Лондон. 31 декабря, 1926 год.
Потускневшее от облаков небо плотным кольцом замкнуло все, что находилось над землей, в немом ожидании прихода тёмных осадков, не позволяя лучам солнца пробиться сквозь малейшие щели и хоть как-то осветить улицы обыденного серого Брикстонского района. Глубоким вечером по безлюдной узкой аллее прошла, пошатываясь, сильно исхудавшая женщина, чья оборванная и выцветшая с годами одежда уже не согревала бледную кожу. Она прижимала к себе маленький оберток из плотного чёрно-синего шарфа, который, дергаясь, изредка издавал обрывистые младенческие стоны. Опершись о холодные камни стены высокого тёмно-каштанового здания, сделала пару глубоких истощенных вдохов и, совладав с дыханием, приподняла сухощавое лицо, сквозь прутья черных худых волосинок посмотрев вперёд на здание, над металлическим забором которого было написано «Приют Вула». Куда она и двинулась дальше, собрав последние силы. По стенам лондонского ветхого здания прошлась еле ощущаемая рябь от тихого стука кольцевой металлической ручки по двери. Женщина осела на верхнюю ступень, откинувшись телом на холодный выступ главного входа, и, немного отвернув один из углов шарфа, посмотрела со скорбью и тоской на личико худенького младенца, а после прикрыла глаза. Гувернантка, открывшая дверь, застала сидящую на бетонной плитке женщину, подол оборванного платья которой был испачкан темно-багровыми пятнами. Та не отзывалась на голос, не поднимала низко опущенной головы, пока в её измазанных тонких ладонях спокойно лежал укутанный в плотный шарф, убаюканный младенец. Из-под отвернутого угла ткани свертка торчал помятый кусок бумажки, заключающий в себе маленькую и неровную надпись с важным посланием: Его зовут Том, как отца, и Марволо, как деда, а фамилия его — Реддл.***
Бумага взлетала в воздух и застывала там, скрывая сидящую за рабочим столом волшебницу от глаз любого, кто решит зайти в кабинет. Сцепив руки в замок перед собой и положив на них подбородок, молодая женщина внимательно вчитывалась в разложенные перед ней документы: маги Франции создали новый закон об усиленном отслеживании колдунов, нелегально пересекающих международные границы, и о пресечении этой инициативы. Глазами она бегала по вырванным из разных книг предложениям, стараясь выцепить идеи для создания аналога или, возможно, вспомнить такой же созданный в Великобритании. Она повернула голову набок, чтобы прочитать абзац одного из документов, что, как и многие другие листы пергамента, лежал перевернутым. Темные кудри упали на лицо, мешая видеть хоть что-то четким и не разделенным на непропорциональные части, — устало закатила глаза и выдохнула, стараясь воздухом убрать их в сторону. Увы, безрезультатно: взметнувшись в воздух непокорные пряди упрямо легли на прежнее место. Молодая женщина обнадеженно закрыла глаза, мысленно произнося заклинания наоборот, чтобы отвлечься и с новыми силами вступить в борьбу с разбросанными на разных страницах законами. Медленно подняв веки, она стала вчитываться в слова, вот только буквы уже давно не клеились во что-то разборчивое и внятное: после ночи, проведенной в разрешении поставленной задачи вместо встречи с Морфеем, ей определенно был нужен отдых. Рука легла на стол, несколько пергаментов с шумом оказались на полу, ее голова устроилась на предплечье, пока темные завитки распластались по столу в хаотичном порядке, точно щупальца осьминожки. Ее глаза устремились к окну, что выходило в Атриум, где суетливо бегали волшебники, которые выходили из каминов или же, наоборот, спешили подняться из огромного холла на улицу Уайтхолл. Легкие опускающиеся шторы были распахнуты, открывая вид на множество других похожих окошек, сквозь которые виднелись такие же кабинеты: темная каменная кладка, эбеновые лакированные столы, один рабочий стул и два простых, но удобных кресла, полностью заставленные книжные шкафы вдоль стены. А между предметами интерьера со стопками пергаментов лавировали колдуны. Она недовольно поджала губы и вновь глубоко выдохнула, продолжая глазами бегать по оказавшемуся на уровне небесно-синего взгляда горизонту уже собственного кабинета: рутина поглощала все больше. Казалось, что на своих хрупких плечах тащила ворох проблем, уходя все дальше по тропинке затягивающегося темным туманом хлопот сознания. Подобное происходило не так часто, как могло, но все же… Вчера, уйдя на работу, сказала матери не ждать ее, поскольку в Британском филиале Международной конфедерации магов полный аврал: Франция, Канада, Болгария — все требовали срочнейших… На глаза темноволосой волшебницы попалась маленькая фигурка фонтана, что с одной из сторон была накрыта тяжелым, хоть и тонким пергаментом, и, несмотря на это, все же упорно выдерживала натиск писаных законов. Она стала вглядываться в мельчайшие детали сувенира, что остался макетом построения такой же статуи только большего масштаба в просторном внутреннем холле Министерства Магии: на резных тронах, сложенных из скрученных, плотно прижатых друг к другу, испуганных и недоумевающих маглов, сидят колдун и колдунья. Не задумываясь, уставшая волшебница взяла тонкими бледными пальцами фигурку и, крепко сжав, стала бесцельно рассматривать статуэтку. А мысли вихрем уносили ее в начало не только одних из важных этапов ее жизни, но и создания даже этого миниатюрного фонтана.***
Темноволосая девочка шла по коридору поезда, таща за собой чемодан, что казался больше, чем она сама. За окном виднелась удаляющаяся платформа 9 и ¾, на которой толпились провожающие своих детей в школу родители, крича им последние напутствия: «Не потеряй палочку!» или же «Пиши нам каждый день!». Первокурсница с кожей цвета нежного персика и с глазами небесного оттенка, уже одетая в школьную форму Хогвартса, пыталась пробраться между ребятами, вылезающими в окна и машущими родным. Девочка, не привыкшая к суетливой толпе, нервно пробивалась вперёд, стараясь не касаться других людей, что так и норовились порой нечаянно, да толкнуть. Находились и те, кто показывал пальцем на её кудрявые пушистые волосы, а порой и вовсе задевал чемодан. Она же упорно продолжала идти, всматриваясь в купе, что постепенно заполнялись новыми учениками Хогвартса: хотелось найти спокойное место, чтобы дочитать начатую накануне книжку, которая лежала в чемодане вместе с вещами и школьными учебниками. Из мыслей юную мисс вывел толчок в локоть, из-за чего та пошатнулась в сторону, все же сохранив равновесие на ногах. — Аккуратнее! Услышала она прозвучавший рядом надменный голос. Подняв нахмуренные брови, встретилась взглядом с большими выпученными глазками идущей вперёд девочкой ее же возраста. У той была бледная кожа, оттеняемые тёмными сухими волосами, что разделялись выделяющейся белой прядкой посередине. Если судить по внешности, то уверенно можно сказать, что это первокурсница, но своими манерами, горделивой осанкой и тяжелой походкой уже так и норовила обращать на себя внимание тех, кто находился в поезде. Хмыкнув вслед уходящей и сносящей, как таран, все на своем пути ученице, темноволосая девочка смахнула с плеча, которого коснулись руки той, невидимую грязь и потопала дальше. Впереди вырисовывалось купе, где было не занято лишь одно место. Подняв глаза, она увидела цифру «6». Собравшись с духом, девочка решительно прошла в сторону, откуда слышались увлечённые истории про взрывы от одного мальчишки, над которыми смеялись двое других ребят. Не успела она подойти, как туда уже подсел четвёртый ребёнок, радостно принятый находившимися внутри мальчиками: складывалось впечатление, что они уже успели подружиться. Поэтому темноволосая девочка лишь плотнее сжала ручку чемодана и тронулась дальше. Заприметив через окошко следующую комнатку вагона, который находился под «7-м» номером и в которой тихо сидели два мальчика: один очень кудрявый, усердно выводящий что-то карандашом в тетрадке, и другой, отстранённый, осторожно смотрящий в окно на темно-зеленый лес, она захотела войти. Однако ненароком девочка