Терес. Провинция Южная Резия. Виецианская республика. 1024 год
Он лежал в окружении серого и липкого пепла. Зимнее мрачное небо было так низко, что казалось до него можно достать рукой, стоит только протянуть её. В воздухе повис тяжёлый запах гари. Энрико чувствовал, что сознание покидает его. Свист в ушах постепенно рассеивался и мир погружался в тишину. Крепко сжимая в руке, изрядно изношенную винтовку, он попытался подняться, но острая боль прошлась по всему телу, не дав и слегка оторвать голову от земли. Во рту чувствовался металлический привкус крови, а глаза было так трудно держать открытыми. Тишину разбавил чей-то лязгающий грубый голос. В город уже прорвался враг, ещё немного и Терес перейдёт под знамёна империи. И всё было зря. Все бессонные ночи, бесконечные учения, погибшие в первые дни войны друзья и близкие. Как только республика отдаст Терес, спасти её будет уже невозможно. Энрико изо всех оставшихся сил прикусил губу, напрягся и снова рванул тело вверх. Крик вырвался непроизвольно. Адская непереносимая боль не отступала ни на секунду, и чем сильнее он старался, тем больнее становилось. И всё же, вложив в это движение остатки своей воли, Энрико смог подняться. Город пылал в огне. То тут, то там разгорались огромные пожары. Совсем недалеко от казарм что-то взорвалось. Видимо, снаряд угодил прямиком в склад с боеприпасами. Из-за крыш невысоких домов вырвался огромный столп огня, выкинувший в воздух огромное количество горящих ошмётков. Энрико зашёлся в кашле. Рядом кто-то пробежал. Тёмно-зелёная форма, виецианский триколор и золотистый голубь на белом фоне. Военные медики. Спешили спасти всех, кого было возможно. Однако, в своей спешке, даже не заметили прислонившегося к стене Энрико, и скрылись в завесе из серого дыма. Мужчина посмотрел вниз. Осколком вспороло живот, кровь никак не останавливалась. Энрико не боялся умирать. Ему было жаль, что он не смог защитить город, не смог защитить республику. Вот всё, что его так волновало. Ещё через несколько минут, мимо него пробежали солдаты в синей форме с тёмными вставками. Остроконечные шлемы, тяжёлая обувь, замотанные шарфами лица. Армия Нортъяра не оставила республике и шанса. Но и в этот раз, Энрико остался без внимания. Словно бы его фигура была настолько незначительной, что ни свои, ни чужие не хотели тратить на него своё время. Энрико расслабил мышцы спины, и скинул с плеч тяжёлый, забитый под завязку рюкзак, снял с рук окровавленные перчатки, и голыми руками провёл по голове. Каждое его движение отзывалось болью. Но, он уже не воспринимал её, как раньше. Смирился. В преддверии собственной смерти меняется сама суть человека, его приоритеты, его эмоции, его чувства. Для Энрико уже не было ничего сколько-нибудь важного, ничего о чём стоило бы беспокоиться. Зачем расходовать последние оставшиеся минуты на какие-то пустяки? Неожиданно он вспомнил о Ноэль. О той милой горнисточке, которую он повстречал в Ля-верета. Вспомнил её звонкий смех, вечно нечёсаные русые волосы, пахнущие травой и молоком, её широкую лучезарную улыбку. «Интересно, где она сейчас?» — подумал он. С тех пор, как Энрико перевели на северо-запад, он не получал ни единой весточки от Ноэль. Не знал, что с ней произошло, когда началась война. Мог лишь надеяться, что она не пропадёт, что она останется жива, несмотря ни на что. Он расстегнул первые две пуговицы шинели, и полез рукой во внутренний карман. Мятая, слегка порванная с левого края фотография. Это были осенние учения, недалеко от города Маццето. Ноэль кривляется, высунув язык, а сам Энрико с серьёзным лицом смотрит в объектив фотоаппарата. Фото