***
— Коралина, иди ужинать! Накинув на плечи плед, старшая невесело спустилась к столу и заняла себе место. Ужинать не хотелось, но огорчать отца, который весь вечер потел над плитой, не хотелось ещё больше. Кое как проглотив несколько ложек картошки с фасолью, старшая Джонс, наблюдая за весельем, которое царило вокруг ее сестры, поспешила вернуться к себе. По пути в комнату она заметила, что камин, который горел в гостиной, погас и не радовал своим теплом вечно мерзнущую Коралину. — Чёрт, — выругавшись, она принялась вновь раскладывать дрова и пыталась разжечь огонь, но всё, что ей удавалось сделать — это обжечь свои промерзшие пальцы и измазать их в пепле. Бросив гиблое дело, Коралина, всё ещё со страхом глядя на дверь, бросилась прочь из гостиной и вернулась к себе в комнату. За окном было уже темно. И без того мрачный городок накрыл туман, придавая тому ещё более устрашающую атмосферу. Раньше Коралина считала такие вещи эстетикой, на которую она могла глядеть часами и запечатлеть ее в своих рисунках, но сейчас, глядя на сумрак за окном, она лишь ёжится от некого страха и чувства уязвимости. Даже за закрытой дверью, в доме полном жильцов — старшая Джонс никогда не чувствовала себя в безопасности. Присев на старую кровать, девочка с трудом заставила себя прервать поток воспоминаний, которые не давали ей спокойно жить последние несколько лет. Коралина не знала как ей бороться со страхами, которые сковывают ее и не дают почувствовать ту толику спокойствия, которую она ощущала всегда до знакомства с другой мамой. Джонс всегда отличалась от своих сверстников тем, что была слишком смелой в любых, даже самых непонятных ситуациях, и мама всегда трактовала это как безрассудство. Но куда же подевалась ее смелость сейчас? Где та непоколебимость и уверенность, что Коралине по силам свернуть даже горы.? Неужели она отобрала все это? Девочка понимала, что в тот день, когда она навеки заперла ведьму, в том нереальном мире остались и ее детские мечты, чувства, бесстрашие и любопытство… Мать оставила ей только страхи и ничего более. — Я ненавижу тебя, — одними лишь губами прошептала Коралина, устремив свой усталый взгляд на одиноко лежащую куклу. Да, с недавних пор Кукольная Коралина вновь вернулась к бывшей хозяйке, в который раз напомнив, что мама всё ещё следит за ней. — Чёртова ведьма. Внизу царила веселая атмосфера. Родители пораньше закончили с работой и сейчас вовсю забавлялись со своей крохой. «Но у них никогда не было времени на тебя, Коралина. Ты всегда была ненужным ребёнком, не отрицай этого.» Каждая новая мысль приносила всё больше душевной боли. Иногда хотелось подойти и, как бы эгоистично это не звучало, спросить мать, а нужна ли им вообще старшая дочь? Почему вся любовь и забота достается только ее сестре? Почему родители никогда не старались быть хоть немного лучше для нее — Коралины? «Другая мама ради тебя готова была пойти на многое. Она создала для тебя, ее любимой доченьки, целый мир. Хоть и крохотный, но твой, тот самый мир, о котором ты мечтала.» Такие мысли испугали Коралину. Какого чёрта она вообще думает об этом? Та ведьма никогда не любила ее! «Разве? Ты так в этом уверена, Коралина?» Взгляд вновь метнулся в сторону куклы. Та смотрела на нее своими глазами-пуговками, будто бы зная, о чём она думает, какие мысли роятся в ее голове. — А ещё ты хотела выдрать мне глаза и запереть в подвале, чтобы вдоволь насладиться моей плотью! Схватив чёртову куклу и выбросив ее в окно, Джонс вновь легла в кровать и провалилась в беспокойный сон. На этот раз ей снились не дети призраки, которые тоже часто досаждали. Нет, в этот раз все было куда страннее… Она была «дома». Да, это был дом. Та самая улучшенная версия гостиной и доносящееся с кухни пение. Девочка понимала, что на этот раз ей придется взглянуть страху в лицо, пусть даже во сне. Коралина неуверенно вошла на кухню и нерешительно потопталась у порога. Мама услышала ее и, будто бы ничего и не было, повернулась к ней с улыбкой. — Ты как раз к ужину, дорогая, — такой нежный голос, такая теплая улыбка