Они привыкли делиться с детства. Теперь они отделяются.
Фред – абсолютное безрассудство с каких-то недавних пор. Фред будто отчаялся: бесконечные девушки, свидания, нескончаемые шалости, от которых ему самому уже, наверняка, тошно. Джордж за этим наблюдает лишь издалека. — Джорджи, — Фред зовёт его поздней ночью, приходится говорить громче, он раздвинул кровати, как и должен был, наверное. Джордж лишь откидывается вполоборота. Даже в темноте глаза Фреда горят огнём, а его лишь, уверен, искрятся. — Я скучаю, — голос Фреда другой, Джорджу кажется, что он не сможет его повторить. — Я тоже скучаю по дому, Фредди. Джордж не скучает. Едва ли видит разницу. — Я скучаю по тебе, — Фред выдыхает слова. — Что с нами стало, Джорджи? Куда ты спрятался от меня? Джорджу смешно до влаги в глазах. Тень блекнет, когда солнце почти не светит. — Я даю тебе свободу, братец, — он сокращается от собственных слов, они бьют в солнечное сплетение. — Ты так и не понял, Джорджи. Ты так ничего и не понял, — усмехается Фред. Джордж не понял и сейчас. — Взгляни на мир моими глазами, пожалуйста, Джорджи, хоть раз. Джордж не хочет вновь тонуть в этой приторно-сладкой лжи. «Я всю свою жизнь был слепым, Фред», — хочет сказать он, но слова застревают в горле, заставляя залиться хохотом, истерическим смехом. Фред в два шага подлетает к кровати брата, он смотрит зло и обиженно, словно ему больно. Джордж считает это абсурдным. — Ты эгоист, Джордж, такой эгоист! Мы больше не единое целое? Кто же мы тогда? Меня больше нет на твоём радаре? — Фред задыхается от злости. — Чем же ты жертвуешь? Зачем? Фред давится слезами, а Джордж свыкся. Они молчат, кажется, целую вечность. — Ты не был таким всегда, — Фред разрывает их двухнедельное молчание. — Так что же поменялось? Джордж умалчивает: «Не смог поделить тебя со всем миром». Волнуются все. Рон особенно часто стал подмечать, как плохо они выглядят. Джордж не благодарен ему. Его путь – быть тенью в ночном мраке. Даже Джинни угрожает написать матери об их состоянии. — Джордж, вы ведь, типа, одно целое. Ты никогда не думал, что вы отражаете друг друга? Полностью... Во всём, — глубоким голосом манерой Дамблдора говорит Гарри. — В тебе не сидит осколок души тёмного мага, который оставил тебя сиротой, так почему же не радоваться этой необъяснимой связи с кем-то, с кем-то, кто всегда будет рядом? Ирония. Фред оставил его без самого главного — без своей любви. И эта связь между ними скорее губительна, Джордж тонет. — Когда это произошло? Почему ты не обратил на это моё внимание? — Ты не хотел обращать внимание, — Джордж тяжело вздыхает. Они всё ещё делят одну фамилию, один цвет волос и один цвет глаз. У них всё ещё общая комната дома и в Хогвартсе. У них всё ещё общие страхи. — Не молчи, Джорджи, я этого не выношу. А Джордж выносил. Выносил бесконечную болтовню о красивом будущем и о новой девчонке с Хаффлпаффа. Хогвартс молчалив и спокоен. Стены не содрогаются от взрывов, и заливистый звонкий смех не звучит в унисон. Мир, кажется, поблек, Солнце не всходит. — Раздели со мной сегодня постель, Джорджи, — Фред просит просто. Джорджу нужно научиться дышать вновь. Он давно не чувствовал тепла его тела, давно не знал его мирное сопение под боком. И отсутствие этого всего сейчас кажется интимным и приятным, а не колким и болючим, как было на самом деле. Джордж надевает пижамную рубашку, хотя привык спать лишь в штанах. Фред смеряет его грустным взглядом. Джордж тяжёлыми шагами топает к кровати брата. Фред слышит в шагах нежелание. У Джорджа желание плакать. — Укрывайся, — Фред накрывает покатые плечи. — Засыпай, — Джордж ведёт себя как чужой. Фред наклоняет голову, смотря в темноту пространства под натянутым между ними одеялом. — Сладких снов, Джорджи, — Фред медленно поднимает взгляд и целует брата в лоб. Джордж утопает в мгновении недолговечных надежд. Джорджу снится стихия, что-то тучное и грозовое. Развалины, пепел и пыль. И едва ли живое тело. Его лицо, его глаза, его