кинула взгляд на следующее купе и, заметив, что там пусто, робко оглянулась, потянула за рукоятку и зашла, плотно прикрыв за собой дверь с выгравированным на ней номером «8». Достав «Историю квиддича» и упаковку «Желатиновых червячков», она закрыла чемодан, убрала его под сиденье и устроилась у окна, задумчиво болтая ногами и смотря на пролетающие мимо облака. Послышался звонкий гудок: поезд тронулся с места. Минуту спустя темноволосая ученица взяла с колен красную книгу, осторожно провела пальчиком по корешку, на котором золотым цветом были выведены инициалы автора: «Кеннилуорти Уисп» и раскрыла ее в том месте, где лежала закладка. Время от времени убирая кудрявый локон за ухо, она неотрывно читала, забыв про назойливый шум колес поезда, про быстрые шаги в коридоре и про ход времени. — Привет! Тут свободно? А то везде уже занято! — Дверь громко распахнулась, и, не дождавшись ответа, в купе вошёл веснушчатый рыжий мальчик с грудой чемоданов, что, по всей видимости, доставляли большие трудности своему владельцу. — Занято, — не поднимая головы, быстро проговорила явно недовольная вторжением в свой маленький и тихий мир девочка. — А, ой. — Уже севший напротив мальчик, что так спешно переводил дыхание, пробежался взглядом по купе, но, не заметив других вещей и соседей, звонко рассмеялся, чем обратил на себя внимание девочки, и воскликнул: — Шутка про то, что тут ты и чемодан? Ты весёлая, ха-ха, останусь с тобой! Не обратив внимание на молчание соседки, он быстро встал, глубоко вздохнул, поправил свитер и принялся, кряхтя и сопя, заталкивать свой первый огромный багаж под сиденье. Пару минут упрямо и мужественно он, прикладывая все свои усилия и оттого заливаясь багрянцем, запихивал огромный чемодан в предназначенное для этого место до тех пор, пока в купе не раздался звук удара крышки чемодана о стенку. Девочка исподлобья наблюдала за этим рыжим ребенком, что усердно, сам того не зная, мешал ей вновь погрузиться в прочтение книги. Боковым зрением уловив какое-то движение, она повернула голову и встретилась взглядом с огромной клеткой, какие обычно используют для переноски сов. Однако удивило девочку то, что в этом куполообразном коробе с решеткой находилась отнюдь не пернатая из семейства хищных птиц. Небольшого размера ласка крутилась вдоль прутьев клетки, то и дело попивая из трубочки воду, но чаще просто ища чем бы занять себя. Мальчик, засунув очередной чемодан, закрыл крышку сиденья, положил оставшиеся сумки на мягкий диван и принялся искать место для своего питомца. Покрутив головой и заметив лишь одно-единственное свободное место рядом с девочкой, он неуверенно взглянул на неё. — Прости-и-и, — протянул юнец, — ты не против, если-и-и я… Светлолицый не стал заканчивать предложение, намекая взглядом на свою просьбу. Девочка кивнула согласием, всё еще думая о клетке. А ребёнок, аккуратно поставив жилье ласки на диван, отряхнул руки, пару раз ударив одной о другую, и устроился напротив нее, вглядываясь своими ярко-зелеными глазами в ее полуночно-синие. — Я Уилл! — звонко сообщил мальчик и протянул свою ладонь в сторону темноволосой девочки, непринужденно улыбаясь и поворачивая голову вбок, словно изучал соседку. — Уилл Лэнгли! — Блэр Ликорис, — с гордостью сказала та и вскинула голову, тем самым заставив кудряшки разлететься в разные стороны. Ее рука робко потянулась к его ладони и, осторожно пожав ее, быстро вернулась на страницу книги, пока девочка ввиду известности своей фамилии ожидала нахваливающих реплик. Вот только ответ вышел не совсем таким, каким она его себе представляла. — Ой, как здорово! А что это… имя или фамилия? Блэркорис… — повторил мальчик, задумчиво посмотрев наверх и не менее озадаченно поджав губы. Блэр удивлённо похлопала глазками, но вовремя взяла себя в руки и невозмутимо протараторила: — Это имя и фамилия: Блэр Ликорис. — А-а-а-а, — протянул Уилл и похлопал себя по лбу. — Никогда не слышал раньше такого. — Он улыбнулся еще лучезарнее, а потом и вовсе отвернулся к окну, где из-за облаков выглядывали последние лучи летнего солнца, напоследок добавив: — Красивое имя. — Можно я задам вопрос? — Конечно! — У тебя в клетке для птиц находится животное… — А, это? Мы не успели клетку найти! Представляешь, как назло, ни одного домика для ползунков… были только для птиц! Мама долго не решалась, но всё-таки подумала и сказала взять пока этот. Но как только она купит и отправит домик для Луты, я перенесу её туда, вот. Блэр вновь погрузилась в чтение, представляя, как она перелетает на волшебной метле вместе с каждым из известных игроков в Квиддиче с одной страницы истории на другую, передавая кому-то из членов команды квоффл, или же отбивая битой бладжер, или вовсе замечая зоркими глазами на небе снитч и протягивая к нему руку, чтобы словить… — А знаешь, моя мама волшебница! — вновь нарушил тишину Уилл и уложил лицо на ладони, опираясь локтями на стол и продолжая вглядываться в Блэр. — А папа врач! Он очень сильно испугался, когда узнал правду: подумал, что она его приворожила, но все хорошо! У меня ещё есть маленький братик, и мы собираемся переехать в мир магов, но мне и в магловском нравится! — И почему тогда вы переезжаете? — не отрываясь от книги и потому с трудом следя за нитью разговора, спросила Уилла Блэр, чтобы не показаться в глазах новоявленного соседа не совсем воспитанным ребёнком из семьи Ликорис. Лэнгли, воодушевленный общением, хотел тут же ответить, но запнулся и, скомкав звуки, ответил, передернув плечами: — Нужно. Переехали и переехали, бывает. А ты тоже ребёнок человека и мага? Темноволосая девочка, не обратив на вопрос ни капли внимания, тихо улыбнулась, открыла упаковку с мармеладками и уткнулась в книгу, бегая глазами по строчкам, чтобы найти место, на котором ее прервали. Через несколько мгновений она уже слышала свист в ушах, представляя, как стремительно летит к одному из колец соперников, сильно сжимая в руках квоффл… — Что-нибудь из сладкого, ребята? — Из внезапно открывшейся двери показалась продавщица сладостей с большой тележкой, доверху забитой едой, а в купе уже пробирался запах теплых, только испеченных тыквенных пирожков. — Поездка предстоит очень длинная, предлагаю закупиться чем-то сытнее, чем обычные конфетки. — Нет, спасибо, — сдержанно произнесла отвлеченная от чтения Блэр, нетерпеливо проводя по уголку страницы пальцами, словно намеревалась их перевернуть, как только воцарится тишина. А Уилл сидел напротив нее, поджимал губы, хмурился, потирая тыльной стороной ладони переносицу, лихорадочно думал, смотря то на тележку, то куда-то мимо упаковки с мармеладками на диване Блэр. — Тебе… купить? — проследив за его взглядом, спросила та. Она слегка наклонила голову вперед, точно старалась заглянуть в его яркие и бойкие глаза. — Нет! Я просто думаю: купить все или съесть то, что дала мама… — Он задумчиво поджал губы и стал водить ими из стороны в сторону, а потом подскочил, подошел к тележке и выпалил: — Дайте мне мармеладок. Только не кислых. Пожалуйста. Когда продавщица скрылась за дверью купе, Блэр вернулась к книге и все же перевернула страницу, вмиг увлекшись напряженным матчем на Бодминской пустоши, когда ни одна из команд так и не смогла за полтора года поймать снитч, а все потому что… — Будешь маффин? Я его, правда, раздавил немного… — вдруг произнес Уилл, в который раз отрывая девочку от чтения своим назойливым дружелюбием, пока доставал из заднего кармана брюк выпечку в бумаге. — Мама приготовила для меня, прямо как люблю, с начинкой! — Спасибо, но я… — Блэр пробежалась взглядом по раздавленному маффину и с настороженной улыбкой закончила: — Не хочу. — Ты не смотри на внешний вид! Это они из-за меня выглядят некрасиво, но всё равно такие вкусные! — Я не люблю с начинкой, — вежливо отказалась та от предложения: в её семье было правило, которое строго-настрого запрещало брать еду у незнакомцев, и к тому же она действительно хладнокровно относилась к различным дополнениям ко вкусу простого