Подснежники

В лесу было холодно и пусто. Цингэ не ожидал, что в окрестностях Цанцюн могла остаться настолько непроходимая чаща, поэтому не взял с собой ни огнива, ни плаща. Смерть от холода и голода совершенствующемуся его уровня не грозила, конечно, но ледяной ветер забивал снег за шиворот, а сапоги проваливались в сугробы по голенище. Странное место - на Байчжане едва припорошило крыши. Подснежников он здесь точно не найдет. Зацепившись корзиной за ветку, Лю Цингэ тяжко вздохнул. За цветами среди зимы их с Ло Бинхэ отправил Шэнь Цинцю. Цанцюн готовился к Празднику Весны, все школы утопали в работе: глава Цзуйсянь где-то прятался от запоздалых заказов на спиртное, Му Цинфан запасался горькими настойками, даже бесполезный Цинхуа в кой-то веки был на месте, а не прохлаждался во дворце своего примороженного. Среди всеобщей суматохи не при делах остались они с Бинхэ, пусть и по разным причинам. Если демон любое поручение выполнял за секунду или скидывал на подручных, чтобы не отлипать от любимого учителя, то для него просто не нашлось занятия. Собирать фейерверки Цингэ не доверили, увидев, сколько порошка он засыпает в каждый бумажный цилиндрик. Оказалось, что стратегия «больше пороха – ярче взрыв» не работала в мирное время. Как и снежинки–сюрикены, и ровные шеренги воинов-снеговиков. Мысль о том, что вредный демон вьется вокруг Шэнь Цинцю, выставив напоказ миллион своих талантов, пока лорда пика Байчжань выставляют отовсюду, как сопливого адепта, остро кололась в груди и отдавала уксусом. Не то чтобы кто-то поставил бы под сомнение его «полезность»: все понимали, что у каждого пика свой звездный час – даже у предателя Цинхуа, - но абсолютно детское желание похвастаться чем-нибудь, вызвать если не улыбку, то хотя бы одобрительный взгляд, таскало его от лорда к лорду, несмотря на позорные отказы. Он мог победить любого заклинателя, зверя или демона – кроме Бинхэ, что, собственно говоря, и было источником его проблемы, - но накануне Праздника Весны даже оригами Ци Цинци имели больше шансов понравиться Шэнь Цинцю. Му Цинфан, его последняя надежда, мягко улыбнулся и посоветовал «Лю-шисюну» помочь кому-нибудь еще, не пустив на порог. За дверью звенело и булькало, а румянец на щеках лекаря был очень уж ярким даже для холодного января – Цингэ хмыкнул и мысленно отметил, куда стоит идти, если мастер «спиртовар» так и не появится. Му-шиди уверил его, что с лекарствами все в порядке, и ушел, обдав напоследок сладким запахом рисового вина. Среди снующих туда-сюда адептов мелькнула знакомая светло-зеленая форма – парень и девушка переругивались, обвешанные разноцветными фонариками. Шуршание яркой бумаги на ветру – красной больше всего - подкинуло Лю Цингэ идею. Он оседлал меч и подставил снежинкам лицо. Легкий ветерок от движения приятно ворошил выбившиеся из хвоста пряди – от усердной лепки снежных воинов. Обычно приходилось лететь куда-то в спешке, отбиваясь попутно от демонов или следя, чтобы никто не свалился на землю, поэтому пейзаж был родным и незнакомым одновременно. Снежные шапки на макушках деревьев в окрестностях Цин Цзин ровные и красивые, будто наколдованные. Он на пробу сбил одну – и руку обожгло холодом. Что ж, подобное тянется к подобному – на пике искусств прекрасно все. Эта мысль заставила уши смущенно покраснеть – оценил бы Шэнь Цинцю такой комплимент своему детищу? Нахмурился бы или спрятал довольную улыбку за веером, как делает всегда, когда Бинхэ несет свой слащавый бред? Он заложил крутой вираж, чтобы вытряхнуть тяжелые кислые