Снейп, кофе и пальто

Это было клише — Снейп это знал. Это было глупо, отвратительно, примитивно — да хуже не придумаешь! И в его-то возрасте! Это был позор. Самый настоящий постыдный грех, о котором исповедаются в церкви и не рассказывают друзьям. Да и как бы он смог? Люциус бы расхохотался уже после фразы: «Я влюбился в мальчика, который готовит кофе в забегаловке». Боже, Снейп даже представить не мог, как он произносит эти слова. Его язык бы даже не повернулся. Но знаете, что хуже этого? Снейп мог поклясться, что у этого мальчика самая прелестная улыбка. И ямочки на щеках. И даже глупая привычка сдувать длинную челку, лезущую в глаза. А еще голос. И глаза. И…. да. Он попал. По-крупному. Вообще, Снейп думал, что пережил этап «это-любовь-всей-моей-жизни» еще в школьные годы, когда его язык переставал шевелиться от одного взгляда на однокурсника. Но, черт возьми, ему тогда только стукнуло шестнадцать! А сейчас — пару десятков лет спустя — он так же с трудом мог вымолвить слово при взгляде на едва ли совершеннолетнего парня. Он — профессор одного из самых престижных университетов Лондона — стоял истуканом перед совсем еще мальчишкой и не знал, как заказать кофе. Да он насилу был способен вспомнить, что он вообще делал в этом помещении, когда встречался взглядом с зелеными — Господи, какие же они зеленые! — глазами и слышал приветливое: — Добрый день, сэр! Рад вас снова видеть. Вам тройной эспрессо без сахара? Ему бы тройной минет без презерватива, но выбирать не приходилось. Все пять минут, что готовился кофе и выбивался чек, Снейп жадно следил взглядом за каждым действием юноши, мечась между фантазиями о жарком и очень, очень грязном сексе с ним и размышлениями, почему мальчишка работал в кафе и что за идиот придумал имя Гарри. Это ж надо было соединить в таком коротком слове и налет деревенщины, и терпкость ласкающих язык, вибрирующих звуков. — Ваш кофе, сэр. Приходите к нам еще! — на прощание улыбался ему Гарри, а Снейп, будучи известным интеллектуалом, мог к этому моменту выдавить: — Спасибо, — и даже не прибавить так просящееся: «А вы когда-нибудь сосали член, Гарри?». В общем, покидал он заведение с достоинством аристократа. Вот только ж все лекции после этой встречи у него мозг был набекрень: перед глазами так и стояла белозубая мальчишеская улыбка, сменяющаяся видениями небольшой задницы — ее Снейп мог оценить всего пару раз, когда Гарри имел неосторожность нагнуться за новой упаковкой кофейных зерен в нижний шкафчик. С другой стороны, в этом были свои плюсы: студенты стали бояться его даже больше, чем раньше, хотя он наивно полагал, что больше уже некуда. По университету начали ходить слухи о происхождении его нет-нет да появляющейся легкой «зловещей» улыбки. Но кто из этих олухов мог предположить, что причиной дива являлся их ровесник, чей образ неустанно преследовал Снейпа, навевая все новые и новые метафоры для описания зеленых глаз, непослушных волос, стройной фигуры и вон той небольшой родинки около левого уха. Замечательная была родинка. И просто отвратительнейшее помешательство на недоразвитом идиоте. Снейп в его возрасте учился, корпел над учебниками и не позволял себе вот так улыбаться незнакомым мужчинам. Хорошо, что еще кофе подает, а не ноги раздвигает в какой-нибудь подворотне. Но вот что делать со всем этим неожиданным буйством гормонов, Снейп не представлял. Таскался, как привязанный, в кафе по утрам, сверлил взглядом мальчишку, днем измывался над студентами, а по ночам выстанывал полюбившееся деревенское имя, отчаянно трахая свой кулак. И никто не знает, до какой стадии сумасшествия он бы себя довел своей гордостью и бездействием, если бы в одно снежное утро, когда он стоял около входа в злополучное кафе, сжимая в руке бумажный стакан с горячим эспрессо, его не окликнули: — Сэр! Сэр, подождите, — и из-за угла, где, видимо, был черный вход, вынырнул кошмар его последних дней в наспех накинутой на униформу куртке. Зеленые глаза за стеклами дурацких очков — достойного комплекта его дурацкому (прекрасному) имени — сияли праведным гневом. — Скажите, пожалуйста, сэр, что не так? Снейпу пришлось собрать в кучку разбежавшиеся мысли, чтобы хотя бы понять, что Гарри обращался именно к нему. Вместо ответа он изогнул бровь, предпринимая колоссальные усилия, чтобы привести в рабочее состояние речевой аппарат. Это же просто немыслимо! Было бы из-за кого терять дар речи. — Вы приходите каждый день, смотрите на меня так, будто я собираюсь варить вам яд и добавляю не те компоненты, выдавливаете из себя одно-единственное