получилось размазанным и нечётким, но оставляло в душе Энрико тёплые воспоминания по давно ушедшим дням. Послышались чьи-то шаги. Кто-то медленно скрёб ногами по заваленной остатками домов площади. Ещё через несколько секунд, рядом с Энрико опустился мужчина, одетый в форму императорской армии. По всем правилам, Энрико должен был всадить в него нож, но не смог даже дотянуться до ботинка, в котором его спрятал. Чиркающий звук спички, затем, горький запах табака. Мужчина закурил, протягивая Энрико самокрутку, но, когда понял, что тот не возьмёт, вернул её в нагрудный карман. Некоторое время они молчали. Смотрели, как пожар охватывает всё большее и большее количество домов. — Здание видишь, — подошедший мужчина вытянул руку, и указал на высокую ильвианскую церковь, что расположилась в нескольких кварталах от главной площади, и возвышалась над всеми остальными домами. — Сейчас рухнет. Энрико безучастно смотрел на высокий острый шпиль церкви, вздымавшийся так высоко, что терялся в тёмном дыме, заволокшем небо. Проходит секунда, и по городу разносится оглушительный взрыв. Верх церкви медленно косится в сторону и с ещё большим грохотом падает на соседние дома. — И поделом ему… — пробурчал себе под нос пришелец. — Знаешь, я тебе что сказать хочу? — он глубоко затянулся. Энрико промолчал. — Я помочь ведь могу, знаешь? — мужчина говорил без какого-либо акцента, на идеальном виецианском. — Жить хочешь? А он снова молчал. — Не веришь? Что ещё ждать от Энрико Деллачио, а? — он хрипло засмеялся. — Всегда гордый, беззаветно преданный республике, готовый к смерти. Понимаю-понимаю. Но, всё-таки, я тебе выбор даю. Ты кивни, если хочешь жить. Энрико смотрел на пылающий Терес, слушал беспорядочные хлопки выстрелов, крики, расходившиеся по узким улочкам города. В этой осаде погибло столько его боевых товарищей, что остаться в живых сейчас, значит проявить к ним неуважение. Однако, слова незнакомца взбудоражили Энрико. Неужели ещё есть шанс на спасение? Если ему удастся выжить, он сможет послужить делу республики, сможет отомстить за всех, кого убили в этой войне, сможет зубами вырвать победу у Нортъяра. Он всё сможет, нужно лишь немного времени. Совсем немного. С трудом, Энрико кивнул. — Славно, — мужчина выбросил самокрутку. — Теперь можешь не беспокоиться, ты останешься жив. Просто, поверь мне. Только, я к тебе ещё приду, не против? Немного позднее, когда ты сам не будешь этого ожидать. После этих слов, в глазах Энрико потемнело, и он отключился, последнее что он увидел, были два серых, ехидно прищуренных глаза и странная, полная сарказма улыбка. Не было ли это всё предсмертным бредом.?***
В нос ударил горький запах, слышится лязг металлических инструментов, и голоса, много голосов. Кто-то стонет, кто-то плачет, кто-то раздаёт приказы командирским тоном. Топот армейских сапог по земле. Бежит не один человек. Около десятка солдат куда-то удаляются от Энрико. Под головой мягкая подушка. Боль всё ещё есть, но кажется, что она стала намного легче. Её присутствию он был даже рад. В конце концов, если он может чувствовать боль, значит до сих пор не умер. Значит, таинственный незнакомец выполнил своё обещание. — Эй, слышишь меня?! — раздался грубоватый мужской голос. — Капрал! Имя назвать можешь?! — Э… Энрико, — говорить было трудно, челюсть едва двигалась. — Деллачио. — Вот тебе на, — скрывающийся за чернотой век мужчина удивлённо присвистнул. — Сынок Пауло? Пауло Деллачио? Энрико промолчал. — Здорово тебе досталось, до сих пор не верится, что мы тебя вытащили. Никак, Спаситель к тебе спустился. — Это не Спаситель был, — Энрико открыл глаза, но