бисквита. — Как не любишь? Но ведь с начинкой самые вкусные! Это же изюминка маффинов! Люди покупают их, чтобы кушать, кушать и дойти до той самой начинки, с которой они приготовлены! Ведь они же едят ради этого самого вкуса! Так ждут его! — Блэр показалось, что Уилл уже не обращал на неё внимания, с головой уходя в рассказ про сорта маффинов. — Я вот обожаю черничный и с шоколадом. — Он тихо сглотнул, с улыбкой открывая бережно завернутый в коричневую бумагу маффин, пока на его колени падали маленькие крошки. — Папа говорит, что это полезно для глаз и для сообразительности! — Я всё равно люблю без начинки: обычные, не зачерствевшие. — Это ты просто мамины не пробовала, — не сдавался Уилл, а затем и вовсе начал уплетать за обе щёчки любимую выпечку. Юная Ликорис только и успела, что уткнуться носом в строчки, где говорилось об уже почти истребленных птичках, размером с грецкий орех, — золотых сниджетах. Она лишь представила, как магозоологи спасали этих бедных существ от столь зверских убийств, и ей уже захотелось захлопнуть книгу: их было жалко. В голове Блэр отчетливо раздавался — хоть та никогда и не слышала его — голос Ньюта Саламандера, который рассказывал, как… — Я забыл пирожки купить! Тыквенные, мэм! — раздался громкий голос того, кто с звонким хлопком ударился о дверь купе, а после и вовсе смело чертыхнулся. Это был мальчишка с волосами миндального цвета, серыми блестящими глазками и большим носиком. Блэр узнала в нем того, кто недавно в шестом купе рассказывал забавные истории своим соседям. Он почувствовал на себе два взгляда: один удивлённый того, кто держал в руках недоеденный маффин и сидел с крошками вокруг рта, а второй недоброжелательный от человека, пытавшегося уже в который раз нормально погрузиться в чтение. Затем неловко поздоровался с ними и громко бросил какому-то другу по имени Чарли, что тот прав, добавил два слова: «Тут Ликорис», и молнией побежал дальше. За ним несся хвостом лишь его голос, заверяющий продавщицу, что пирожки должны быть ирландские: они на целый день застряли в вагоне, а подобная выпечка очень сытная. — Это он о тебе? — удивлённо обратился к ней Уилл, но не успел получить ответа, поскольку дверь открылась нараспашку — в проёме показался очень красивый мальчик их возраста. Взъерошенные волосы цвета сосновой шишки и тёмно-голубые глаза сразу же привлекли внимание сидящих. Его тонкие губы вытянулись в полуулыбке, а на горловине свитера глубокого синего оттенка висели солнцезащитные очки. Блэр узнала в нём еще оного мальчика из шестого купе. Тот оглянулся, зашёл, скрестил ноги и захотел рукой опереться на стену. Однако, не рассчитав своих резких движений, поставил локоть на настенную полку у окошка рядом с дверью и сломал её: по купе раздался треск стекла, а сам он потерял равновесие. Уилл, поджав губы, рассмеялся и посмотрел на соседку, которая медленно переводила взгляд со сломанного крепления на мальчика, что несколько стеснённо смотрел на случайно содеянное, задумчиво запустив руку в волосы на затылке. Различив звуки хохота в помещении, он тут же повернулся к его источнику, мастерски вернув на лицо уверенную выражение в столь неловкий момент. — Он просто не выдержал градуса, — кинул Уиллу новоявленный парнишка. — Градуса? Но тут же не жарко, — округлив глаза, ответил веснушчатый малыш. — Да нет же, градуса давления! Моего! — А зачем ты давил? — Подрастёшь и поймёшь! — возмущенно сказал ученик и отметил: — Рыжий, простой… Брат Септимуса, что ли? — Кого? — Септимуса. Уизли, — уточнил мальчик. А затем добавил так тихо, словно думал про себя: — Хм, а он не говорил, что у него братец есть. — Я не Уизли, я Лэнгли. Уилл Лэнгли, — не понимая, что это за семья, к которой уже не в первый раз его относили окружающие, ответил мальчик. — М-м-м, ну, ладно. — Шмыгнув носом, мальчик отвёл взгляд к объекту интереса, ради которого он, собственно, и появился в купе. Вскинув брови вверх и посмотрев с самым грациозным очарованием, он начал: — Оу, так ты-ы-ы, — протянул мальчик, засунув руки в идеально отглаженные карманы брюк, — Блэр Ликорис? Дочь мистера и миссис Ликорис? — Допустим, — глухо ответила девочка, продолжая следить за действиями только что появившегося ученика. — Крайм. Чарли Крайм, — непринужденно сказал он, слегка вскинув брови на последних словах, а затем провел пальцами по уложенным волосам. Выпрямил спину, слегка выпятил нижнюю губу и продолжил: — Горд учиться с тобой на одном курсе. Девочка не знала, что ответить на подобное, но, к ее счастью, в Чарли, подтолкнув его вперед, врезался вернувшийся с тремя порциями пирогов друг. — Вы уже познакомились? А я Симус. Финниган. — Начал было вытягивать правую руку в знак приветствия Симус, но вовремя понял, что держит в ней своё сегодняшнее лакомство, и, неловко улыбнувшись, просто кивнул. Затем он посмотрел на мальчика, сидящего напротив Блэр, и спросил: — А тебя как зовут? Рыжий, веснушки… Уизли, что ли? — Что? Какой Уизли? — Тот нахмурил брови, сморщив носик, а затем, выпрямив спину, гордо выпалил: — Я Лэнгли! Уилл Лэнгли! Симус медленно приподнял подбородок с умным видом, словно это имя ему о чем-то говорило, и посмотрел на Чарли, который тоже повернулся к приятелю. Они многозначительно кивнули друг другу, и Блэр сразу поняла: они не пытаются изобразить понимание или же уважение — открыто издеваются. Но вдруг глаза Симуса зацепились за полку, что теперь висела лишь на одном держателе, который, казалось, еще немного, и с треском отвалится. — Ты сломал ее? Давай я починю. Симус буквально скинул все пироги на руки Чарли, словно в корзинку, и, отряхнув ладони, достал палочку из кармана брюк. —Смотри, Уилл, сейчас увидишь волшебство. — Мальчик расправил плечи, деловито откашлялся, посмотрел на Чарли и кивком попросил того отойти в сторону. Уилл обратил свои зеленые, яркие, почти горящие от ожидания чуда глаза на волшебную палочку Симуса, следя за каждым движением, каждым взмахом. А слегка разволновавшийся от такого пристального внимания публики Финниган еще раз кашлянул в кулачок и, рассекая воздух, резко взмахнул рукой, выдав: — Reparo! Вопреки всем ожиданиям волшебная палочка вместо заклинания, предназначенного для восстановления первозданного вида полке, произвела яркую вспышку с искрами, отчего все ребята резко дернулись в стороны, пытаясь хоть как-то отдалиться от места взрыва. Но теперь доска, висевшая на одном держателе, и вовсе с грохотом упала на пол, а в месте ее крепления на стене красовался лёгкий след от огня. — Может, надо было ручку приставить сначала? — хмыкнул Чарли, откусывая один из пирожков Симуса, словно этим пытался вернуть себе спокойствие, утерянное по вине приятеля. — Ой-й-й, смотритель же нас убьёт, — раздосадовано проговорил Финниган, переводя взгляд с обугленной стены на полку, с нее на Блэр и Уилла, а затем и вовсе на жующего друга. Это выглядело так, будто он лихорадочно думал, что делать: извиниться, попросить не говорить старостам или же вовсе быстро сбежать с места преступления. Однако размышления о дальнейших действиях были прерваны вдруг дошедшим до него пониманием: — Эй, это мой пирог! — Я успокаиваюсь. — Пирог-то мой! — А ты-то друг мой! Войди в моё положение! — Так купи себе свой! — Я слишком взволнован! — Отчеканив каждое слово, Чарли откусил еще один кусок, но уже побольше. — Что у вас происходит? На звуки взрыва и запах гари из соседнего вагона вышел держащий в руках блокнот с карандашом кудрявый тёмноволосый мальчик с легким раздражением в глазах болотно-зелёного цвета. Видно, его спокойствие, как и безмятежность Блэр, в этот день постоянно нарушалось. Она закатила глаза при появлении еще одного человека в купе, понимая: книжке не суждено быть дочитанной в этот день. — Они спорят о пирогах, — сразу же ответил Уилл, с лица которого не сходила улыбка: наблюдать за этими двумя юнцами было исключительным весельем. — Да какие пироги? Симус друг. Вот и делится. — Чарли откусил еще один кусок пирога, радостными глазками посмотрев на хмурого