мысли из головы. Внизу показалась крыша Бамбуковой хижины. Вокруг было пусто и спокойно – видимо, галдящие ученики еще не успели добраться сюда. Но дверь кто-то негостеприимно оставил нараспашку: ветер колыхал тонкие занавеси, пара фонариков лежала прямо на пороге. Изнутри послышалась искренняя, но все равно изящная ругань Шэнь Цинцю, и сквозь занавески прямо Цингэ в голову вылетел еще один бумажный светильник. Инстинкты мечника сработали успешно – руки аккуратно сжали хрупкую сферу. С красной бумаги на него смотрел Бинхэ, узнаваемый по острым клыкам и метке на непропорционально большой голове. Нарисованный демон нес на спине перевязанного лентами учителя. Цингэ в искусстве не разбирался, но веер в тонких ручках и большие блестящие глаза Шэнь Цинцю художник прорисовал куда подробнее и …симпатичнее его похитителя. Пальцы бездумно смазали непросохшую тушь с метки в челку и мазнули под глазом, обозначив родинку. За занавеской что-то с грохотом разбилось, и на улицу выпал, запутавшись в шелковой ткани, Ло Бинхэ. Цингэ прижал улучшенный фонарь к груди и отошел в сторону от мельтешащих рук. Демон плаксиво звал «шицзуня» и был перемазан тушью с ног до головы. Бухнувшийся коленями в снег, он даже не заметил стоящего рядом Лю Цингэ. Тонкая ткань взметнулась еще раз, и на улице показался Шэнь Цинцю. Тонкое лицо было как всегда невозмутимо – крайнюю степень гнева выдавали только нахмуренные брови и сжатая до белых костяшек кисть в руках. Его ледяное спокойствие, граничащее с равнодушием, притягивало взгляд, как совершенной формы ледяные шапки на деревьях Цинцзин, но слегка порозовевший, с блестящими от эмоций глазами шисюн вызывал у него желание окунуться головой в сугроб. Или упасть на колени рядышком с его учеником. Злой Шэнь Цинцю наступал на них, как снежная лавина, распекая за что-то Бинхэ, но все, что мог сделать Цингэ – стоять и прижимать к груди несчастный фонарь. Глядя, как уличные огни отражаются в украшениях на голове шисюна, он неожиданно посочувствовал демону. Умел бы рисовать – тоже постарался бы перенести то, что видел, на бумагу и шелк. Но Бог Войны мог только подбирать ненужное, как было с веером множество раз и как случилось с фонарем сейчас. Из ступора его вывел треск бумаги и окрик Шэнь Цинцю. Заклинатель прожигал его взглядом и хмурился пуще прежнего, отвернувшись от скулящего Бинхэ. - Еще один помощничек? Слова отказывались собираться в предложения при виде нахмуренных тонких бровей и уткнутых в боки рук, поэтому Цингэ молча кивнул, покрепче обхватив свидетельство его позора, будто бы испорченный фонарь могли отобрать. В ответ усмехнулись. - Лю-шиди полон талантов, но этот учитель не уверен, что каллиграфия среди их числа. А излишнее рвение, как мы уже убедились… Шисюн махнул кисточкой в сторону молчащего Ло Бинхэ. -..ни к чему хорошему не приводит. В груди похолодело от мысли, что и отсюда его прогонят, так что Цингэ упрямо шагнул вперед, все еще обнимая фонарь. - Я могу помочь. Бинхэ, притихший было, тоже оживился и запричитал, что больше не будет мешать учителю и постарается расписать так много фонариков, как только сможет. Цингэ, за последнее время писавший разве что свое имя на приказах и списках закупок, понял, что и здесь проигрывает, и опустил голову. - Ну, нет, к фонарям я вас не подпущу. Зашелестели занавеси. Он вскинулся и посмотрел на место, где секунду назад стоял шисюн, потом встретился взглядом с таким же удивленным Бинхэ. Демон присмотрелся к фонарю, темные глаза зажглись пониманием, и демон клыкасто улыбнулся. Только