нос. Он сам умирает у себя на руках. — Ты так ничего и не понял, Джорджи,— Фред из сна говорит таким хриплым, едва уловимым голосом. — Ты всё, в чём я когда-либо нуждался, и всё, что я когда-либо желал. Я люблю тебя, Фордж, и всегда любил. Джордж просыпается под утро, холодный пот, тяжёлое дыхание, всё по стандарту. Его постель напротив такая по-правильному пустая, словно у них никогда не должно было быть своих личных вещей, всё общее. — Фред, — Джордж зовёт, но слишком тихо. Фред мирно спит, он не просыпается. Он не просыпается. Джордж под одолженной у Гарри мантией выбирается на улицу. Стены давят. «Быть твоим близнецом, Фред, это пожизненное заточение в твоём теле. А я умудрился утонуть и в твоей сущности», — думает Джордж. Джордж уверенно шагает к озеру. Холодно, промозгло и сыро. Ноги босые ступают по заледенелой траве, а голова тяжёлая лишь отгоняет от себя воспоминания сна. Сидеть на холодной земле, нарушить как минимум десяток школьных правил — всё это пыль, пустяк. Джордж провалился в большем. — Не уходи молча, прошу, — Фред всплывает из ниоткуда. Мир грохочет тембром его голоса. Джордж хочет свернуться клубком и позволить эмоциям выйти наружу. Хочет стать сгустком плоти с оголёнными, как провода, нервами и не стесняться себя, своих чувств и своего отличия от него. И Фред бы позволил ему всё это, наверное. — Я присяду? — Да. — Укройся, — Фред делает это уже второй раз за последние несколько часов и укрывает плечи Джорджа каким-то пледом. Джордж поворачивает голову и впервые за долгое время смотрит брату в глаза, пытается разглядеть себя там, где всегда он и был. — Фред, я не... Я лишь пытался уберечь тебя, я тяну на дно, — Джордж ставит голову к себе на колени и смотрит на спокойную гладь озера. — А я хотел этого? Я просил? Фред не просил, но Джордж знал, что ему это надо, он был обязан. «Вы никогда не потеряетесь друг у друга», — всегда говорила Молли Джорджу, а он потерялся. Потерялся в чувствах, нездоровых и грязных к родному брату. — Пора возвращаться, Джорджи, — Фред не поднимает взгляда, он выглядит хрупко, надломленно, и это ситуацию не упрощает. Джордж теперь чувствует свою вину, он корит себя за благодеяние. «Быть твоим близнецом – отвратительно, Дред». Фред подаёт ему руку, и Джордж цепляется за неё. Неправильно. Он нагой перед ним, перед всем миром с больными чувствами и ранами по всему телу. «Погляди на меня, брат мой! Разве я не жалок? Разве я нужен тебе?»— мысли образуют в горле ком. Они встают с холодной земли и в поверхности воды глубокого озера отражаются вдвоём. Джордж, кажется, очень близок к пониманию. Сцепленные руки, одинаковая внешность, они наиболее целостны в данный момент, чем за последние несколько лет. — Фред, — Джордж зовёт его громче. Затуманенный взгляд, Фред следует примеру брата. Теперь они оба видят это. И они одни во всём этом мире. Сейчас, в часов пять утра, они вдвоём, но одни, и это так правильно, так здорово. Трава под ногами – битое стекло. Воздух – отравленный газ. Фред неловкий, от него веет сомнением, и за это Джордж тоже винит себя. Фред тянется к нему всем корпусом, пока Джордж не отводит взгляд от воды, от отражения, от себя рядом с ним. Фред наваливается на него всем своим весом и весом своих чувств, целует Джорджа трепетно, не стесняясь, будто бы зная, что это правильно. Поцелуй похож на простое соприкосновение. Такой естественный, словно он собирает каждого из них по кусочкам, а после и их самих между собой воссоединит. Но он разбивает. Разбивает Джорджа. Он всхлипывает в какое-то мгновение и Фред лишь сильнее держит его, лишь напористее целует и крепче прижимает. — Фред, — Джордж роняет голову и лбом утыкается ему в плечо. Этот день слышится гробовой тишиной. Постапокалипсис их ошибок. Тягучее молчание — застрявшие на языке слова. Они не видятся весь день. Не переглядываются на уроках, не улыбаются своим мыслям. Мир всё такой же маленький и жестокий. Джордж научился трезво смотреть на него. — Знаешь, Джордж, мне