и неизменно блестящие глаза-пуговки. — Ну же, Коралина, быстрее мой руки и садись за стол. Коралину обдал озноб. Холодный пот стекал по ее напряженной спине, а страх сковал настолько, что она с трудом смогла дойти до стола. И вновь всё было настолько идеально, как и в ее детских мечтах: богатый и вкусно пахнущий ужин, теплая, такая непринужденная атмосфера и семья — ее любящая семья. За весь ужин Джонс не выдавила из себя и слова. Она с опаской осматривала веселых родителей, больше всех шутил другой папа, а также не отрывала глаз от матери — та также молчала, лишь улыбчиво глядела на изголодавшуюся дочь, при этом взгляд у нее был какой то странный, будто бы это всё не было воспоминанием из прошлого. — Ты ведь знаешь, Коралина, как сильно я тебя люблю. Джонс вскочила на кровати и сдержала рвущийся из груди крик. Ей никогда не снились те безобидные деньки, которые она провела в доме ведьмы. Нет, другая Мама являлась к ней во сне с изуродованным лицом и выцарапанными глазами. Она кричала на Коралину, проклинала ее испуганного кота и гналась по липкой паутине. — Чего ты от меня хочешь? — девочка в отчаянье взглянула на ту самую, чёртову куклу, что снова сидела на старом стуле и глядела на нее своими глазами, — У меня нет ключа… Слышишь?! Его нет! Мы скинули его в колодец, ещё тогда, когда ты попыталась стянуть его с моей шеи и притащить обратно! — Коралина продолжала орать на свою кукольную версию, прекрасно зная, что мать услышит ее, — Что мне сделать, чтобы ты оставила меня? Обессилено опустившись на колени, Джонс, всё также смотря в кукольные глазки, не сдержала горьких слёз и разревелась. Слишком много всего было в ее жизни, слишком уставшей она чувствовала себя в свои почти шестнадцать. Эти гляделки прервал мышиный писк, что доносился с порога. Заметив ее, Коралина враз побледнела и, не помня себя от страха, понеслась вниз, следуя за маленьким приспешником ведьмы. Другая мама чего-то хотела, она вела Коралину в нужном направлении, общаясь с ней знаками, которые могла понимать только ее маленькая смышленая дочь. Следуя за серой тварью, Коралина прекрасно знала, что идёт прямиком в пасть могущественной, до чёртиков озлобленной ведьмы. Другая мама не оставляет попыток выбраться наружу, нет, она всё также могущественная. Ослабшая, но способная как минимум на то, чтобы превратить жизнь дочери в Ад. Джонс хотела покоя. У девушки попросту не было сил терпеть всё это, она надеялась, что со временем все измениться и… И если откровенно, то она соскучилась по своему идеальному миру, она хочет чтобы все было как раньше, чтобы она — маленькая мисс заноза, всегда была в центре внимания родителей. Девчушка, сбегая по крутой лестнице, была готова ко всему: она бы даже не удивилась, если бы мать вновь притащила ее к старому колодцу и заставила прыгнуть в необитаемую бездну — этот чёртов ключ был нужен ей как воздух! Но мышь не стала бежать ко входной двери: она неспешно миновала холл и завернула в гостиную. Коралина готова была поклясться, что всё это было просто продолжение ее сна. Но не могла же она в действительности спустится вниз и увидеть открытую, пугающую ее маленькую дверь. Вход всё также светился чем-то волшебным, манящим, привлекая к себе внимания и внушая ложную уверенность в безопасности. Но ведь Джонс уже не та маленькая, и до зубного скрежета любопытная дурочка, она прекрасно помнит какой страх испытывает жертва, когда прекрасная куколка превращается в паучий кокон. — Ты… ты ведь слышишь меня, да? Я… я просто х-хочу сказать, что… — Коралина и сама не до конца понимала чего она хочет, — Просто, если ты решишь убить меня, то сделай это быстро и безболезненно. — Коралина уже ползла навстречу неизвестности, — Ты ведь не откажешь мне в столь малой просьбе, мам? Оказавшись в знакомой гостиной, Джонс с замершим сердцем ожидала появления хозяйки. Она думала, что Другая мама тут же накинется на нее и, не став прислушаться к ее просьбам, попросту выколет ей глаза, а затем медленно, по кусочкам, станет пожирать ее тело. Если поначалу от этих мыслей становилось не