слово и уходите. И, знаете, я бы это пережил. Но вы даже кофе выкидываете. Он вам не нравится? Снейп скривился. — Ненавижу эспрессо, — сказал он и бросил стакан в ближайшую урну. — Но вы… вы ведь… Вы два месяца его заказывали! — на лице мальчишки было написано такое тотальное изумление, что Снейп замер, отчаянно впитывая и изучая это новое выражение, исказившее привычные черты. Это была уже не вежливая улыбка, это было искренне. Потрясающе. Дьявол, как будто даже дно пропасти, в которую он падал, стало чуть дальше. — Чушь. Я его не заказывал, — абсолютно пересохшими губами и еле ворочающимся языком произнес он. Руки потели, в животе словно ползали гигантские слизни, а в голове плыл туман. — Да? А как же… ой! Это мне Симус сказал, когда увольнялся, что вы эспрессо только пьете, а я… Простите, сэр! — и Гарри так посмотрел на него сияющими зелеными глазами, что от одного этого взгляда слизни, ворочавшиеся где-то в желудке, приступили к жаркой оргии. Снейп кивнул, отчаянно сжимая зубы. — А что вы тогда любите? Снейп сжал зубы еще отчаяннее. Если он откроет рот… Но в ту секунду, когда он уже был готов выдать для поддержания беседы и в качестве мести за свое неблаговидное душевное состояние изощренную гадость, он заметил, что Гарри стоит на снегу в легких кроссовках, что его пальцы на руках сжаты в кулаки и холодный зимний ветер треплет так полюбившиеся ему лохмы. — Узнаете завтра, если сейчас же изволите вернуться в тепло. Гарри сначала недоуменно нахмурился, а потом улыбнулся так ярко, что это могло бы ослепить кого угодно. Но Снейп был уже и так близок не только к кататоническому ступору, но и к шизофрении в целом, так что слепотой больше или меньше, разницы не сыграло бы. — Тогда с вас по ответу на мои вопросы за каждую кружку кофе, договорились? Кофе за мой счет, разумеется. — Я подумаю. И Гарри унесся обратно за угол, а Снейп привалился спиной к стене и посмотрел на подрагивающие от волнения пальцы. Он начал жалеть о том, что не сказал за разговор ни единой гадости. Было бы проще показать свою дурную натуру с самого начала, а не вводить мальчика в заблуждение. И все-таки… И все-таки это было прекрасно. Чтобы вернуть баланс черного и белого в своей жизни в привычную колею, Снейп в течение дня унизил трех студентов, довел до белого каления ректора, в словесной перепалке линчевал коллегу по преподавательскому цеху и переругался с водителем такси по дороге домой. И несмотря на такую загруженность, он постоянно вспоминал, что на следующее утро ему предстоит еще одна беседа с Гарри, и это каждый раз заставляло сердце дрожать, а губы растягиваться в улыбке. Преступное допущение с его стороны. Хуже этого могло быть только выражение лица Гарри следующим утром, когда на вопрос, какой все-таки кофе предпочитает Снейп, он честно ответил: — Капучино, с сахаром. Тогда губы Гарри сжались и задрожали — мальчишка явно над ним смеялся! Слизни в желудке закопошились так, что Снейп всерьез решил, что его сейчас стошнит. Но прежде… о, прежде он был просто обязан поставить этого нахала на место! — Я сказал что-то смешное, мистер?.. — Гарри, сэр, просто Гарри, — улыбчиво ответил мальчишка. — Просто я теперь понял, почему Симус мне про эспрессо сказал. Он хотел, чтобы вы на меня разозлились, а это помогло нам начать общаться. Я смеюсь над ним, сэр. Женщина сзади в очереди недовольно начала ворчать про работу и нехватку времени, и про что-то еще неинтересное и глупое, на что Снейп с радостью ответил, выливая весь подготовленный сарказм. И странное дело — Гарри с силой закусил губу и чуть затрясся, будто сдерживал хохот. Снейп впал в очередной ступор. Этого просто не могло быть. Этот нахальный юнец ну никак не мог понять всю филигранность и изысканность витиеватых оскорблений Снейпа. Неслыханно. — Ваш капучино, сэр. С вас ответ, — Гарри улыбнулся. — Как вас зовут? Снейп приподнял бровь, и его отчего-то затопила странная нежность. — Северус Снейп. — Хорошего дня, мистер Снейп. Приходите еще! И Снейп пришел. На следующий день, и на следующий, и… Тем более что теперь он даже мог пить свой кофе, а не поливать им ближайшую урну. В короткое время он узнал, что Гарри студент, что в этом семестре им поставили все занятия на вторую половину дня, поэтому он решил найти вот такую подработку. Что Гарри любил какао и горячий шоколад, а жил один, и у него было совсем мало друзей. И Снейп так привык к этим утренним разговорам, что однажды, зайдя в кафе и не увидев до боли знакомой уже улыбки Гарри, да и всего юношу в зале вообще, он просверлил злобным взглядом