дышу;

– Слушайте, а вы верите в существование всяких мистических сущностей? Внезапный вопрос Чонгука заставил Джина и Чимина недоверчиво уставиться на то, как стакан парня быстро наполняется газированной жидкостью соломенного цвета, покрытой слоем пены толщиной совсем не в два пальца. Шатена и самого передёрнуло от того, насколько конченно прозвучал его вопрос вслух, но события, происходящие с ним в последнее время, мягко говоря, не давали покоя. То фантасмагоричные сны с подозрительно реальным послевкусием и непонятные следы подсохшей слизи вместо ожидаемых шрамов; то внезапная смена привычного расположения предметов, хотя Чонгук по этой части очень щепетилен и практически каждая вещь в его комнате занимает лишь своё строго отведённое место; то вызывающий мурашки скрежет под кроватью или в шкафу поимущественно в ночное время суток. И даже если Чонгук ещё не спятил, то вот-вот норовит, и ему просто необходимо хоть с кем-нибудь поговорить по этому поводу. – Это уже вторая, Гук. Уверен, что можно? Тем более, ты там всякое принимаешь, – Чимин обеспокоенно закусил губу. Пак Чимин – одногруппник Джина, с которым они, несмотря на строгий запрет на распивание алкогольных напитков на территории общежития, частенько втихушку напивались в комнате. И вечно назящий по этому поводу Пак по итогу всегда надирался больше всех. И пусть он был настоящим занудой, но в беде никогда не оставлял и был достаточно интересным собеседником, а наблюдение за их нескончаемыми перепалками с Джином – излюбленное занятие Чонгука, оставленное в стенах общаги. – Уверен, – бросает Чонгук, двумя крупными глотками опустошая ёмкость на треть. – Чим, я тебя взял только при условии, что ты не будешь ёбанной душнилой, – Джин опустошает свой стакан и, причмокивая, закусывает очищенной сушёной рыбкой, восторженно жмурясь, – блять, хорошо то как! – Не, ну я же переживаю. – А ты не переживай, сладкий, малой сам знает, что ему, как, сколько и когда. Да, малой? – Джин задорно подмигивает, параллельно продолжая очищать от чешуи очередную рыбёшку. Чонгук молча улыбается и несколько раз положительно качает головой, мысленно подмечая, что он всё-таки чертовски сильно обожает Джина. «Малым» Джин прозвал Чонгука при первой же встрече и не сказать, что последнему это очень понравилось, но выбора у него не было, ведь, как он понял позже, по именам Сокджин не звал практически никого. – Но Джин, его препара- – Ещё слово, и ты допиздишься. – Его препараты оказыв- – Допизделся, – Джин смахивает со стола все чешуйки и другой мелкий мусор в ладонь, – поворачивайся спиной, падлюка! – Да иди ты! Сокджин пытается запихнуть мусор светловолосому за ворот толстовки, но тот намертво вцепился в капюшон, плотнее прижав ткань к шее, на что брюнет не растерялся, и, не стесняясь взглядов любопытных зрителей, оттянул джинсы Чимина вместе с нижним бельём. Раскрасневшийся светловолосый матерится и брыкается как может, однако градус сыграл злую шутку с координацией, и теперь его трусы заполнил мелкий колючий мусор. – Еблан! Какой же ты еблан! – парень подрывается с места и срывается на всех порах искать туалет, чуть не сбивая с ног официанта, словно вместе чешуи у него в трусах живые рыбы. – А лучше бы дал запихнуть за шиворот, – удовлетворённо хмыкает Джин, и когда светловолосый, оттягивая ткань джинс на заднице, скрывается за дверью уборной, парни начинают от души хохотать. – Когда-нибудь он тебе отомстит, – Чонгук слегка прокашливается в кулак и делает ещё глоток пива. – Уже как два с половиной года пытается. Пока не получилось, – брюнет довольно подмигивает, – да и по ходу в кайф ему. Сам вон за мной таскается. – В чувствах