***
Весь оставшийся вечер и часть ночи Нарцисса и два домовика, сбившись с ног, помогали Беллатрисе хоть в малой степени вернуть себе человеческий облик: отмывали с кожи въевшуюся за много лет грязь; распутывали колтуны и расчесывали волосы, нанося на них специальные составы в попытке вернуть цвет и блеск; неустанно шептали косметические заклинания, втирали в лицо всевозможные мази и зелья, придавая коже более здоровый молодой вид и румянец бледным щекам. Поначалу все это казалось безнадежной затеей, однако многочасовые усилия все же не пропали даром. Жаль только, что этими незамысловатыми действиями нельзя было вместе с телом очистить и душу от куда более страшной грязи. Нарцисса, обрадовавшаяся возвращению сестры и уже имевшая возможность увидеть ее, пока та была без чувств, старалась говорить весело и непринужденно, тем самым подбадривая Беллу: дескать, для восстановления просто нужно время. Чтобы скрыть нездоровую худобу после четырнадцатилетнего заключения, сестры наколдовали закрытое до самой шеи платье с длинными пышными рукавами и широким кринолином. Грудь была украшена кружевами и объемными рюшами, зрительно увеличивающими формы. А то обстоятельство, что корсет теперь можно было затянуть как никогда туго, стало достоинством при таком фасоне платья, демонстрируя необыкновенно тонкую талию. Беллатриса с наслаждением натянула на исхудалое тело синюю атласную ткань и, взглянув, наконец, на себя в зеркало, тихо вздохнула. Да уж, время и Азкабан были безжалостны. Нарцисса поспешила заметить, что и она не помолодела за эти четырнадцать лет. Впрочем, Белла все же надеялась, что вновь обретенная свобода пойдет ей на пользу. Чародейка грустно улыбнулась и поблагодарила сестру за старания, а она в свою очередь протянула ей флакончики с восстановительными и укрепляющими зельями, которые специально для беглецов сварил Северус Снегг. Была уже глубокая ночь, Нарцисса и Беллатриса обнялись, пожелав друг другу доброй ночи. Для сбежавшей узницы она и в самом деле была доброй, ведь впервые за много лет она спала в теплой постели, с чувством неимоверного блаженства растянувшись на приятной к телу ткани простыни и укрывшись одеялом.***
Разбудил Беллатрису солнечный луч, который прокрался в окно и осветил ее лицо. Волшебница потянулась, встала с кровати и посмотрела на окружающий особняк сад. Было Рождественское утро, ночью выпал снег, который белым ковром укрывал спящую землю, повис на ветках деревьев. Небо было чистым и ясным, ни одно облако не закрывало ярко светившее солнце, и в его лучах снег искрился миллионами бриллиантов. Все казалось каким-то новым. Новый день, новый белый покров и новая жизнь. Открывающийся из окна пейзаж привел чародейку в бодрое состояние духа. Она быстро оделась и спустилась в гостиную, а из нее прошла в столовую, где эльфы уже накрыли стол к завтраку. Волдеморта не было, зато вместе с Люциусом и Нарциссой сидел Родольфус. Еще вчера, когда Темный Лорд мимоходом обмолвился, что ее муж тоже благополучно сбежал из тюрьмы и сейчас находится в Малфой-мэнноре, то Беллатриса почувствовала небывалое облегчение. И сейчас при виде Руди на душе у чародейки стало как-то теплее и светлее. Азкабан изрядно побелил его темно-каштановые волосы, изрисовал лицо глубокими морщинами, однако улыбка, появившаяся на его губах, как только волшебница вошла в комнату, нисколько не изменилась за четырнадцать лет, что они не виделись. И если о Волдеморте Беллатриса все же знала, что тот жив, то спроси ее кто про Родольфуса, она бы даже не смогла сказать, сидит ли он в такой же темной и сырой камере или же обрел покой на морском дне. Ноги Беллы сами понесли ее навстречу мужу, и через несколько секунд колдунья обвила руками его шею, а волшебник крепко обнял ее в