***
Пригород Бурсы. Склонившись над тазом и содрогаясь в судорогах, девушка выблёвывала остатки ужина. Дышать становилось сложно, в глазах бегали мушки, но спустя минуту приступ прошёл. Утерев слюни и выступившие на глазах слёзы, бедняжка всхлипнула, дрожащей рукой отодвинула посудину с воняющей массой и беззвучно заплакала. В последнее время жизнь превратилась в какой-то ужасный кошмар. Сначала выдали замуж против воли. Отвратительная первая брачная ночь с плотоядно улыбающимся уродом, уже в летах, но ещё не стариком. Моментально наступившая беременность, словно насмешка Аллаха - столько времени в гареме и хоть бы что, а тут раз и готово. Бывшая наложница закрыла лицо руками и сгорбилась на постели. Нещадно болела голова, токсикоз доканывал. В чём же грех? За что такое наказание? За стеной едва слышно играла музыка - дорогой супруг проводил вечер с наложницами, ведь негоже мужскую силу расходовать. Даром что старший сын ровесник новой жены, но нет, надо ещё, ещё. - Чтоб ты сдох, - зло прошипела девушка, с ненавистью уставившись в угол. - Чтоб тебя и весь род твой поганый под корень извели! Даже рабыню в услужение не дал, а между прочим, она носит его ребёнка. Ещё один тычок в больное место - ты здесь никто и звать тебя никак. Молчи, терпи, знай своё место. Новая судорога выбила воздух из лёгких и заставила склониться над тазом. Лекаршу, конечно, звали, но та равнодушно окинула взглядом молодую жену и обронила "это нормально при беременности", не прописав хотя бы трав. Ведь деньги не казённые, потерпит, не развалится. Руки судорожно вцепились в холодный металл.***
Две недели спустя. - Госпожа, - склонилась передо мной темноволосая хатун. - Гюльфем, верно? - спросила я, останавливаясь. - Да, госпожа. Девушка покинула покои брата, мы столкнулись почти у дверей. Да, кажется, скоро ожидается пополнение в семействе - родится Мурад. Махмуда я очень любила, только вот имя на редкость уёбищное подобрали: Махмах какой-то, как будто заикается кто-то. Мехмед чуть лучше, но всё равно так себе. То ли дело Осман, на худой конец, Орхан. Не суть важно, впрочем - с племянником я могла проводить много времени, но только если он не начинал орать. Вот это был форменный ужас, хотелось сразу заткнуть уши и выбежать вон. Если б только было куда. Курсы османских бухгалтеров успешно освоены и закончены, дело за практикой, которая монотонна и весьма скучна, но что поделать. Только и веселья, что томиться в ожидании новостей от аги Сулеймана, которого он успешно выставил за дверь тайком от матери, вышивать, да с наложницами и сёстрами беседовать. Мечи пришлось забросить, только иногда я клянчила у брата возможность взять его - красивый, большой, тяжёлый, инкустированный драгоценными камнями, просто чтобы рука не забывала хватку. Произведение искусства, а не оружие. Но каждое утро после сна я вместе с девушками делала зарядку в своих покоях, стояла в планке, отжималась, в общем, разогревала тело, как могла. Наложницы поэтому так много танцуют - чтобы тело оставалось подтянутым и упругим, ведь, не дай Аллах, господин увидит целлюлит. Потом шли в баню, вспотевшие, мылись, приводили себя в порядок и отправлялись на приветствие Валиде. Дальше я около часа помогала ей разбирать бухгалтерию, а потом, собственно, всё. Дела на день закончены. Обычно я шла к сёстрам, и мы отправлялись куда-нибудь в сад на прогулку. Бейхан опекала шебутную, шуструю Шах, а я в основном общалась с Фатьмой. Длилось это не слишком долго, всё-таки зима, даже в турецком климате достаточно холодно, поэтому некоторое время спустя мы уже сидели в чьих-нибудь покоях, пили тёплый щербет и разговаривали. Иногда заглядывал Сулейман, буквально на минуту, чтобы поздороваться со всеми нами, и уходил по своим делам. Я понимала, так и должно быть - он теперь санджакбей, но, кажется, прощаясь, на мне он задерживал взгляд на секунду дольше, чем на сёстрах. Приятно. Когда темы для разговоров исчерпывались, или мне просто надоедало, я шла навестить Фюлане с Махмудом. Путь пролегал через гарем, так что можно было и наложниц посмотреть, и себя показать. Бейхан порой присоединялась к посещениям, и нянчалась с малышом, но происходило это реже, чем я ожидала, потому что Шах не любила маленького племянника. Ей просто было неинтересно присутствовать там, ведь она и сама ещё малышка, не понимает, что к чему. Вот только рядом с Махмудом всегда находилась любящая мать, а у Шах такой роскоши не было. Валиде ограничивалась сухим приветствием по утрам и коротким поцелуем в щёку. Мне было действительно жалко ребёнка, который изо всех сил тянется к матери, а она его игнорирует. Причина была очевидна - девочка мала и потому бесполезна, если нас, старших, в ближайшие годика три-четыре можно раздать замуж, то её время придёт только лет через