Тайны Тёмного Лорда

— Поляков, вы достали мне то, что я велел? — спросил Волдеморт, сверля глазами служащего одного из своих магазинов. — Милорд, это оказалось невозможно. Волшебное зеркало, о котором вы говорите, не продается. Хозяин его сказал мне, что в свое время заплатил за него пятнадцать тысяч галеонов. — Поляков, мне, конечно, с самого начала было известно, что вы не семи пядей во лбу, но чтобы ваше невежество было столь глубоко… Да будет вам известно, что продается все, если умеешь предложить достойную цену. Пятнадцать тысяч галеонов, значит? В таком случае, нужно было предложить тридцать тысяч. Насколько я знаю, хозяин зеркала купец, а уж он не упустит случая удвоить свой капитал. Так что немедленно отправляйтесь к нему, и чтобы сегодня вечером, в крайнем случае, завтра утром, зеркало было у меня. Иначе… Волдеморт не договорил, но в его холодном шипящем голосе было столько угрозы, что Полякова сначала передернуло, а потом и вовсе затрясло от страха. Ему без дальнейших объяснений стало ясно, что необходимо во что бы то ни стало совершить эту сделку, иначе придется испытать на себе силу хозяйского Круциатуса. — И чтобы никаких заклятий! — пригрозил Волдеморт. — Хозяин должен продать артефакт добровольно, иначе вещь потеряет свои волшебные свойства. — Да-да, я все понял, хозяин! — отвечал служащий дрожащим голосом, потом вышел на улицу и пошел прочь в направлении ближайшего антитрансгрессионного барьера. Волдеморт проводил его недобрым взглядом, но теперь он был уверен, что из страха Поляков расшибется в лепешку, но достанет то, что нужно. Чародей сел за стол, достал из складок мантии свою заколдованную сумку и извлек из нее еще одну волшебную вещь. Это оказался необычайной красоты золотой венец с самоцветными камнями. Он блестел так, что в мрачном помещении магазина сразу стало светло. Вертя в руках это чудо, Волдеморт задумался. Он вспомнил, как выкупил диадему у Долохова, и какую историю о ней рассказал ему Пожиратель смерти. По его словам, эту историю знали теперь даже многие маглы. Колдунья Пелагея так сильно влюбилась в одного магла, что, выйдя за него замуж, совсем перестала творить волшебство. Она служила экономкой у одного землевладельца. А кроме того, забавляла его детей волшебными историями, которые те воспринимали как красивые сказки и часто просили рассказать их на ночь. А когда ребята выросли, то взрослый маггл записал одну из сказок, что понравилась ему больше всего. «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был один купец, именитый человек. Много у того купца было всякого богатства, дорогих товаров заморских, а и были у того купца три дочери, все три красавицы писаные, хорошие и пригожие. И любил он дочерей своих больше всего своего богатства, потому как был он вдовец и любить ему было некого. Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море и спрашивает своих дочерей, каких гостинцев им привести. Старшая дочь поклонилась отцу, да и говорит ему первая. «Дорогой мой батюшка родимый, привези ты мне золотой венец с камнями самоцветными, что в огне не горит, в воде не ржавеет. И чтобы был от него такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, чтобы было от него светло в темную ночь как среди дня белого.» Должно быть, думала старшая дочь, что в таком венце будет она казаться всем самой прекрасной. Ответил ей четной купец. «Трудное это дело, доченька, но знаю за морем человека, который достанет мне это чудо. Работа будет немалая, да для моей казны супротивного нет.» Тут заговорила дочь средняя. «Дорогой мой батюшка родимый, привези ты мне зеркало из хрусталя восточного, цельного, беспорочного. С виду простое, но видна в нем вся красота поднебесная и, глядясь в него, женщина не старится, а красота ее прибавляется.» И здесь обещал купец достать диковинку, хоть и потяжелей была задача, чем старшей сестры. Наконец, спросил он и младшую дочь, какого гостинца она желает. «Дорогой мой