Холодная ночь

В густых сумерках общей палаты, я сел на кровати и опустил голые ступни на холодный пол. Все, кто был со мной в одной палате спали практически, свернувшись калачиком. Уже с неделю не включали отопление в доме душевнобольных. Даже одеяла по ночам не хватало, чтобы согреться и спокойно уснуть. Найдя на полу тапочки, я направился справить нужду. Тусклый свет резанул при входе в коридор глаза. По возвращению к своей койке я чуть остановился у другой кровати. На ней лежал, свернувшись идеальным круглым клубком, Лёва. Из-под одеяла был виден только кончик его носа и клочок волос. Я приблизился и с осторожностью прикоснулся к нему. Не торопясь я погладил его по худой спине, затем по голове и снова по спине, я проделал это несколько раз. Я уже было встал с кровати как меня схватили за руку. Причём очень сильно. Я обернулся. Из-под одеяла мне удалось увидеть блеск глаз Лёвы. Неужели он сейчас прибывал в сознании? В темноте я не мог этого понять по его глазам. Его костлявая, но сильная рука тянула к себе. Я сел обратно. Он не переставал меня тянуть к себе. Он что-то начал бормотать. Я не мог разобрать. Или все же мог? Что на подобие «тепло-тепло»... Очевидно, что он замёрз по более меня, и это не удивительно, Лёвчик был очень худым. Его кости выпирали из всех конечностей. А белая рубаха болталась на нем, как на вешалке. Я поддался и приобнял его. Лёва мгновенно придвинулся ко мне в плотную. Он охватил моё тело руками. Он шептал: «Останься... Останься со мной.» Он был в рассудке! От такого индивида, как Лёвчик редко можно было услышать связную речь. Чаще всего он прибывал в аморфном состоянии. Его шея, руки и лицо были холодными. Стало жалко оставлять его одного в постели на ночь. Я забрался к нему на постель и лёг, обнимая его полностью. Лёва ещё сильнее прижался ко мне. Я накрыл нас одеялом. Лёжа в чужой постели я думал: «А сколько мне здесь лежать, а может пролежать здесь до утра?» Я заметил, что Лёва уткнулся лицом мне в ключицу, а потом почувствовал, что-то мокрое на себе. Это были слюни, которые текли из рта моего подопечного. Один из признаков того, что он снова в бессознательно состоянии... Я вытер их. Только через некоторое время я заметил, что все вокруг меня пахло Лёвчиком. Про себя я отметил, что на утро я буду пахнуть им. Вдруг Лёва закопошился. Похоже, что он согрелся. Я чуть улыбнулся про себя. Теперь он повернулся ко мне спиной, но все же был свернут калачиком. Я придвинулся к нему ближе. Его светлые, обесцвеченные, волосы щекотали мне подбородок. Я невесомо оглаживал его руки, плечи и спину. По дыханию Лёвы я понял, что он ещё не спал глубоким сном. Я не удержался и зарылся носом в капну светлых волос. Их запах был нейтрален, как у домашнего кота. Наверное, я поступаю не совсем хорошо по отношению к тебе - не перестаю тебя гладить. Проведя в этом доме несколько месяцев, я не излечился, я усугубил свои душевные заболевания приобретая ещё одно. Его симптомы начали провялятся днём, в комнате для досуга. Лёвчик как всегда сидел скрючившись в инвалидном кресле, которое стояло в углу комнаты. Ему ставили капельницы с питательным раствором вместо завтрака, так как он находился в бессознательном состоянии.... Точнее он был в сознании, но не осознавал того, что происходило вокруг него. Он походил на овощ. Жалкое зрелище. От его бедных губ тянулась ниточка слюны. Я наблюдал за происходящим уже четверть часа и порой, когда так по долгу наблюдал за аморфностью этого человека, мне казалось, что я сам на мгновение становлюсь овощем. Эта мысль будоражила моё сознание. Я не мог стать овощем. Никогда. Тогда как же я смогу в тихую наблюдать за этой сверкающей ниточкой покрываясь мурашками и при этом хотеть слизать её? Больше всего я хотел слизать её – всосать, как спагетти, а затем поцеловать эту аморфную милашку-Лёву в губы. Это желание было намного сильнее того страха с мысленным превращением в овощ. Но больше этого желания я испытывал влечение к Лёвчику. И чаще всего это влечение было озабоченным и даже больным. И сейчас оно требовало своего проявления, выплеска. В низу живота всё потяжелело, я огладил его бедра сверху вниз и в нерешительности приспустил ткань хлопковых штанов и облизнул губы. Я сжимал в ладони эти отощалые ягодицы, оглаживал внутри бедра кожу. Всё это время я прислушивался к реакции Лёвы иногда лаская кромку его ушка. Он всё так же был пассивен. Моё дыхание стало тяжелее. Желание нарастало. В последнем нетерпении я огладил внутреннюю сторону его бёдер и вошёл в тебя. Слишком узко и горячо. Я закусил нижнюю губу. Теперь я с дикой жадностью оглаживал худое бедро, затем впалый живот и решётку рёбер. Я целовал эту бедную короткую шею. Лёвчик все ещё был пассивен, но кажется он в бессознани хотел что-то сказать, издавая неразборчивые звуки. Мне было так жаль его, но при том так сладко и горячо. Это маньяческое чувство... из-за него я не мог сдержаться и начал покусывать тебя за плечо и шею. Было до неприличия приятно двигаться внутри этого обездвиженного тела. На мыканья я отвечал простыми успокоительными словами. Желание большего затуманивало разум. Я немного добавил резкости в движениях. Колечко и так тугих мышц внутри Лёвы резко сжалось, я охнул и остановился, прислушиваясь к ощущениям. Он немного лениво начал отстранятся от меня, издавая мычания. Я притянул его к себе обратно успокаивая, поглаживая по голове и бормоча. Вдруг он сказал что-то громкое и бессвязное, мне пришлось резко тебе закрыть ладонью рот – я бы не назвал себя маньяком, если бы мне не нравилось, то что сейчас происходило. Я выждал момент и снова двинулся в глубь этого тела. