, что его дыхание, его голос и вся эта ночь слились воедино и стали уплывать куда-то. Тело его изогнулось, руки ослабли, по безвольно разжавшимся пальцам пробежали иголочки тока. Младший почувствовал, что будто вот-вот провалиться сквозь кровать, но ничего не мог с собой поделать. Ненасытные губы альфы требовательно приникли к омеге в рот. Он сдался, он уступил, с упоенным удовлетворением шепча что-то неразборчивое. Его жадный язык протолкнулся между его зубов, вернулся назад, снова погрузился в теплую глубину. Не отрываясь от его сладкого рта, старший вновь пробрался рукой к жаркому источнику. Его тело с радостью приняло это прикосновение, задрожав от удовольствия.Его тело звало Хвана, и он, ощутив призывное биение сердца, ответил на этот зов.Разве можно было удержать это буйствование внутри себя и сохранить рассудок? Этому неистовству чувств нужен был выход, и если альфа не поймет это и не соединится с ним, Спирби  взорвется.Нащупав ворот его рубашки, младший потянул за пуговицу. Он пришел ему на помощь, одним рывком распахнув рубашку и вытащив её из джинсов.Омега пытался расстегнуть ему ремень, но его пальцы дрожали, и Хван, осторожно отведя в сторону его руку, справился с пряжкой ремня сам.Щелкнула кнопка на поясе брюк, и заскользила вниз «молния». Альфа не стал останавливать его трепетавшую руку, отыскавшую жаркую, возбужденную плоть.Его дыхание стало прерывистым, когда Спирби ласкал разбухавший под его пальцами этот предмет вожделений. Он приподнял ладони и положил их на грудь, с затаившим дыханием наблюдая как морщинятся темно розовые соски, окруженные яркими ореолами. Его пальцы сами собой потянулись к этим бутонам сладострастия и принялись осторожно массировать их. — Как ты красив, — с тихим изумлением сказал он, скорее всего, себе самому. — Ты тоже. Шепот омеги был почти не слышен, словно легкий шелест ночного ветерка. Он хотел, хотел безумно.В момент наивысшего блаженства они слились в едином движении, едином порыве. Таков Хван Хёнджин, с которым происходило такое неоднократно, но каждый раз был будто новый, и от возбуждения просто никуда не деться. Хёнджин хочет только Спирби, только его и больше никого. Он единственный. Если он засмотрится на кого-то другого, то сердце жутко начинает болеть, считая это за предательство. А предательство Хван ненавидит больше всего. Их единство было теснее, чем просто прижавшиеся друг к другу тела, глубже, чем жаркие вдохи, тихие, страстные мольбы и гортанные, хрипловатые звуки несказанного наслаждения. Кажется что в аду сегодня жарко…