еще тебе не признался? – Чонгук играет бровями и тихо усмехается. – Стесняется. Стыдно ему, глупышке. – Кто там стесняется, кому стыдно? – Чимин возвращается на место стряхивая капли с рук. – Ну че, все рыбьи чешуйки из булок своих вытряхнул? О, из булок! – Джин резко поворачивается к Чонгуку с горящими глазами, словно его осенило, – бля, прикинь, если не все, то это же выходит, что у Чим-Чима сейчас вместо жопы расстегай с рыбой! – шатен снова начинает похихикивать больше не над шуткой, а над её автором, который получает очередную оплеуху. – Стыдно, блять, кому и за что?! На вопрос-то ответь! – Твоим родителям за тебя, златовласка! Чонгук начинает ржать в голос, пока Чимин, украдкой улыбаясь, дубасит кулаком громко гогочущего Сокджина по коленке. – Ух бля, я это говно обожаю, – Джин утирает выступившие от смеха слезинки средним пальцем, – это я, разумеется, про тебя, милый мой, – парень подмигивает Чимину, на что тот лишь устало закатывает глаза, потягивая пиво через трубочку, – а, точно, ты же что-то там спрашивал, пока Чеменще не задушнил. Что там было? – Да я уже и не помню, – парень сминает в руках остывшую картошку по-деревенски и отправляется бороздить взглядом уставленный закусками стол. Врать он всегда умел хреново, даже по мелочам. – Что-то там про мистические сущности. Да бля. – А, ну-у, типа.. просто интересно, случались ли с вами какие-нибудь необъяснимые вещи? – Чонгук снова хмурится от собственных слов, чувствуя себя полнейшим идиотом. – Конечно. У нас в общаге домовой жил, не слышали? – обычным тоном говорит Джин, цепляя из тарелки с закусками фисташку. – Серьёзно? – Ну, а как иначе, тут все серьёзней некуда. Ещё с первого курса эту историю в курилках обсуждают. Да что говорить, я и сам с ним сталкивался! – И как оно было? Джин перестал жевать и немного наклонился к столу, заговорщически оглядываясь и чуть сбавляя тон, – я когда его увидел, сначала глазам своим не поверил, ахуел, в общем, знатно. Мелкий такой, шерсть светлая и страаашный, у-у-у, –постепенно зарождающаяся улыбка в уголках губ мгновенно передалась Чонгуку, – ого! – Джин резко оборачивается на Пака и громко вскрикивает, резко опуская тому руку на плечо, – так вот же он! – парень по-гиеньи хохочет, получая очередной толчок в плечо. По чонгуковым предположениям, он уже сплошь должен быть усеян синяками и ссадинами. – Вот вам хи-хи да ха-ха, а бабка моя таких жутей на рассказывала, – Чимин слегка ёжится. – Жутей? – Ага. И это, между прочим, уже реальная история, а не хуёвая шутка, – цедит Пак, глянув на Сокджина, который в ответ лишь расслабленно хмыкает, – в общем, я сам не шибко помню, чё кого, но по её словам жил с ней какой-то черт из табакерки. После смерти деда появился. Даже, вроде как подружилась с ним, подкармливала. Мать к ней ездила, всё думала, что поехала крыша у бабки, в город пытался её забрать, а та ни в какую. Всё говорила: «Да как я своего Ванхошку то оставлю! Он то отсюда уехать не сможет!». Только про своего беса и говорила. А потом, в какой-то момент раз и замолкла. – Померла чтоль? – Да не, перестала о своем лешем говорить. И в город преспокойно перебралась. С тех пор про него ни слова. Я как-то даже сам про него спросил, а она на меня уставилась как на умалишённого. – И, кхм, чем подкармливала? – Да если бы я помнил. Яблоками, вроде, – Пак неуверенно пожал плечами. – О, а я знаю, кто это был, у бабули твоей. Чимин тяжело вздыхает. – Ну давай, удиви меня, блять. – Альцгеймер! – Еблан. Хотя доля правды в этом есть, с головой у неё явно было так себе. – Правильно говорят, что наследственные болезни через поколение передаются. – Господи, как же ты меня