по себе и волосы на теле вставали дыбом, то теперь, думая обо всём этом здесь и сейчас, Коралина не смогла сдержать нервного смешка: ведьма останется недовольна трапезой. За эти несколько лет девчушка значительно убавила в весе: она частенько пропускала семейные ужины, выживая только благодаря быстрому перекусу. И конечно же, из-за всего этого Джонс выглядела моложе своих лет и имела болезненные черты лица… С кухни донеслось легкое пение, такое нежное и приятное, что никто бы в жизни не поверил, что всё это было лишь игра и за всей этой нежностью скрывается лишь потребность в еде. Коралина не любила тянуть кота за хвост, поэтому, не став раздумывать о неизбежном, поплелась на кухню. Она вновь словила себя на мысли, что была готова увидеть нечто ужасающее, что лишь подтвердило бы ее догадки, но, вопреки всем страхам, там не было ничего страшного и до чёртиков пугающего. Другая мама всё также готовила вкусно пахнущий омлет с беконом и тостами, а на столе уже стоял ее любимый манговый коктейль. «Родная мать не знает о твоих предпочтениях, а эта, несмотря ни на что, продолжает баловать тебя, Коралина.» Девочка неуверенно прошла к столу и, всё время косясь на мать, уселась на стул. Молчание со стороны женщины немного напрягало, но это куда лучше, нежели устроить очередную ссору с криками и, в конечном итоге, наказанием. Когда мать закончила готовку, она, всё также загадочно усмехаясь, подала дочери ее тарелку и уселась напротив. Ведьма вновь изменила свой облик и теперь перед девочкой сидела ее мать, но только с пуговицами. — Можешь… можешь изменить облик? — да, просьба была странной, ведь и сама Джонс больше всего боялась увидеть ту уродливую женщину, с длиннющими спицами вместо рук, — пожалуйста, — смотреть на копию родной матери, которая никогда не проявляла и каплю той заботы, которую всегда проявляла к ней ведьма, было ещё невыносимей. — Ты так изменилась. Научилась помалкивать, когда это нужно, — ведьма довольно улыбнулась, придвинувшись к лицу названной дочери, — а ещё эта вежливость и покорность. Такая хорошая девочка. — лица коснулись теплые, немного шершавые руки. — Успокойся, Коралина, я не собираюсь выдавливать твои глаза… пока что, не собираюсь. Рука матери, что до этого с нежностью поглаживала ее щеку, метнулась к глазам девочки и, под испуганный писк, прикрыла их в каких-то целях. Только спустя мгновение Джонс поняла, к чему всё это было. Руки матери неожиданно удлинились и стали тоньше: ведьма не отказала ей в просьбе. — А теперь доедай свой ужин и ступай в свою комнату. — другая мама приняла прежний облик: худой и очень высокой женщины. — Ты исхудала, Коралина, и мне это не нравится. Придется тебя откормить. — Как рождественскую индейку? — эта фраза сама выскочила из ее губ. — Нет, как жертвенного ягненка, — да, это должна была быть всего лишь шутка, но девочка понимала, что говорит ей это далеко не простой человек. Молчание со стороны Коралины вновь порадовало мать и та, будучи в хорошем настроении, решила уложить дочь сама. Собрав грязные тарелки со стола и оставив их в раковине, Другая мама провела свою дочь в спальню. Джонс ничего не сказала, вновь покорно приняла ту забытую ласку и, уже почти улегшись на кровать, испуганно замерла: мать вцепилась в ее руку и заставила одним рывком повернуться лицом к себе. Испуг, который отражался на всё ещё детском лице, немного позабавил ведьму, но та всё же сжалилась и решила успокоить напуганную дочь: — Всего лишь хотела вручить тебе небольшой подарок, прежде чем ты ляжешь в кровать. Отпустив худенькую кисть, мать подошла к одному из многочисленных, но всё также пустых стеллажей и взяла оттуда сверток. Вручив этот странный предмет Коралине, которая могла лишь гадать, что именно туда вложила ведьма, мать стала чего-то ждать. И только спустя какое-то время Коралина поняла, что та хочет увидеть, как ее ребёнок откроет свой подарок прямо у нее на глазах. Собравшись с силами, Джонс стала разворачивать сомнительный подарок. Спустя несколько минут в ее руках уже лежал комплект пижамы: темно синяя рубашка