он хотел метнуть легкий, но твердый каркас в довольную физиономию, как шелк снова взметнулся и Шэнь Цинцю кинул между ними на снег плетеную корзину. - Того, кто первый принесет мне корзину подснежников, я возьму на Праздник Фейерверков. Рука потянулась к тонкой ручке раньше, чем суть просьбы дошла до него. Бинхэ вцепился с другой стороны, дернув так, что они оба чуть не улетели в сугроб. Веер по очереди шлепнул каждого по голове - и учитель скрылся в хижине, проинструктировав напоследок. - Не драться, ничего не ломать и не мешать остальным. Одна жалоба – и будете раздавать подарки младшим адептам. Лорд целого пика проглотил возмущение от того, что им командовали, как тем же младшим адептом, но Бинхэ, король, пусть и всякой нечисти, азартно заблестел глазами. - Я буду первым – и мы с учителем пойдем смотреть фейерверки. А это забирай – пригодится подарки носить. Демон отпустил корзину и шагнул в распустившийся огненным цветком портал. Лю Цингэ перехватил фонарь поудобнее и зашагал в сторону леса. О подснежниках он раньше не слышал, но уверенность Бинхэ намекала, что достать их все-таки возможно. Можно было обратиться к Му Цинфану, но что-то подсказывало, что шиди будет не в состоянии что-либо посоветовать. Упрямое желание уесть демона и перспектива нескольких часов наедине с шисюном привели его в какую-то страшную непролазную чащу. Фонарь с зажженной внутри маленькой искрой освещал дорогу, меч на поясе давал уверенность. Он думал, что в любой момент сможет взлететь и осмотреться, но в опустившейся темноте не было видно ни крон деревьев, ни звезд – только луна пробивалась через мрак, высвечивая кривые ветки. Пейзаж выглядел тревожным, но чутье молчало, подталкивая идти вперед. В округе не водилось никаких растений или зверьков, которым могли бы назвать «подснежниками», но, припоминая тот цветок, излечивающий от демонического яда, Цингэ решил, что просто забрался недостаточно глубоко в лес. Внутри разгорался охотничий азарт, подогреваемый картинкой Шэнь Цинцю на Празднике Фейерверков. Распускающиеся на небе цветы осветят его улыбку, отразятся в глазах, как недавняя злость, но ярче. Мастера превосходят сами себя каждый год - можно будет смотреть на шисюна, не скрываясь, потому что никто другой не оторвет глаз от неба. Может, его даже возьмут за руку после особенного красивого залпа. Благонравный Цинцю, конечно, смутится, но это мгновение окупит любую неловкость. Среди деревьев загорелся маленький, но яркий огонек. В такую погоду не каждый заклинатель рискнет ночевать в чаще, что уж говорить о человеке, но выбирать не приходилось. В спину ударил ледяной ветер, будто подталкивая к свету, и Цингэ ускорил шаг. Светлее не становилось, но изуродованные голые деревья постепенно расступались, открывая широкую поляну с горящим костром. Цингэ закрылся от ледяного ветра со снегом на секунду – и огонь окружили люди. С десяток фигур сидели у костра, болтая и не замечая ни бушующей вокруг вьюги, ни стоящего у края тени заклинателя, обнимающего несчастный фонарь. Ближе всего сидели две девушки, заплетающие друг другу волосы: одна в красном, больше раздетая, чем одетая, несмотря на страшный мороз, дергала подругу за вплетенные в косу алые ягоды. От взгляда второй девушки веяло холодком - Цингэ шагнул было в темноту, но его окликнули. - О, братцы, сестрицы, у нас гость! Первый братец, оторвись от Десятого на минутку, а то совсем заморозишь бедного юношу. Его мягко обхватили за локоть и повели к огню. Подошедший незнакомец тоже был одет не по погоде – в