заебал, – Чимин роняет голову в руки. – И я тебя люблю, – брюнет мило улыбается и отправляет последний кусочек картошки в рот. Стрелка часов почти догнала полночь, когда Чонгук начинает чувствовать, как накатывает слабость и сильно падает давление. Такое время от времени происходит, когда он переутомляется или поздно ложится спать. Как бы Чон не отнеткивался, а друзья всё равно проводили его до самого подъезда. Услышав напоследок длинную тираду, постепенно перетекающую в почти слёзную просьбу не пропадать так надолго от Чимина, Чонгук слабо улыбнулся, но обещать ничего не стал. Удивительным образом, приятные эмоции, которые дарят посиделки с друзьями, одновременно подкармливают чувство внутренней пустоты, которое и без того вымахало до гигантских размеров. Пак ныряет в телефон, и, кое как попадая по кнопкам, пытается вызвать такси, которое подъезжает почти сразу. Чимин на прощание обнимает друга и заваливается в машину, а Ким не спешит, положив руку Чонгуку на плечо. Брови брюнета слегка сдвинулись к переносице, как будто он хотел что-то сказать. – Джин? – У Хвамин новый номер. Услышав имя, которое до сих пор вызывает чувство трепета, Чонгук неосознанно задерживает дыхание. – Как она? – Хорошо. Всё понимает и совсем не злится. «Злится, грустит и постоянно плачет». – Хорошо. – Ага. А ничего хорошего. – Я пригляжу за ней. – Угу. Спасибо, Джин, правда. – Давай, не хворай. И пиши, если что-нибудь понадобится, хорошо? – Обязательно, – парень натянуто улыбнулся, и, проводив взглядом садящегося в машину друга, коротко махнул рукой. Обратно в свою комнату возвращаться пока не хочется, хоть и скованное болезнью тело настойчиво требует отдыха. Легкий летний ветерок манит прогуляться по укутавшимся ночью улицам, но парень мыслит здраво и присаживается у подъезда на скамейку, чтобы перевести дух. По правде говоря, о том, насколько серьёзно обстоят дела, помимо родителей знали только Джин и Хвамин, чем Чон был не особо доволен. Чувство вины тяжелом грузом оседает на осунувшееся тело и давит, давит, давит, приближая всё ниже к земле. Парень достаёт из кармана смартфон и пролистывает контакты вниз, остановившись почти в самом низу списка. Он несколько минут вдумчиво смотрит на красивое фото длинноволосой девушки, показывающей пальцами сердечко, тыкая в погасающий время от времени дисплей. Последний раз очертив взглядом красивую улыбку с ямочками, Чонгук медленно выдыхает, жмёт на кнопку «удалить контакт», закрывает в смартфоне все вкладки открытых приложений и направляется в сторону дома. Совершенно бессмысленный ритуал, но после него становится легче. Почему? Да черт его знает.

***

Проснувшись от сухости в горле в середине ночи, Чонгук выполз на кухню и налил в стакан тёплой воды. Хлебнув несколько глотков, взгляд парня зацепило блюдце, доверху наполненное разными фруктами, заставив его немного подвиснуть. «Яблоками, вроде». Недолго думая, парень хватает ярко-красное яблоко и, прихватив с собой небольшую тарелочку, возвращается обратно в комнату, улыбаясь своим действиям. Отодвинув вещи в шкафу, парень аккуратно ставит тарелку с фруктом по центру, прикрывает не до конца дверцу и нервно усмехается. Ныряя обратно в остывшую постель, Чон накрывается одеялом и лежит, настойчиво сверля взглядом дверцу шкафа, но его хватает ненадолго. Какое-то время борясь с опускающимся на веки сном погодя, он все же сдаётся. Когда солнечные лучи скользнули в комнату и лизнули веки, парень приоткрыл глаза и тут же повернулся в сторону шкафа. Увиденное, как рукой, сняло пелену сна, приводя в настоящий восторг. Алое яблоко, надкусанное с одной стороны, одиноко лежало у самой кровати.