Часть 1
3 января 2021 г. в 13:14
Список желаемых подарков на Новый год обстоятельный Робаут начинал составлять ещё в июле, сразу после утверждения желаемого образа на Хэллоуин. К осени список начинал обретать подозрительное сходство с энциклопедией, а к началу зимы вес файла с этим списком уже наводил на мысли о высоком разрешении сопровождающей текст графики, вероятно, трёхмерной. Когда же Император осторожно рекомендовал сыну включить в список губозакаточную машинку, тот невозмутимо сообщал, что всего лишь дополняет письмо Деду Морозу подробными инструкциями, чтобы тому легче было выполнить все пожелания юного примарха.
В отличие от излишне обстоятельного, но имеющего ясную цель Робаута, Лоргар своё послание Деду Морозу упрямо писал от руки, все те восемь томов из прогнозируемых шестнадцати, которые он обычно успевал закончить к началу декабря. Поскольку ваяние нетленки было процессом длительным, характер аргументации, интерпретация излагаемых фактов и даже сама суть запрашиваемых подарков за время написания могла неоднократно меняться на противоположную. Неизменным оставался лишь стиль автора. На все просьбы отца составить автореферат или хотя бы проспойлерить финал Лоргар отвечал категорическим отказом. По всему выходило, что свой новогодний подарок бедняга опять получит на первое сентября.
Младшие письмо Деду Морозу традиционно писали одно на двоих. Император обычно находил его поутру в каком-нибудь неподходящем месте вроде хлебницы, прочитывал, закономерно приходил к выводу, что письмо фальшивое, и, основываясь на смутных указаниях в конце, собственных догадках и даре предвидения, отправлялся искать настоящее. Найдя его в ещё менее подходящем для почтового сообщения месте вроде вентиляции, он повторял вышеозначенные действия и направлялся на поиски следующего. Где-то на стадии пятого письма, основательно задолбавшись, он перепоручал сей квест Малкадору и возвращался к более перспективным занятиям. Малкадор, недолго думая, перепоручал этот геморрой Дорну. Тот, по совокупности причин, никому это перепоручить не мог, так что на некоторое время оказывался надёжно и основательно занят — к вящему возмущению Пертурабо. Впрочем, возмущение у Пертурабо вызывал любой случай, когда Дорну доставалось нечто, чего не доставалось ему — даже если это были тумаки. В следующие несколько дней Дорна можно было встретить в самых разных местах, включая те, где обычно обнаруживали разве что Кёрза или Коракса, а Пертурабо — на кухне у холодильника, с выражением оскорблённого достоинства на лице обдумывающим план страшной мести.
Коракс обычно испытывал глубокое разочарование, обнаружив, что абстрактных понятий вроде свободы, равенства и братства Дед Мороз ему точно не подарит, амнистия тоже не в его компетенции, а крыльев, как у Сангвиния, ему не светит просто потому что ну нет. Впрочем, насчёт крыльев Император временами ещё задумывался. Но тут откуда-то со второго этажа опять раздавался звон разбитого стекла, в которое юный примарх удачно вписался на лётном ранце, и повелитель человечества закономерно приходил к выводу, что даже ранца, пожалуй, уже слишком много.
Фулгрим начинал писать письмо заранее, но дописать к Новому году, конечно, не успевал. То ему казался недостаточно идеальным слог, то угол наклона букв, то автоперо начинало мазать в самый неподходящий момент. Фулгрим начинал переписывать письмо снова и снова, пока не приходил к мысли, что пожелания, перечисленные в тексте письма, стали уже как-то неактуальны. Приходилось опять начинать с самого начала. К этому явлению Император относился довольно спокойно — с тех самых пор, как маленький Фулгрим в принципе освоил карандаш и пергамент, Дед Мороз от него ни одного письма так и не получил.
Леман с завидной регулярностью доводил отца до белого каления единственной просьбой к Деду Морозу, выполнить которую тот не то чтобы не мог, но скорее по совокупности причин не желал. Император давно и прочно уверился в мысли, что здесь не обошлось без чьего-то дурного влияния. И он даже знал, чьего.
— Это ты его научил! — возмущался повелитель человечества, нависая над Малкадором, имевшим вид столь невинный, что это само по себе наводило на подозрения. — Я знаю, это ты всегда хотел девочек!