и штаны, которые были сделаны из приятной, атласной ткани и не имели никакого узора — всё в стиле Коралины, и мать… Другая мать, знала об этом. — Нравится? — заметив восторг девочки, мать осторожно прижалась к ней со спины и огладила хрупкие плечи. — Я сшила для тебя много чего прекрасного, Коралина. — З-зачем? — всё ещё прижимая к себе подарок, тихо спросила Джонс. Девочка не понимала одного — к чему всё это. Спустя столько времени она вновь оказалась здесь, в этом маленьком, по ее же мечтам созданном мире, который служит ей клеткой. А рядом с ней стоит ее злейший враг, который пытался поглотить ее душу и выколоть глаза, насильно оставив ее в своем доме. А сейчас? Чего эта ведьма добивается сейчас?! Джонс уже не понимала, чего от нее хотят. Она шла сюда, чтобы этот весь кошмар, наконец-то, закончился! И ей было абсолютно плевать, что пришла она сюда только за своей смертью: такая как она, ненужная и поломанная, не смогла сгодится даже собственным родителям… Так пусть сгодится на хороший «обед». — Моя глупая, смелая девочка, — всё ещё наслаждаясь переменами в дочери, пролепетала Другая мать. — Поглотить твою душу и остаться снова одной — это слишком скучно и неинтересно, — обойдя девочку, ведьма вновь предстала перед ее лицом. — Навеки запереть тебя в этом мире я могу и иным путем, — увидев недоумение на лице дочери, мать вновь проявила к ней капельку сострадания — это же ее ребёнок, — более гуманным. Гуманным? Ведьма, которая готова была выцарапать ее глаза, решила проявить к ней такое милосердие? Нет, наверное, это очередной ее сон, который скоро закончится и она попросту проснется в своей кровати. — А теперь хватит болтовни, — ведьма наконец-то отпустила ее плечи и отошла на несколько шагов назад, — быстрее переодевайся и ложись в кровать. Джонс всё ждала, когда мать выйдет и даст ей одеться, как та того и просила, но ведьма не спешила оставлять ее наедине: уселась на край кровати и внимательно следила за ней своими пуговками. Тогда девушка стала осматривать комнату в поисках ширмы или чего-нибудь ещё, где можно было бы спрятаться. — Что-то не так, Коралина? — протянула мать в немного насмешливом тоне. — Т-ты, — ох, Джонс не знала стоит ли ей произносить в слух столь грубую просьбу, — ты не могла бы выйти? — а вот и реакция на ее слова, глаза матери опасно заблестели, — Только пока я переодеваюсь, потом… ты можешь вернуться, если… Если захочешь. Другая мама долго молчала, внимательно следя за всеми дерганными движениями дочери, она думала о чём-то своем. — Ты можешь переодеться здесь, Коралина, — вновь сладким голосом пропела женщина. — Разве я могу тебя обидеть? «Ты можешь сделать куда больше.» Но сказать это вслух она не осмелилась. Отойдя к окну, чтобы дистанция между ней и матерью стала больше, Джонс неуверенно стянула застиранную ночную рубашку. Было неловко, учитывая, что она уже совсем не ребенок, а рядом с ней далеко не родная мать… Но Коралина стерпела и поспешила натянуть поверх трусов нежную ткань штанов. Ей было так неловко и стыдно, когда ее глаза мельком встречались с блестящими пуговками. Когда дело дошло до бюстгальтера, то тут появились некие проблемы: защелку заело и девушка никак не могла стянуть с себя этот чёртов кусок ткани! После нескольких дерганных движений ткань всё также не поддавалась ее напору и, уже плюнув на это дело, Джонс было приняла решения натянуть рубашку поверх раздражительного предмета. — Не стоит, — мать оказалась за ее спиной слишком неожиданно. — Не бойся, малышка, я всего лишь помогу тебе с этой маленькой проблемой, — действительно, женщина аккуратно коснулась застежки и та сразу же поддалась: Коралина быстро подхватила соскальзывающий с плеч бюстгальтер. — Вот и всё, — хоть и сказала, но уходить не спешила. Продолжала стоять за спиной и невзначай проходилась по плечам нежными руками. — Ты слишком стеснительная. Эта черта так не свойственна тебе: ты всегда была такой вспыльчивой и смелой девочкой, Коралина. Джонс позволила матери развернуть себя к ней лицом и самолично избавить от белья. Ведьма действительно