марципановый принц

всё было сладким и липким. моё горло будто слиплось, и я дышал когда удавалось, делая вдох и выдох, и сахарная пудра оставалась на моих губах. сладко и горько. я держал это в уме, чтобы записать, но мои пальцы слипались. сладко и горько. ириска во рту со вкусом крови, нежно тающая на языке, чтобы я знал, что должен сказать. я перекатывал её на языке, позволяя острыми краями царапать мой язык. и я всегда ждал ещё. я всегда хотел ещё. однажды меня стошнило. это была не рвота, потому что я давно ничего не ел. это была неоново-розовая сладость, вышедшая из карамелизованных лёгких, и она пахла кровью. я убрал за собой, зная, что нет смысла. неоново-розовый преследовал мои сны, когда я спал на ватных облаках. мои волосы, черные, как деготь, цепляли на себя ватные нити, и я вырывал их, чёрный с розовым неоном. несмотря на это, мне больше не было больно. я был приторно-сладким, в неоново-розовом облачении. и я прекрасно умел делиться когда-то. мой язык, змеиный, и мои слова, сладкие, создавали гниющую дыру. постепенно она засахарилась и я забыл о ней навсегда. розовый сироп я лил себе в рот, но я промахивался. он не был дорогим, как вино, и мне было всё равно. сладкий и тягучий, он тяжело лился в забитую глотку, я глотал через силу. я кусал больше, чем мог прожевать. что станет со мной, когда эта сладость уйдёт? что, если я дам ей растворить себя? что, если я умру, и мой змеиный язык отсохнет? что, если меня не станет, и у кого-то появится ощущение пропажи? что, если моё горло будет синим? что-то всегда было в моих волосах. неоново-розовая вата. сироп. сахарная пудра. мои слёзы, единственная не сладкая вещь. посыпка разных цветов. а затем, в конце, когда всё было чисто, и я был горд собой, кровь. я тонул. в конце концов я знал, что пора взглянуть на себя в зеркало. и я прислонился к нему лбом. оно было холодным, а из него на меня смотрело сладкое чудо. ах, марципановый принц, припорошенный сахарной пудрой. я был приторно-сладким, в неоново-розовом облачении. и я прекрасно умел делиться когда-то. я смотрел на свои волосы из сладкой ваты, на глаза-леденцы, на своё лучшее обличье, на карамельную корону. мою кожу использовали, чтобы вставить свечи, и горячий воск обжигал мои сахарные руки. холодное серебряное блюдо едва ли делало лучше. я был подарком. для всех и каждого. я бы позволил укусить меня. я хотел быть частью чьей-то жизни. но стал праздничным угощением. меня съели за один день, как и положено было поступать, но. я бы хотел достаться большему количеству людей. всё было зря, я знал. слабая сахарная форма поддалась легко. марципановый принц сдался и сложил корону. мне больше не было больно. мой змеиный язык не спас меня от ножа. чувство нужности ушло, когда они отрезали мой змеиный язык. я почувствовал, что сладкий неоново-розовый сироп течёт там, где меня неохотно делили, давясь сладкой дрянью, но не оставляя попыток съесть меня, потому что марципановый принц был лишь один, и истекал сиропом. если я умру, будет ли кому-то жаль? жалеют ли люди конфеты, что катают на языке? жалеют ли люди марципановых принцев, считающих, что они уникальны? мне было лишь жаль мою карамельную корону. её сломали пополам.