Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме.
Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела.
На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка Со стуком на пол. И воск слезами с ночника На платье капал.
И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела.
На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела.
Б. Пастернак «Зимняя ночь»
От последних слов Волдеморта сердце у мисс Блэк застучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Произошло то, о чем Беллатриса мечтала, но не позволяла себе надеяться. Она даже не пыталась пускать в ход обычные свои и чужие женские уловки, чтобы очаровать волшебника. Ведьма понимала, что хоть они и действовали практически безотказно с другими ухажерами, но с Темным Лордом будут бесполезны. Эти слова были, несомненно, предложением руки и сердца, но видит Мерлин, хоть Белле и доводилось уже их выслушивать, однако в такой манере, словно приказ, оно звучало для нее в первый раз. Маг ни словом не обмолвился о своих чувствах, не изъяснялся в любви, не рассыпался в комплиментах и льстивых дифирамбах ее достоинствам и не живописал во всевозможных радужных красках их счастливое будущее, как это делали другие юные поклонники. Он просто позвал за собой, словно повелевал, но пойти за ним, подчиниться ему, исполнить все, что он ни попросит, даже служить ему и называть своим повелителем казалось Белле огромным счастьем. Она медленно, но без колебаний протянула этому могущественному, давно уже ставшему хозяином ее сердца чародею, тонкую девичью руку в знак своего согласия. От радости язык словно онемел, и девушка не смогла произнести ни одного слова, но в этом и не было нужды: Волдеморт и так был прекрасно осведомлен обо всех ее мыслях и чувствах. Не успела Беллатриса опомниться, как от одного взмаха волшебной палочки Темного Лорда в гостиную под действием манящих чар влетели три ларца и сами собой опустились на стол. Волдеморт открыл один из них, достал золотое кольцо с крупным темным камнем, надел на тонкий девичий палец, и удивительно, перстень тут же стал ей по размеру. — Эта семейная реликвия тщательно хранилась моими предками на протяжении веков, — спокойно и гордо сказал колдун. Затем он открыл вторую шкатулку, вынул золотой медальон с красивой изумрудной змейкой, и спустя миг наследство Слизерина уже украшало шею Беллы. Тут ей совсем не к месту вспомнилось, что Крэбб тоже перед свадьбой прислал ей в подарок изумрудное колье гоблинской работы, которое тогда показалось волшебнице ничем не лучше петли или аркана. А вот тяжесть медальона, который был на ней сейчас, казалось приятной. — Медальон Слизерина! — коротко пояснил Волдеморт и открыл третью шкатулку. В ней лежала старинная корона с массивным золотым ободком, которая показалась девушке знакомой. Волшебник пояснил: — Эту диадему я привез из лесов Албании, где она долгое время была спрятана. Вспомни историю магии. Уверен, любой когтевранец умер бы от зависти, если бы увидел ее. — Неужели это та самая диадема Кандиды Когтевран, которая столько веков считалась утерянной?! — изумленно воскликнула Белла, но тут ее взгляд упал на надпись, выгравированную на внутренней стороне ободка «Ума палата дороже злата», и все сразу стало ясно. Волдеморт взял диадему из рук девушки, водрузил ей на голову и невольно залюбовался. «Настоящая королевна! — подумал он. — Ей все это идет как нельзя лучше, и кому еще носить такое?» Но при этом ничего не сказал, и лицо его казалось бесстрастным. Привычка использовать окклюменцию была доведена до автоматизма, а мысли надежно скрыты за ментальными барьерами. — Взгляни на себя! — едва заметно улыбнулся Волдеморт и подвел Беллатрису к старинному зеркалу, сделанному не из стекла, а из серебряной амальгамы, и от этого лицо в отражении обретало какое-то странное чарующее сияние. Вообще-то девушку из чистокровного богатого