не делала ей ничего ужасного, обходясь с ней крайне осторожно и с невероятным терпением. К тому же, девушка была крайне уставшей и эмоционально выжатой, находясь в таком стрессе уже несколько дней подряд — хотелось поскорее взобраться на ту мягкую кровать и провалиться в сон. Другая мать осторожно одела ее в спальную рубашку и подвела к кровати. Послушание дочери не осталось незамеченным — та заслужила нежный поцелуй в лоб и хорошую сказку. Принимая всю эту, давно забытую, заботу, Коралина впервые отпустила себя и вновь доверилась этой маме… Той, что хотела убить ее, той, что всегда знала ее настоящую, той, что желала поглотить ее душу и пополнить силы, той, что готовит для нее вкусные ужины и самолично шьет наряды, той, что маниакально жаждет любви, той, что… Все эти мысли вконец измотали ее. Коралина уснула быстрее, нежели мать успела прочесть ей первую главу истории.***
Проснувшись от сильной грозы, Джонс вскочила на кровати: то, что казалось ей сном, всё ещё было пред ее глазами и никуда не собиралась исчезать. — Всё же взаправду, — пребывая в неком шоке, вынесла вердикт Джонс. После хорошего и длительного сна она чувствовала себя лучше и была готова спокойно спуститься вниз, прямиком к матери. Коралина хотела спросить у нее, не найдется ли в ее шкафу ещё пары одежд, как тут ее глаза наткнулись на очередной предмет гардероба: на стуле лежало платье выше колена и с долгим рукавом, а также бельем, которое, как казалось на первый взгляд, было немного большим. К платью прилагались две пары чулков и кожаные ботинки с высокой посадкой. Наряд был немного странным, ведь такое сейчас не носят, но девочке он понравился, было в этом что-то красивое — это куда лучше, нежели те крысиные формы, что они носят в школе. Переодевшись в оставленный наряд, Джонс спустилась вниз, чтобы отыскать мать и, наконец успокоившись, поговорить. Вчерашний диалог принес минимум информации: ее собираются запереть тут навечно, но при этом… при этом что? Что она подразумевала под своим «гуманно»? Былое любопытство вернулось к ней и Коралина была настроена докопаться до правды! Не найдя мать в гостиной, девушка поспешила осмотреть кухню, а уже дальше и спальню, но ведьмы нигде не было. Обыскав весь дом, Джонс так и не нашла ее, поэтому расширила свои поиски: осматривать пришлось не только дом, но и прилегающий к нему сад. И если во время их битвы сад выглядел ужасно, ведь ведьма с каждой минутой лишалась своей силы, то сейчас всё вновь вернулось в прежнее состояние: красивые, яркие растения радовали глаз и, чего скрывать, сердце: таких чудес ей никогда не дарили. Поиграв с львиными зевами, Джонс вновь вернулась к дому и поднялась наверх: пора было навестить мистера Бобинского, если тот, конечно, здесь имелся. Постучав в незапертую дверь, девочке никто не ответил и, после минутной заминки, она решила войти без приглашения. Здесь всё также ничего не изменилось: сладкая вата, попкорн, небольшой шатер и тени прыгающих мышей. Самого хозяина также не было видно, что наталкивало на мысль, что здесь больше никто не живёт. Следующим пунктом назначения был поход к мисс Спинк и мисс Форсибл. Джонс не надеялась наткнуться на жильцов снизу, но проверить, там ли прячется ее Другая мать, всё же стоило. Но ни там, ни в саду матери так и не оказалось: та попросту исчезла, не оставляя за собой никаких следов. Вернувшись в дом, девушка сильно заскучала. Этот идеальный мир был очень одиноким. Кругом было всё, но только не люди… За всеми этими мыслями она неосознанно подошла к настенному зеркалу: воспоминания с этим местом были не самыми хорошими. «А, что если…» Мысль была бредовой, но всё же не лишена смысла. протянув руку к зеркалу, Джонс удивленно ахнула, когда та с легкостью прошла насквозь. Немного замявшись и взвесив все «за» и «против», девочка всё же приняла решения и вошла в тайную комнату. Она ожидала увидеть тот же темный подвал с сыростью и затхлостью в воздухе, но неожиданно наткнулась на нечто другое: просторная, слабо освещенная комната с пильными рулонами ткани и большим деревянным столом… За