Перерождение

— Уходи отсюда. Немедленно. — Балор сжимает в своих руках руки Яны и смотрит прямо в глаза. Серьезный, как никогда раньше. — Мы сейчас не сможем выиграть, только погибнем. Беги куда глаза глядят. Обещаю, мы снова встретимся. Яна смотрит почти растерянно. Куда бежать? Зачем? Что вообще происходит? Но единым порывом то ли сделанным интуитивно, то ли мороком в ее тело, разум девушки сметает в сторону, отделяет от тела и уносит куда-то очень далеко. Если смерть и похоже на то, что пережила девушка, то она очень странная. Ничего не болит, не чувствуется ноющая оторванная и воссозданная Сатаной рука, гул и постоянный шум в голове сменился морским штилем, во всем существе ощущается легкость. Яна легкая от макушки, до кончиков пальцев. «Я наконец-то освободилась, неужели!» Внутри все ликует. А потом обрывается любопытным. «Ты кто?» Парень в черном пальто, с длинными убранными в низкий хвост волосами переговаривается с воспитательницей. Он ведет рукой перед глазами женщины и на стене позади него появляются неясным узором странные щупальца. Вместо присосок местами глаза. И Яна вскрикивает. Прячется в самый дальний угол ее маленькой комнаты на четыре человека, трясется, и захлебывается в рыданиях. Страшно. Господи, как же ей страшно. — И вот чего ты разревелась, — ворчит тот парень, подходит и садится на корточки прямо перед темным углом, куда забилась девочка. Воспитательницу Балор спровадил куда подальше, очень хорошо убедив, что он хочет удочерить эту девочку, и да конечно у него все документы в порядке, вот вам справки (чек из ближайшего супермаркета), даже из психоневрологического диспансера есть (список продуктов). — Ты страшный! — взвизгивает Яна, и уходит от тянущихся к ней рук. Балор цыкает и раздраженно вздыхает, из-за чего девочка, маленькая совсем еще, снова заходится плачем. Он никогда не умел обращаться с детьми, никогда их не любил, и с радостью бы закинул идею с удочерением куда подальше. Только если бы не Яна. Головная боль, умеющая найти приключения на свою прекрасную задницу. Он, конечно, попросил ее смыться с поля боя. Уйти, просто переждать, а не переродиться! Обученная легко отрываться от тела, терять свою форму и забывать о том, кто она есть такая, дабы проникать во сны людей и проделывать свою работу, ученица морока, почти превзошла учителя. Даже слишком. То ли тело было слабо, израненное и держащееся действительно только на воле своей носительницы, то ли Яна просто устала от всех этих сражений и вечных перипетий с демонами, слабой на вид девушке удалось почти невозможное — переродиться с сохранением конструкции души. Все способности, имеющиеся при прошлой жизни, вновь передались маленькой вот этой девочке с такими же льдисто-голубыми глазами. Яна вздрагивает и начинает вырываться, когда все-таки кошмар устает ждать, пока человеческое дитя успокоится, и подхватывает на руки. Девочка колотит руками и ногами, бодается, и даже бьет своей маленькой ручкой Балора по щеке. — Если ты сейчас не прекратишь, я оставлю тебя тут, и справляйся со всем этим сама, как хочешь! Яна после этих слов замирает, испуганно смотрит прямо в глаза мороку. Взгляд такой же недоуменно-растерянный, как при последнем прощении. И Балор отводит взгляд, не в силах сохранять зрительный контакт дольше пяти секунд. — Ты хочешь меня забрать отсюда? — срывается с уст девочки. И вопрос совсем ведь не ребенка. И Балор цепляется, когда чует душу Яны. За последнее цепляется, черт подери, отгораживая разум ребенка от происходящего, усыпляя малышку. И, закрыв глаза, оказывается в до боли знакомом месте. Белая и прозрачная вода смешивается, блестят стеклом заблокированные воспоминания, белыми стенами выстраиваются в этом мире, даже матовой поверхностью не отсвечивают бледные лучи солнца. — Здравствуй, — шелестит. Балор оборачивается. Яна, все такая же, как в его воспоминаниях о первой встрече, в белой толстовке с красными ушками. И эти льдисто-голубые глаза. — Они сказали, что малышка умирает. Можешь проверить - от ее сознания осталось очень мало. Потому я поселилась тут. — На пять лет! Яна пожимает плечами устало. Стоять даже тяжело, но она выдержит. Сможет. Господи, она прожила Ад своей жизни, неужели постоять пять минут, длящиеся в Разуме вечность, простоять во время разговора с другом не в силах? — Мы тебя искали пять лет! — кричит Балор, и все бело-стеклянное заливает черной слизью. Щупальца взвиваются и разбивают в порыве пару пластин-воспоминаний, а Яна, как ни в чем не бывало, присаживается на одно из многих изогнутое дугой черно-серебристое. — Ты искал. Пожалуйста, хоть сейчас будь честен. Всем стало легче после того, как я ушла, — раздается так же устало. И Балор уже не понимает — Яне удалось избавиться даже от образа разговора, просто транслируя мысли в Разуме? Хотя, чего он ожидал от нее. Того, что она останется той же беззащитной девочкой, которую надо всему учить и которую надо оберегать от его собратий-подонков, желающих воспользоваться телом курьера по своему усмотрению? Эмоции, свойственные новому телу Балора, переполняют теперь и его голову. Раньше они были не более чем приятной закуской, но теперь, когда его голове так же пришлось перестроиться под троичную человеческую психику, они были его едва ли не единственными мотиваторами. Особенно в первый год жизни. Девушка усмехается и прислоняется к другому, вертикально стоящему щупальцу виском и прикрывает глаза. Морок долго смотрит на нее, выдыхает, сжимает руки в кулаки. И так хочется закричать: ты оставила меня на пять лет, блять! На пять лет! Только вот они никогда и ничего друг другу не обещали, да и сам Балор с превеликим удовольствием когда-то хотел отделаться от Яны. — Я не хочу покидать эту девочку. Останусь с ней. Я хочу прожить хоть одну свою жизнь нормально. — Ты… — Прошу тебя, да. Я сама об этом никогда бы не подумала, если не такой случай. Но ты это можешь, раз меня научил тому же. С Годуновым мы смогли это проделать, — вздох оседает облачком пара. Почему-то здесь становится невероятно холодно, — Душа девочки все равно до конца не сформирована. Ты просто пустишь ее на следующий круг перерождения. Всю вину я беру на себя за это. Балор разворачивается и покидает Разум Яны. И не слышит, что договаривает засыпающая в холоде и застывших колыбелью щупальцах, девушка: — А я полноценно душой займу ее место. Малышка, усыпленная мороком, жмется к плоской груди и теплу под пальто, всхлипывает и посапывает, пока Балор везет ее на квартиру. На умиленные рожи людей он предпочитал не обращать внимания, по пути заскочил в магазин и приказал продавщице подобрать питание для ребенка пяти-шести лет, и уже с пакетами, с ребенком на руках, еле открыл входную дверь. Прихожая встретила запахом застарелого меха и пыли, пол надрывно скрипнул. Оставив пакеты у самого входа, кошмар отнес малышку («ну точно куколка») на маленький диван, и пошел наводить порядок. Годом ранее ему пришлось найти эту старую лачугу не в самом хорошем районе, зато дешево обошлось по местным меркам. Данила обосновался на квартире того старика с концами, и иметь хоть какую-то причастность сейчас к Бесобою не хотелось от слова совсем. Воспоминания о том, во что превратилась жизнь кошмара после встречи с этим созданием из говна, палок и искры Творца, до сих пор преследовали, как бы это ужасно не звучало, в кошмарах Убираться в этой квартире Балор тоже не любил. Когда ты занят промыванием мозгов по конвейерному способу, как-то не очень по вечерам в усталости хочется протирать пыль и мыть полы. Там бы до кровати скрипучей доползти. «Ненавижу человеческую жизнь» «Любишь» — упорно ввинтилось в мысли. И Балор скривился. Пакеты с продуктами перекочевали на кухню, а там уже в холодильник. Закинув в пустой с самого утра желудок какой-то салат с морской капустой. К ритуалу готовился долго и основательно. Убивать душу, в теле которой находится еще одна, не так-то просто. Даже была шальная мысль — оставить все, как есть. Ведь тело с двумя душами, практически бессмертно. Но, раз заказ был на убийство, то будет убийство. У Сиерго Балор разучился своевольничать при выполнении задания. Красный мел, свечи, белые узоры по всему худому телу малышки, красные по бирюзовому на его руках. И жуткий гул. Благо хоть ему хватило усыпить всех жителей этажом выше и ниже, а то еще с местными стражами правопорядка разбираться желания не было вообще никакого.