приятеля, а затем продолжил уже с набитым ртом: — Тут иная проблема: Симус чуть вагон не спалил! — Он указал пальцем на место повреждений. — Я? Ты его чуть не разнёс! — А ты разнёс. — Дайте я посмотрю, — произнес мальчик с выразительными глазами и прошел внутрь купе. — Ты уверен? Мы уже пробовали, лучше не стоит трогать. Усугублять там. Не обратив внимания на предостережения Чарли, кудрявый мальчик уверенно подобрался ближе к поврежденной стене и, не выпуская из рук тетрадь, оценил уровень ущерба. Задумчиво качая головой из стороны в сторону, он смотрел на обугленную поверхность, словно внимательно приглядывался, желая сделать изящнее, красивее, чем было до поломки. Затем ловким движением свободной руки достал палочку, направил ее в сторону почерневшей от копоти стены и взмахнул, сделав в воздухе едва заметное спиралевидное движение. — Reparo, — внимательно смотря на стену и не меняясь в лице, мягко сказал он. Уилл, увидевший до этого небольшую демонстрацию сил от своих сверстников, поднапрягся и отпрянул еще дальше, пока Блэр, все еще держа на коленях свою книгу, но уже забыв о раздражении, с интересом наблюдала за стоящим к ней спиной новым мальчиком. В то же мгновение, как ученик произнес заклинание, весь причиненный ребятами купе урон исчез, словно залечившаяся по мановению палочки рана. Сажа плавно стекалась со стены, собираясь в один круг, с каждым движением все быстрее сворачиваясь, уменьшаясь, пока не исчезла вовсе. Треснутое стекло, соединившееся словно по шву, превратилось в идеально чистое и гладкое прозрачное полотно, обрамленное оконной рамой. Следом за ними маленькая, уже отвалившаяся полка беззвучно поднялась в воздух и вернулась на своё законное место. — Вау! — восхищенно воскликнул Уилл, удивленно хлопая ресницами. — Волшебно-то как! — Естественно, — хмыкнул явно раздосадованный таким удачным представлением Чарли, — мы же маги. — Вот так. — Удовлетворительно кивнул самому себе кудрявый мальчик, спрятав палочку обратно в карман передних джин, и отошёл от стены, пройдясь взглядом по помещению. — Что здесь за шум? В проёме купе показался ещё один человек, но уже подросток. Дети тут же повернули макушки в сторону возникшего точно из ниоткуда голоса и медленно прошлись взглядом снизу вверх. На юноше была черная школьная форма с галстуком сине-серебряного цвета, а над гербом факультета «Когтевран», что красовался на мантии, находился значок, в ленте которого виднелась надпись «Prefect». — Ой, — тихонько выдал из себя Симус, пытаясь незаметно отобрать свою порцию пирога у Чарли, который, держа в руках кусок булки, даже не смел отвести круглые удивленные глазки от старосты факультета. Высокий юноша с каштановыми волосами, игнорируя вздохи Симуса, с хмурым выражением лица оглядел каждого находившегося рядом с ним ребёнка и остановился требующими ответа глазами на кудрявом мальчике, что лишь недавно появился в купе и так умело разрешил недавнюю проблему. — Ничего, просто болтаем, — без доли смущения ответил тот, не отводя смелый взгляд с лица старосты. — Странно, я слышал какой-то шум, — скорее для себя чеканно проговорил юноша и, внимательно оглядев стены, отбросил мысли, обратившись к юнцам с некой заботливой и практически детской интонацией в голосе, для более доверительного общения: — В поезде стоять нельзя, он может качнуться, и вы сломаете себе какую-нибудь часть тела. — Староста, уперев руки, что до этого держали проемы двери, в коленки, склонился ближе к детям, не отрывая взгляда от Чарли и Симуса. Блэр непонимающе поджала губы, следя за его движениями. Кудрявый мальчик сначала нахмурился, а потом отвёл голову в сторону и прокашлялся в ладошку, дабы спрятать смех, пока два горе-друга все также не отнимали взгляда от когтевранца. И тот продолжил: — Вы же не хотите сломать нос из-за чемодана? — Н-нет, мистер-сэр! — хором ответили Симус и Чарли. Уилл, щечки которого растянулись в улыбке, тут же посерьезнел, округлил глазки и замотал головой из стороны в сторону, поглубже усаживаясь на диван, пока Блэр молчал наблюдала за происходящим. — Вот и славно, — расслабившись, ухмыльнулся староста. — Если что-то нужно, то зовите меня, Ричарда. Пока что расходитесь по вагонам и меньше шумите, а то сломаете тут ещё что-то. Симус и Чарли переглянулись, пытаясь не улыбаться. Выпрямившись, староста вновь посмотрел на темноволосого и отошел после дружно сказанной детьми фразы «хорошо, господин-сэр». Однако нотки насмешливости в голосах закадычных любителей пирогов он не расслышал. — Надеюсь, больше не появится никаких причин и для гула, и для последующих ударов по стене, — намекнул на двух чересчур шумных ребят кудрявый мальчик, а затем слегка задержал болотно-зеленый взгляд на Блэр, с прищуром улыбнулся, кивнул и вернулся в своё купе. — Кто это? — кинул Уилл, как только дверь за загадочным учеником, что лишь одним взмахом руки с зажатой в ней волшебной палочкой вернул все в первозданный вид, закрылась. — Это просто Леонард, сын Виктории и Генри Ланширских, — недовольно прищурившись, ответил Чарли. Через пару секунд ребята ретировались, чтобы не сломать что-нибудь значимее полки, а в коридоре даже через закрытую дверь еще какое-то время были слышны их споры по поводу пирогов и обязательств друзей. Уилл и Блэр остались одни в пропахшем вкусной выпечкой купе. Мерный гул стучащих по рельсам колес, шелест переворачиваемых страниц, периодическое характерное «чириканье» носящейся по клетке ласки — все это успокаивало развеселившихся ребят. Веснушчатый мальчик стал смотреть в окошко, иногда водил пальчиком по стеклу или же считал пролетающих в небе птиц. Через какое-то время он и вовсе задремал от монотонности своего развлечения. Блэр же вновь и вновь погружалась в книгу: звук колес становился гулом толпы на трибунах, свист поезда и вовсе превратился в ветер, который она разрезала, пока примеряла роль вратаря. Наклоняется на метле вперед, заставляя ту спуститься и стремительно направиться к одному из колец, в которое вот-вот забросят квоффл. Протягивает руку, чтобы выбить мяч… — Поезд скоро прибывает! Просьба переодеться в мантии и убрать все вещи в чемоданы! Голос одного из старших учащихся раздался по всему поезду, эхом звуча по пустынному коридору. Уилл живо поднял голову, словно это не он минуту назад опираясь головой на руку наверняка видел хороший сон, и, подскочив, достал из ближайшего чемодана мантию. Блэр же, убрав книгу в свой похожий, вышла в коридор, чтобы не мешать первокурснику готовиться к прибытию. За окнами виднелась череда домиков, на многих из которых висели большие деревянные вывески: «Сладкое королевство», «Писарро», «Три метлы», «Зонко» и другие. Но самым интересным для нее были витрины, что так и пестрели обилием красок: от самых простых цветов до их позолоченных или посеребренных, более ярких оттенков. Несмотря на малое количество прогуливающихся по узким улочкам людей, Хогсмид завораживал и манил своими огнями. В скором времени многие ученики выбрались из своих купе, с нетерпением выглядывая за окно. Красно-золотой локомотив остановился, издав два свистка: один короткий, а другой длинный как оповещение о прибытии на перрон. Из вагонов без чемоданов стали выходить переодевшиеся в темные мантии ребята. Многие из них зевали после сна или же жаловались на урчание в животах. Но были и те, кто уже сдружились и шумными группами шли к стоящим вдалеке каретам без лошадей. — Первокурсники, сюда! — громоподобно, словно воспользовавшись заклинанием sonorus, произнес уверенный голос. Высокий мужчина средних лет стоял на перроне, держа в вытянутой руке фонарь, блики от которого, подобно искрам огня, играли в его карие глазах и заставляли седые волосы переливаться разными оттенками белого. Но когда Блэр подошла ближе, увидела, что одна из кистей профессора была заменена на железный зажим. Это заставило толпившихся ребят перешептываться между собой и кивать в сторону такого устройства. На мужчине был терракотового цвета плащ с красовавшимися в