тонкое зеленое одеяние с бамбуком – и напоминал шисюна: холодной красотой и отстраненностью, слабой улыбкой. И скачущим поблизости кудрявым недоразумением. Воздух резко потеплел, пахнуло яблоками – и к нему с другого бока прижался высокий паренек в красном. - Четвертый братец, куда же ты? Повернувшись на голос, Цингэ уткнулся в пахнущий полынью ворот. От ладони на локте даже сквозь ткань ощущалась прохлада – а второй провожатый был горячим, как печка. Как бы не хотелось погреть онемевшие уши и нос, пришлось оторваться от теплой шеи. «Четвертый братец» тем временем дотащил его до тепла и толкнул к поваленному бревну, а сам уселся к пахнущему яблоками спутнику, поднырнув под чужую руку. Лю Цингэ смущенно отвел взгляд, но никто, кажется, не возражал – большая часть в их сторону даже не смотрела. Девицы ворковали, их странный сосед в коричневом халате баюкал охапку трав, как любимого ребенка. Людей среди них точно не было, но нападать Лю Цингэ не спешил: он в меньшинстве, не знает, с чем имеет дело, а одинокого путника ночью в лесу водить за нос смысла не было. К тому же, тепло приятно растекалось по окоченевшим рукам и ногам. От взгляда на звездное небо кольнула мысль, что Бинхэ наверняка давно вернулся и теперь смеется над заблудившимся в ночи соперником. Строго говоря, их и соперниками-то не назовешь - свои претензии Цингэ не обозначал. Берег то малое, что уже имел. От пляшущих языков пламени его отвлек похожий на шисюна сосед. - О чем задумался, диди? Потерял кого? Обращение резануло ухо, но Цингэ нехотя ответил – другой помощи посреди леса не дождаться. - Подснежники. Собеседник дернулся и обернулся к нему всем телом, подвинув обнимающую за плечи руку. Знакомый контраст алого и зеленого вызывал желание стряхнуть чужую ладонь с узкой спины. - Что? Восьмой, ты слышал? Кто же так тебя не любит, братец Лю, что отправил зимой за цветами? На чужой смех, похожий на раскаты грома, покосились соседи, а Цингэ напрягся. - Ты меня знаешь? Вместо хохочущего Четвертого неожиданно ответил его молодой спутник. - Кто ж не знает. Весной твои подопечные сбивают сосульки и топчут первую траву, а летом – обрывают листву для ваших дурацких тренировок. Со стороны поддакивали, припоминая обрезанные ветки и подранную по осени кору. Цингэ повнимательнее оглядел сидящих в кругу и понял, что попал как раз по адресу, раз зимой подснежников ему не найти. Внутри поднималась обида за то, что его отослали ловить ветра в поле, но тем приятнее будет обойти заносчивого демона. Если разозленные месяцы не утопят Цингэ в снегу. Четвертый, обмахивая раскрасневшееся от смеха лицо неизвестно откуда взявшимся веером, похлопал все еще хмурого Восьмого по плечу. - Ну-ну, не злись. Если бы не заклинатели – твоих зверей бы поела нечисть, так что не стоит обижать братца Лю. Поможем ему по доброй памяти. Весенний месяц придвинулся к нему, обдав запахом озона. - Действительно нужны тебе эти цветы, раз смог сюда добраться. А на учителя своего не серчай – не со зла он тебя сюда отправил. Идем. Его снова обхватили за локоть и потянули за собой вокруг костра. Под ногами попадались вперемешку палая листва, ягоды и цветы, а сидящие тихо перешептывались – только двое за все это время даже не повернули головы в их сторону. Высокий мужчина с искристым ледяным посохом в руках был бы похож на императора, если бы не сидел на лесной опушке замотанный в косматую шубу. На его коленях, уткнувшись в белый мех, сидел месяц моложе и что-то тихо шептал на ухо. Цингэ захрустел листвой, и на него подняли