***

Белые татуировки почти скрылись под новыми черными татуировками-якорями, которые запомнились еще из прошлой жизни. Девушка с короткими каштаново-русыми волосами сидела на подоконнике и пила чай. Рассвет лениво разливался по небу, корицей заплывая на молочную белизну кофейной пенки. — Я думал, ты уже на парах, — с мороза ввалился в эту пропахшую уже дешевым куревом и готовой едой, Балор. Как в последнюю ночь ее полного и безоговорочного перерождения, пахнущий морозом. — Сегодня мне ко второй, — Яна отставила кружку на подоконник, спрыгнула с него и подошла к мужчине, помогла раздеться. Становится совсем тоскливо, когда Яна смотрит на эту седину волос кудрявых и длинных волос. Потому она отводит взгляд, пропускает Балора внутрь помещения, бежит на кухню, чтобы поставить чайник. Руки, замерзающие даже в перчатках, касаются талии девушки, когда та решает еще достать с полок к чаю старое печенье и остатки конфет. Пакеты тут же остаются забытыми, и Яна коротко прижимается спиной к груди мужчины, прикрывает глаза. — Ты совсем очеловечился. — Все из-за тебя, — бормочет Балор куда-то в янино плечо. — Я знаю, — тихо отвечает сама Яна и сухо целует в холодную щеку. — Я знаю…