паре тройке мест цветными заплатками. Под ним — более насыщенного цвета жилетка, надетая поверх белой рубашки, воротник которой оказался скрыт приглушенного изумрудного цвета шарфом. — Ну здравствуйте, детишки. Я — Сильванус Кеттлберн! Вам можно просто «профессор Кеттлберн». Ну, вижу сюда приехали те, кто наконец-то вылетел из родительского гнезда. — Он обвел бойким и хитрым взглядом всех учеников и уверенно поднял руку с фонарем вверх, словно был тем, кто возглавлял охоту на рогатых бледно-зеленых гриндилоу, которых не то что маги, но даже русалки не могут приручить. Резко развернулся и воодушевляющим голосом произнёс: — Вперед! Навстречу интереснейшему приключению! Толпа ребят, что должна была походить на организованный строй, отнюдь не стремилась к какому-либо порядку: кто-то шел сбоку, кто-то отставал и устало плелся позади, а кто-то нетерпеливо бежал рядом с профессором, чуть ли не обгоняя его. Чарли, Симус и Уилл, зовущий какого-то веснушчатого мальчика по имени Септимус, смело шагали близ Сильвануса Кеттлберна, чтобы и слушать истории бойкого учителя, и получше узнавать друг друга. — Говорю же, он тоже Уизли! — Чарли настойчивым голосом попытался убедить идущего рядом рыжего первокурсника в правильности своих выводов. —Ну почему если рыжий, то сразу Уизли! — упрямо спросил Уилл и недовольно сложил руки на груди, глубоко вздохнув. — Да не мой он родственник! — подняв голову к отмахивающемуся Чарли, воскликнул одновременно с бойким рыжим товарищем по несчастью Септимус, отчаянно жестикулируя руками. Они шли в центре, став своеобразной душой компании первокурсников. Чуть поодаль была другая группка, собравшихся вокруг той девочки с темными волосами, что были украшены светлым локоном по центру. Недалеко от них шел Леонард, осторожно присматриваясь ко всему происходящему: казалось, он слышал разговор каждой из компаний и делал какие-то выводы для самого себя. Рядом с ним, но все-таки отстраненно и даже устало плелся мальчик, что прежде сидел с ним в том же седьмом купе. Блэр в свою очередь была в первом ряду, но отнюдь не из любопытства, как некоторые из ребят. — Профессор, а почему у вас одна рука, как прихватка? — спросил Уилл, что шел совсем рядом с седоволосым мужчиной. — А-а-а, это, что ли? — Их сопровождающий гордо вытянул свою искусственную руку в воздух и сделал пару смыкающих и размыкающих движений лопастей крана, отчего металл раздал звонкие щелчки. Любопытные ребята стали заинтересованно смотреть на представление, а он продолжил: — Спасибо, что спросил, Уизли. — Сбоку послышался усталый выдох Уилла. — Однажды я лечил огненного краба, а этот загорелый отплатил мне вот таким подарком. Однако ж стоит сказать, что с ней… — Он любовно взглянул на механизм и подки. — Действительно очень удобно! — А зачем вы его лечили? — робко спросил ещё один мальчик, что шел по другую сторону от профессора. И Сильванус начал свой рассказ о вымирающих животных, чьи панцири используются в качестве материала для изготовления котлов неразборчивыми и, по словам пылкого мистера Кеттлберна, бессовестными, желающими нажиться магами-зеваками. Время от времени по воздуху разливался заливистый смех учеников, а иногда вместо него звучали удивленные возгласы. Увлеченные рассказом дети засыпали сопровождающего вопросами, безостановочно переливающимися звоном колокольчиков. Вот только пока любопытные ребята, словно пчелки, что слетаются на ароматный вереск, собирались в группу около профессора, Блэр осматривалась по сторонам. Холодный ветер дул на ее упрямые кудри, заставляя их падать на лицо и перекрывать взор. Но это вовсе не мешало ей замечать, как грозно шевелятся ветви деревьев, как яркой серебряной россыпью блестят звезды, отражаясь в умиротворенной глади Чёрного Озера. Вот семью белыми точками мерцает Большая Медведица, чуть выше виднеется облик Дракона, что широко облегает Малую Медведицу с коронующей ее яркой Полярной звездой, а чуть левее различался Пегас с ярко выделяющейся в нем далекая Туманность Андромеды. Перестать лицезреть на столь прекрасный океан синевы, созданный из темной глади плавно перетекавшего в небо озера, её заставил голос, прошелестевший совсем рядом. Тихо и невесомо, но достаточно четко для темноволосой девочки, различившей: — Любишь звёзды? Кудри Блэр, подавшись легкому порыву ветра со стороны воды, стали объемным шлейфом развеваться за ней. Она заметила рядом с собой мальчика, который в поезде одарил ее лишь одним вежливым кивком. Склонив голову набок в ожидании ответа, Леонард неотрывно и внимательно смотрел прямо на нее. И, хоть он был заинтересован в происходящем, если приглядеться, то можно уловить отчужденность этого ребёнка, его скрытность от происходящего вокруг. Словно, слившись с толпой, Леонард держался отдалённо. Но это была не та отчужденность, что исходила от мальчика, который был его соседом по купе: тот лишь следовал за толпой, внимательно вслушиваясь в разговоры, смотря на окружающих, изучая обстановку. Несмотря на это в его глазах читалось желание идти не как в стаде. Недолго останавливаясь взглядом на уже знакомом ей однокурснике, Блэр гордо выпрямила спину, придала лицу безэмоциональное выражение, как учили дома, и кратко ответила: — Я привыкла к такому свету. В этот самый момент ребята нахлынули ближе к лодкам, чтобы занять места ближе к профессору, который наверняка рассказал бы еще много интересного о захватывающих приключениях. И море макушек скрыло Леонарда из поля зрения Блэр, а нетерпеливая толпа подтолкнула ее идти к озеру. Шедший неподалеку когтевранец, назвавшийся Ричардом, остановился на краю берега, помогая деткам залезать в лодки, как вдруг, оторвавшись от своей работы, притянул к себе первокурсника в полосатом свитере, задев локтем старосту Пуффендуя. — Эй, Эрни, вот, это мой братишка, о котором я и говорил. Леонард, знакомься, это Эрни из Пуффендуя. Мой друг, — слегка хлопнув ладонью по плечу Леонарда, сказал старшекурсник идущему рядом другу. Но кудрявый первокурсник вскинул подбородок, чтобы посмотреть в лицо гордого когтевранца, и, сняв его руку с себя, прошел вперед. Как вдруг кто-то из толпы новых студентов спросил его: — Это твой брат? — Нет, —невозмутимым голосом ответил Леонард, немного приподняв плечи. Пока старшекурсники рассаживали и буйных, и стесняющихся ребят по лодкам, профессор потягивался и периодически трепал по макушке любопытных, что проходили мимо него. —Та-а-ак! — Он потянулся и пробежался взглядом по заполняющимся лодкам и озадаченно почесал затылок. — А мне спутника не оставили? Почти все были на местах, когда Кеттлберн обернулся посмотреть на оставшихся первокурсников и заметил стоящего вдалеке темноволосого мальчика, что с сомнением в глазах смотрел на лодки: одни уже сдружились, другие, наоборот, молча и даже иногда брезгливо косились на своих соседей. — О! Слушай, мальчишка, как тебя зовут? — обратился к нему профессор. — Иди сюда! Я не кусаюсь, как огнекраб! — И пару раз щелкнул своими железными пальцами. — Том, меня зовут Том, — не очень громко, но достаточно разборчиво и уверенно произнес он. — Отлично, Том! Садись-ка со мной! — Кеттлберн поднял голову, пропуская его в свою лодку, а тот сразу же нырнул под его руку с фонарем и забрался на место рядом с профессорским, с интересом озираясь на открывшийся ему вид. Во время пути многие с интересом прислушивались к каждому слову профессора, задавая уточняющие вопросы: таким занимательным им казался мир вокруг, который они за свои короткие жизни видели только со стороны занятых волшебников или же со стороны маглов, отрицающих любые проявления чудес. На середине пересечения озера разговоры и перешептывания вовсе утихли, поскольку все, включая Кеттлберна и его наверняка будущих последователей, стали завороженно разглядывать вырисовывающийся на темном звездном небе силуэт величественного замка, в окнах которого мерцал теплый желтый свет. — Вот мы и приплыли, детишки. Аккуратнее, по одному выходите из лодок своих, а то ещё утонете тут, не