всегда казалось, что наше будущее не будет связано с миром академических достижений. Они заканчивают школу. Уходят отсюда вместе, рука об руку, всё такие же неразлучные, как и пришли. Лавка самодельных взрывчаток, хлопушек и лёгких зелий. — Наше детище, — у Фреда в глазах поблёскивает детский слезливый восторг. У Джорджа на душе кошки скребут: он желает другого. — Знаете, вы выглядите не лучше Гарри, которого каждую ночь мучают кошмары, — Рон не вкладывает в эти слова почти никакого смысла. Джорджу кошмары не снятся. Почти... В его руках его тело, почти мёртвое. Фред прощается с ним взглядом во сне, а слёзы у Джорджа текут и в реальности. — Прости меня, Фордж, я такой эгоист. Джордж кладёт ладонь ему на щёку, кончиками пальцев зарывается в огненные волосы на висках и губами тянется к нему. Фред перестаёт дышать, и на его устах увековечилась улыбка, которую он подарил Джорджу. Обжигающие слёзы падают, окропляя его неподвижное лицо. Джордж не ждёт чуда даже во сне. Они не в чёртовой сказке — Фред не просыпается. Джордж просыпается под утро, холодный пот, тяжёлое дыхание, всё по стандарту. И он наконец может озвучить свой страх. Носил его в себе столько лет, но не мог вычленить, сформировать, собрать в слова. Джордж боится не успеть. Им не хватит одного слова, одного взгляда, одного вдоха. Они не всегда вдвоём, не всегда в комплекте, не всегда два в одном. Кажется, восстановление даётся ему непросто. Кажется, воссоединиться с ним – это вновь разбиться. Разбиться в себе заранее, а после во всех параллелях быть осколком самого себя до конца жизни. Но Джордж готов оступиться. Он откидывает одеяло, не надевает рубашку, а лишь быстрыми шагами подбегает к постели брата. Он хочет прижать его к себе, спящего, живого, держать в своих руках всю свою жизнь, до самой последней минуты. — Джорджи, ты чего? — Фред открывает глаза, а Джордж над ним сидит ссутулившись и подрагивает в беззвучном плаче. Они засыпают вдвоём. Одни, но не по-отдельности Комнатка над магазином, их личная, общая, но ни разу не объединяющая, встречает их прохладой утреннего сквозняка. Они встречают друг друга неловкими объятиями. — Прости меня за всё, Джордж. И Джордж прощает. Безмятежно и бренно. — Гарри нужно помочь, Джордж, мы не можем отказаться от него, он наша семья, — настаивает Фред. — Не геройствуй. Мёртвое тело Фреда призрачной тяжестью лежит в его руках на протяжении месяца. Джордж, кажется, только собрался по кусочкам, восстал из пепла. Днём обретает всесилие – не боится касаться его руками и прижаться к его губам, а ночью разбивается о скалы – посвящая ему лишь прощальный поцелуй. «Я люблю тебя», — во снах звучит так часто, отчаянно, нежеланно. «Лучше никогда не услышать от тебя эти слова, Фред, чем на предсмертном одре», — думает Джордж. Он обращается к Фреду в мыслях, словно они действительно делят один разум на двоих, и, кажется, это действительно так. Фред выглядит знающим, понимающим. Джордж бы отдал всё, чтобы не быть его близнецом. Не знать его в себе, не видеть его в своём отражении, не слышать его в своих мыслях, не говорить его слова его голосом. Безликий и жалкий, Джордж может лишь следовать. Как мимолётна была эта иллюзия спокойствия. Фред взглядом пытается разыскать в Джордже твёрдость и уверенность, но Джордж надломленный, ветхий и хилый. «Быть твоим близнецом просто кошмарно, Фред». Сражение в Хогвартсе. Здание не давится шумной толпой — на полу лежат трупы. Этот вечер не сулит счастливое воссоединение всем. Рон и Гермиона — исключение. — Джорджи, — они держатся за руки, стоя возле окна, смотрят на то, как рушится мир, — тебе не страшно? Джорджу всегда было страшно. Он боялся с рождения. Джордж смаргивает воспоминания его снов, нельзя, чтобы Фред их увидел. — Ты что же, хочешь сдаться, брат мой? — говорит он этим тоном. Этот тон звучит храбро и смело. Он звучит для Фреда потому, что Джордж его ненавидит, потому, что Джордж не храбрый вовсе. Джордж утерял свою силу, утратил