холодные синие глаза. Бледные щеки в свете костра поблескивали, как лед на замерзшей речке. - Первый братец, не уступишь очередь на часок-другой? Нашему гостю нужны подснежники - не откажи в помощи любящему сердцу. Если Второй и Третий братья, конечно, не против. Хмурый месяц молча кивнул, бросив взгляд на соседей. Возразить никто не осмелился, поэтому ледяной посох оказался в руках Четвертого брата. Хрустальное древко за мгновение истаяло, обратившись тонкой веткой бамбука. Костер взметнуло вверх теплым порывом ветра – и сугробы начали быстро исчезать, обнажив молодую траву. Первый брат крепче обнял свою ношу обеими руками и стал от этого чуть менее недовольным, чем раньше. Пахнуло яблоками и летним зноем - Восьмой рядом вцепился в чужую руку, не занятую бамбуковой ветвью. Эти двое, кажется, были неразлучны, как весна и гроза. Лужицы от растаявшего снега пропали, и среди молодой травы показались маленькие белые цветы. Цингэ хотел было наклониться и сорвать несколько нежных даже на вид бутонов, но его придержали за руку. Четвертый брат, игнорируя ревнивые взгляды за спиной, вытянул из корзины позабытый фонарь. - Давай подержу - жалко будет помять такую красоту. Светлые глаза пробежались по рисунку. - Ай-ай, смазалось немного. Бледный палец пробежался по засохшей туши, убирая размазанную метку и пятно родинки. Цингэ покраснел и крепче вцепился в плетеную ручку. Месяц видя его смущение, рассмеялся неживым, стеклянным смехом. - Собирай, за чем пришел, диди. Не любит Первый брат без дела сидеть. Да и тебя заждались уже. Старший месяц преспокойно сидел у костра и не отрывал глаз от Десятого, но Цингэ на всякий случай оборвал несколько тонких стеблей и положил в корзину. На улице стояла глубокая ночь – торопиться было некуда, так что и цветы рвать безжалостно было не для кого. Но Четвертый улыбался слишком знающе - и слишком знакомо, раз уж на то пошло. В голове пронеслась догадка, не бредил ли он, лежа в каком-нибудь сугробе. Или несчастный фонарь все же попал в голову и теперь ему снился кошмарно реалистичный сон, в котором кто-то, похожий на Шэнь Цинцю, держал его за руку и улыбался участливо. Очередной стебель хрустнул под пальцами, как настоящий, его лицо обжег ветер со снегом, расшалившийся вдали от костра – реальнее некуда. Как и прохладная ладонь на плече. Не-Цинцю отвлек его от методичного выдирания подснежников и вынудил подняться. Цингэ выпрямился и задал вопрос, мучивший его с момента чудесного обращения зимы в весну. - Что взамен? Четвертый брат покачал головой. Украшения в волосах поймали отблески костра, напомнив о Празднике Фейерверков. Повезло ли Бинхэ, как ему сейчас? Конечно, если в обмен на пучок весенних цветов потребуют золотое ядро или двести лет жизни, придется возвращаться на Цанцюн с пустыми руками. Хотя купающееся в разноцветных огнях лицо Шэнь Цинцю и воображаемое тепло узкой ладони в собственной перевешивали если не ядро, то срок жизни точно. Во всех древних сказках герои идут на сделку с демонами или убивают их в честном поединке – что делать в таких ситуациях, предки, очевидно, не знали. Отвлекшись от привычной глухой ненависти к Ло Бинхэ, Цингэ вспомнил, что так и не услышал ответа. За спиной раздалось тихое: - Ничего не нужно, диди. Что может предложить бессмертный заклинатель, кроме влюбленных вдохов и хмурых взглядов? Он резко обернулся, готовый потребовать ответа за бестактные слова, но говорящий спокойно встретил его возмущенный взгляд и пожал плечами, мол, на правду не обижаются, и продолжил. - Хотя найдутся