семейства было трудно удивить роскошными украшениями, к которым, к тому же, она никогда не питала особой страсти. Но тут и она не смогла сдержать восторженной улыбки, которая очень ее красила и словно бы согревала и освещала изнутри это очаровательное, но холодное и надменное лицо. Волдеморт самодовольно окинул Беллу пристальным горящим взглядом, скользя глазами по красивой шее, смугловатым округлым плечам и высокой упругой груди. Руки невольно сами потянулись к девушке, заключая ее в плотное кольцо сильных объятий, а длинные пальцы гладили бархатистую кожу. От волос струился пряный аромат темно-бордовой, почти черной розы, сладкой дурман-травы и теплого благовонного сандала. Темный Лорд как зачарованный упивался близостью своей теперь уже невесты словно хмельным вином. И как в Слизерин-Кэстле до сей поры не было никого из посторонних, так и в это холодное сердце никто еще не проникал столь глубоко. Тонкие бескровные губы коснулись девичьей щеки, а потом накрыли ее рот нежным, а затем все более настойчивым, страстным и требовательным поцелуем. Волдеморт расстегнул несколько застежек на ее платье, спустил его с плеч и ослабил шнуровку корсета, жадно пожирая глазами каждый вновь открывающийся его взору участок тела и любуясь безукоризненной красотой форм. Щеки, плечи и грудь Беллы покрылись румянцем от неимоверного смущения, ведь ей никогда еще не доводилось представать перед мужчиной в таком виде. И от этого девушка казалась еще прелестнее. А Темный Лорд, зная, что сердце и душа Беллатрисы уже навсегда принадлежат ему, что он имеет над ними полную власть, вовсе не спешил завладеть до времени ее телом. Он вновь уже натянул было платье обратно на плечи чародейки, но тут она сама обняла его за шею и стала несмело целовать в губы, закрыв от радости глаза. — Беллатрис-с-са! — срывающимся от восторга голосом прошептал Волдеморт, подхватил ее на руки и унес в свою спальню. Несмотря на охватившую его страсть, Волдеморт не мог не заметить, как сильно изменилась неуютная комната, где он провел много бесконечно длинных одиноких ночей. Стены, доселе обитые темно-зеленым шелком, неожиданно приобрели цвет нежной весенней листвы, а почти черный полог и покрывало на старинной кровати теперь светились серебром. Воздух тоже стал не такой как раньше, холодный и затхлый. Теперь, когда в камине жарко горело пламя, ощущалось приятное тепло. Дрова потрескивали в огне, источая аромат сандала, который смешивался с запахом стоящих в хрустальной вазе темно-бордовых роз и пленительно сладкой дурман травы. Чародей отбросил серебристое бархатное покрывало, усадил Беллатрису на мягкую перину, ведя дорожку поцелуев по тонкой, изящной руке к шее и груди. Длинные белые пальцы вытаскивали шпильки из прически и нетерпеливо отбрасывали их в стороны, выпуская на волю блестящие черные кудри, и Волдеморт в очередной раз залюбовался роскошными локонами. Ладони волшебника, которые стали чуть теплее обычного, принялись стягивать платье и исследовать потаенные изгибы стройного девичьего тела, казавшегося совершенным в свете камина. От стеснительного волнения Белла почти никак не отвечала на ласки, просто окуналась в омут своих чувств и новых непривычных ощущений, целиком и полностью отдаваясь во власть уверенных мужских рук, скользящих по нежной упругой груди, пленительно тонкой талии и плоскому животу, округлым бедрам и длинным ногам. Темный Лорд не узнавал самого себя, не веря, что, оказывается, вообще способен испытывать подобную трепетную нежность. И тем не менее испытывал. А ведь раньше, случись ему оказаться в постели с женщиной, он всегда действовал весьма решительно, властно, эгоистично, а подчас и грубо. Теперь же он долго и умело ласкал Беллу, внимательно следя за ее реакцией на каждое прикосновение, терпеливо ожидая, когда целомудренная девичья стыдливость уступит место страсти. Когда же огонь желания