надежду, но не позволит Фреду сделать то же самое. Он берёт точно такое же, как и его собственное, лицо в свои руки и смотрит прямо в глаза. Шарится в попытках найти что-то, чтобы остановиться, сказать нет и закончить это раз и навсегда, но он не находит. Джордж пытается разглядеть в его глазах отказ. Отказ от себя, от брата, от Хогвартса, от Гарри и от этой жертвенной роли. Их путь кажется лёгким. Заклинания попадают в цель, зло падает от их рук, на их глазах. Джордж не отходит от брата ни на шаг. — Стоило начать войну, чтобы ты стал таким, Джорджи? — И не надейся, ты просто выглядишь жалко, — Джордж не боится своих чувств, однако от Фреда всё равно немного отходит. На них идут сразу трое. Джорджу кажется, что эта часть замка наиболее им изучена, хотя бывал он тут редко. Страх щекочет под рёбрами, затуманивая рассудок, но позволяет какой-то важной мысли проскользнуть на задворках разума. «Восьмой этаж... Выручай-комната!» Джордж подлетает к Фреду в два шага, хватает за руку, и дёргая на себя, прячется с ним за углом. — Не здесь же, Джордж, — Фред поигрывает бровями. — Нет, серьёзно, отпусти, не время же. Джордж зачарованно смотрит на эту суетливость. Быстрым рывком тянет Фреда за собой. — Джорджи, не время ходить кругами, — Фред недоумевает. Джордж проходит мимо стены три раза, но в голове не держится ни одна мысль, всё возвращается к этим его глазам и огненным волосам, горячим губам и холодным рукам. Проход всё равно появляется, а внутри всё, как в их комнате в Норе. — Выручай-комната, — шепчет Фред, когда за поворотом уже слышатся шаги. Они исчезают в иллюзии замка. Джордж тонет в иллюзии, что это спокойствие может длиться вечность. Джордж на минуту задумывается о том, что его сон уже никогда не будет преследовать его липким страхом в реальности. Джордж надеется, что он спасся. Фред подходит ближе к Джорджу. Обнимает его и носом утыкается в его висок. Придерживает его голову, а губами ведёт от уха вдоль всей линии челюсти и к шее. У Джорджа от этой нежности ноги подкашиваются. Они хватаются друг за друга и за эту ощутимую возможность быть сейчас ближе друг к другу. Сбросить кожу и сплестись в чём-то, что неподвластно объяснению и пониманию, что никто не в праве осуждать. — Ощущение, что я потерял целую вечность, Джорджи. Джордж то знает. Знает, что потеряли они целую вечность, и знает, что второй у них в запасе не окажется. Не хватило целой вечности, не хватит и одной жалкой жизни. Фред руками цепляется за тело брата, сжимает на плечах, скользит до локтей, а после перехватывает на кистях. У Джорджа сквозь рёбра прорастают розы с шипами от каждого прикосновения. Здесь, без лишних глаз и ушей, Джордж всё ещё чувствует себя жалким и грязным. Он пропускает руку в совершенно такие же огненно-рыжие волосы и путается в них пальцами. А после путается с ним в неправильных чувствах и связях. Фред сжимает руками и мажет губами по совершенно такому же телу брата. Это правильно. Так и должно быть. Наверное. Джордж едва ли дышит, боясь растрачиваться на что-то, кроме этих его глаз напротив и жарких касаний. Джордж выстанывает имя брата, так грязно, что стены ухают в неодобрении. Фред сцеловывает каждую его слезинку, смазывает каждое слово, вбирает в себя каждый вздох. — Не целуй меня так, будто любишь, Фредди, — жалобно и тихо просит Джордж. Но Фред целует. Целует нежно. Просто, как брата, как друга. Целует жарко и пылко, как любовника, как партнёра. Целует в шею, целует закрытые веки, целует холодный нос. «Вы рождены дополнять друг друга, помогать и поддерживать», — этот писклявый, пропитанный заботою тон звенит в ушах Джорджа с этими словами. У Фреда на слуху лишь тяжёлые вздохи и стоны. — Я так чертовски устал, Фред, — Джордж ощущает себя сгустком всемирной обиды. — Всё скоро закончится, мы вернёмся домой, нас здесь ничего не держит, — так приторно сладко зазывает Фред, но Джорджа держит. Держит буквально осязаемая реальность. Их общая и каждого своя. Для них никогда