и как давно Финн чувствует это влечение?

      Весна. Скоро учебному году придёт своё логическое завершение. И оно очень хорошо чувствуется. Даже в виде погоды. Когда дни становятся длиннее и теплее, когда в школу ты приходишь в тёплом худи, а уходишь уже в одной футболке, когда с друзьями тебе удаётся выбраться подальше и подольше, и это чувство дежавю, докуривая еле помятую сигарету за школой — в прошлом году было так же. Только наличие рядом стоящего с тобой человека всё меняет. Раньше Финн приходил сюда один. И перед началом занятий, и на большой перемене в обед, и после окончания школьного дня. Он знал это место как свои пять пальцев на правой руке, знал каждый куст или окурок оставленный им же, знал каждое обзывательское слово подписанное маркером на стене дряхлого сарая рядом. Здесь всё так въелось в мозг, стало таким близким. Даже выцветшие граффити идиотов из младших классов, даже проволоки от заржавевшего забора, которые не раз рвали одежду Финна. Но зато, это место было тихим и пустым, а этого было достаточно, чтобы прийти сюда на жалкие 15 минут и подумать о чём нибудь отвлекающем, помогающим забыть на время о лицах надоедливых одноклассников или учителей, потеряться и беспалевно закурить. Сейчас он всё ещё сидит здесь. Всё так же тушит бычок об старую железную скамейку, которую притащил сюда сам, этим летом с какой-то помойки. Он наблюдает. Наблюдает сквозь свои кудрявые пряди за парнем стоящим напротив, с таким взволнованным (?) лицом, но таким всё же невозмутимым. И хочется постоянно вглядываться в него, рассматривать каждую морщинку или родинку, утопать взглядом в глазах и боятся, что кто-то может прервать это. Вулфхард было открывает рот и набирает воздуха в лёгкие, вопросительно приподнимая руку, дабы задать вопрос, но веснушчатый с такой же скоростью перебивает его, окликнув по имени. Но запинается. — Финн. — снова повторяет Джек уже намного тише и тут же опрокидывает взгляд на собеседника, чуть улыбаясь. Финн одобрительно кивает, мол «продолжай» и ждёт. — В последнее время ты молчалив, — продолжает Грейзер и чуть прибавляет громкость своего голоса, подходя ближе к скамейке, — Столько всего произошло… — бесшумно подсаживается, — Скучаешь по Милли? Финн не думал о Милли последние дни, с тех пор как она уехала. Он не скучает и не врет самому себе — она ему безразлична. Наступает какая-то непонятная тишина. В мыслях ничего. Слышны только приглушённые крики учеников и шум деревьев прямо над ними — успокаивает. Прохладный ветер немного касается волос и обветривает губы. — Нет, — тяжко, но с облегчением выдыхает Вулфхард — то-есть, да, скучаю. — запинается неуверенно, потому что врёт, отмахивается руками и сдаётся, — В пизду. — и снова тянется к пачке с сигаретами, видимо от стресса. Джек смеётся. Ловко выхватывает пачку из чужих рук и облокачивается головой на его плечо — Я тоже скучаю. Финн усмехается, и чувствует как тело, прожигает насквозь. Прошибает будто петардами, кромсает сердце и его куски растекаются по рёбрам как лава. В животе тянущее чувство. И как давно он чувствует это влечение? С первых минут их знакомства? Или с тех пор как они впервые остались наедине? Может, когда они заночевали однажды вместе? Или когда Вулфхард провожал Джека до дома поздно ночью? Задай Финну эти вопросы, он бы просто уставился куда-нибудь задумавшись, делая вид, что пытается вспомнить. Он и сам не знает. Он потерялся, поддался этому странному влечению и не собирается отпускать его, потому что приятно. Хотелось было разбавить этот диалог чем нибудь не принуждённым, хотелось бы выбросить из головы все посторонние мысли, хотелось бы схватить этот момент и этого Джека в своем тупом зелёном свитере и панаме. Запомнить схваченное и не забывать, будто кто-то может отнять эти воспоминания. Украсть и не вернуть, а отдавать не хочется. — Ты мне нравишься. — Резко выпаливает Финн, повернувшись лицом к парню — Нравишься. — повторяет шёпотом, но так уверенно, как кажется никогда. Обжигает чужие щёки своим дыханием — Знаешь? — Вулфхард вглядывается в глаза Джека с надеждой на что-то взаимное, и видимо замечает в них удовлетворительный ответ. Уши Грейзера приобрели алый румянец. Он не был удивлён, его глаза смеялись, а лицо стыдливо всё больше пряталось за плечом темноволосого. Финн выпрямился и притянул своими ладонями лицо Грейзера, так легко, но боязно, чуть прикрывая глаза. Джек знает. Давно знает. И не препятствует этому, потому что он тоже полон подростковой любви. Потому что тоже любит кудрявого семнадцатилетнего Финна. Он поддаётся и хватается за чужую одежду, а Финн притягивает ещё ближе и накрывает чужие губы своими. И даже ни на секунду не жалеет. Они оба об этом не жалеют, оба не боятся быть увиденными, не боятся своих чувств. Джека уносит, он запускает свои пальцы в чужие волосы, а Финн захватывает обеими руками его талию и прижимает, тянет всё ближе, хотя ближе и некуда. Их языки так неумело сплетаются, но плевать, ведь главное процесс и эмоции, правда?

***

Крики детей стихают, а опомнится, даёт громкий звонок, предвещающий «беду», ну или просто алгебру. Грейзер вскакивает с места и резко хватает свой полупустой рюкзак, накидывая за спину. — Идём, иначе эта тётка нас убьёт — фыркает и подталкивает он Финна, который казалось бы даже и не торопился, — Ну же, Финн, пожалуйста, шевели своей задницей. Вулхард улыбается до ушей, а Грейзер отворачивается и чуть ли не плачет от счастья.