тут же вновь зажмурил их, ослеплённый ярким светом. — Как знаешь, — над ним склонился молодой парень. На вид, он был немногим моложе самого Энрико. Лицо его казалось слишком счастливым для войны. — Мы из тебя столько осколков достали, что небольшой дом построить можно. А ты вон, даже разговаривать в состоянии. Ну не чудо ли? Энрико приподнялся на локтях. Всё его тело было в бинтах, к ноге крепко привязана какая-то деревяшка. В голове всё ещё стоял шум, а в глазах немного двоилось, но это ничего. Это он стерпит. Он находился в полевом госпитале. Ровные ряды металлических кроватей, огромное множество раненых и искалеченных солдат. Изуродованные лица, оторванные конечности и болезненные стоны, разносившееся по всей территории госпиталя. Жуткое зрелище. — Что сталось с городом? — А? — парень-медик, кажется отвлёкся на что-то. — С Тересом? Из Аперкуно пришло подкрепление. На время смогли отбить, но кажется ненадолго. Карло говорит, йорнийцы ещё раз атакуют. Через несколько дней. — Карло?! — у Энрико перехватило дыхание. Он вскочил с кровати, но едва ли смог удержаться на ногах и повалился на землю. — Эй-эй! — парень принялся его поднимать. — Да что с тобой не так? — Карло? Карло Севвара? — Ну да, он самый. Ты чего так всполошился-то?! — Мне нужно к нему! Прямо сейчас! — Успокойся, капрал, — парень снова усадил его на кровать. — Я передам, что ты его ищешь. Погоди немного, хорошо? Куда тебе ходить-то? Домой скоро поедешь. — Домой? — Ну так, спасти-то мы тебя спасли, — парень почесал затылок. — Да только, вояка теперь из тебя никакой. Всю жизнь с палочкой ходить будешь. Энрико опустился на подушку. Он не хотел покидать фронт, не хотел подло сбегать с поля боя, пока другие будут проливать кровь, защищая его. Он желал сражаться, желал вернуться в родной город победителем. А как теперь он будет смотреть в глаза тем, кто измотанным и раненым вернётся домой? Как он будет смотреть в глаза бойцам, которые остаются в этом аду? Медик собрал инструменты, окровавленные бинты, повесил на плечо грязно-серую матерчатую сумку и перешёл к следующему бойцу. Ему повезло меньше чем Энрико, у мужчины совсем не было ноги. Однако, он терпел, не подавал виду что ему больно и страшно. Взгляд лежащего рядом мужчины был устремлён в сетчатый потолок палатки. Взгляд пустой, потерянный, одинокий. Кому нужен калека? Калека без звания, без имени и даже наград? Вернувшись домой, ты превратишься в обузу для своей семьи, и для страны. Ещё вчера ты был героем, отважно бросавшимся защищать родную республику, а сегодня тебя выгоняют взашей из любого приличного заведения, потому что ты не смог наскрести денег. Энрико снова откинулся на подушку и принялся ждать Карло. Он должен был узнать, жива ли Ноэль. Больше всего на свете, он снова хотел услышать её высокий бойкий голос, увидеть светлое невинное лицо. Он стиснул зубы, и принялся томительно ожидать.***
Не прошло и пары месяцев, как армия империи оттеснила регулярные войска почти со всех северных территорий. Эндвос, Хевия, Резия — все крупные города уже были заняты врагом. Оставался лишь Терес. Единственный и неприступный Терес, который потерять было нельзя. Республиканская армия билась за этот город до последнего бойца, до последнего патрона. Ещё никогда прежде, Нортъяру не удавалось пройти так далеко. Окопавшись вдоль Эльны, они долго ждали, перед тем как перейти в наступление. Мучительно долго ждали. До тех пор, пока с запада не подоспели союзники. Скальвийские армии, вторглись в юго-восточные регионы страны. Ударили в мягкое подбрюшье республики. Казалось, теперь Виену не спасти. Уже никто не верил в удачное