этим столом, спиной к девочке, сидела ее Другая мать и безустанно что-то шила на не менее старой машинке. — Ты довольно долго, Коралина, — не отрываясь от дела, произнесла мать, — я уже думала, что ты меня никогда не найдешь. — Я… я забыла об этом месте, — пусть было страшно, но она всё же подошла ближе, чтобы посмотреть, чем так занята была мать — чёртово любопытство. — Как тебе прогулка? Понравилось увидеть то, что своими же руками уничтожила три года назад? — было сказано немного грубо, но вполне терпимо и без криков, мать не пыталась ее напугать, скорее, как и любой родитель, толкнуть носом в сделанные ошибки. — Всё очень красиво, но… Мать неожиданно остановилась, когда дочь прервалась на пол фразе и посмотрела той в глаза: — Но? Чего тебе не хватило, моя дорогая?! Коралина нахмурилась под этим насмешливым взглядом. Ей не нравилось играть по чьим-то правилам, а тем более плясать под чью-то дудку, в этом они, пожалуй, были похожи. — Мне было одиноко. Весь этот мир был таким пустым, без всех тех людей, что жили в этом доме. Такой ответ удовлетворил ведьму и та, как ни в чем не бывало, продолжила свое дело. — Теперь ты понимаешь, почему я не хотела отпускать вас? Не хотела терять тебя, Коралина? — в голосе просачивалась сухость и серьезность, которая раньше не пропускалась в их диалогах — мать говорила с ней в таком тоне впервые. — Этот мир, что неоднократно создавался мной, всегда был таким идеальным в глазах всех тех детей. Они были настолько опьянены собственными желаниями и требованиями, что даже не заметили самого важного: за всё нужно платить. — женщина ухмыльнулась. — Они были готовы на всё, лишь бы любимая мать исполнила их маленькие желания… Не хотели думать о плохом, не стали смотреть на мир другими глазами, отдавая предпочтение глупым мечтам и фальшивой любви, — ее рассказ сопровождался громким шумом иглы. — Я всегда старалась любить их. Хотела, чтобы эти глупцы остались в этом мире ради меня, а не тех фальшивых чудес. Но ни один из них не смог этого сделать: наверное, всему виной жадность и желания — они напоминали мне о прошлом, которое я так хотела забыть. Когда я понимала, что ничего путного из них не будет, я просто предлагала им отдать свои глаза, взамен на вечное счастье здесь, — при мысли, что эта чертова ведьма вырывала детские глаза и заменяла их на пуговицы… Джонс с трудом сдержала тошноту. — Не стоит, моя дорогая. Эти пиявки сами этого хотели, они ведь понимали на что идут. К тому же, без их согласия я бы ничего не смогла им сделать, ты ведь и сама прекрасно это знаешь, Коралина. — Что было потом? — После небольшого ритуала я забирала их глаза, чтобы поддерживать силы, а души навеки запирала в этом подвале: нужно же было скрашивать одиночество. — …Что с телами? Мать вновь повернула к ней свою длинную шею и гадко улыбнулась: — А то ты не знаешь. Джонс не знала как ей принять всплывшую правду. Если рассуждать как обычный человек, то это воспринималось ужасно и можно было бы крикнуть о несправедливости: они все были детьми, ими было так легко управлять… Но потом девочка вспомнила себя и свою реакцию на все эти чудеса: она чувствовала подвох с самого начала, никогда не теряла бдительности и была крайне осторожна. «Они сами виноваты.» Мелькнувшая в голове мысль ей не понравилась, но убеждать себя в обратном она не стала — слишком большая реалистка. — Почему это не прокатило со мной? Другая мать вновь остановилась и с неким удивлением взглянула на стоящую дочь: — Разве самой не понятно? Ты всегда отличалась от других: умом, характером, мышлением — никогда в тебе не было той детской наивности, что всегда была присуща другим. — И это всё? — А ты хотела услышать нечто другое? — закончив с шитьем, женщина поднялась со своего стула и подошла к дочери. В руках ее покоилось черное пальто с большими золотого отлива пуговицами. — Примерь. Джонс не стала спорить и спокойно приняла предложенную вещь. Вновь с благодарностью подметив, что ткань была выбрана крайне тщательно — чтобы чувствительная ко всему Коралина не ощущала раздражения, девочка