— Да сделай ты ему сестрёнку, наконец, что тебе, жалко, что ли? — разводил руками Малкадор.
— Я три раза пытался, — напоминал ему Император. — И ты знаешь, что в итоге получилось. Всё, никаких больше разговоров о девочках, чтоб я слова такого в этом дворце не слышал. Хочешь сублимировать — иди, Фулгриму косичку заплети.
Малкадор тяжело вздыхал и заплетал косички Леману. А иногда — Джагатаю, если того удавалось поймать.
— Ты письмо Деду Морозу писать будешь? — интересовался он, удерживая юного примарха за косу, чтобы тот не успел сбежать от неудобного вопроса.
— А надо? — удивлялся Джагатай. — Император и так в курсе, чего я хочу.
Малкадор вздыхал ещё тяжелее. Из всего выводка примархов только Пятый и Четырнадцатый достоверно знали, что Деда Мороза не существует. Но если Джагатай относился к этому спокойно, если не сказать — философски, то Мортарион воспринимал это откровение как развенчание величайшей лжи в своей жизни. Третирование братьев заявлениями, что Деда Мороза на самом деле нет, стало одним из его любимых развлечений, а Императора он так и не простил.
Тем не менее, в преддверии Нового года Мортарион каждый раз с упорством, достойным лучшего применения, строчил письмо несуществующему Деду Морозу. Письмо состояло из четырнадцати пунктов, каждый из которых имел семь подпунктов, таким образом представляя из себя достаточно обширный запрос с развёрнутыми уточнениями. Логику Мортариона в этом отношении понять было, конечно, можно, а вот одобрить — уже сложнее.
В отличие от него, Магнус придерживался мнения, что насчёт Деда Мороза отец не лгал, а слегка упростил действительность. Само собой разумеется, что Дед Мороз существовал, просто о том, что Император и был этим Дедом Морозом, юным примархам знать пока не полагалось. Никому, кроме, разумеется, самого Магнуса, единственного, кто уже был готов к сему знанию. Этим открытием юный Магнус щедро делился с Джагатаем и Сангвинием, и ещё зачем-то с Малкадором, слушавшим его с крайне сложным выражением лица. Словом, у Магнуса была весьма веская причина в дополнение к письму Деду Морозу развешивать у камина носки и выполнять прочие странные новогодние обряды, берущие своё начало где-то в дебрях веков до Тёмной Эры Технологий.
Наряжать ёлку примархи собирались всей толпой, благо размеры дерева позволяли. Где-то в глубине пушистых ветвей к этому моменту уже прятался в засаде, дожидаясь подходящего момента, Лев. Хорус стоял на табуретке посреди скопления развороченных коробок, ящиков и пакетов мишуры и руководил процессом, заменяя собой Императора, который от почётной обязанности наряжать ёлку с детьми уже который год сбегал. Эту повинность повелитель человечества переложил сперва на могучие плечи Вальдора, затем, сжалившись, перепоручил это Малкадору, а под конец, обнаружив, что тот нагло саботирует процесс, торжественно поставил на табуретку любимого из сыновей и велел руководить. Хорус ответственно руководил, хотя возмущение остальных примархов, уверенных, что каждый из них справился бы с процессом лучше, было велико.
Фулгрим обычно получал в нос минут через пять нытья, что эта мишура не сочетается с шариками, вон ту игрушку нужно срочно перевесить на три миллиметра вправо, а позолоченным шишкам не место возле золотых же колокольчиков. После устранения Фулгрима дело шло бодрее — от общего культурного замысла не оставалось и следа, так что каждый из примархов украшал дерево в меру своего понимания красоты.
Младшие увешивали вверенную им ветку хлопушками, которые не были хлопушками, хотя какие-то, возможно, всё же были, но какие именно — не знали даже сами авторы затеи. Феррус и Вулкан совместными усилиями пытались приладить на ветку наковальню, которая угрожала перевесить дерево и пробить пол вниз на пару этажей. Конрад обвешивал ёлку околевшими трупиками летучих мышей и сушёными рыбьими хребтами. Коракс не отставал, развешивая вороньи черепа и пучки перьев, про которые наотрез отказывался говорить, где он их взял. Дорн с рвением, граничащим с фанатизмом, возводил вокруг ёлки забор, который Пертурабо с таким же маниакальным упорством разбирал с противоположной стороны. Магнус меланхолично левитировал шарики куда-то к вершине дерева, где сидел Сангвиний, потому что в начале ёлочной вакханалии Фулгрим заявил, что на верхушке должен быть ангел.
