Абьюз? — Я так не думаю

— Пошёл нахуй! — выплёвывая словно яд, произносит Чон, угнетающе зыркая на парня, что стоит в дверном проёме. — Свали отсюда, понял? Или я тебя сам сейчас с окна скину, — уже кричит, надрывая горло и сильно сжимая кулаки, тем самым показывая, как все это ему сейчас противно. А особенно одна персона, которая решила просто забыть про Чонгуков день рождения. — Ночу, ты можешь успокоиться? — устало просит та самая персона, что просто решила забыть про Чонгуков день рождения. — Нет, блять, не могу! Когда я сидел и ждал тебя, где ты был? Ебал кого-то, да? — он скоро взорвётся. Окончательно и бесповоротно. — Конечно, можешь не отвечать. От тебя и так за километр несёт какой-то шлюхой, подцепленной где-то в подворотне. »…Я играю в компьютер…» Дрожащими руками Гук хватает мятную сигарету из почти закончившейся пачки, быстро поджигает и прикрывает глаза, сдерживая жгучие слёзы обиды, которая засела глубоко в груди и не собирается выходить оттуда ещё как минимум недели две. Сейчас он ёжится от холода со стороны открытого окна, ведь одет он лишь в чёрные спортивки и потрёпанную годами любимую майку с строчками песни любимой группы: «Mommy знает я псих, Но мы хотели с братом нам прикольный Synth» Волосы пепельные и очень грязные, оттого и волнистые. — Я тебя бросаю. — уже спокойнее. »…Я…поиграл…» — Какого хера, Ночу? — удивлённо восклицает Ким, подходя ближе. — Я тебе, блять, не Ночу, говнюк. А Чонгук. Но с этой минуты просто прохожий на улице, — обидно. Очень обидно. Вы не подумайте. Чон не истеричка, кипишующая из-за любого повода. Он бы ни за что не психовал так из-за грёбанного дня рождения. Из-за забытого любимым человеком его дня рождения. Нет, ну может быть поорал немного и забыл. И жили они долго и счастливо. Но это же не в первой. Чонгуку кажется, что Тэхён просто плюёт на него с высокой башни. Да и показаться может такое не только Гуку. Ему больно становится, когда на робкое «я тебя люблю» не отвечают от слова совсем. Просто игнорируют. Молчат. «У нас абьюзивные отношения» именно так бы и ответил парень, грустно улыбнувшись, если бы его спросили «Как бы вы охарактеризовали ваши отношения?» Глупо говорить, что Чон не бросал его до сих пор так, как любит безумно, ведь так? Глупо, Гук и так это понимает. — Ну сорян, что забыл, — неловко извиняется Ким, подходя ближе. — Кто, сука, так просит прощения? Чонгука сейчас разорвёт на мелкие части. Прямо через: 3.2…1. Бум… Он кидается на Тэхёна, залетая кулаком прямо в челюсть. А после в живот, в грудь. Дубасит просто не глядя. Его окончательно разорвало. Кровь кипит, прожигая вены, что кажутся голубыми реками, наполненные алым кипятком. Тэхён не стоит на месте и прижимает Чона, так, что у второго искры из глаз посыпались с неимоверной скоростью — к стене прямо рядом с настежь открытым на девятом этаже окном и с размаху ударяет в лицо. Гук шипит, сильно морщась от полученного им удара, выплёвывает кровь куда-то на пол, пытаясь вырваться и долбануть его ещё пару раз, а потом выпнуть ногой под задницу со всеми вещами за дверь из своей квартиры. — Ты меня сильно заебал. — тяжело дыша, говорит Тэхён, сдавливая горло парня ещё сильнее. Тот хватается руками с разбитыми нахер костяшками за его руки, пытаясь убрать их со своего горла, ведь дышать становится невозможно. — Прости, я тебя заебал? Ты хочешь сказать, что прям это и имел в виду? А ты не охуел ли? Это. Я. Тебя. Заебал? Это ты меня заебал. Ещё как. Настолько сильно, что хочу порой, — Чонгук осекается, — Да что ты, не