***
Тем вечером они так и не смогли расцепить объятий, наслаждаясь близостью и теплом друг друга. — Если Гэгэ это устроит, я никогда не покину его. — прошептал Хуа Чен, нежно целуя кончики пальцев возлюбленного. Это было не первое его признание, но от подобных слов сердце Се Ляня каждый раз трепетало словно впервые, щеки заливало алым, как кленовые листья румянцем, а язык переставал подчиняться ему совсем, болтая какую-то чушь. — После таких слов обычные люди заключают брак, — совершенно не задумываясь, брякнул он на этот раз и тут же покраснел ещё сильнее: от стыда за собственную глупость. Но Хуа Чен ничуть не смутился его словам. — Мы тоже можем, если Гэгэ хочет. — как бы между прочим заметил он и с ласковой усмешкой добавил. — Хоть прямо сейчас. Несмотря на скользящее в голосе беззаботное веселье, Хуа Чен был совершенно серьезен. От одного взгляда Се Ляня током прошибло. Ему внезапно захотелось вырваться и убежать, спрятаться где-нибудь в укромном уголочке, чтобы отдышаться и прийти в себя, но Хуа Чен не позволил, удержав на месте: он был готов к такой реакции. Се Лянь знал, что смешон сейчас, ведь на самом деле ему очень хотелось сказать «да», но все, на что он был способен в первые мгновения — краснеть и убегать, словно смущенная донельзя девица. Чтобы успокоиться и начать наконец нормально соображать, ему требовалось время. Хуа Чен не торопил, но слишком его пристальный взгляд заставлял волноваться только сильнее. Се Лянь хотел бы отвернуться, но не мог разорвать зрительный контакт. Во взгляде Хуа Чена кроме привычной уверенности было заметно что-то ещё. Что-то, что заставляло сердце биться чаще. Тревога? Волнение? Предвкушение? Или даже страх? Наконец, принц все же нашел в себе силы, чтобы выдавить: — В таком случае, мы обязаны это сделать. — первые признаки шока отступили, и дыхание выровнялось. — Тогда я точно буду знать, что Сань Лан от меня никуда не денется. — Я и так никуда не денусь, Ваше высочество. — рассмеялся Хуа Чен, заключая принца в объятия уже который раз за вечер. На губах непроизвольно расцветала до неприличия счастливая улыбка.***
Свадебные церемонии всегда казались чем-то неземным. Было в них что-то завораживающее. Что-то совсем не связанное с внешней красотой — особая энергетика и атмосфера, витающая вокруг новобрачных. Но порой за красивой картинкой не скрывалось ничего стоящего. Обряды становились простой формальностью, и многие семьи придавали их механическому исполнению куда большее значение, чем счастью молодоженов. Свадебная церемония превратилась в демонстрацию богатства и урваной удачи перед всеми знакомыми. Но разве смысл брака не в единении двух сердец? Не значит ли это, что молодым людям достаточно лишь объявить друг другу, что они готовы следовать вместе по пути жизни до самого конца? И, может быть, ещё поклониться, прося благословения у богов. Вот только Се Ляню ли не знать, что никакие боги не способны даровать счастье из ниоткуда? Что большинство молитв боги исполнить не в состоянии, и людям зачастую приходится действовать самим?***
Хуа Чен мог сотворить что угодно, устроив помпезное торжество, но единственным его искренним желанием было связать их с Се Лянем судьбы воедино. Клятвы для этого было достаточно. Но совсем пренебрегать традициями они не стали — все же когда-то они были людьми. И пусть оба знали, что наконец воссоединившись, уже никогда не расстанутся, брак все же был чем-то особенным. Чем-то, что закрепит их принадлежность друг другу окончательно. В конце-концов, они были людьми прошлого тысячелетия — времени, когда ещё искренне чтили традиции. Однако из изобилия свадебных обрядов они исполнили лишь один поклон — тот, что в честь родителей (ни земле, ни небу они уже не доверяли, а преклонить колени перед собою ни один из них не позволил), да выпили по чарке вина (стараниями Хуа Чена после первого глотка превратившегося в виноградный сок, дабы не нарушать