не будет нужного времени, для них никогда не будет нужного места. Они сами и их связь никогда никому не будут нужны. «Вы есть друг у друга», — набатом крутится в мыслях Джорджа. А будет ли так всегда? Джордж заглядывает в эти глаза напротив, выжидая момент. Здесь и сейчас, на глазах у всего его мира, он готов быть слабым. Показать свою подноготную, испачкаться и быть грязным из-за него, ради него, для него. Он начинает плакать, сокращается в немом кличе. — Всё обязательно будет хорошо, Джорджи, — Фред берёт его за руку. Так интимно и любовно. Джордж позволяет себе уснуть на плече брата, Фред помогает ему обрести покой. — Сладких снов, Джордж, — Фред целует его в макушку. — Я люблю тебя. Джордж не помнит — сказал ли он эти слова наяву или нет? Для признания в нездоровой любви к своему брату близнецу никогда не будет нужного момента. Их так воспитала мать. — Мы не можем тут прятаться сутками напролёт, Джордж. А тот готов и на вечность, лишь бы не рисковать и не бояться. Прошло всего пара часов. Мир жесток. Вселенная не создаёт два абсолютно одинаковых экземпляра. Случай — ошибка. Джорджу хочется пасть ему в ноги, молить, плакать, скулить, быть жалким, быть собой, только бы не выходить, только бы не терять. — Я обещаю, Фордж. Джордж хочет заставить его забрать свои слова. «Не обещай того, что не сможешь сдержать». Фред бесстрашный, шагает вперёд уверенно. С гордо поднятой головой идёт в бой. — Ты представляешь, каково Гарри? На него взвалили миссию по спасению мира, как только он родился. Ты просто представь, один, против тьмы. Он делит душу с дьяволом, и это делает его бессильным. «Делить душу чудовищно даже с родным братом», — думает Джордж. Они покидают Выручай-комнату, а жизнь за её пределами угасает. Хогвартс погружается во тьму, сердце заходится редкими колючими ударами. — Вперёд, Фред, — Джордж дышит своей призрачной решимостью, это не ему нужно. — Берегись. — Осторожно. — Слева. — Фред! — Аккуратно. — Джорджи! Стены грохочут, обвалы повсюду, трупы друзей и бывших однокурсников застилают каменный пол. Они бегут к Большому залу. — Фред, — Джордж окликает его в коридоре, хочет что-то сказать. Как же страшно — не успеть. Он не замечает того, как подрагивает пол прямо под ним. Тот останавливается. Оборачивается и с какой-то надеждой смотрит Джорджу в глаза. Джордж берёт его за руки, большими пальцами оглаживает костяшки пальцев на тыльной стороне кистей. — Нам не стоит... Все и всё против него. Тысячи судеб переплетаются между собой и выступают против его чувств. — Джордж, давай позже, — Фред озирается по сторонам. Совсем рядом что-то взрывается и эхом разносятся крики. Фред срывается с места. Джордж срывается с обрыва. Не успеть – вот главный страх. Он бежит за ним, спешит. Делает всё, чтобы не приходилось считать время. И вот оно! Единые в каждом атоме, в каждом вздохе и в каждой мысли, у них лишь разные судьбы. Фред скрывается за поворотом. Обегая чьи-то тела и оплакивающих их близких, Джордж так боится оказаться на их месте. «Лишь бы мне никогда не пришлось жить без тебя». Ещё один взрыв. Взгляд затуманивается то ли от поднявшейся пыли, то ли от страха. Джордж бежит по следам, наощупь. Сердце заходится бешеным стуком. Развалины, каменные булыжники. Стены замка сложились, как домино. Джордж бегает взглядом по всему помещению: Фреда не видно. Задушенный тихий стон. Мысли представляют собой череду страхов. «Только бы не Фред». Но это он. Он бы кричал от боли, но его завалило обломками. Джордж действует машинально. Хватает его тело, прижимает его голову к себе и старается быть сильным для него. — Фредди, родной мой, не закрывай глаза, слышишь? — голос ломается, рушится мир. — Мы оттащим тебя в Большой зал, там тебе помогут, обязательно помогут. Дрожащими руками вытирает кровь с его лица. В зале десятки раненых людей, там пахнет страхом и болью. Джордж знает, что также там пахнет прощанием и смертью, но старается не обращать на это внимания. — Фредди, не закрывай