порой, а почти всегда разорвать тебя на куски, а после сжечь и заваривать твой пепел по утрам вместо кофе! — глаза помутнели, что виден лишь зрачок, расползавшийся по всему глазу со стремительно скоростью. — Ты не любишь кофе. Почему ты такой, блять, сложный? — спрашивает Тэхён, отпуская его и отходя на безопасное расстояние, поднимая руки вверх, как бы говоря, что больше ничего не сделает. — Ты меня таким сделал, сукин ты сын! А каким я должен быть по-твоему? Лёгким? Бездушной куклой, которую можно трахать, когда вздумается? А я буду молчать и лишь произносить «Хорошо, мой Повелитель»? — просто выплёвывает, кстати почти в прямом смысле Чон, подходя ближе и снова проезжаясь по скуле своего, по идее парня. — Чонгук хватит, прошу. Зай… — сквозь боль произносит Тэхён, что Чонгука кроет не по-детски. Но не так, как обычно описывается в книгах, когда главный герой сохнет и пускает слюни по другому главному герою. Его кроет от понимания того, насколько больно сейчас сделал любимому человеку. Но ему же тоже делали больно. Даже ещё сильнее. Эти противоречивые чувства борятся в организме Чона за главенство. Младший взрывается уже раз пятый. У него истерика. Слёзы начинают литься без конца, а ярость за всю, причиненную боль, что скопилась одним огромным огненным комом и дикая любовь к этому подонку, не дающая порой дышать нормально, смешиваются в единую смесь, создавая адскую концепцию всего Чонгука в данный момент. Он валится на пол, тяжело дыша и вытирая кровь с подбородка, брюзжа из-за боли в районе щёк. Слёзы продолжают литься, стекая на потёртый ковёр, что они когда-то купили по огромной скидке в торговом центре, и прикрывает глаза, чувствуя, как рядом ложится ещё одно тяжёлое тело. — Ты истеричка. — вздыхает Ким, просовывая руку под шеей Чона, притягивая ближе. — А ты подонок. — тихо отвечает на колкость, утыкаясь в шею Тэ, марая её кровью. — Я тебя бросаю. — настаивает на своём, но уже намного вялее, медленно проваливаясь в царство Морфея. — Ага, что ещё? — Ещё новую пачку мальборо мятных. — Я тебе шею сверну, если ещё раз попросишь купить тебе сигареты человека, который однажды с тобой чуть не расстался из-за этого дерьма. — Сейчас я имею право просить всё, что угодно. — скулит Гук, пытаясь встать, чтобы пойти на кухню и обработать синяки и царапины. Опирается на локти и колени, опуская голову вниз так, как держать её на весу сил нет. — О, боже. Как можно быть таким беззащитным. — по-доброму упрекает, помогая встать на ноги. — А как можно быть такой сучарой?.. — даже сейчас не упускает момент ответить на задирания со стороны своего парня. Они плетутся на маленькую кухню, усаживаясь на старом диване. Тэхён приподнимается, доставая из шкафчика, подвешенного над диваном аптечку, и открывает, сразу начиная рыться в поисках ваток, пластырей, мазей или чего там ещё надо. Садится напротив Гука, пододвигая того ближе, одновременно поднимая майку второго, вытирая ею его лицо от крови, соплей, слёз или чего там ещё нет. А после мочит ватку в каком-то обеззараживающем растворе и прикладывает к разбитой губе. — Блять, — шипит Гук, отдёргиваясь. — всё, не надо. Мне и так норм. Тэхён замолкает, вчитываясь в состав жидкости, а после резко делая глоток, целует младшего. Жидкость льётся по губам Чона, капая на его и так уже засранную майку, являющейся его любимой. Он начинает брыкаться, когда Ким проводит языком, перемазанным в спирте по Чоновой губе, что в данный момент немного подбита. А после отрывается, глядя тому в глаза, улыбаясь. — Ты