Ангрон старательно увешивал дерево черепами, цепями и прочей атрибутикой, которая с его точки зрения считалась эстетичной. Джагатай со своей стороны выполнял то же самое, но, если у Ангрона черепа были добросовестно выварены, то Пятый предпочитал свежие головы. На эти трофеи, роняя слюну, косились волки Лемана, затаившиеся под ёлкой вместе со своим хозяином в ожидании момента, когда можно будет безнаказанно сцепиться с Львом. Жиллиман носился вокруг и пытался всучить Хорусу недавно написанное тактическое руководство по украшению новогодних ёлок, от которого тот под разными предлогами уворачивался.
Лоргар в процессе участия не принимал, поскольку занят был редактированием очередного тома письма Деду Морозу.
Император обычно объявлялся под конец мероприятия, когда ёлка выглядела уже достаточно ужасающе, чтобы исправлять что-то не имело большого смысла, ибо очевидно было, что поправить положение вещей может разве что орбитальная бомбардировка. Отец семейства хвалил Хоруса за ответственное руководство этим сложным делом, решительно пресекал попытки Вулкана повесить на ёлку фейерверк, снимал с вершины Сангвиния, заменяя его на сияющую золотом аквилу, и удалялся, чрезвычайно довольный собой.
Караулить Деда Мороза под ёлкой ночью примархи выбирались каждый в своей неподражаемой манере. Коракс таился в каком-нибудь достаточно тёмном углу, где, как правило, натыкался на Конрада, облюбовавшего угол раньше. После непродолжительной, но громкой потасовки засада сама собой сворачивалась.
Дорн и Пертурабо подходили к вопросу с технической стороны, расставляя вокруг ёлки ловушки. Увы, им не хватало фантазии объединиться, так что один, расставляя свои устройства, неизбежно срывал растяжки другого. Это приводило к неизбежному конфликту и срывало все далеко идущие планы по поимке Деда Мороза.
Магнус, не доверяя фотоловушкам Дорна и капканам Пертурабо, меланхолично сидел над хрустальным шаром, надеясь углядеть в тумане будущего неуловимый момент превращения Отца в Деда Мороза или хотя бы обратно.
Мортарион, следуя своей обычной логике, нёс дозор с косой на плече, сидя под ёлкой, чтобы несуществующий Дед Мороз уж точно не прошмыгнул мимо. Каждые семь минут он вставал и обходил ёлку кругом. Братья вертели пальцами у виска, находя его поведение странным, но Мортарион даже ухом не вёл. Дело в том, что, несмотря на отсутствие Деда Мороза в природе, подарки под ёлкой каждую новогоднюю ночь исправно появлялись. Однако поймать лживого Императора на горячем Мортариону за все годы так и не удалось.
Лев объявлял на Деда Мороза охоту с вполне очевидной целью встретить его на подходе и отобрать все подарки, а не только те, что ему причитались. В охоту с завидным упорством записывались волки Лемана. Через некоторое время охотник снова сидел на ёлке и вяло отстреливался шариками, ожидая, пока кто-нибудь пронесёт мимо кусок колбасы для новогоднего стола и волки про охоту забудут.
Как бы то ни было, каждое утро примархи неизбывно находили под ёлкой ворох подарков — даже Лоргар, никогда не успевавший дописать письмо Деду Морозу в срок. А Магнус — ещё и конфеты в носках у камина, правда, конфеты его интересовали слабо. Но Дед Мороз, он же Император, оставался верен традициям и считал, что распихивать древние амулеты и артефакты по носкам, висящим на камине — верх пошлости.
Малкадор бродил между примархами, теребящими подарочную упаковку, изредка расталкивая их концом посоха и делая вид, будто не замечает хлопушку, прилепленную к краю его мантии. Жизнь во Дворце на время успокаивалась — по крайней мере, до следующего Нового года.