ответ. — Руди, милый! Друг! — бессвязно шептала она, а Люциус с Нарциссой тихо и незаметно вышли из комнаты, полагая, что супругам хотелось бы немного побыть одним, а вот они тут совершенно лишние. — Как ты? С тобой все в порядке? — допытывалась Беллатриса. — В полнейшем порядке, дорогая! Не волнуйся! — ласково ответил Родольфус и тихонько вздохнул, а потом позвал назад золовку и ее мужа. Он, конечно, был рад такому поведению Беллы, и любой человек принял бы все это за крепкие объятия истосковавшейся жены, а слово «друг» воспринималось как «сердечный друг». И только сам Руди понимал, что его и впрямь считают пусть и надежным, дорогим, но только другом с того далекого времени, когда повелитель лишил своего слугу самого дорогого достояния. Волдеморт не появился ни к завтраку, ни к обеду, и Беллатриса проводила время в обществе Родольфуса, Люциуса с Нарциссой и племянника Драко — шестнадцатилетнего юноши с такими же как у родителей волосами цвета платинового блонда и серыми глазами отца. Младшая сестра много и с воодушевлением рассказывала о сыне, но Белле это причиняло боль, хоть виду она не подавала. Разговоры о Драко и встреча с племянником бередили сердечную рану, которая даже спустя годы так до конца и не зажила: своего ребенка она потеряла, и детей у нее уже не будет. Вечером Темный Лорд вернулся в поместье и за ужином сидел на месте почетного гостя рядом с Люциусом, в то время как Белла — возле мужа. Маг лишь многозначительно посмотрел на свою колдунью, и она поняла то, что уже знала: ее отношения с милордом пока так и останутся в тайне. Ведь брак с Родольфусом не был расторгнут, а сейчас обоим путь в Министерство заказан. Появление там было равносильно возвращению в Азкабан. Да и Волдеморт пока еще не начал действовать, наоборот, предпочел до времени затаиться. Объявить Беллу своей официальной фавориткой, любовницей? Это он считал для себя унизительным: как кровь его женщины должна быть чиста, так и репутации ее полагалось быть безупречной. Но когда Беллатриса оказалась одна в своей спальне, то она даже не успела раздеться и завершить свой вечерний туалет, как сначала ощутила колыхание воздуха, а спустя секунду перед ней уже стоял Волдеморт. От волнения у ведьмы пересохло во рту, сердце застучало вдвое быстрее, грудь высоко вздымалась, к бледным щекам прилила кровь, а сама она застыла как изваяние. Темный Лорд несколько мгновений пристально смотрел на Беллу горящими глазами, а потом протянул руки и слегка коснулся волос, щек, спустился на плечи. Это были очень трепетные прикосновения, словно в первый раз, словно чародей не верил, что стоящая перед ним волшебница настоящая, а не мираж или видение. Когда же тепло женского тела, его волнительная дрожь, аромат волос убедили волшебника в обратном, то он сжал Беллу в объятиях столь сильно, что практически невозможно было набрать в грудь воздух. Колдунья даже подумала, что змея, наверное, так душит своих жертв. После долгой разлуки страсть вспыхнула мгновенно, точно сухая трава от малейшей искры. Волдеморт же покрывал лицо и плечи Беллатрисы неистовыми поцелуями, оставляя красные отметины, желая обладать этой женщиной без остатка, как будто жаждал разом и до дна выпить все блаженство, которое сулила ему близость с ней. Длинные белые пальцы натолкнулись на преграду в виде корсета, и тогда маг, не имея и капли терпения, воспользовался волшебной палочкой, а его губы встретились с губами чародейки. Головы у обоих пошли кругом от счастья. Беллатриса же вообще плохо понимала, что происходит. Ей ясно было только одно: возлюбленный повелитель снова с ней, а ничего большего и не нужно было. После этой ночи роскошные гостевые апартаменты Темного Лорда практически всегда пустовали, и маг возвращался в них лишь под утро, неохотно покидая Беллу.