одиннадцать. Невольно вспомнился один случай. - Валиде, - поклонилась я. - Доброго вам утра. - Хатидже, девочка моя, - расцвела улыбкой мать, - проходи, садись. Она похлопала рукой по месту рядом с собой на диванчике. Я послушалась, да и действительно успела полюбить женщину, которая в этой реальности стала моей матерью. Она пела колыбельные мне в детстве, нянчила, заботилась. Вспоминая своё поведение лет в четырнадцать, когда скандалы были почти постоянным спутником наших отношений, я отчаянно краснела. Но материнское сердце всё прощает, и наблюдая каждый раз, как загораются лаской глаза Айше Хафсы при виде меня, я испытывала ровно то же. Желание помочь, защитить, уберечь. Присев рядом, я обняла Валиде и поцеловала её в щёку. Подростковое буйство не прошло даром, и от негигиеничного обычая слюнявить руки мне удалось отвертеться. Мать, хоть и была недовольна, спустила это на тормозах. - Есть новости, мама? - Нет, дорогая, я ещё не успела приступить к делам. Как раз собиралась отпустить Шах. Я перевела взгляд на малышку, которая, видно, пришла позже обычного - сёстры имели привычку заходить к матери утром, а мыться вечером, поэтому пока я была в бане, они посещали Валиде, и дружелюбно улыбнулась. Но получила в ответ сердитое лицо. Шах сидела на подушках со своими няньками слегка в стороне, в ногах матери. Четырёхлетняя девочка, очевидно, завидовала - ещё бы, мать усадила рядом, а теперь мы собираемся обсуждать какие-то свои дела, в которые её не посвящали. Да и сомневаюсь, что Валиде обнимала её, как меня, потому что видела я их отношения. Айше прикасалась к дочери лишь по необходимости, например, удерживая голову руками во время поцелуя в макушку, и на этом всё. - Мама, я тоже хочу! - с обидой воскликнула сестрёнка. - Ты слишком мала, - поджала губы Хафса и мотнула головой, приказывая служанкам убрать ребёнка. Те послушно встали и протянули руки к подопечной, но та вскочила сама и подбежала к матери, вцепившись маленькими ручонками в её юбку. - Пожалуйста! - всхлипнула Шах. Валиде выдернула платье из рук плачущей девочки и холодно произнесла: - Сегодня без сладкого. Заберите её. - Мама!! - заревела сестра, но её уже силой подхватили на руки и унесли в коридор. Даже оттуда ещё несколько минут слышались удаляющиеся горькие крики. - Матушка, - слегка шокированно пробормотала я, - не слишком ли жестоко? - Нет, - отрезала она, одарив меня холодным взглядом. Впрочем, тут же смягчилась и велела Дайе принести гаремную книгу. Подобное двуличие напрягало. - Пойдём, Гюльфем. Поговорим.***
- Больше тянуть нельзя! - рявкнул Сулейман. - Можно! - прошипела я. - От этого судьба моя зависит! - Его могли убить, он мог сбежать, да что угодно могло случиться, - холодно проговорил он, усилием воли беря себя в руки. - Султана нельзя заставлять ждать. Нужно выбрать жениха, чтобы назначить с ним встречу. Видеться с двумя разными мужчинами без официального статуса мне не позволят. В дверь постучали. - Да! - зло произнёс брат. - Шехзаде, - склонился вошедший Ибрагим, не поднимая глаз. - Ага прибыл. Я была готова разрыдаться от облегчения и расцеловать и слугу, и сокольничего, но не знала, с чего начать, поэтому промолчала. - Зови немедленно! Из рассказа уставшего с дороги юноши, которого, видимо, притащили в покои прямо с порога ворот, удалось выцепить всё, что я хотела. Народ Искандера-пашу не то чтобы любит, но уважает, Амасья сейчас в хорошем состоянии, торговля идёт бойко, взяток почти нет. Есть уже взрослые сыновья, которые старше меня, одна дочь, вышедшая замуж за какого-то бейлербея и живущая где-то в неделе пути от санджака отца. Но самое главное - все на рынке, как один, говорили, что паша не урод, не бьёт слуг, не издевается и полномочиями не злоупотребляет. До Шехит Мехмеда гонец, может, добраться бы и успел, но вернуться назад - точно нет, так что выбор у меня, по сути, отсутствует. Ну что ж, история, пока всё идёт по твоему плану. - Я сейчас же отправляюсь к Валиде и сообщу о своём решении. - Ступай, - кивнул брат. - Спасибо, - обратилась я к слуге, - ты очень многое для меня сделал и получишь достойное вознаграждение. Глаза юноши расширились, видимо, раньше никто из господ не удосуживался просто сказать "спасибо" какому-то жалкому рабу. - Что вы, госпожа, не стоит беспокойства. Проходя мимо Ибрагима, я заметила слегка, совсем чуть-чуть нахмуренные брови, если не знать, куда смотреть, то не заметишь. И ухмыльнулась. Спустя несколько минут я уже стояла перед Валиде, которая, одарив меня удивлённым взглядом, похлопала по сиденью рядом с собой. Спасибо, я постою. - Матушка, вы с братом дали мне выбор, за что я вам бесконечно благодарна. Полагаю, наиболее выгодный союз возможен между мной и Искандером-пашой. Глядя на довольную улыбку, расплывающуюся по лицу Айше Хафсы, я содрогнулась.