охватил волшебницу целиком, и она обвила руками плечи Волдеморта, расстегнув золотую с изумрудом застежку на его мантии, а темно-карие, почти черные в полумраке глаза ведьмы призывно заблестели, Темный Лорд мгновенно с помощью заклинания освободился от своих одеяний и прижался холодным телом к горячей и трепещущей Белле. Истерзанная, доселе никем не согретая, раздробленная и покалеченная душа рвалась наружу, чтобы соединиться с другой, единственной и бесконечно преданной ему. А Беллатриса неизбежную боль восприняла спокойно, лишь слегка закусила губу и зажмурилась, будучи безгранично счастливой от того, что дождалась именно этого чародея. Осторожное бережное обращение, ласковые прикосновения и нежные, словно подбадривающие поцелуи вскоре свели на нет все неприятные ощущения, и юная колдунья полностью расслабилась. — Беллс! — услышала она, когда все закончилось, тихий шелестящий шепот у самого своего уха, а мгновение спустя чуть потеплевшие губы запечатлели на высоком лбу легкий поцелуй. Потом они еще долго лежали, крепко обняв друг друга. Белла удобно устроила голову на плече Волдеморта, а он зарылся лицом в ее кудри, вдыхая аромат духов. Колдун не понимал причины этой непонятной метаморфозы, которая сейчас происходила с ним и со стороны казалась прекрасной. Нежный и ласковый Темный Лорд? Это что-то непостижимое, чарующий своей невозможностью оксюморон. Однако сейчас вопреки всему он был реален. Но Волдеморт и не хотел разбираться в том, что за муха его укусила, раз ведет себя столь нетипичным образом. Зачем, если рядом с Беллой, отдавшей ему свое сердце, так хорошо и тепло. Эта ведьма действительно запала волшебнику в его расколотую душу глубже, чем кто бы то ни было. Но и лицезреть ею же сотворенное чудо было суждено только ей, да и то на короткие и редкие мгновения, точно вспышки зарницы на темном ночном небе.***
Беллатриса блаженно потянулась, скинула с себя одеяло и села в кровати, опустив ноги на темно-серый толстый ковер. Волдеморт пристально следил за ней своими пронизывающими насквозь глазами, но по лицу чародея невозможно было понять, о чем он думает. На прикроватном столике стояло золотое блюдо с фруктами, с которого Белла взяла и надкусила сладкий сочный персик. Тут юная женщина почувствовала, что несмотря на жарко горевший камин, воздух в спальне все же еще не прогрелся и невольно поежилась. Видимо, толстые каменные стены замка, веками не видевшие тепла, теперь жадно втягивали его подобно космической черной дыре, которая поглощает солнечный свет и не отдает назад ни капли. Однако мерзнуть волшебнице все же не пришлось: на ее плечи тут же опустилась мягкая теплая шаль из индийского кашемира. Чародейка обернулась и увидела, что Темный Лорд легонько взмахнул волшебной палочкой, и в комнату влетела маленькая золотая чаша с дымящимся горячим вином, пахнувшем пряной корицей. — Выпей и согрейся, красавица моя! — как можно более мягко проговорил он. Отпив половину, Белла протянула кубок возлюбленному, но он отрицательно помотал головой. — Не хочу! — тихо прошелестел его голос. — Мне никогда еще не было так тепло. Допей сама и взгляни на чашу. Уверен, тебе она придется по вкусу. Чародейка подчинилась, стала внимательно разглядывать опустевший кубок и вдруг невольно ахнула. — Да это же чаша Пенелопы Пуффендуй! — воскликнула Белла, увидев на кубке изображение барсука. — Ты потрясающе догадлива, — довольно кивнул Волдеморт. — Весьма приятно пить из такого магического артефакта, ведь он прибавляет упорства и трудолюбия, не так ли? Беллатриса в изумлении молчала, словно гадая, какого еще сюрприза ждать от этого загадочного чародея. — Теперь тебе не хватает только символа Гриффиндора. Меч я тебе дать не могу, но он и не нужен леди. Однако взгляни на эту вещицу. При этих словах в руках у Волдеморта появился маленький обоюдоострый серебряный кинжал с невероятно красивой золотой