дышу;

– Телефон. Держи его рядом, ладно? – Само собой, – прохрипел парень, безрезультатно пытаясь прочистить горло. – Всё точно хорошо, Гукки? – Ма.. – Может, нам всё же не стоит никуда уезжать? Чонгук прищуривается и слегка поджимает губы, пытаясь подавить резко взметнувшееся вверх раздражение, но не спорит, покорно поднимает взгляд, приправляя лицо легкой натянутой улыбкой. – Всё хорошо, правда. Хо-ро-шо. Поэтому, ради меня, просто поезжайте и отдохните. Я тебя очень прошу. Женщина спокойно выдыхает и нежно треплет парня по голове. – Я люблю тебя, Гукки. – И я тебя, мам. Входная дверь аккуратно захлопывается, и парень несколько раз громко прочищает горло и тихо выдыхает, с силой кусая губу изнутри. Забота и беспокойство матери вполне оправданы, да и сам по себе Чонгук очень спокойный и сдержанный парень, но количество далеко не самых приятных перемен, которые ему довелось испытать за последние несколько месяцев, знатно подпортили кровь. Еще бы, когда жизнь идёт своим спокойным и замечательным чередом: окончание школы, успешная сдача вступительных экзаменов в столичный университет, появление кучи друзей и милой девушки, которая без лишних раздумий отвечает взаимностью, и только лишь какая-то странная одышка на фоне, которая и не беспокоит сильно, да и обостряется только во время физических нагрузок – ерунда какая. А потом цепочка событий продолжается в традициях самых типичных голливудских фильмов в жанре драмы, выбивающих слезу у не слишком разборчивого зрителя. Незапланированное притаскивание за руку во врачебный кабинет, ведь «Гукки, ты так дышишь не только после тренировок», трудновыговариваемый диагноз, который обычно слышат курильщики за шестьдесят, переезд обратно в родной город прямиком в объятия родителей и бесконечный список медикаментов, едва ли сдерживающий быстро прогрессирующую болезнь. Желание жить уменьшается вместе с количеством сообщений в мессенджерах, а диалог с некогда любимой девушкой давно затерялся где-то внизу списка, и вовсе не потому, что у Чонгука паршивый круг приближенных, скорее паршивый он сам. Просто вычитывать жалость и преждевременную скорбь в сверкающих заплывших глазах близких – занятие еще более угнетающее, чем слушать шуршание занавесок в пустой комнате. Вот такой незамысловатый сценарий, полностью стерший искреннюю улыбку с лица еще совсем юного и перспективного парня по имени Чон Чонгук. Грубо зачесав назад взлохмаченные и, не понятно, когда в последний раз мытые светло-каштановые волосы, Чонгук возвращается обратно в комнату, ныряя носом в подушку. Настроение день за днём опускается всё ниже, и каждый раз парень действительно удивляется, что еще есть куда, но от визитов к психологу он отказался наотрез, ассоциируя это со слабостью, в принципе, как и слезы, в данный момент постепенно впитывающиеся в белую наволочку. Но он правда ждал момента, когда останется один и сможет выплеснуть всю накопившуюся боль в виде небольшой истерики, которую наконец-то можно не прятать в подушке поздней ночью. После множества попыток Чонгуку всё же удалось уговорить родителей выбраться из дома немного развеется. Безмолвный плач постепенно переходит в тихий скулеж, а потом и в настоящий вой, сопровождающийся обжигающей болью вдоль предплечий после глубоко впивающихся отросших ногтей. Не входившие в планы ярко красные полосы, усеянные редкими бусинками крови, горят, а вместе с ними и чувство вины, ведь внезапная смена футболок на кофты с длинным рукавом в жаркую погоду никак не останется без внимания. Он несомненно пожалеет об этом, но сейчас ведь можно, совсем чуть-чуть. И да, визиты к психологу по-прежнему для слабаков (какой дурак). Вывернутым наизнанку и размазанным по простыням парень находит себя в третьем часу. Луна непрошенным гостем врывается в комнату, тонкой полоской скользя по поверхности письменного стола, а пушистые ветви деревьев за окном безмолвно покачиваются из стороны в сторону. Для полноты картины не хватает черного силуэта воющего волка, но тут уж сойдёт и сам Чонгук. Голова страшно гудит, а в грудную клетку словно выпустили стаю голодных крыс. Прекрасно понимая, что просто так уснуть не получится, парень пытается отлепить желеобразное тело от постели, но сил хватает лишь на вытягивание руки, которая сшибает несколько бумажек и какой-то тюбик с прикроватной тумбочки. Кое-как нашарив пачку снотворного, Чонгук пытается наощупь выдавить таблетки, но с ужасом обнаруживает, что ни одной не осталось. Ком в горле образуется снова, и истерика подкрадывается с новой силой. Парень отшвыривает пачку куда-то в стену и сворачивается в позу эмбриона. Жалость и отвращение к себе неистово борются за право лидерства, а Чонгук вновь впивается ногтями в воспалённую кожу, чувствуя фантомное облегчение из-за захлестнувшей физической боли. И черт знает, как, но ему удаётся уснуть. Весь оставшийся кусок ночи ему снится один и тот же сон: кто-то нежно гладит его исполосанные руки прохладной мокрой ладонью, роняя горькие слезы, а парень снова и снова шепчет «прости». Какого же было его удивление, когда на следующий день Чонгук не обнаружил на поверхности кожи ни единой царапины.