конченный, какого хера? — восклицает парень, вытирая губы от поступившей крови и этой сранной обрабатывалки. — Чистый спирт. — говорит Тэ, поднимая бутылёк на уровень глаз младшего и трясся. — Я решил сделать так. Чего ты вопишь? Губа, вон, обработана. Разорался тут. Давай, ещё куча всего обработать надо, Ночу. Так что не вертись, плиз. — Англичанин херов. — улыбается Гук, вновь целуя Тэхёна, смешивая вкус крови, спирта и слюней. Прикольное, конечно, сочетание. Но им по душе. Особенно по душе Тэхёна. А ещё Чонгук обожает целовать его, как только выкурит пару сигарет. Во рту ещё остаётся их привкус, и он обычно сразу же присасывался к Тэ, после слушая вопли о том, что старший сейчас блеванёт прямо в его рот. Миленько. Чон седлает Тэхёна, не прерывая поцелуй, а после вздыхает и сильнее хватается ногами за талию Кима так, как тот встал (и не только сам Ким, конечно) и сейчас плетётся видимо в их спальню. По пути он сшибает пару фоток в рамках, стоявших на маленьком столике в таком же маленьком коридоре с выкрученной лампочкой, ведь пару недель назад Чонгук напился и решил станцевать стриптиз своему парню, ведь ему в голову резко ударила фраза Тэхёна, сказанная им давным-давно, что-то по типу: «Ночу, у тебя такое классное тело, тебе бы на танцы ходить». (Да уж, пьяным воспринимается всё по-другому). Гук встал тогда на табуретку и, держа в руке стеклянную бутылку с непонятной хернёй, намешанной им же, начал танцевать, пытаясь красиво снимать по очереди вещи, но похож он был на тюленя, который застрял где-то в пустыне. И когда Тэхён пытался его снять, Чонгук в протест начал махать руками и задел эту бедную лампочку. Потом её остатки сняли, а новую так и не купили. Тэхён заходит в комнату, медленно огибая стул, заваленный всякими вещами, и кидает Чона на кровать, слыша тихое шипение. — Гук, ты там норм? — Норм, — не многословно. — Я думаю, что всё-же сначала всё обработать, а потом уже… — А я думаю, как бы быстрее оторвать тебе бошку. — перебивает его Чон, улыбаясь. — Понял — принял. — Вот будь любезным. Тэхён снимает с Гука наконец-то эту майку, подминая того под себя. А после принимается целовать ушибленные места, будто таким образом они смогут быстрее зажить. Чонгук от таких действий начинает рокотать, зажмуривая глазки и окольцовывает ногами торс Кима, сильнее сжимая, боясь отпустить. Тэхён опускается ниже, оставляя многочисленные засосы на бледном, худощавом теле и целует участок кожи под пупком, зная, как это нравится Гуку. — Можно, как-то по быстрее? — скулит парень, путая свои пальцы в волосах Тэ, оттягивая немного сильнее, чем надо. — А можно, как-то по молчаливее? Боже, они просто не могут промолчать. Им всегда надо ответить на колкости со сторон друг друга или метеорит на землю грохнется, иначе я не могу объяснить, почему они себя именно так ведут. Тэхён хватается за резинку штанов, оттягивая их вниз, выпуская наружу Чонгуков член. На это Гук блаженно выдыхает, чувствуя, что его член больше не сжимает ткань чёрных спортивок. Чонгук тянется под подушку, доставая оттуда смазку, передавая её в руки своего парня. — Ты сегодня разрешаешь сделать это мне? — удивлённо спрашивает Тэ, выдавливая жидкость на пальцы, согревая её. Пробовали они многое, и Тэхён вытворял с Гуком иногда действия, выходящие за грань морали нормального человека, но у них было (а точнее у Чонгука) единственное табу на растяжку Чона Кимом. Ну, вы поняли. Гук разрешал делать с собой Тэхёну всё, что угодно, но не растягивать себя. Что-что, а это он никому не