надела пальто поверх платья и… и с досадой подметила, что вещь оказалась не по размеру — в плечах и рукавах было слишком свободно из-за худобы. Мать это тоже подметила и недовольно поджала губы. — Твои родители тебя совсем не кормили? — отложив пальто на столик рядом с швейной машинкой, мать потянула Коралину к выходу из тайной комнаты и привела на кухню. — Как насчёт блинов с арахисовой пастой и апельсиновым соком? — Звучит неплохо, — пока мать занималась готовкой, Коралина уже без страха пялилась ей в спину и скучающе наблюдала за всем процессом готовки. — Мам, — мысль, которая посетила ее голову, была довольно любопытной. — Да, Коралина? — Какое у тебя настоящее имя?***
Позже, Коралина всё же выпытала настоящее имя ведьмы — Бельдам. Довольно милое имя, как для пожирателя детей. Та продолжила заботиться о ней и ни в чём не выдавала подвоха: никаких упоминаний о пуговицах, никаких разговоров о ключе. Мать, скорее всего, имела свои мотивы и чётко следовала какому-то плану, но, пока что, это не слишком интересовало Коралину. Здесь она чувствовала себя хорошо, почти забывая о печали и боли от предательства со стороны родителей. «Интересно, а скучают ли они по мне?» Эта мысль навеяла тоску: Джонс ходила как в воду опущена и постоянно крутилась возле маленькой двери. Та, как ей казалось, всё ещё не была заперта и, возможно, девчушка могла бы на некоторое время вернуться в другой дом… В другой? Разве там не единственный ее дом? Другая мать заметила странное поведение дочери, но говорить об этом не стала: решила посмотреть, что выкинет на этот раз ее дорогая дочурка. А долго ждать и не пришлось. Коралина, не находя себе покоя, решила пробраться в гостиную и, с помощью лома, выломать ту чертову дверь. Но вместо ожидаемого результата, она наткнулась на кирпичную стену и суровый взгляд матери: — Ты огорчаешь меня, дорогая, — надвигаясь на немного испуганную девочку, Бельдам снова изменилась в лице: черты ее лица стали острее, а тело вытянулось в прежнюю, худощавую форму. — Чего тебе не хватает, маленькая дрянь? — не став слушать ответ на собственный вопрос, женщина схватила провинившуюся за руку и поволокла к тому самому злосчастному зеркалу. — Выйдешь, когда осознаешь свои ошибки и научишься ценить мою доброту! — впихнув Коралину в подвал, мать ушла к себе наверх, чтобы немного отдохнуть и успокоится, иначе она сорвется и тогда ее девочка поймёт, что провести несколько дней в подвале — это ещё цветочки. Коралина стучала о каменную стену, кричала и умоляла мать выпустить ее из этого страшного места и дать объясниться! Но та была глуха до ее просьб, оставляя ее в этом страшном месте совсем одну. При виде окровавленных простыней и запаха гнили, к горлу подступала тошнота, а тело одолевала истерика. Джонс не прекращала орать и душилась собственными слезами, принимая свою неправоту и осознавая ошибки — она была плохой дочерью, но не настолько, чтобы утопать в этом ужасе. После часовой истерики девочка почувствовала себя усталой и вымотанной. Ее клонило в сон, а также ощущался голод. — Бельдам, пожалуйста, — сорванные связки болели и всё, что смогла выдавить из себя Джонс, было лишь сопение. Этот ужас длился, по меркам девочки, целую вечность. Коралину уже и не надеялась на то, что мать сжалится над ней и простит ее, но всё же этот день настал: Бельдам вошла в комнату, будучи в прежнем, не столь ужасном облике, и предстала перед ее лицом. Девочка не обращала на неё внимания, пустым взглядом пялилась на ту самую кровать и пребывала в неком шоке. Наверное, Джонс считала, что всё это ей мерещится и кроме нее, в этой страшной комнате, больше никого нет. Бельдам осторожно подхватила дрожащую от страха дочь на руки и вынесла из подвала. Прижимая к себе любимого ребенка, она направилась в сторону ванны, чтобы как следует отмыть ее от грязи. Во время водных процедур Коралина вела себя спокойно и тихо, всё ещё смотря куда-то вдаль, пытаясь тем самым сбежать от реальности. — Ну же, Коралина, возвращайся ко мне, — обтирая мягким полотенцем нежную кожу девочки, Бельдам не