завершение этой войны. Сенат, во главе с премьер-министром, спешно покинули Церирес и теперь со страхом наблюдают за развитием событий с острова Скарсис на юге. И даже, внезапно вставшая на сторону Виены Мезия, уже не способна повернуть исход. Война поменялась, Энрико это видел. Видел корабли из металла, видел пулемёты, газ, убивающий толпы ничего неподозревающих бойцов. И Виена была не готова к новым правилам игры. Едва ли у республики хватало ресурсов, чтобы дать достойный отпор северному соседу. Всё, чего хотел Энрико — умереть с винтовкой в руке, зная, что сделал всё, что было в его силах. И даже когда имперские армии войдут в южные города, никогда не ведавшие войны, его не винили бы в трусости и слабости. Он не хотел видеть презрительных взглядов своих соотечественников, которые бы молча спрашивали его: «А где был ты?» За стенами палатки воцарилась ночь. Тёмная холодная северная ночь. Небольшая печка посреди полевого госпиталя, едва отапливала всё помещение, а одеяло было настолько лёгким что, совершенно не помогает согреться. Карло так и не появился. Не рассказал о Ноэль. И не было никаких сомнений, что Карло Севвара помнит об Энрико, и хорошо его знает. Дело даже не в том, что Энрико был сыном довольно известного генерала. Карло в принципе, знал всех, кто когда-либо служил под его началом. Этот генерал всегда трепетно относился к каждому бойцу, запоминая всех поимённо. Именно поэтому, отец Энрико, отправил его служить в Ля-верета. Знал, что если случится беда, Карло сделает всё возможное, чтобы сохранить его жизнь. И по той же причине, в душе Энрико теплилась надежда, что Ноэль жива. Что она где-то здесь, вместе с остальными солдатами из крепости. Нужно всего лишь дождаться утра. Карло придёт. Обязательно придёт.***
Утро разразилось холодным дождём. Здесь, на севере республики дожди всегда были продирающими до костей. Тяжёлые почти заледеневшие капли на огромной скорости ударялись о матерчатую крышу палатки, словно отбивали какой-то беспорядочный марш. Энрико продолжал ждать. Менялись лица, кто-то вставал с кровати, и мог спокойно передвигаться по лагерю, кто-то за минувшую ночь отдал душу Спасителю. Между кроватями то и дело бегали несколько полевых врачей, проверяющих состояние солдат. Мужчина без ноги, что лежал рядом с Энрико молчал. Он всё также пусто смотрел в потолок палатки, и думал о чём-то своём. А возможно, он уже и вовсе ни о чём и не думал. Просто лежал, и ждал, когда всё закончится. Пытался как можно быстрее пролистать свою жизнь. К Энрико подошёл тот самый паренёк, который выхаживал его вчера. Что-то записал в небольшую книжку в кожаном переплёте, проверил бинты, поставил на прикроватную тумбочку поднос с едой, и собирался уже уходить. — Карло знает, что я здесь? — окликнул его Энрико. — Я уведомил генерала о вашем состоянии, капрал, — мужчина отвечал не поворачиваясь. — Карло Севвара рад, что с вами всё в порядке. По возможности, он ответит на волнующие вас вопросы. — Мне нужно его увидеть. — Я передал ему это. Парень покинул территорию госпиталя, снова оставляя Энрико без так необходимых ему ответов. Оставляя его наедине с собственными догадками, что терзают его душу сильнее, чем все полученные раны вместе взятые. Энрико слегка приподнялся на кровати, взял в руки поднос и попытался съесть принесённые медиком галеты и водянистое картофельное пюре, пахнущее совсем не так аппетитно, как хотелось бы. Однако, он не смог осилить и половины собственной порции. Голова была слишком забита, чтобы спокойно есть. Видимо заметив нетронутую еду, к Энрико подсел один из солдат. Щуплый паренёк с перебинтованным