всех присутствующих работников и тотчас же выяснил, что Гарри заставили помогать разгружать продукты из машины. Снейп, недолго думая, вышел из кафе, повернул за тот самый угол, где в первый раз скрылся Гарри, и сразу же увидел юношу, в одной униформе носящегося с тяжелыми коробками от машины к черному входу в кафе и обратно. Идиот. Оба. Один — потому что творит такое сумасбродство, другой — потому что какого-то черта вот уже который месяц дрочит на первого. — Чтоб тебя, — зло прорычал Снейп, на ходу сдергивая с себя теплое пальто, налетая на запыхавшегося парня, явно не замечавшего мира за своим занятием, и набрасывая на его плечи свою одежду. — Что я тебе говорил? — прошипел он, туже затягивая полы пальто вокруг опешившего Гарри. — Что? — выдохнул тот, во все глаза смотря на Снейпа. И только тут пришло осознание, как близко они стоят. Его глаза, его губы… Мир вокруг Снейпа подернулся странной рябью, затянулся дымкой, и он изо всех сил вдохнул дурманящий запах, шедший от мальчишки. — Что я идиот. Черт! Снейп резко дернулся и, не замечая холода, понесся к дороге, поднимая руку в надежде поймать такси. А перед глазами стояло лицо Гарри, и сердце тяжело бухало в груди. Так близко. Господи, он почти его поцеловал. Идиот и есть. Как можно было так себя выдать! Он что, зря столько раз сдерживал рвущийся вопрос про минет, чтобы вот так на одном пальто проколоться! Кретин. — Сэр! Мистер Снейп! — неслось сзади, но Снейп был неумолим. Такси не ловилось. — Мистер Снейп, да стойте же вы! — раздалось совсем рядом, и Снейп наконец изволил повернуться и прорычать: — Что?! — Возьмите пальто, сэр, я сейчас же оденусь, пожалуйста, — Гарри, снова раздетый, протягивал ему его одежду, и Снейп, наэлектризованный собственной глупостью, с такой силой дернул вещь на себя, что Гарри неловко полетел вперед да так и замер, опираясь на Снейпа всем телом и смотря на него снизу вверх невероятными глазами. И вот тут Снейп был бы идиотом, если бы не воспользовался ситуацией. Все равно уже прокололся, так что… Его губы с силой прижались к на удивление горячим губам Гарри, и он затянул мальчишку в жадный, жаркий поцелуй. О, какое же это было наслаждение — ощущать в своих объятиях гибкую, стройную фигуру юноши, который словно жался к нему изо всех сил. Руки Снейпа путешествовали по телу Гарри, со страстью сжимая и проводя по всем доступным местам, пока его язык яростно ласкал рот парня. — Вау, — выдохнул тот, когда Снейпу пришлось ненадолго прерваться, чтобы отдышаться. — Теперь вам точно нельзя уезжать. — Это еще почему? — недовольно спросил тот, ожидая, когда до Гарри дойдет, с кем он сейчас целовался, и Снейпа пошлют. — Я так боялся, что пропущу сегодня, когда вы придете. Я даже был на вашей лекции как-то. Проник в ваш университет. А вы и не заметили, — Гарри, дрожа, прижался к нему еще теснее, пряча лицо на плече. — Мне кажется, что если вы сейчас уйдете, то поймете, что сделали, и я больше вас не увижу. — Глупости, Гарри, сколько же дурости у тебя в голове, — прошептал Снейп, коротко целуя мягкие волосы. Знал бы Гарри, сколько дурости у него самого в голове. Внезапно поднялся сильный ветер, и их окутали сонмы колких, холодных снежинок. Пальто давно уже лежало кучкой у их ног, и тем крохотным краем работающего сознания Снейп понимал, что еще чуть-чуть — и максимум, что будет их ожидать на первом свидании, это обильное теплое питье и совместный кашель. — Можно я угощу тебя горячим шоколадом? — тихо спросил Снейп. — Только не надейся, что я всегда буду таким вежливым. — Я терпеливый, когда шоколада достаточно, — Гарри наконец посмотрел ему в глаза и широко улыбнулся. — Поцелуйте меня еще раз. — В тебе инстинкта самосохранения ни на йоту, — хмыкнул Снейп, легко касаясь сладких губ, о которых он мечтал на лекциях. — Пошли в тепло, Гарри. Ты же заболеешь. Гарри наконец отошел от него, и только сейчас Снейп почувствовал холод и тотчас же захотел вернуть мальчишку себе в объятия. А тот быстро пошел ко входу в кафе, на полпути обернулся и улыбнулся — нахально, явно флиртуя, а потом — Снейп был уверен — легко толкнулся кончиком языка в щеку, и, черт возьми, это было настолько горячо, что снег вокруг него должен был растаять. Вопрос про минет как-то сразу отпал, и Снейп, как загипнотизированный, пошел в кафе, легко захватив такое ненужное уже пальто. И черт с ним, с Люциусом, уж как-нибудь переживет тот роман своего друга со студентом. А церкви знать необязательно. Да и вообще, грех, клише и идиотизм – из-за мнения толпы проворонить свой шанс на счастье (и минет).