батюшка родимый, — отвечала младшая дочь. — Не вози ты мне ни золотого венца самоцветного, ни зеркала хрустального, а привези ты мне аленький цветочек, краше которого нет на белом свете.» Призадумался честной купец пуще прежнего, а надумавшись, проговорил таковы слова. «Ну, задала ты мне работу потяжелее сестриных! Если знаешь, что искать, то как не сыскать, а вот как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, но как же узнать мне, что краше его нет на всем белом свете? Буду стараться, но на гостинце не взыщи!» — И что? — усмехнувшись, спросил Волеморт Долохова, когда новоявленный сторонник стал ему все рассказывать. — Нашел он все это? — О да, милорд. Венец и зеркало он действительно нашел легко и быстро, но вот аленький цветочек… — А зачем его искать? Чудачка эта меньшая дочь! Впрочем, неужели нашел? — Да, в саду у чудовища, которое чуть было не убило купца за то, что он сорвал этот самый цветочек, но согласилось отпустить, если дочь купца приедет к нему и станет жить во дворце как дорогая гостья… — Ну и что же? — с сарказмом отозвался Волдеморт. — А то, Повелитель, что красавица эта, младшая дочь, полюбила чудовище за хорошее обхождение, за добрую и чистую душу, пожелала стать его женой законной… И оказалось, что вовсе не чудовище это было, а человек заколдованный, прекрасный принц. — И что же за заклятье такое лежало на нем? — Волдеморт, казалось, совсем потешался над своим пожирателем. — Ведьма, которая это заклятие наложила, говорила, что жить принцу в обличии страшилища до тех пор, пока не найдется красная девица и не полюбит его в образе чудища безобразного за душу добрую и сердце чистое… — Да неужто? — воскликнул Волеморт. — Полюбить, когда есть за что? Ну, возможно, это не так уж и трудно, хотя проводить подобный опыт у меня нет ни малейшего желания. А на что же тогда рассчитывать тем, у кого сердце окаменело и замерзло, а эта самая душа разбита на части? — О чем вы, милорд? — недоумевал Долохов, опасаясь одним неосторожным словом вызвать гнев своего повелителя. — Могу лишь добавить, что из трех даров, которые отец привез дочерям, а именно аленький цветочек, считают настоящим даром любви для того, кто его находит. А вот венец и зеркало — для тех, кто любви не знал. — Хватит! — вышел из себя Волдеморт. — И сколько людей в мире помешаны на этой блажи, которая суть их иллюзия! Разговор этот мне наскучил! Круцио! — Долохов упал на пол, однако темный маг быстро снял проклятие. — Не знаю, что там с этим пресловутым цветком, и какой глупец его ищет, но меня лично интересуют именно венец и зеркало. И венец у тебя, не так ли? Чародей уже успел применить легилименцию к своему слуге и установить, что его покойная супруга была последней хозяйкой этого самого венца, и он передавался в семье из поколения в поколение. Он обладал одним необыкновенным свойством: надев его, женщина сразу казалась самой привлекательной и неотразимой для всех, кто ее видел. — Ты должен продать мне венец, Антонин, даже если тебе будет трудно это сделать. Все-таки память о жене… Но так ты вернее всего докажешь мне свою преданность. — Да, милорд! — тихо и с какой-то печальной обреченностью отозвался Долохов. — Вот и отлично! — голос чародея звучал благосклонно. — А еще я хочу, чтобы ты рассказал мне, где и у кого искать зеркало. — Расскажу, повелитель! — коротко отвечал пожиратель, боясь даже заикнуться и задать очевидный, простой и совсем невинный вопрос: зачем лорду Волдеморту потребовались эти штучки, магические свойства которых интересны главным образом дамам? Волшебник и сам не смог бы ответить даже себе, чем так привлекли его эти волшебные артефакты. Может быть тем, что в какой-то мере бросали вызов старости и уродству — этим предтечам ненавистной смерти? Кроме того, интуиция подсказывала, что когда-нибудь эти вещи ему пригодятся. — Можешь идти! — приказал он беспокойно переминающемуся с ноги на ногу пожирателю, и тот с облегчением удалился.