позволил бы. Парень и сам не до конца понимает, почему запрещает своему парню делать это. Типа: «Окей, смотри, как я это делаю, сколько угодно, но делать это я буду сам». Может это заложено, как бы странно не звучало, на каком-то психологическом уровне. Как говорят: Его тело — его дело. Ну, или как там. И именно в этом месте только он может прикасаться к себе. А может он наоборот думает не о себе, а о Тэхёне. Предполагает, наверно, что Киму противно будет или ещё что-то. Хотя о таком глупо говорить. Но вы это ещё Чонгуку объясните. — Тэ, да, делай ты. Я сейчас не способен ни на что. — тихо, на выдохе произносит Чон, полностью отдаваясь в руки парня. Ким проникает одним пальцем, зацеловывая всё его лицо, и принимается растягивать Гука. Его Ночу сейчас громко скулит, сжимая кулаки в удовольствии и прося большего. После добавляя второй, раздвигая их на манер ножниц, услышав тихое: — Тэ, не тяни. (двухзначно звучит однако) — Гука, ты ещё не до конца… — До конца. — перебивает того Чонгук. — Ты можешь побыстрее оттрахать меня. Пусть это будет подарок на мой забытый день рождения. Чон шмыгает носом, понимая, что, блять, всё опять закончилось сексом. Ему кажется, что их отношения зависят от секса. Это вроде нормально, но, если бы не было секса — не было бы и их отношений. Наверно так правильнее будет. И Ким слушается, сам прекрасно осознавая, что Чон совсем не растянут. Он входит медленно, кстати, почти не сняв свою одежду, учитывая то, что Чонгук почти голый. Слышит, как Гук, дрожа, начинает хныкать, видимо от нарастающей боли в районе своей задницы. — Видимо не до конца. — шепчет младший, дыша глубоко, пытаясь заглушить тупую, во всех смыслах боль. — Ахуеть, серьёзно? — саркастично произносит Ким, начиная выходить, но Чон хватает его за шею, заставляя остановиться. — Уже норм, — глубокий вдох, — почти. — Норм ему, — передразнивает того Тэ и начинается медленно двигаться, ловя своими губами всякие вздохи со стороны младшего. После Ким начинает ускоряться, просто втрахивая того в бедную кровать, что держится на добром слове. Тэхён долбит его с геометрической прогрессией, не жалея вообще. — Чёрт, Ким, я сейчас… — стонет Чонгук, сжимая плечи Тэхёна своими руками, содрогаясь в сильном оргазме. — Я тоже, — тихо шепчет Тэ, выходя и кончая тому куда-то на живот, а после хватает исстрадавшуюся майку и вытирает ею Гука от всех жидкостей, которые находились на нём. Парни валятся без сил. Они были потрачены на более увлекательное занятие, приносящее больше удовольствия, чем мордобой, развернувшийся несколько часов назад. — Ты сучара. — тихо говорит Чон, всё ещё не отдышавшись, и смотрит на быстро вздымающуюся грудь Тэ, что расположился чуть ли не на самом Чоне. — А ты истеричка. — Пошёл нахуй. — С себя пример подаёшь? — хихикает Ким, тычась в шею Гука, а после оставляет там, неверно последний на сегодня засос. — И если ты ещё раз забудешь о моём др, — игнорирует последнюю фразу Кима, — Я тебе член откушу. — Но ты же понимаешь, что сначала тебе придётся взять его в рот? — он скоро договорится. — Захлопнись. А после слышит заветное: — Я тебя люблю. Да, может их отношения далеко не идеальные (очень и очень далеко), и они немного оба с мазохисткими наклонностями (совсем капельку), а характеры их (а особенно Чонгука) просто «Упаси Господь», но они любят друг друга, любят материть прохожих, которые косо посмотрят в сторону в хлам пьяной парочки, сосущиеся прям возле дома на скамейке и любят чувствовать в поцелуе привкус крови, спирта и слюней. Любят.