запрет слишком сильно). На этом и закончили. О первой ночи, после которой по традиции брак должен был вступить в силу, никто даже не заикнулся. Хуа Чен казался чуть более задумчивым и отстраненным, чем обычно: он словно боялся лишний раз взглянуть на принца. Но разум Се Ляня от переизбытка чувств был затуманен настолько, что это не показалось ему странным. Напряжение витало в воздухе, но оба умело его игнорировали. Когда пришло время сна, они по привычке улеглись рядышком на циновке, погрузившись каждый в свои мысли. Почти на автомате Хуа Чен протянул руку и прижал Се Ляня к себе, от чего тот чуть вздрогнул, но чувствуя спиной крепкую грудь любимого тут же расслабился, утопая в объятиях.***
Несмотря на то, что Се Лянь сейчас был неизмеримо счастлив (даже улыбка против воли все ещё не желала сходить с губ), ему все время казалось, что он упустил нечто важное. Копаясь на задворках сознания, принц медленно подходил к выводу, что этим чем-то была супружеская близость: не только поцелуи, но и смелые прикосновения и одна постель на двоих в том самом смысле. Раньше бы он ужаснулся таким мыслям, но рядом с Хуа Ченом они давно не пугали. С момента признания на горе Тунлу, в голове Се Ляня витало это противоречащее всем его внутренним устоям желание. Вот только ни капли стыда по этому поводу он уже не испытывал. Разве в любви, которую двое дарят друг другу, может быть что-то постыдное? Се Лянь всегда считал, что любовь во всех ее проявлениях прекрасна, вот только не ожидал, что она настигнет его самого. Поэтому душевные метания были неизбежны, но когда-то признавшись себе, что по уши влюблен в князя демонов, он уже нарушил все запреты. Теперь, откинув все условности, можно было применить к себе все то, что он думал касательно других, и решить чего ему самому хочется. Мир Се Ляня рушился прямо у него на глазах. Раз за разом. И принц отчаянно нуждался в ком-то непоколебимо надежном, пусть и не осознавал этого. Он привык быть один, но Хуа Чен разрушил кокон его одиночества, и теперь Се Лянь не мыслил жизни без него. Как и сам Хуа Чен, в течении сотен лет следовавший за ним, не мыслил жизни без принца. От чего Се Лянь думал обо всем этом именно сейчас? Ему отчаянно не хватало Хуа Чена. Не хватало все те долгие месяцы, что он засыпал один в холодной без чужого тепла постели. Не хватало и сейчас. Принцу все ещё казалось, что тот может исчезнуть, как предрассветный сладкий сон. Его, едва вкусившего плод любви, едва отогревшегося в чужих объятиях, весь год пожирало одиночество. Пустота всегда ощущается явственнее, если раньше она была чем-то заполнена. Се Ляню казалось, что у него не просто забрали что-то ценное, а разорвали его на части, уничтожив все самое важное: принц уже не мыслил себя без Хуа Чена, словно они были единым целым. Хотелось раствориться в нем, чувствовать его всем телом, отдаваясь без остатка, зная, что они принадлежат лишь друг другу, и так будет всегда. По телу медленно растекался жар. Разгорающееся в грудной клетке пламя выжигало воздух, не давая вздохнуть спокойно. Взгляд затуманился от желания, но это была не слепая страсть, что разжигали цветочные демоны, ведь она была направлена на одного единственного человека. Но как бы давно принц не думал об этом, он все никак не мог подобрать подходящий момент, чтобы завести разговор. Просто как-то повода не было сказать: «Знаешь, я решил отказаться от воздержания, теперь ты можешь делать со мной все, что захочешь.» Но сегодня и сейчас Се Ляня уже не волновало, насколько неприлично это может прозвучать. Сгорая в объятьях Хуа Чена, он не мог и думать о том, чтобы молчать дальше. Все тело так напряглось, что казалось деревянным. Наверняка демон тоже это почувствовал: он даже порывался убрать свою руку с талии принца, но тот не позволил. Се Лянь перевернулся на другой бок, оказываясь с ним лицом к лицу, внимательно взглянул на мерцающий в свете луны глаз и шепотом