глаза, всё будет хорошо. Держись, — Джордж всхлипывает, опуская тело Фреда на скамейку, — пожалуйста. Джордж зовёт на помощь, готовый умолять, лишь бы им помогли. Страх действует его руками, он оттягивает от кого-то мадам Помфри. — Мистер Уизли, вы нужны там, идите, мы поможем ему. Но Джордж не может встать с колен. Единственный, за кого ему стоит бороться, делит с ним одну фамилию, одну внешность и одну жизнь, и он нуждается в нём здесь и сейчас. Самонадеянно, но Джордж знает это, он чувствует это на уровне их связи, которую он проклинал долгие годы, от которой он желал избавиться. — Нет, нет, нет, — тараторит он, — Фред, не переставай смотреть мне в глаза, слышишь? Я сделаю что угодно, только разговаривай со мной. Только живи, — добавляет Джордж шёпотом. — У меня всего одна просьба, братец, — у Фреда голос самого большого страха Джорджа, — улыбнись. Джордж смотрит недоумевающе. Джордж выражает всю свою решимость и готовность, а Фред просит его улыбаться. — Я в курсе, что выгляжу не очень, но хотя бы ты не позорь моё лицо. У меня восхитительная улыбка, — Фред делает такую долгую паузу, что глаза Джорджа вновь затмевает влага, — я хочу видеть её на тебе. Мир разбивается на мелкие осколки. — Ты мог попросить что угодно, а ты попросил улыбаться. Ты безнадёжен. Джордж улыбается. Улыбается, когда мадам Помфри загораживает Фреда от него. Улыбается, когда слышит ещё один взрыв. Улыбается, пока в зал прибывает всё больше раненых. Он держит своё обещание. — Джорджи, — только шепчет Фред, а он уже подлетает к скамье. Фред лёжа протягивает ослабевшую руку и кладёт ему на плечо. Он смотрит точно в глаза, решительно. И Джорджу от этой твёрдости только страшнее делается. — Ты ведь так ничего и не понял, Фордж, ты так ничего и не понял. Джордж словно вновь возвращается в этот кошмарный сон. Он хочет его заткнуть, лишь бы тот не продолжал свою речь. — Нет, нет, нет, Фредди, — шепчет он в каком-то бреду. — Ты всё, в чём я когда-либо нуждался и всё, что я когда-либо желал, — Фред хрипло вздыхает, но не продолжает. Кровавые раны едва ли выглядят лучше, и только глаза, совершенно такие же, как у него, горят задором. Он медленно моргает и дышит тяжело. Его рука на плече ощущается тяжело. Держать улыбку тяжело. Смотреть в его глаза тяжело. «Но быть твоим близнецом ещё тяжелее, Фред». — Я прошу тебя, не надо, — Джордж улыбается, а слёзы сами собой стекают по щекам, смешиваясь с пятнами его крови. Фред улыбается ему, а жизнь угасает в этой улыбке. Он сжимает пальцы на его плече, давая понять, что в последний раз. Он шепчет «Фордж» как признание, делая это своим последним словом.Фред не просыпается.
Не просыпается от слёз, от тихого шёпота и громких всхлипов. — Взгляни на меня, Фредди, ну же, открой глаза! Я улыбаюсь, я буду улыбаться, пока ты не откроешь глаза, — Джордж не бредит. Фред не открывает глаза. Солнце погасло. Кромешная тьма, где тень и есть владычица мира. И Джордж один на один с их Миром. В Зале становится шумно. Чья-то жизнь, чужая, не их, кипит на периферии, а Джордж всё улыбается. Ему не хочется давать его смерти цену, он не хочет знать, было ли это не зря, потому что даже спасение всего мира не облегчит тяжести на душе, не станет достойным такой утраты. Джорджу идти дальше надо, а он всё сидит у его тела, не переставая держать его рук. Для него время остановилось, как и его жизнь. Они так долго прожили вместе, но будто отдельно, а воссоединение их разделило. — О, Мерлин! Что с ним, Фред? — откуда-то сзади вскрикивает Молли. Джордж усмехается этой иронии. «Быть его близнецом, мама, просто отвратительно». У Джорджа в будущем своя личность, а в прошлом — их общая, и он никогда не сможет стать единственным в своей действительности. В зеркале он так и будет видеть его лицо, говорить его голосом и жить его жизнью. И путать себя с ним он будет лишь чаще, с этой секунды и до конца своей жизни. «Я рождён быть твоим отражением», — как-то сказал Джордж. Отныне он его воспоминание.