проучившись и недели, — расхохотался профессор и закончил: —Гостьями русалок рано становится в этом их городке, как там его… — Он задумчиво почесал затылок, усердно пытаясь вспомнить название не интересующего его места. — «Подводный город», сэр, — скромно напомнил один из старост факультета. — Да, «Подводный», точно! Молодец, Ричард, скажу, чтобы начислили пять баллов Когтеврану. — Руса-а-алки? Красивые и с яркими волосами, профессор? — спросил один из юнцов. — Наверное, они ещё и светятся, и поют! Так красиво и голосисто! — Или вообще ходят по земле в образе маленьких лошадок! — слегка подпрыгнув, чтобы быть наверняка услышанным, воскликнул Симус, а затем наткнулся на непонимающий взгляд Чарли и уверил: — Что? Мне бабушка в Ирландии рассказывала легенду про мерроу! Они вообще очень хорошие, любят людей! А вот если им наскучит жить с перепонками под водой, то выходят на берег как маленькие лошадки! — Да ну-у-у… — Чарли вновь отмахнулся, словно его друг рассказывал небылицы. Правда в любопытных и неверящих глазах проскользнуло сомнение в своей теории: так уверенно Симус говорил об этих водяных фейри. — И добрые такие, помогут, если потерялся в воде, — закончил тот, пожав плечами, словно знал наверняка и это была не просто легенда, а жизненный опыт: как будто сама бабушка была спасена одной из них. Благодаря помощи старост факультетов дети без трудностей выходили по одному из своих лодок, друг за другом, дополняя в разговоре образ подводных жителей все новыми и новыми деталями, что заполняли их воображение до сего дня. — Что? Ахахахаха, — звонко рассмеялся профессор и проговорил: — Не-е-е-ет, вы чего, дети. Понасмотрелись своих сказок, где только один вид показывают, да и то, прямо уж не особо правдоподобно. Конечно, разновидности морского народа намного больше, и у каждого из них свои причуды, у кого угодно, но только не у этих ехидн. Наше озеро относительно прохладное всё-таки. Издалека могут и заинтересовать своими длинными красивыми хвостами, но они такие скользкие, мерзкие и серые. А их волосы? Длинные тонкие, зелёные, словно плесень. А зубы-то… у горных козлов и то ровнее будут. Посмотрят тебе вслед своими крупными выпученными зелёными глазками. А ты плывешь и думаешь: то ли они как пузырьки лопнут скоро, то ли выпадут из глазниц. Губы, как у рыбешек. Конечно, уродливые эти русалки, и тритоны их не лучше выглядят, но отдам должное… — Профессор остановился так резко, что некоторые заслушавшиеся его дети, не успев затормозить, ударились лбами и носиками о спины впереди ходящий учеников. Кеттлберн повернулся, чуть склонился вперёд и прошептал им: — По характеру получше кентавров вышли. — А после, также резко выпрямился и прошёл дальше. — За-а-а мно-о-ой! Не отставать! Раз-два! — Профессор! Профессор! А вы дружите, значит, с ними? — С кем? С подводными чудиками? Нет, конечно. Они скучные и очень закрытые. Попытался я как-то раз плаванье с препятствиями устроить с ними, а они решили заострить свои вилки против меня. Видите ли, какой-то праздник восхваления. Ну… с такими водиться да горести захлебнуться только. — Это был последний день гряной недели, — ответил другой староста. — Ай молодца, Гидеон, помнишь урок. Про баллы для Пуффендуя тоже скажу. — Показав металлическим пальцем знак «класс», профессор вернулся к рассказу: — Русалки так себе для радости, не то что кентавры. — Кентавры? — протянув, переспросила идущая рядом девочка. — Я слышала, что они очень злые! — Не-е-е-т, ты чего, ребёнок. У них просто лица хмурые. Я, вон, как-то на земле в лесу запретном нашёл капкан. Хороший такой, массивный, металлический. Ну и взял его себе, а то чего лежит и не служит? Пришлось неделю спорить с коне-людьми этими, что капкан мой, а не их. Пытались доказать, что это они для ловли зверей ставят ловушки. Тоже мне, начали пользоваться безделушками вместо копий своих. Давно таких перебранок не было у меня, потом выпили и познакомились поближе. Ребята во главе с профессором поднимались по лестнице к сделанным из кованого железа воротам замка. Они были очень высокими, оттого мужчина, что стоял близ них и в ожидании группы новоприбывших терпеливо перекатывался с носка на пятку, держа руки за спиной, казался очень низким. Первокурсники же вскидывали головы, всматриваясь в башни, что касались облаков, протыкая их острыми крышами. — Доброго вечера, профессор Кеттлберн. Смотрю, вы все так же не изменились. Вновь попали в передряги? — Низкий мужчина, что одним взмахом волшебной палочки открыл ворота за спиной, кивком указал на деревянную ногу. — О-о-о-о, профессор Флитвик! А я смотрю, вы тоже не изменились, в таком же росте остались, да? — Сильванус с улыбкой во все тридцать два указал на профессора, который только хмуро повел усами в стороны. — Что ж, рад видеть вас в том же расположении духа, в новом учебном году. С праздником, мистер Кеттлберн. — Ой, да ну, какой же это праздник, каменные стены и пыльные книги. Мне по душе охота на открытом пространстве, нежели эти холодные помещения и не затыкающиеся картины с призраками. Честное слово, они просто решили свести меня с ума. — Ну-у-у же, профессор! Не всё так плохо, ведь в этом году вам предоставили куда больше часов работы на свежем воздухе и аудиторию рядом с парком, откуда выход сразу на поляну, в сторону вашей лачуги. — Именно поэтому я и возвращаюсь каждый год сюда. А еще затем, чтобы внедрять в молодые юные умы дух приключения, отваги и любви к животным. — И знаний, — дополнил Флитвик, посмотрев на него из-под очков с неким укором. — Конечно же! Не без этого. Затем профессор заглянул, вытянув голову, за спину Кеттлберна, как бы молча прося его отойти. И тот с громким «ой» отодвинулся в сторону, становясь рядом с Флитвиком, и повернулся к ребятам. — Что ж, здравствуйте, юные школьники. Я профессор Флитвик, обучаю Заклинаниям. Поздравляю вас с началом нового волшебного учебного года. Выстраивайтесь парами, пожалуйста, и подходите ко мне для отметки. — Удобнее взяв в руки пергамент и перо, Флитвик тихо обратился к Кеттлберну: — Вы же никого не потеряли, профессор? — Ну-у-у-у, так-с, плюха воды не слышал; детских воплей тоже, разве только восторженных; никакие старосты с выпученными глазами и странными новостями тоже не подходили. Думаю, все на месте. Вы проверяйте-проверяйте, а там будем искать. Косясь на Кеттлберна, Флитвик принялся по списку пропускать учеников за главные ворота Хогвартса, где и начинался их путь в мире магии и волшебства. После проверки оравы детей, когда одни голосисто выкрикивали свои имена, вторые еле слышно, неуверенно, без желания или с напускной гордостью произносили их. Правда многие из них решили еще и показать себя перед остальными, чтобы однокурсники запомнили в лицо тех, кто, возможно, станет одним из величайших магов всех времен. Поэтому некоторые неловкими быстрыми жестами поправляли волосы. Были и те, кто одергивал свитера под мантиями, а один из мальчиков и вовсе попросил платок, чтобы вытереть оставшуюся после изучения купе со скрытым в нем котлом сажу. Когда же все назвали свои имена, и, к облегчению Флитвика, выяснилось, что заблудившихся в пути не было, профессора прошли ко главному входу в здание. Гул восторженных голосов не стихал и в коридоре, и в холле, и на лестнице. Одни дети уже успели проникнуться прозорливым профессором зоологии, желая поскорее полетать на гиппогрифах и оседлать нундов, другие с интересом слушали рассказы профессора Флитвика про позволяющие притягивать предметы манящие чары, готовясь как можно быстрее приступить к самим занятиям и учиться накладывать melofors, чтобы превращать головы надоедающих и заносчивых недругов в тыквы. Была и третья часть детей, которая не являлась особо заинтересованной ни в одном из них и поскорее желала вновь отправиться в плавание, правда в этот раз по реке сновидений, либо же просто сесть где-нибудь. Остальные просто оглядывались по сторонам, с интересом наблюдая за передвижениями нарисованных персонажей на тех самых двигающихся картинах, которые недавно так красочно расписывал Кеттлберн. Уилл, словно забыв об одних знакомых из поезда, во всё горло радостно общался с другими, извещая менее осведомленных ребят о тех или иных характерных чертах чудес замка, уверяя их в правдивости рассказов, ведь об этом ему еще до получения письма рассказывала мама. Одновременно с этим он поддерживал беседу с уже полюбившимся ему магозоологом, во всю гогоча над историями, которыми не прочь был делиться второй. Чарли, находясь, как он думал, в центре своей небольшой банды друзей, невольно примкнул к юному Лэнгли, тоже с восхищением слушая этого храброго учителя, дополняя временами его фразы в ожидании смеха со стороны Симуса и Септимуса. Блэр, слившись с толпой позади них, внимательно слушала все, что говорили, чтобы не пропустить важную информацию от профессоров. Том с интересом наблюдал за всем происходящим вокруг, самостоятельно принявшись изучать окружение замка, где стояли уходящие высоко под потолки большого холла идеально гладкие каменные колонны с замысловатой резьбой на самых верхушках, а с картин ему улыбчиво махали словно живые люди, вошедшие в полотно. На все попытки разговориться с ним дети получали лишь короткие и не самые громкие ответы, и те, обижаясь, переключались на других сокурсников. Леонард молча держался рядом, не с самыми яркими позитивными эмоциями осматриваясь вокруг, словно в этом месте он уже бывал и даже несколько раз. Детские обсуждения прекратились сразу, как только, поднимаясь за профессорами по самой широкой лестнице, ребята медленно пробежали глазами с носков обуви к лицу вышедшего навстречу им мужчины, которого узнал только один ребёнок из нынешних. Старосты и профессор Флитвик, поздоровавшись с ним, кивнули и скрылись за массивными каменными дверьми, а за ними пошел и воодушевленный профессор Кеттлберн постучав по плечу нового человека, из разговора с которым, выяснилось, что тот заместитель директора и преподаватель трансфигурации — профессор Альбус Дамблдор. Напоследок Сильванус кинул слова о скорой встречи и, оглушенный детским хором из «до свиданья!», искусно ретировался. Орава маленьких глазок, оказавшаяся в гробовой тишине коридора, выжидательно посмотрела на стоящего профессора. Высокий мужчина, что оглядывал всех ясным голубым взглядом, стоял ровно и непринужденно. Его серый костюм подчеркивал выдержку и статность, хотя светлый оттенок наводил мысль о доброжелательности и открытости. Складки рубашки в тусклом освещении коридора казались желтоватого оттенка, а золотисто-коричневый галстук, заправленный в жилетку костюма, был единственным, что так сильно бросалось в глаза. Ясный взгляд профессора пробежался по всем ребятам, заставив их и выпрямиться, и улыбнуться одновременно: строгость в его одежде и озорные блики свечей в глазах заставили уставших первокурсников испытывать смешанные, но яркие чувства. Тем временем тот поднял руку к груди и заговорил тихо, безмятежно в отличии от предыдущих двух преподавателей, точно заколдовывая детей на послушание. — Так-с, уважаемые новобранцы, попрошу всех сюда. Соберитесь в кучку и внимательно слушайте. Здесь, за дверьми, начнётся особый период, который повлияет на всю дальнейшую жизнь каждого из вас. Не все предметы будут монотонно скучными, как и не все будут столь лёгкими. Однако каждый и без исключений будет волшебными и обширным, и это станет первым профессиональным этапом вашего вхождения в мир магии. — Дамблдор внимательно осмотрел каждого ребёнка, а Том невольно подтянулся на носочках и вытянул голову в ожидании, когда взгляд профессора найдёт его. И это случилось. Молодой Альбус, наткнувшись на знакомое лицо, слегка улыбнулся, коротко кивнул ребёнку и продолжил: — Ваша учебная деятельность начнётся с распределения на четыре основных факультета: Гриффиндор, Когтевран, Пуффендуй и Слизерин. Затем одним легким движением руки и наверняка не без магии он распахнул тяжелые дверцы, позволив теплому свету зала ослепить первокурсников, чьи глаза привыкли к более темному и приветливому коридору. Профессор, возглавивший толпу новоприбывших учеников, решительным шагом двинулся вперед, уходя все глубже в море аплодисментов, что лились с обеих сторон прохода: с каждой из них было по два длинных стола, за которыми уже сидели опрятно и одинаково одетые ребята, а на них стояли пустые тарелки и кубки, отливавшие золотым цветом. Однако следовавшие за Альбусом Дамблдором первокурсники вовсе не обращали на них внимание. Они изучали искусственно воссозданное звездное небо под потолком, которое, как казалось, было сделано из миллионов свечей, что никогда не сгорали, а их воск, если и падал, замирал в полете, превращаясь в новую комету. В толпе ребят были и те, что с замиранием смотрели на выделанные по обе стороны от возвышающегося профессорского стола настенные скульптуры. Другие первокурсники с восторгом в глазах смотрели на стоящий справа камин в человеческий рост, что был незажженным и потому навевал тоску. Тем не менее все они дружной толпой следовали за профессором. Проходивший мимо очередного стола Леонард на секунду замялся, повернув голову в сторону голоса, тихо подзывающего его, и встретился с обладающим полным энтузиазмом и братской гордости Ричардом, что пожелал ему удачи, прервав аплодисменты на поддержку в виде взмаха кулаком. Младший брат поджал губы, ничего не ответив, и потопал дальше, мысленно закатив глаза. Альбус Дамблдор выстроил первогодок в линию, лицом к уже рассевшимся по столам в соответствии с их факультетами ребятам. Сам же встал сбоку от табурета, на котором лежала остроконечная колдовская шляпа с широкими полями, что во многих местах были с заплатами: время ее не щадило. Все в зале — от учеников и преподавателей до привидений — замерли в немом ожидании, не спуская глаз с первокурсников. Некоторые из новых ребят смущенно опустили взгляд в пол, съёжившись от такого пристального внимания, точно желали провалиться под фундамент замка, даже если там будет холодное подземелье с троллями. Другие же, наоборот, расправили плечи и вскинули подбородки, словно ничего не могло их испугать. Но в трепетном обомлении ребят шляпа вдруг дернулась, одна складка приподнялась в двух местах, образуя глаза, и разрез у ее полей раскрылся наподобие рта:Не смотрите на потертость: Суть скрывается под ней. Полагаясь лишь на совесть, Распределю я всех детей. Быть может, вы стремитесь ввысь, Бесстрашно рветесь в лютый бой… У Гриффиндорцев всех слились — Запомните — прыть и задор лихой. Коль ваши сумки полны книг, А в мыслях мудрость, ум пытливый, Откроются вам в этот миг Ворота в Когтевран ретивый. А вдруг тропинка в Пуффендуй, Где ждут упорство, добродетель. Душа твоя тогда в расцвете, И ум усердный, возликуй! Но если в хитрости едины И к целям своим мчитесь прытко, Ваш Дом в лукавом Слизерине! И лица озарит улыбка.