позвал. — Сань Лан.! — убедившись, что его внимательно слушают, он продолжил. — Сань Лан, мы вроде как поженились, и, может быть, .. мы завершим хотя бы один обряд этой ночью?.. — договорив, Се Лянь так смутился своей смелости, что на его лице проступил испуг. Свеча была давно погашена, но пробивающихся из окна лунных отблесков все же было достаточно, чтобы дать принцу разглядеть его реакцию: лицо Хуа Чена застыло в изумлении. Даже рот приоткрылся. Наблюдая за ним, Се Лянь впервые задумался о желаниях возлюбленного. Что если он не чувствует того же? От нарастающей внутри паники начали трястись руки, но Се Лянь заставил себя успокоиться, надеясь, что в темноте не заметно его пылающих щек, и продолжил жадно всматриваться в лицо князя демонов. Тот некоторое время молчал, боясь даже пошевелиться, а потом чуть охрипшим голосом спросил: — Гэгэ.. ты.? Ему не нужно было договаривать — Се лянь понял бы и без слов. — Если Сань Лан этого желает. — уклончиво ответил он. Хуа Чен мягко улыбнулся и, уткнувшись ему в макушку, прошептал: — Ты правда погубишь меня, Ваше Высочество.***
Се Лянь осторожно высвободил руку и коснулся щеки Хуа Чена. Мимолетно погладив большим пальцем острую челюсть, она опустилась ниже, проходясь по шее, задержалась на ключицах, а потом скользнув за ворот рубахи, устроилась на груди там, где должно было биться сердце. В этот момент оно и правда билось. Пальцы Хуа Чена рефлекторно сжались на его талии, и по телу Се Ляня пробежали мурашки. От прикосновений к чужому телу собственное возбуждение росло. Думал ли он когда-нибудь, что будет с кем-то настолько близок? Определённо нет. Но сейчас это уже не имело значения: принцу до головокружения нравилось происходящее. Близость Хуа Чена заставляла отказать последние остатки разума. Его руки привычно скользили по телу Се Ляня, но на этот раз все ощущалось острее. Их тела уже трепетали в предвкушении. Но сердца, связанные красной нитью, трепетали сильнее.***
В голове Хуа Чена оглушительно били барабаны, не дающие связно мыслить. А мыслей было слишком много: они и без того путались, сбивая с толку. Он лишь с виду был грозным и самоуверенным Непревзойденным. Ехидным, наглым и высокомерным. Он был таким для других. Для него он был Сань Ланом. Тем, кто готов весь мир положить у ног наследного принца Сянь Лэ. Се Лянь был его Божеством, его смыслом, его миром. Это почти переросло в болезненную одержимость, но Хуа Чен просто не мог перестать думать о нем. Перестать жить им. С самого детства, с их первой встречи, он не мог выкинуть величественный образ спасшего его юноши из своей головы. Когда тот вознесся, Хуа Чен проводил дни и ночи в храмах бога в цветочной короне. Но он никогда не ударялся в безрассудно глупую религиозность. Еще мальчишкой он запомнил принца живым человеком. Он преклонялся перед Се Лянем, но вовсе не потому, что тот был наследным принцем и небожителем. Он был влюблен и осознавал это. Наверное, это не то, что должно испытывать к богу, но чувства никогда не казались неправильными. Ему просто хотелось всегда быть рядом. С самого детства он неотступно следовал за принцем. Шаг за шагом. Уже тогда окружающих пугала его одержимость, но Хуа Чен не отступал, продолжая идти за Се Лянем: то прямо и открыто, то скрываясь в тени, то наступая на пятки, то наблюдая издали, но никогда не упуская из виду. Время шло, а чувства лишь крепли. Все существо юноши наполнялось нежной как цветы вишни любовью, глубоко пустившей корни в сердце. Иногда Хуа Чену казалось, что от нее запросто можно умереть: задохнуться, сгореть или рассыпаться в прах. Но он отчаянно хватался за жизнь. Он должен был жить. Жить ради НЕГО! Защищать, оберегать и поддерживать всеми силами, что оставались ещё в его немощном теле. Он был готов умереть за принца хоть десять тысяч раз. Но он не мог сдаться. Он. Не. Мог. Сдаться. Эта мысль на годы засела в голове, заставляя подниматься вновь и