и те, кто за них готов отдать любые деньги и даже больше. Так что бери свои подснежники и возвращайся, откуда пришел. Невозможно смотреть, как ты деревья околачиваешь, страдая по своему шисюну. Да и он не один год в земле рос – успел и моим побегам, и плодам Восьмого про тебя наплакаться. Сидевший неподалеку летний месяц что-то согласно пробурчал. Цингэ не понял, когда утонченный Шэнь Цинцю жил в лесу и почему разговаривал с растениями, но главное уловить смог – шанс против демона у него был. - Чтобы обратно вернуться, держи-ка веер мой. Взмахнешь – скажи…О, уже нет нужды. Четвертый всмотрелся в небо и спрятал развернутый было веер обратно в рукав. В беззвездной темноте показалась светлая точка. Она стремительно приближалась, превращаясь в силуэт человека. Цингэ перевел взгляд на спутника, пытаясь понять, его ли это рук дело. Месяц стоял рядом и слабо улыбался. Мертвой улыбкой, разбившей иллюзию похожести на шисюна и вообще на живого человека. Лица улыбающихся ему братьев, сестер и учеников искренняя радость всегда освещала, отражаясь в глазах. Его сложно было назвать приветливым или располагающим к себе, поэтому такое редкое зрелище Цингэ не мог не запомнить. Четвертый брат надел подсмотренную у смертных улыбку, как ребенок повторяет за родителем жест, не понимая его значения. - До встречи, диди. Не растеряй подарки. Черты чужого лица стаивали, как лед на речке. Проснувшийся ветер задул со всех сторон, хлопая полами одежд и поднимая вверх снежную пыль. Один за другим месяца исчезали в разгоревшемся костре. Вот мелькнул медной вспышкой осенний братец с травами. Слившиеся воедино мрачный Первый и Десятый. Пламя ревело, съедая подснежники и бревна, на которых только что мирно сидели девицы. Восьмой, стоя у края пожарища, протянул руку, ни капли не обеспокоенный разлетающимися во все стороны искрами. Не было уже ни алого халата, ни трав в кудрявых волосах - только очертания в столбе огня. Четвертый кивнул на прощание, будто они расставались в городской чайной, а не посреди ночного леса, и схватился за протянутую ладонь, растекаясь, истаивая в капель и весеннюю зелень. Костер поглотил две вспышки – алую и зеленую – и обдал его жаром. Последним в пожарище мелькнул позабытый бумажный фонарь. Лю Цингэ прикрыл глаза рукой – и очнулся на пустой поляне от того, что его трясли за плечи. Руки и ноги окоченели от мороза, нос и щеки пощипывало. Над ним склонился растрепанный и перепуганный Шэнь Цинцю. Чужие ладони, обычно прохладные, ощущались горячими, как недавний пожар. Цингэ ощупал негнущимися пальцами лицо и грудь в поисках ожогов, но почувствовал только запорошивший его снег. Шисюн, совсем не изящно ругаясь и откидывая от лица выбившиеся пряди, тащил его за плечи вверх. Рядом, небрежно брошенные в снег, лежали Сюя и один из драгоценных вееров. Мысли медленно ворочались в голове, все еще пораженной увиденным: подснежники, странная фигура в небе, сгорающий в волшебном костре Шэнь Цинцю. Ему что-то говорили, но у ушах ревело пламя и звенела капель. Настоящий шисюн, устав трясти примороженного собрата, залепил ему неслабую пощечину. Цингэ перевел глаза с тонких пальцев на хмурое лицо, покрытое зимним румянцем, и вспомнил. Подорвавшись, он зашарил по снегу, оставив перепуганного спасителя. - Цингэ! Ты в своем уме? Куда.. Корзина лежала тут же, не тронутая ни бурей, ни пожаром. Внутри стебелек к стебельку лежали нетронутые, будто только что сорванные подснежники. Цветов было куда больше, чем он помнил. Цингэ помедлил, возвращая себе привычную