прекращала попыток вывести ту на разговор, — твоё наказание закончилось, моя хорошая, и теперь ты в безопасности. — накинув на дочь махровый халат, мать вновь подняла ее на руки и отнесла в спальню — свою спальню. Там, уложив Коралину рядом с собой на кровать, она стала осыпать ее лицо утешительными поцелуями и нежными словами. — Моя маленькая, глупая девочка, — лелея малышку в своих руках, Бельдам напевала себе под нос какую-то колыбельную. — …Я ведь никогда тебя не оставлю, моя маленькая. Ты всегда будешь только моей, Коралина, и совершенно не важно, хочешь ты того или нет. Девочка слышала всё это, слышала и понимала, что несмотря на весь ужас сказанных слов, она неожиданно почувствовала какое-то умиротворение — Бельдам никогда не оставит ее, она всегда будет рядом и ни за что не променяет ее на… другого ребёнка. Приходя в себя, но всё ещё не до конца оправившись от испуга, Коралина сильнее прижалась к теплому телу матери и заключила ее в объятья. Так было спокойнее и, чего греха таить, приятнее. Бельдам не прекращала поглаживать ее и целовать ее горячие щёки, она всё также убаюкивала свою дочурку и дарила ей ту самую, такую неправильно извращенную любовь. «А разве Коралина чем-то лучше? Разве она сама не любит ее по своему… не так, как это делают дочери, по отношению к родителям?.. Но ведь Бельдам ей не мать, а это значит, что всё, что чувствует Джонс — это не совсем не неправильно?» — …Поцелуй меня, — оторвав заплаканное лицо от шеи матери, Джонс настойчиво уставилась в эти черные глаза пуговки, — быстрее. Бельдам ухмыльнулась и, словно издеваясь, миновала тоненькие губки, оставляя еле ощутимый поцелуй на щеке девочки. Такой расклад, как и ожидалось, пришёл Коралине не по вкусу и та сама потянулась к губам матери. — Не так быстро, моя дорогая, — уворачиваясь от попыток дочери прижаться к ее губам, Бельдам мягко приподнялась на кровати, при этом не давая подняться девушке. — Ты получишь всё, чего так страстно желаешь, только если согласишься остаться здесь навечно, по собственному желанию, конечно. — …Ты пришьешь мне пуговицы, да? — Джонс понимала, что за всё, рано или поздно, приходится платить, но цена в мире Бельдам была поистине велика. — Да, без этого никак, — погладив с обеих сторон острые скулы дочери, мать осторожно коснулась уголков ее глаз, — но мы можем немного повременить с этим. Для начала мне хватит и твоего согласия, чтобы наша сделка обрела силу. — Как договор с дьяволом? — Коралина не сдержала смешка в столь ироничной ситуации, и даже попыталась провести параллели. — Да, что-то в этом роде, — осторожно целуя висок, под которым испуганно билась жила, Бельдам взяла кисть девочки и надавила на ее палец острым кончиком ногтя, — Ну то как, ты принимаешь мои условия? — с раны уже хлынула струя крови. Джонс могла бы отказаться, сказать, что всё ещё не готова и не знает всех пунктов сделки, на которую ее так подталкивает пойти ведьма, но… Но разве простила бы ей такое непослушание Бельдам? — Да, я согласна, — после ее слов мать также проткнула себе палец и смешала их кровь воедино. Девушка готова была ко всему: боли, странным рунам или как там называют те знаки на пентаграммах, но только не к… ничему? Совершенно ничему! Не успела она и рта открыть, чтобы поделиться своими рассуждениями насчёт этого странного ритуала, как Бельдам притянула ее к себе одним резким движением и с осторожностью проникла в ее рот. Поцелуй — ее первый поцелуй — вызывал в Коралине бурю разных эмоций и чувств, вплоть до возбуждения. Поддаваясь вперед и полностью перебравшись на колени ведьмы, девочка неумело отвечала довольно-таки длинному языку, что так страстно хозяйничал у нее во рту. «А если этот самый язык будет также страстно вылизывать меня там, внизу?» Собственные мысли вызывали стыд и ещё большее желание, которое поглощало ее тело и заставляло плавиться в умелых руках. — Ты такая развратница, моя маленькая Коралина, — укладывая Джонс на кровать и придавливая ее сверху, Бельдам довольно оскалилась. — Ты единственная, кого я когда либо любила, моя смелая девочка.