вновь, в какую канаву его не забросила бы жизнь. Он ненавидел себя за то, что в прошлые встречи со своим Божеством был просто жалок. Как ничтожный червяк, ползающий в грязи. Он не сумел защитить Его Высочество много-много раз в прошлом, но именно поэтому он должен был стать сильным — сильнее всех. Чтобы однажды все-таки суметь. Став Непревзойденным, он отомстил всем, кто посмел хоть словом задеть его Бога, но никто не знал об этом. Все три царства трепетали перед ним. Хуа Чен — великий князь демонов, от одного имени которого содрогаются даже боги. Хуа Чен, до беспамятства влюбленный в небожителя. Князь демонов, незримо следующий за ним по пятам. И наконец решившийся выступить в открытую. Мог ли Непревзойденный демон когда-нибудь себе представить, что мечта его детства, однажды, посмотрев на него, не отвернется, не исчезнет в предрассветном тумане? Что однажды на него будут смотреть восхищенно, тая под его прикосновениями? Мог ли он поверить, что такое сокровище когда-нибудь достанется ему? Да никогда в жизни. Мечтал ли он о взаимности? Да. Верил ли, что это возможно? Нет. Но в глубоких мечтах, что жили за гранью реальности, все же таилась крошечная надежда. Говоря когда-то, что не решается в открытую ухаживать за «любимой», Сань Лан вовсе не лгал. Его поступки были нацелены лишь на то, чтобы защищать принца, а не завоевать его. Но Хуа Чен был одержим. Он не мог больше наблюдать из тени. Просто быть рядом с Се Лянем было частичкой подаренного кем-то рая, но порой этого было слишком мало. Всегда державший себя в руках демон тоже терял контроль. Его мечты никогда не были наивными. И что уж говорить, платонически чистыми тоже (иначе бы он не выбрал такой необычный способ передачи духовных сил). Но Хуа Чен всегда четко разграничивал их и реальность, не давая порочным желаниям вырваться наружу. Но сейчас его принц, его Божество, был рядом, даже руки протягивать не нужно. Их связь стала неразрывной, теперь уже навсегда. Ему отдавали за просто так гораздо больше, чем он мог попросить. От нереальности происходящего тело прошибало дрожью, но в то же время внутри яростно разгоралось обжигающее пламя. Се Лянь всегда манил его, приковывая к себе взгляды. От мыслей о нем, по спине бежал табун мурашек, и даже от мимолетных касаний по телу волной разливался жар. Хуа Чен никогда бы не признался в этом, не желая ставить принца в неловкое положение, но первым, кто затронул эту тему, был именно Се Лянь.***
Несмотря на смущение, останавливаться принц, похоже, не планировал: сейчас он слишком открыт для человека, неуверенного в своих желаниях. Или просто слишком доверчив. Он прижимается близко-близко — даже сквозь ткань чувствуется жар его кожи и рельеф перекатывающихся под ней мышц — что-то доверительно шепчет на ухо, опаляя чувствительную раковину горячим дыханием, прижимается мягкими влажными губами к шее, оставляя легкие, невесомые как касание серебряных бабочек, поцелуи и пару бледных отметин. Его решимость будоражит обоих. Порой Хуа Чен забывает вдыхать, но ему все равно. Демонам не нужен кислород, и это радует: будь он человеком, давно бы посинел от его нехватки. Но сердце все ещё бьется, заставляя тяжело вздыматься грудную клетку — сейчас он совсем не отличался от живых людей. Он все ещё сбит с толку необычайной смелостью возлюбленного. Его голова сейчас совершенно пуста. Момент такой, что кажется, будто нет ничего, кроме мягкой циновки посреди тёмной комнаты и лежащего рядом Се Ляня. Прикрыв глаз, чтобы искоса наблюдать за возлюбленным, демон наслаждается его обжигающими прикосновениями, чуть не мурча от удовольствия. Его руки блуждают по телу принца и путаются в шелковистых волосах. От касаний к неприкрытым одеждой участкам кожи, по телу бежит дрожь, похожая на электрический разряд. Лишь когда Се Лянь распахивает ворот шире, обнажая плечи и грудь, до Хуа Чена наконец доходит серьёзность происходящего. Остается только