плечом. Кроме этих бинтов, никаких других ран на нём заметно не было. Да и судя по относительно довольному лицу, парень находился в неплохом расположении духа. Он сел на соседнюю кровать, с которой утром унесли труп одного из бойцов, сражавшихся в Тересе. Энрико плохо знал того человека. Он служил в Тересе ещё до прибытия сюда части Энрико, и был, судя по рассказам сослуживцев, довольно замкнутым. Всегда себе на уме. И хотя, Энрико не довелось стать с ним товарищами, ему был жаль видеть, как очередного бойца, молча выносят из госпиталя. Наверняка, у него не осталось даже родственников, которые могли бы проводить его в последний путь. Тело просто сбросят в общую могилу, а на монолите, вместе с другими, наскребут и его имя. Командующий скажет какую-нибудь проникновенную речь, и все разойдутся, совсем о нём позабыв. — Ты… ты доедать будешь? — паренёк указал на тарелку. — Бери, если хочешь — Энрико снова откинулся на подушку. — Премного, премного благодарен, — мужчина схватил порцию Энрико и приступил к трапезе. — Я Мике, Мике Эрне. — Резиец? — Ага, — почти полностью затолкав в рот галету, ответил парень. — А ты… — Энрико Деллачио — второй тересийский. — Деллачио… — Парень задумался. — Пауло Деллачио, не твой родственник случаем? — Даже если и так, не нужно на этом зацикливаться, хорошо? — Да без проблем, — он отставил пустой поднос в сторону. — Я слышал, ты с Карло хочешь потолковать? — А тебе какое дело? — Ну так, после того как Гаттони откинулся, мы все под Карло ходим. — Гаттони… Подожди, — Энрико снова поднялся на локтях. — Карло был в Аперкуно? — Ты не слышал, что ли? — заулыбался Мике. — Что не слышал? — Смеёшься что ли? Про бойню при Аперкуно не слышал? Энрико промолчал. — Ну, ещё в первые дни, когда йорнийцы перешли Эльну, Карло вместе с гарнизоном из Ля-верета к нам в подмогу был отправлен. Они с Гаттони попытались не дать йорнийцам пробиться к крепости… ну и. — И? — Да почти все, кто в атаку эту пошёл, там и остались лежать. Из Ля-верета человек пять в живых осталось, а может и того меньше. — Пять… — тихо повторил Энрико, сдерживая ком, подступивший к горлу. — Мясорубка такая была… мне повезло, я с третьей волной должен был идти, но до неё дело не дошло. — Скажи, Мике, — пересиливая слабость, Энрико сел на кровати. — Ты знаешь… знаешь такую, Граццини? Ноэль Граццини? — Баба? Не, не знаю. Но, если она из Ля-верета, то… ну, сам понимаешь. Энрико скинул с себя одеяло, и вскочил с кровати. Едва не повалившись на пол он, сжав зубы заковылял к выходу. Нога не слушалась, Энрико совсем не чувствовал её, а каждый шаг вызывал тошноту и головокружение. Однако он целенаправленно шёл к выходу. Выскочив под дождь, Энрико направился к траншеям. Лагерь расположился чуть поодаль от города, и можно было разглядеть, как всё ещё дымится израненный Терес. С пригорка было отлично видно, как некогда богатый и мирный город, теперь превратился в груду развалин. Грязь, развезённая дождём в хлюпающую жижу, мешала идти. Ноги подкашивались, увязали в ней. Но Энрико шёл, расталкивал своих сослуживцев, хватался за стены траншеи, но продолжал двигаться вперёд. Его остановил всё тот же врач, который, судя по всему, снова возвращался в госпиталь. Парень схватил его и не давал пройти дальше. Энрико и медик встали посреди траншеи, затруднив проход большому количеству солдат. — Капрал Деллачио, по какому такому праву, вы покинули территорию госпиталя?! Немедленно возвращайтесь! — Где Карло?! — сквозь зубы прорычал Энрико. — Где он?! — Я уже говорил, что оповестил генерала о вашей просьбе… — Уйди с дороги! — Энрико попытался оттолкнуть медика, но тот удержался