Зал залился громом аплодисментов и свиста, пока оглушенные первокурсники переглядывались между собой и заинтригованно озирались на, как оказалось, живую шляпу. — Тот ребёнок, чье имя я произнесу, должен будет подойти и сесть на стул. Распределяющая шляпа определит вас на факультет, — объявил Дамблдор и раскрыл свиток. Профессор поочередно называл фамилии и имена учеников, — Ноа Лестрейндж, Оскар Нотт, Септимус Уизли — и, как только те садились на табурет, надевал на них головной убор, — Кеннет Эйвери, Морвин Мальсибер, Друэлла Розье. У некоторых ребят шляпа задерживалась на голове: она взвешивала все за и против, чтобы сделать верный выбор факультета. Однако были и те, — Абракас Малфой, Аршелина Кэрроу, Джиневра Блэк — кого она отправляла в тот или иной Дом лишь при малейшем касании макушки ребенка. И как только шляпа провозглашала решение, зал заполнялся шквалом аплодисментов и радостных голосов учеников, на чьи факультеты определялись новоприбывшие, в то время, как иные факультеты хлопали без сильной отдачи, хоть и улыбались. — Ликорис, Блэр! — Как только очередные слова слетели с губ профессора, первокурсница сделала глубокий вдох, выпрямила спину, подняла голову, выбралась из толпы и села на табуретку. Шляпа почти сразу же легла на ее голову, заставив торчащие в разные стороны кудри примяться под своим весом. — Хм-м-м, умна, и есть место для хитрости. Внутри скрыты энтузиазм и… решительность. Однако упор делаешь на одном качестве… Когтевран! Среди гула хлопков вперемешку со свистом и поздравлениями Уилл произнес, казалось бы, громко, обращаясь не к кому-то конкретному, а ко всем и сразу: — Ого, Когтевран! — громко радовался он. — Блэр, значит, умная! А я её знаю! Мы ехали вместе, да-да. — Горделиво аплодировал Уилл. — Я и не сомневался, что она пойдёт к синеньким. Кто-то из ребят кинул на него косой взгляд, но тот и не заметил. — Лэнгли, Уилл! — Следующее названное профессором имя заставило толпу стихнуть. — А, ой, это же я. — Он стал пробираться из толпы и, как только подошел ближе к Дамблдору, сказал: — Здравствуйте! Я Уилл Лэнгли, да. — Присаживайся, — сказал учитель, лучезарно улыбаясь ему. — Угу, спасибо. — Уилл крепко схватился руками за край табуретки и уверенно сел на нее, но та стала качаться. И если бы профессор не поддержал его свободной рукой, то он бы наверняка упал. — Ха, животных любишь сильно, вижу, — выкрикнула Распределяющая Шляпа, едва коснувшись головы Уилла. — О-о-о-очень сильно! Все их боятся, а я вот — нет. — Сидевший за столом профессоров Кеттлберн на этих словах улыбнулся и умилительно поджал губы, в то время как остальные сотрудники молча повернули голову в его сторону. — Они ведь такие милые. Они только защищаются, не дерутся первыми. — Всё с тобой я-я-я-ясно! — выслушав его, проговорила Шляпа и затем выкрикнула: — Пуффендуй! Теперь уже стол этого Дома разразился аплодисментами, и ребята пододвигались, чтобы дать Уиллу сесть. Он устроился между двумя другими первокурсниками и обратил взгляд на постепенно уменьшающуюся толпу ребят у стола профессоров. Те смотрели на детей, точно родители, что любовались своими чадами, которых они не видели очень и очень долго. Уилл тут же стал общаться с другими учениками, будто знал их уже давным давно, а теперь всего лишь спрашивал, как они провели лето, как поживают их кошки и как дела у их братьев и сестер. А услышав знакомое имя, произнесенное голосом Дамблдором, оборачивался к месту распределения и переживал за новых приятелей. — О-о-о, Гриффиндор, да! — громко радовался тот, когда услышал, куда Шляпа отправила Чарли. — Я и с ним познакомился, он много действует и ломает! У него есть друг, тоже туда отправили как раз. — Ланширский, Леонард! — И снова уже звучавшее в этот день имя. На сей раз выше всех за столом вытянулся его старший брат Ричард и, негласно скрестив пальцы, выжидал оглашения приговора. — Такой молчаливый. Видимо, ещё один Слизеринец, — тихо процедила второкурсница. — Что-о-о? Не-е-ет, — тут же ответил Уилл. — Вот он точно на Когтевране, он самый умный был в каюте, как Блэр, — громко продолжал радоваться Пуффендуец. — В тебе скрыты огромный потенциал и большие амбиции. Однако твои решения будут основаны отнюдь не на одной стороне. Любишь быть в тишине и скрывать мысли. Хм-м-м, в какой же из двух факультетов направить тебя, мальчик? — самой себе задала вопрос Шляпа. Но спокойно сидящий кудрявец ответил на него: — Когтевран. — Когтевран? Быть может, твой путь лежит на дороге Слизерина. Ты станешь великим… — Когтевран, — не дав ей договорить, коротко повторил Леонард. — Захочу стать важным — сам стану. Шляпа усмехнулась. Хрипло, хрипло. — Что ж, так тому и быть. Когтевран! Дом воронов вновь разразился аплодисментами. По сравнению с ярко-кричащими гриффиндорцами, радостными пуффендуйцами и надменными слизеринцами, хлопки когтевранцев были горделивыми. Леонард прошёл к своему столу и уселся рядом с относительно знакомой Блэр, а Ричард, обойдя стол, подсел рядом, взяв в охапку младшего брата, из-за чего Лео стал ерепениться. — Реддл, Том Марволо! — громко произнес Дамблдор и стал внимательно смотреть на темноволосого и самого молчаливого, как казалось, ребёнка на свете. Слегка замявшись, Том легонько отодвинул стоящего перед ним мальчика и прошёл по ступенькам вверх. Посмотрел на знакомого профессора, после — на стул, на который и сел. — Этот точно в Слизерин уйдет или, как нелюдимый лесник, в Пуффендуй, — произнесла очередная старшекурсница за гриффиндорским столом. Эти слова не остались без внимания Уилла. Рыженький мальчик повернулся и с умным взглядом сказал: — А вот я слышал про Слизеринцев, что там много министров! У него важная работа будет. — Ага, если не пропадёт по пути к славе, как его сокурсники, — отчеканила девушка и тихо рассмеялась. Ее друзья поддались волне звонкого и заразительного смеха, передавая ее другим. — О-у-у, я вижу амбиции… много амбиций и желания. Хитрость и манеры крепко укоренены в тебе, мой мальчик. Лидер по природе своей, смог бы повести народ. Однозначно… Слизерин! — громко провозгласила Шляпа. Дом змееидущих встал, с восторгом принимая к себе, быть может, нового будущего дипломата и стратега. Окинув взглядом сверкающий зал, Том спустился, обернулся и впервые напрямую столкнулся с добрым, улыбающимся взглядом профессора, сидящего в центре стола. Легким кивком Том поклонился ему, а после — Дамблдору и прошёл на своё место, пока долгий взгляд светлых глубоких глаз следил за ним. Церемония Распределения длилась еще добрую четверть часа, а сразу после того, как прошла последняя волна рукоплесканий и Дамблдор унес табуретку вместе с восседавшей на ней шляпой, профессор, сидящий в центре стола, встал. Кеттлберн, привлекая внимание детей, железной рукой постучал по кубку, и все это время с его лица не сходила широкая улыбка, кричащая: «Я горжусь этими ребятами!» — Ти-и-ихо-о-о, — громко произнес Альбус, воспользовавшись sonorus. — Пред Вами выступает наш директор. — Спасибо, профессор Дамблдор. — Уже далеко не молодой мужчина с курносым носом, седой бородкой и такого же цвета торчащими волосами поднялся со своего места. Тёмно-фиолетовые одеяние и колпак придавали ему особый шарм доброго волшебника из сказок, в чью норку забрели путники. — Добрый вечер! Добрый вечер! — повторил, прокашлявшись, директор. — Меня зовут профессор Армандо Диппет, и я приветствую каждого прибывшего сюда ученика особенно. — Недолго помолчав, он продолжил речь, предназначавшуюся затаившим дыхание детям: — Вот и настал совершенно особенный для первокурсников момент. Перед вами раскрывает свои объятия огромный мир, полный новых знаний, открытий и волшебства, где приветствуются усердие, трудолюбие и дисциплина. — Кеттлберн, внимательно слушающий, скрестил руки и закатил глаза на выдохе. — В место, которое поможет изучить ту силу, что возникла внутри каждого из вас и стала решающей на вашем жизненном пути. Вы — кто-то впервые, а кто-то вновь — совсем скоро окунётесь в ранее неизведанные тайны новых предметов и погрузитесь в захватывающий водоворот интереснейших дисциплин. Надеюсь, что этот год и ожидающее впереди путешествие по знаниям станут для вас яркими, прекрасными и незабываемыми. Уверен, что наши дорогие первокурсники найдут в стенах школы не только внимание и теплоту со стороны учителей, но и крепкую, искреннюю дружбу. А будущим выпускникам я хочу пожелать провести этот учебный год насыщенно и с пользой, с уверенным взглядом на дальний путь. Да начнется пир! Голос директора звонким фонтаном плескался по стенам огромной залы. Даже призраки, что молча слушали приветствие со стороны, устроили ликующие овации в четсь Диппета. Первый день в Хогвартсе вызвал довольно волнительное и чарующее ощущение в душах новоприбывших. И хоть за окном лил проливной ночной дождь, внутри помещения царило чувство комфорта и домашнего уюта, столь важного для каждого ребенка. Уже совсем скоро начнутся занятия, тренировки, потери на долгие часы изучающих учеников в библиотеках и поиски своих магических пристрастий. А пока что… добро пожаловать в школу чародейства и волшебства, Хогвартс.