Первый взгляд

Она снова дергает за рукава своей туники — эта ткань Царства Земли совершенно неправильно сидит на ее теле, создавая плоскость вместо всех ее элегантных линий и углов. Наколенники были сделаны для сгибателей, с разрезом между пальцами ног, а пояс затянут слишком туго. Ей нужна была собственная одежда: красные, черные и белые оттенки; ботинки с закрученными носками, перчатки без пальцев, ножи и гранатомёты. По крайней мере, хотя бы воротник подходящей высоты, чтобы волосы вернулись к тому состоянию, в котором должны быть. Ни золотых палочек, ни тиары, ниспадающей с ее лба, ни ужасного макияжа, ни тяжелых кожаных доспехов. Тай Ли должна заметить подёргивание — Мэй чувствует, как маленькие пальчики скользят по ее ладони, и она внезапно беспокоится, что он может сказать. Двое агентов Дай Ли охраняют закрытую дверь, скрестив руки. Азула еще не послала за ними. Но Тай Ли ничего не говорит. Мэй оглядывается и видит нежную улыбку, когда Тай Ли сжимает ее руку, а затем отпускает. Когда двери открываются и агенты отступают, Мэй входит одна. Все в этом дворце тревожит своей фамильярностью — те же стены, те же плитки, те же колонны, исчезающие в нависшей тьме — за исключением цвета и массивной золотой статуи крота-барсука, смотрящей на трон. Мэй останавливается на полпути через комнату, когда понимает, что там пусто. Ни Азулы, ни охранников — только пыль и тени, собирающиеся под сиденьем. Она не позволяет гневу распространяться дальше своих сжатых кулаков. « Бессмысленно», — шипит Мэй. Она как раз собирается уйти, когда ее взгляд бросается в глаза. «Мэй? — да, я — это ты?» Она не хочет отвечать и, к счастью, не может — у нее перехватывает горло, во рту пересыхает, сердце стучит. Зуко не выйдет из тени в углу, наполовину отвернувшись от нее. «Азулы здесь нет», — неуверенно говорит он, когда она подходит ближе. «Пришлось проверить зубчатые стены или что-то в этом роде». Он вырос и пытается это скрыть, сутулится, руки складывает на груди, как щит. «Я не знал, что она послала за тобой. Мне, наверное, не положено быть здесь. Я имею в виду, мне нужно идти». Но его не остановил, без сомнения, тот же вопрос, крутящийся в голове Мэй. «Им придется закрыть магазин», — очень тихо говорит он. «Наша квартира сейчас просто пуста». Он дергает за рукава — может быть, эта одежда его тоже чешет. Некомфортно. Она смотрит на его ноги, на тапочки, изящно вышитые коричневым, зеленым и золотым. Швы тугие, плоские: единственная роскошь рабочего среднего класса. Кожа его пояса гладкая и не масляная, вероятно, совершенно новая, как и все остальное в них. Он по-прежнему не смотрит на нее. «Думаю, мне некуда идти». Она подошла достаточно близко, чтобы почувствовать исходящее от него тепло, поднять руку и положить дрожащий палец ему на подбородок, повернуть его голову и ненадолго встретиться с ним взглядом, прежде чем он закроет глаза. Она ожидала, что он остановит ее, схватит за запястье и оттолкнет, но он ничего не говорит, ничего не делает, просто стоит, зажмурив глаза, губы плоские и тонкие, руки теперь не скрещены и свисают с его округлых плеч. По крайней мере, он пытается сохранить ровное дыхание, но безуспешно. Слухи были постоянными и жестокими после его изгнания. Не в шрамах, а в обезображенном, разрушенном, отличавшемся только отметиной. Простолюдинам не разрешалось смотреть ни на кого из членов королевской семьи, даже в изгнании, но все знали. В школе кто-то пометил ее карманную миниатюру с его изображением пятном красной краски. Сначала ее пальцы соприкасаются, и он вздрагивает. Он не чувствует этого, по крайней мере, ничего, кроме давления, поэтому Мэй прижимает всю руку вниз, повторяя контуры его щеки и челюсти. Ожог больше, чем любой из ее пальцев, но она наклоняется вперед, приподнявшись вверх, и должна бы смеяться над этим, но вместо этого просто помещает нежный поцелуй на противоположной щеке. «Я скучала по тебе», — говорит она, и, когда она снова смотрит, он оглядывается и улыбается.