рукоятью, украшенной сверкающими рубинами. — Это уменьшенная копия меча Годрика Гриффиндора, гоблинской работы. Я наложил на него особые чары: клинок не знает промаха. Попробуй! — деловито добавил Темный Лорд. Белла взяла нож, рукоять которого идеально легла ей в руку. Волдеморт наколдовал небольшую мишень и велел бросить в нее кинжал, что ведьма и сделала. Как и следовало ожидать, клинок воткнулся в самый центр, а Беллатриса восхищенно взглянула на волшебника, в темно-серые глаза с багровыми искрами на дне, крепко обняла, и его холодные руки тут же обвились вокруг стройной фигуры женщины. — Я люблю вас! — прошептала она в своем сердечном порыве. И тут случилось нечто, чего Белла никак не могла ожидать. От ее слов Темный Лорд напрягся и резко отстранился. Его глаза горели яростным огнем, а бледное лицо, которое теперь уже не казалось непроницаемой маской, исказилось от гнева. — Замолчи! Замолчи сейчас же! — злобно прошипел он. — И больше никогда не говори мне этого, понятно тебе? — ледяным тоном изрек он, грубо толкая Беллатрису на постель. — Неужели и твою головку успели набить этими глупыми дамблдорскими бреднями? Какое кощунство! Мне казалось, что хоть ты поймешь меня! Нет, я не мог так ошибиться в тебе. Во всяком случае от своего отказываться не собираюсь. У меня есть прекрасное средство заставить тебя перестать нести подобную чушь и вдолбить немного ума в твою голову еще до того, как скажется эффект от ношения диадемы Кандиды Когтевран. — Круцио! — воскликнул Волдеморт, направив на Беллу волшебную палочку. Адская нестерпимая боль тут же охватила все тело, словно в него одновременно вонзились тысячи раскаленных ножей. Беллатриса вскрикнула, но сразу же закусила губу столь сильно, что из нее на подбородок потекла струйка крови. Меньше всего ей сейчас хотелось показывать Волдеморту свою слабость. Она изо всех сил старалась подавить не только крик, но даже и стоны боли, рвущиеся из груди. Темный маг нагнулся над ней, заглянул в лицо и назидательно, как будто это было всего лишь их очередное занятие магией, заговорил. — Тебе ведь очень больно, не правда ли? Но, дорогая девочка, — тут его голос на долю мгновения смягчился, — если ты будешь любить, то станет во сто крат хуже, чем сейчас, а проклятие снять будет невозможно. Не нужна мне твоя любовь: верности, преданности и покорности будет вполне достаточно. Можешь даже не сомневаться, что все это не останется без награды. Я ни в чем тебе не откажу, но только любви не проси. — Он произносил слово «любовь» с таким отвращением, словно самое гнусное непотребное ругательство. — Я зарекся любить и тебе не советую! Или тебе мало примера твоей сестры? Посмотри, в какое ничтожество она превратилась из-за своей блажи. Кроме того, ты еще не видела, как эта мерзость убивает. Поверь мне, это не самая легкая смерть. Авада Кедавра, мгновенная как мысль, покажется просто милостью по сравнению с такой мукой. Хочешь правду, красавица? Знаешь, почему любовь никогда не умирает? Да просто потому, что ей, этой лживой стерве, уже некого убить! Погубив очередную свою жертву, эта гадина понимает на каком суку сидела и какой сук обрезала, потому находит другой! Мне бы не хотелось повторять этот урок, ведь ты же умница и все запомнишь с первого раза, не так ли? А если забудешь, то я снова не премину напомнить: беги от этой чумы, как дементор от Патронуса. Тут Волдеморт, наконец, снял проклятье, и Белла с облегчением выдохнула. Больше сил у нее ни на что не осталось. Даже малейшее движение давалось с трудом и причиняло боль, которая тут же отдавалась во всем теле. А ее мучитель принялся снова гладить обнаженное тело, хотя на ответные ласки вряд ли сейчас можно было рассчитывать, потому как чародейка в любой момент могла потерять сознание от только что перенесенной пытки. Но Темный Лорд, казалось, этого совсем не замечал, когда с вновь охватившим