на ногах. — Возвращайтесь в госпиталь, капрал. — С дороги! Но медик продолжал стоять. Конфликт уже привлёк внимание всех, кто находился в этот момент на улице. Слышались негодующие возгласы солдат, которые никак не могли пройти по узкой траншее. Однако, Энрико и не думал отступать. Поняв, что медик не даст ему возможности пройти дальше, Энрико, собрав остатки сил, ударил его. Удар, неожиданный и резкий, выводит парня из равновесия и тот, покачнувшись падает назад. Энрико же, потеряв над собой контроль, остановится был уже не в состоянии. Капрал накинулся на медика, продолжая наносить удар за ударом. Он не ненавидел его, и понимал, что нет никаких причин бить этого несчастного паренька. Но сделать уже ничего не мог. Ноющая безысходность, заставляла его вкладывать в собственные удары всё больше и больше ненависти. Несколько солдат попытались спасти медика, но также попали под горячую руку Энрико. Одному из них удалось скинуть его с несчастного врача и оттащить немного дальше. Подняться на ноги самостоятельно, Энрико уже не смог. Он извивался в грязи, и пытался ударить каждого, кто подбирался к нему. На глазах у него выступили слёзы, однако он не показывал этого, не хотел, чтобы кто-то увидел его слабость. Однако скоро, всем пришлось успокоиться. На шум пришло командование. Высокий мужчина, в чистой аккуратной форме, с генеральскими звёздами на погонах, заткнутым за пояс трофейным пистолетом. Густые тёмные брови, тяжёлое осунувшееся лицо. Генерал Карло Севвара. Мужчина встал напротив извалявшегося в грязи, жалкого и потерянного Энрико, смотрел на него сверху вниз. Он всё знал, прекрасно понимал, что случилось. Ему не нужно было объяснений. Взгляд Карло был полон едва различимого сожаления, вперемешку с куда более выраженным презрением, не то к Энрико, не то к самому себе. — Расходитесь, — раздался его тяжёлый бас. — Чего собрались? Давайте-давайте, йорнийцы ждать не будут. Постепенно, ошарашенные случившимся солдаты, и паренёк-медик, рассосались. И посреди траншеи остались только Карло и Энрико. А дождь всё не прекращался. Ледяные капли стекали по измазанному в грязи лицу Энрико. Парень до крови прикусил губу. — Поднимайся, капрал, — Карло продолжал неподвижно стоять, напротив. — Не могу, — с трудом произнёс Энрико. — А что так? Что случилось, капрал Деллачио? Думаешь, тебе одному тяжело, а? — Нет, совсем не думаю. — Замолчи. — гаркнул Карло. — Не открывай свой рот, пока я не разрешу. Думаешь, раз твой отец уважаемый человек, все тебе должны? Так, Деллачио? — Генерал… — Конечно, ты так не думаешь, — Карло протянул Энрико руку. — Но почему всё выглядит так, будто бы передо мной не тот паренёк, который был готов расстаться с жизнью, но защитить республику? Что это за драка? Что за концерт ты устроил? С трудом, Энрико снова поднялся на ноги. Грязь стекала с его формы, одна нашивка почти оторвалась и свисала. Парень стоял, шатаясь и вот-вот норовил снова потерять равновесие. — Генерал, почему вы избегаете меня?! Почему не хотите сказать, как оно есть?! Вы же знаете, знаете почему я вас ищу! — И что с того? — Скажите уже наконец! — голос Энрико срывался. — Там… при Аперкуно… — Среди выживших Граццини нет, — слова Карло звучали жёстко, словно он бил ими как плетью. — Когда нам удалось отбить у йорнийцев позиции, мы обнаружили её могилу. Наверное, её закопал тот тевриец. Закопал неглубоко, насколько смог. Энрико замер. Он думал, что готов был услышать эти слова. Однако когда раз за разом, Карло повторял, что Ноэль больше нет, Энрико чувствовал, как в его душе остаётся всё меньше светлого. Как надежда, которую он лелеял до последнего, разбивается вдребезги. — Мы откопали её, чтобы захоронить лучше. Ты бы видел её лицо, Энрико… разворотило… жутко искорёжило. Даже понять было трудно, Ноэль ли это… — Хватит. — Отвезли её тело назад в Аперкуно, — но Карло не останавливался. — Помню, как ехал вместе с ней в одной повозке. Отгонял мух… они так и пытались сесть на её лицо. Гадкие создания. Я обещал её брату, что Ноэль будет жива и здорова. Но когда смотрел на этот посиневший труп, который когда-то был Ноэль… — Прекрати! — Энрико схватился за шинель Карло. — Не нужно больше… — В крепости хотели сжечь все тела. Хоронить было негде, сам понимаешь. Но, я не смог бы смотреть, как она горит. Закопали недалеко от казармы. Знаешь, я многих хоронил. Думал, что уже привык к такому. Но… когда я видел, как её заворачивали… как медленно земля поглощает её… Энрико плакал. Уже не пытался скрыть это. Словно десятилетний мальчишка, а не солдат республики, он упёрся лицом в грудь Карло. Энрико понимал, что он не может сделать более ничего. Понимал, что всю оставшуюся жизнь он будет жить и понимать, что никогда не увидит Ноэль. Никогда более не услышит её игры на фортепьяно, её звонкого смеха, её глупых историй. — Завтра тебя демобилизуют, — Карло, хотя и старался говорить как можно твёрже, тоже едва сдерживался. — Я договорился. Отправишься в штаб. У тебя много заслуг, отец твой — не последний человек. Тебя повысят, приставят к награде за верность республике… а, мы победим. Вот увидишь, погоним йорнийцев за Эльну. Всё будет как прежде… Но как прежде уже не будет.Аррено. Провинция Бастония. Виецианская республика 1028 год.
«Он вернулся домой. Раненый, измотанный судьбой солдат своей республики. Он видел смерть, голод, безнадёгу. Видел, как умирают его товарищи и друзья. Он впивался зубами во врага. Каждый раз, когда он брал в руки ружьё, он понимал, что может не вернуться. Но, вот он дома. Далеко раскинулось родное маковое поле. Эти ярко-красные цветы, покачивавшиеся от налетевшего ветерка, навевали Вито воспоминания о его прежней жизни. О ласковых руках матери, о непутёвом брате, о девушке, в которую он был влюблён. Теперь, никого из них нет в живых. Сгоревшие дома, вытоптанные поля, убитый скот и тишина, которую нарушало лишь пение птиц. Яркое солнце припекало вспотевший лоб. Вито снял с плеча ружьё, вошёл в поле мака, которое точно море, тут же захлестнуло его, заставляя вспоминать всё больше и больше. Вито знал, что это поле — единственное место в мире, где он хочет остаться навсегда. И даже твёрдая земля этого места, кажется ему мягче любой постели, в которой ему доводилось спать. Он закрыл глаза и прислушался к песне, которую тихо напевал ему красный мак…»Беппе Гвидо «Поле красного мака»
***
Энрико сидел у могилы. Красиво украшенной, по-военному помпезной могилы, на которой красивыми аккуратными буквами было написано: «Здесь покоится дочь республики, сражавшаяся и отдавшая свою жизнь, в обмен за мир и будущее наше и наших детей. Склоните же голову перед Ноэль Граццини, подарившей вам жизнь». Но, Энрико более не чувствовал прилива патриотизма. Смотря на увешанную виецианскими триколорами могилу, он почему-то испытывал отвращение. Ноэль не должна была лежать здесь. Это не то будущее, которое она заслужила. Да, Карло сделал всё возможное, чтобы о ней не забывали. Ноэль даже выдали посмертную награду, её провожали под канонаду выстрелов, под шум оркестра. Точно хоронили не простую горнистку, а какого-то почётного офицера. Но, всё это казалось Энрико каким-то издевательством. Надругательством над Ноэль. Он никак не мог взять в толк, почему ей было суждено умереть. Конечно, на