понять, насколько далеко готов зайти принц, чтобы случайно не отбить желание как-нибудь повторить это. Переворачиваясь на спину, Хуа Чен тянет Се Ляня за собой, заставляя оказаться сверху. От неожиданного рывка у принца на миг закружилась голова: он чуть кренится на бок, но тут же выправляется. Приподнявшись на локтях, он удобнее устраивается на чужих бедрах, легким ерзаньем вызывая у демона оттягивающее пах возбуждение. На лице мелькает смущенная, словно извиняющаяся улыбка, но с места он не сдвигается, и улыбка уже не кажется такой невинной. Он нависает сверху, мягко касаясь краев рубахи Хуа Чена, словно спрашивая разрешения снять ее совсем. Распущенные волосы водопадом стекают с плеч, скрывая покрывшееся приятным румянцем лицо. Свободные одежды скатываются с плеч, больше не прикрывая тело. Се Лянь медленно стягивает собственную рубаху, внимательно следя за реакцией возлюбленного, отбрасывает ее в сторону и вновь наклоняется, покрывая поцелуями его лицо и шею. Он делает это уверенно, заталкивая стеснение куда подальше. Разве есть ему место в такой важный момент? Если он сейчас начнет зажиматься, разве это не будет означать недоверие к партнеру? Се Лянь вовсе не хотел, чтобы у Сань Лана возникли сомнения, ведь принц полностью ему доверяет, и вовсе не отчаяние подтолкнуло его к действию, а всепоглощающее чувство любви, заполняющее сердце до предела. Говорить было слишком тяжело. Се Лянь надеялся, что всегда внимательный Хуа Чен правильно поймёт его, и это возымело результат.***
Руки князя демонов все смелее скользили по обнаженной коже, оглаживая выступающие на спине позвонки. От касания к особо чувствительному участку на пояснице Се Лянь выгибается и впервые тихонько стонет. Хуа Чен выглядит донельзя довольным в этот момент. Уже не боясь спугнуть, демон проявляет чуть больше инициативы. В единственном глазу пляшут озорные огоньки, и Се Лянь не успевает опомниться, как оказывается прижат к «кровати» нависающим сверху демоном. Его ласки напористые, но не грубые: на память о них на шее и ключицах расцветают узоры из багровых меток и даже несколько бледных укусов. Хуа Чен волнуется, что переборщил и зализывает следы зубов, но Се Ляня все устраивает. Даже больше этого: ему нравится. Он и не знал, что чужие прикосновения могут быть так приятны. На секунду он задумывается, было ли также приятно Хуа Чену, но ему тут же становится не до размышлений: Хуа Чен проводит вниз по его животу, одновременно прикусывая сосок. Се Лянь бы сказал насколько ему сейчас хорошо, но дыхание совсем сбилось, а голос дрожит. Все, на что он способен — рваные вздохи и стоны. Он тянется куда-то, но Хуа Чен ловко перехватывает его запястья, заводя принцу за голову. Се Лянь не в силах сдержать удивленный вздох, но ему по прежнему нравится. Правда теперь он не может двигаться, что доставляет некоторые неудобства, но по-настоящему пойманным он себя не чувствует: это же Сань Лан — тот, кто никогда не причинит ему боли. Но даже так на лице Се Ляня проступает испуг. Всего на секунду, в тот момент, когда принц ещё ничего не понял и не контролирует эмоции, но Хуа Чен замечает. И ослабляет хватку, давая возможность высвободить руки. Он снова думает, что переборщил, но Се Лянь не двигается, давая понять, что все в порядке. И Хуа Чен продолжает, опускаясь все ниже, проводя языком по рельефу мышц и выступающим ребрам, все ещё оставляя метки. От низа живота по всему телу растекается тягучее мучительное желание. Се Ляню кажется, что по венам вместо крови течет расплавленный свинец, наливающий конечности неприятной тяжестью. Глаза окончательно заволокло туманом. Касания Хуа Чена отзываются в теле острым жаром, заставляющим сгорать изнутри. Разрывая очередной мокрый поцелуй, Се Лянь запрокидывает голову назад, демонстрируя искусанную шею, и почти жалобно стонет: — Са-ань Лан.! Он сам не знает, о чем просит — о чем-то большем, о том, что прекратит мучения его