невозмутимость, и протянул корзину подошедшему Шэнь Цинцю. Обеспокоенный взгляд сменился искренним удивлением – шисюн, приводя его в чувство, отбросил обычную сдержанность и степенность и выглядел сейчас скорее молодым адептом, чем мудрым учителем, особенно без украшений в волосах и веера, скрывающего лицо. Тонкие пальцы погладили лепестки. Под горящим прямым взглядом так сложно было сохранять лицо. Он опустил глаза, держа цветы на вытянутой руке: Праздник Фейерверков уже, наверняка, прошел, и Бинхэ своего шанса не упустил. - Уже поздно, но ты просил. Цинцю неожиданно нахмурился и ощутимо шлепнул его по руке, едва не выбив корзину из рук. А потом еще раз. И еще. Цингэ почувствовал, как в груди похолодело. - Ты идиот. Весь пик с ног сбился, когда ты пропал. Му-шиди места себе не находил - все вспоминал, куда ты мог пойти. Удары перестали сыпаться один за одним. - Этот учитель..я ..пошутил по поводу подснежников, чтобы спокойно поработать. А вы как всегда. Заторможенный морозом разум скрипел шестеренками: растрепанный Шэнь Цинцю, в одиночку прилетевший в глушь, дурацкая шутка, брошенный в снег меч, испуг в чужих глазах. - Бинхэ принес учителю цветы? Цинцю вскинулся, недовольно глянув на ухмылку обычно напряженного и сурового шиди. - Разумеется, нет. На то и был расчет. Притащил штук пять каких-то почти вымерших растений, за что Му-шиди чуть не выкинул его в пропасть. Откуда ты только взял подснежники …посреди зимы? Цинцю хотел сказать что-то другое, но вдруг осекся. Промелькнувший на чужом лице секундный испуг заставил сердце сжаться, но Цингэ уважает чужие тайны, пусть недосказанность и заставила не задушенную до конца паранойю недовольно ворочаться где-то внизу живота. Сейчас гораздо важнее забрать то, что причитается. - Секрет. Раз я выполнил желание шисюна, он согласен исполнить свою часть? В ответ промолчали, но опустили глаза, покраснев отчаянно. Руки на груди жгли хуже каленого железа, но самого Цингэ трясло от холода и осознания, что все могло пойти прахом. - Признаться честно, этот учитель весь вечер провел в поисках и не успел ни подыскать места получше, ни подготовиться к празднику, а фейерверки вот-вот расцветут. Если шиди не возражает.. Смущенный непотребным видом и играющий словами Цинцю был больше похож на себя, и Цингэ не сдержал смешка. Подхватив утопленные в снегу вещи, он оседлал меч и потянул шисюна к себе за руку. Цинцю, едва успевший подобрать корзину с цветами, послушно шагнул вперед, вжавшись спиной ему в грудь. Стоило им подняться в воздух, небо расцветили яркие огненные цветы. Они слишком далеко и отсветам не в чем отразиться, но вокруг ни души, а Цинцю, бормочущий о простуде и отчаянных дураках, прижал его ладони к груди, вынудив обхватить себя руками. Свободные от украшений волосы трепал ветер: они щекотали Цингэ шею и щеки. Шисюн в его руках пах весной и немного подснежниками. Когда затух последний сноп искр, Цинцю обернулся к нему и, не говоря ни слова, прижался теплыми губами к щеке. Падающие на землю огни фейерверка лизнули их лица, почти как в картинке, которую он рисовал себе не так давно. - С Новым годом, Лю-шиди. Он выудил из позабытой корзинки несколько подснежников и вплел в чужие волосы, выглядевшие непривычно без шпилек и лент. - С Новым годом. Белые цветки подошли идеально, и на мгновение в памяти всплыли две фигуры, сгорающие в новогоднем костре вместе с фонарем, на котором чужие руки нарисовали то, чему, кажется, сбыться уже не суждено. По крайней мере Цингэ приложит все усилия, чтобы так оно и случилось.