войне умирают. И смерть маленькой горнистки — ничего не значит. Но, разве так должно было случиться? Ведь Ноэль была той, кто любил эту жизнь невероятно сильно. Наверное, не было больше людей в мире, которые бы так любили каждую прожитую секунду. Краем глаза, Энрико заметил небольшой клочок бумаги, лежавший на могилке. Аккуратно сложенный, он притаился среди огромного количества свежих цветов. Полный интереса, парень протянул руку и развернул записку: «В моей жизни не было человека, который бы хотел жить настолько же сильно, насколько этого желала ты. Моё сердце разрывается от того, что я остался жить в тот день. Если бы не моя трусость, ты бы прожила долгую счастливую жизнь. Поэтому, если слышишь меня, то прости. Прости, что не смог тебя защитить». В углу расположилась маленькая подпись: Себастин Ф. Энрико помнил этого человека. Вечно потерянного, сбитого с толку иностранца, который привязался к Ноэль. Кажется, она тоже испытывала к нему чувства. Ведь, сколько бы Энрико не пытался завоевать её сердце, она так уклончиво, боясь обидеть, отказывала ему. Парень вернул записку обратно, и продолжал сидеть у могилы. Он приходил сюда каждый день. Не знал, что ещё ему остаётся делать. Жизнь потеряла все краски. Война уже отступила, над головой не свистят пули. Мир стремительно менялся, стук лошадиных копыт по площадям сменялся тарахтением моторов машин. Но Энрико… Энрико всё ещё жил там, в крепости Ля-верета. Он не мог войти в новый день, ибо этот день отвергал Энрико. Когда в Тересе, его ранило осколком, он должен был умереть. Должен был лежать рядом с Ноэль. Но, вопреки замыслу Спасителя, Энрико остался жить. — Я подсяду? — послышался мужской голос, но Энрико не обратил на него внимания. — Печальный у вас вид… хотя, мы же на кладбище, в конце концов. Парень лишь смерил пришельца безынтересным взглядом. Высокий, старомодно одетый мужчина с длинными, завязанными в хвост чёрными волосами. Лицо острое, губы кривятся в какой-то странной потерянной улыбке, а глаза столь невыразительные, что забываются почти сразу. — Вы военный, верно? — Был, — тихо ответил Энрико. — Да-а-а, — как-то тяжело протянул мужчина. — Многое вам пришлось пережить, наверное. Энрико промолчал. — Но, теперь-то всё иначе, не так ли? Мир, спокойствие. Энрико достал из кармана сигарету, и задымил. Затем достал ещё одну, и протянул мужчине, но тот отказался. — Дай Спаситель, больше никогда не видеть войны… — Вы верите в Спасителя? — едва слышно усмехнулся мужчина. — А я его ненавижу. — Ненавидите? — Энрико также расплылся в натянутой сквозь горечь улыбке. — И отчего же? — Поганый он был, знаете ли, — мужчина поднял голову к небу. — Безответственный, тщеславный, лицемерный. Много эпитетов привести можно. — А вы знали его? — О-о-о! Очень хорошо, — закивал мужчина. — Лучше всех остальных. Но, по правде вам скажу, лучше бы не знал. — Что ж, — Энрико взглянул на маленькую фотографию Ноэль на могиле. — Возможно вы правы. — Энрико, — мужчина откашлялся. — Скажи мне, я правильно поступил? — Не знаю, — парень затянулся. — Людей понять очень сложно. Убиваешь — плохо. Спасаешь — плохо. Никогда не знаешь, что для вас будет лучше. — А ты, не вмешивайся. Пускай… пускай всё идёт так, как должно. — Прости, Энрико, — мужчина снова улыбнулся, и положил на могилку небольшой букет свежих тюльпанов. — Не могу. Нельзя не вмешиваться. — Тогда, не задавай глупых вопросов… как тебя там? — Гахеас, — тихо ответил он. — Гахеас… — повторил Энрико. — Имя-то какое… Он поднял голову, но никого рядом уже не было. Энрико сидел у могилы в полном одиночестве. И совсем не понимал, что делать дальше.