томящегося жаром тела — но Хуа Чен знает. Он ласково усмехается и проглатывает желание поддразнивающе поинтересоваться, чего же просит Гэгэ. Он не хочет сейчас смущать Се Ляня, поэтому обещающе-мягко касается его губ, пока рука медленно скользит по напряженному животу принца. Когда она касается члена, Се Лянь вздрагивает. От неожиданности. От неловкости. От удовольствия. И понимает — это именно то, чего он хотел. Он жалобно скулит, утыкаясь Хуа Чену в шею и чувствует себя так, словно падает в бездну. В голове не осталось ни одной связной мысли. Прохладные пальцы демона скользят вверх вниз по стволу, изредка задевая головку, заставляя Се Ляня дрожать. Для него все в новинку: он никогда не касался себя так, и уж тем более этого с ним не делал кто-то другой. А здесь и сейчас рядом Хуа Чен, и его пальцы творят нечто. Быстренько выпроваживая из головы желание поинтересоваться, насколько часто князь демонов занимается этим сам, принц сосредотачивается на своих ощущениях. Возбуждение все нарастает, становясь почти болезненным, рука Хуа Чена все ещё на его члене: двигается все быстрее, подводя к разрядке. Достигнув пика, Се Лянь чувствует, как расслабляется тугой узел внизу живота. Напряжённое как струна тело выгнулось дугой, чтобы миг спустя опуститься вниз уже измотанным. Се Лянь распластался на циновке, чувствуя, как по спине стекает липкий пот, а на бедрах засыхает остывающая сперма. Но вместо приятной неги тело заполняет пугающая пустота: вместе с возбуждением его тело покидают остатки духовных сил, начавшие испаряться с первыми поцелуями. Это было совершенно не то же самое, что потерять свои силы из-за проклятой оковы. Канга лишь запечатывала их, не давая воспользоваться, а сейчас магия покидала Се Ляня полностью. Но не успел принц попрощаться со своей божественной сущностью, как его тело вновь наполнилось духовной силой. Слишком родной и привычной: Хуа Чен вновь передавал ему энергию, и этот поток был мощнее всех предыдущих. Поистине, сила князя демонов казалась безграничной. Но Се Лянь не мог восхищаться этим так же спокойно, как раньше потому, что не по наслышке знал, что это не так. Перед глазами вновь встал образ растворяющегося в воздухе Хуа Чена. Заметив застывший взгляд принца, князь демонов и сам перепугался не на шутку. Он не мог позволить возлюбленному вновь провалиться в дурные воспоминания. Приподняв Се Ляня за плечи, он ощутимо встряхнул, и прошептал: — Не выдумывай лишнего, Ваше Высочество! Я правда больше не уйду. Обещаю. От низкого бархатного голоса, звучащего у самого уха, кожа покрылась мурашками. Взгляд был настолько пронзительным, что казалось вот-вот просверлит Се Ляня насквозь, чтобы докопаться до истины. Слова, прозвучавшие сродни самому искреннему признанию, отпечатались в его сознании, и ответная реплика застыла комом в горле: переполнявшее Се Ляня чувство невозможно было выразить словами. Стараясь вложить в прикосновения все, что отказывался воспроизводить язык, он потянулся к Хуа Чену, запечатляя на его губах долгий чувственный поцелуй. Хуа Чен все понял, и в сердце его с новой силой расцветал вишневый цвет.***
Но ночные приключения на этом не закончились. Оторвавшись от возлюбленного, Се Лянь вновь невольно задержал взгляд на черной повязке: демон не снимал ее никогда. Принц довольно много знал о травме Хуа Чена, но никогда не заострял на ней внимания, чтобы не взметнуть случайно темную тень прошлого в его душе. Но именно сейчас это казалось очень важным. — Сань Лан, — охрипшим от стонов голосом позвал Се Лянь. — Могу я попросить об одолжении? — Чего Гэгэ желает? — чуть склонив голову на бок, поинтересовался демон. — Сними повязку. — поросил Се Лянь. Хуа Чен застыл на мгновение, а потом улыбнулся: — Гэгэ, может быть в другой раз? Не хочу портить вечер. — Хуа Чен изо всех сил изображал спокойствие, но Се Лянь почувствовал скрытое за ним волнение. Принц накрыл его руку