его желанием притянул полубесчувственную Беллатрису к себе и срывающимся от страсти шепотом сказал. — Иди ко мне, моя девочка! И ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Чародей приник к ней всем телом, жадно и хищно целуя в теплые губы, сжимая в худых, но сильных руках эту до дрожи желанную ведьму. Беллатриса была беспомощной былинкой в его неистовых объятиях, но эта ее уязвимость и полная зависимость от его малейшей прихоти как раз-таки и нравились Темному Лорду, заводили его, заставляя кипеть холодную кровь. Чувство безраздельной и полной власти над этой женщиной вызывало просто невероятные ощущения. Обращение колдуна с Беллой сейчас было совсем другим, не как два часа назад — нежным и предупредительным. Сейчас он с ней не церемонился, нарочито грубо прикасаясь к нежной коже так, что наутро в этих местах показались синяки. Властные губы оставляли на ее теле красные отметины, точно печати, свидетельствующие о том, кому она теперь принадлежит. Порой Беллатриса зажмуривалась, и Волдеморт прекрасно понимал, что в эти моменты причиняет ей боль, но вести себя по-другому не собирался. Однако странно, что ведьма терпела все это не только покорно, но и с упоением. По тому, как чародейка тесно прижималась к нему, Волдеморт понял, что вместе с болью доставляет ей и особое удовольствие. А Белле казалось невероятным счастьем быть столь близкой ему, и за это была готова стерпеть от него все, что угодно. Позже Беллатриса крепко уснула, а вот Темный Лорд спать не мог. Черный маг внимательно рассматривал и любовался обнаженной красавицей, что лежала в его руках, легонько гладил нежную смугловатую кожу, перебирал чудесные волосы. Какой бесценный подарок судьбы получил в этот день Том Марволо Реддл, ныне Волдеморт и самопровозглашенный лорд. До сих пор эта самая судьба была к нему не особо-то милостивой, все у нее приходилось отвоевывать, брать с бою даже то, что маг считал своим по праву. А теперь, похоже, эта капризная дама решила воздать сторицей за все невзгоды, и за этот дар, за один взгляд бездонных блестящих темно-карих глаз, за улыбку можно было бы простить всем и вся и раннюю смерть матери, и детство в приюте, и унижения. Какой шанс начать все с начала, зажить другой жизнью без жажды мести и причинения страданий другим! Но гордый, тщеславный, до невозможности властолюбивый, жестокий и мстительный волшебник сделал иной выбор, продолжая идти по темному кровавому пути к своей неминуемой смерти, телесной и душевной, увлекая за собой во тьму и Беллатрису. Он утопил в грехах, запятнал грязью и кровью, одним словом, погубил сперва душу своей женщины, а потом и ее саму, как ему предсказывала много лет назад провидица Кассанра Трелони. Тем временем дрова в камине догорели, огонь потух, даже угли уже не тлели, и спальня почти погрузилась в темноту. Почти, потому что на столике в изголовье теперь горела свеча. Волдеморт, как завороженный, неотрывно смотрел на нее. За окном стояла темная холодная ночь, такая же, в которую ему суждено было родиться. Мела сильная метель, уныло завывающий ветер метал в оконное стекло хлопья снега, словно злился, что мрак и холод уже не имеют той безраздельной власти над замком и особенно этой комнатой. Камины, давая живительное тепло, постепенно отогревали толстые массивные стены, а маленькая свечка излучала свет. Каким хрупким и беззащитным, словно мотылек, казался этот огонек! Какой захватывающей была отчаянная борьба с окружающей его со всех сторон густой мглой! Каким пером описать этот маленький и единственный всполох света в кромешной тьме! Казалось, дунь на него тот неистовый ветер, что кружился за окном, и робкий источник света тут же погаснет. Но все же, не смотря на это чувствовались в этом пламени и скрытая сила, и бесстрашная отвага, заставлявшие бросать вызов тьме и холоду, ветру и метели, хотя явно неравной обещала быть эта борьба.