своей, успокаивая. — Пожалуйста. — снова попросил он, и Хуа Чен сдался — потянулся к лицу и аккуратно дернул за тесемки, медленно стягивая повязку с лица. Сняв полностью, он вложил ее в руку Се Ляня, крепко сжав. Рука чуть дрожала. Принц всем существом ощутил, что ему доверили нечто очень важное. Нечто настолько личное, что никому никогда прежде не показывали. Казалось бы обычная тряпица обожгла руку. Се Лянь сжал пальцы так, что костяшки побелели. Дело, конечно, не в повязке. Приподняв подбородок, он взглянул на напряженное лицо Хуа Чена. На месте правого глаза зияла пустая глазница, испещренная глубокими шрамами. Принц почти физически ощутил его боль и содрогнулся. Он мог вынести всё, что угодно, но не боль тех, кто был ему дорог. Особенно Хуа Чена. Мягкие пальцы Се Ляня коснулись скулы совсем рядом с глазом, но не продвинулись дальше. Он вновь прильнул к губам возлюбленного, на этот раз целуя лишь их уголок, а потом потерся носом о щеку. От нежных прикосновений лицо Хуа Чена заметно расслабилось: даже губы дрогнули в улыбке.***
Сжигающий внутренности жар и не думал отступать: Хуа Чен продолжал ласкать его тело. Его рука остановилась где-то на бедрах, в нерешительности скользнув к их внутренней стороне. Демон замер, затаив дыхание, выжидая, спрашивая, позволено ли ему. Принц мягко улыбнулся, и кивнул: — Продолжай. — в его голосе не было и капли сомнений. Хуа Чен поверил. Поудобнее устроившись меж его ног, снова прошелся поцелуями от напряженных сосков к тазовым косточкам, даря наслаждение, заставляя расслабиться и забыться. Опустился ниже. Сжал руки на стройных бедрах принца, срывая с его пересохших губ хриплые стоны. Се Лянь снова утопал в блаженстве. Остатки одежды полетели на пол, не оставляя между ними преград. Хуа Чен действовал аккуратно: подготовка заняла довольно много времени, но первый легкий толчок все же отозвался редкой болью, заставляя Се Ляня задохнуться. В уголках глаз блеснули слезы, но им не дали скатиться, нежно сцеловывая. Сильные руки держали принца, не давая сдвинуться с места. Отвлекая от неприятных ощущений, Хуа Чен покрывал поцелуями его лицо, пряди волос, местечко за ухом, пульсирующую венку на шее, кадык, плечи и ключицы, опускаясь все ниже. В крепком захвате возлюбленного Се Лянь чувствовал себя в безопасности. Он уже не чувствовал боли, концентрируясь на удовольствии от подаренных ему ласк. Несколько слезинок все же непроизвольно скатились вниз, но принц этого даже не заметил. Ритмичные толчки Хуа Чена выбивали из уст Се Ляня тихие всхлипы вперемешку со стонами, а поцелуи-укусы, перешедшие на грудь, где демон «игрался», прикусывая разбухшие соски, создавали неповторимый контраст, прерываясь нежными касаниями губ. Напряжение достигало пика, требуя разрядки: ещё пара толчков, пара резких движений руки на члене и долгожданный финал. Мир вокруг словно взорвался тысячью фейерверков, заново наполняясь яркими красками. Без потери сил на этот раз, ощущение блаженства, нахлынувшее после оргазма, было полным. Се Лянь был готов раствориться, растаять прямо здесь, обессиленно распластавшись на циновке. Когда Хуа Чен опустился рядом, Се Лянь смог переплести их пальцы. Они все ещё тянулись друг к другу. Невидимая красная нить по-прежнему мерцала между ними.***
Уставшие до предела, разомлевшие и сонные, они все же нашли силы, чтобы сходить за водой и уже чистыми вновь улечься в постель. Они так и заснули, нежась в объятьях друг друга, ни на миг не расцепляя рук даже во сне. Единственной мыслью, все ещё не покинувшей головы обоих, было осознание, что они сделали все правильно.***
Говорят после секса воздух пахнет страстью, но глядя на спящих в объятиях друг друга молодоженов, эти слова застревали в горле. Их ароматом было чувство, чистое и искреннее, пропитанное нежностью и глубиной, которую не передать словами. Назвать его страстью, было бы слишком низко. Для него есть лишь одно подходящее имя — любовь.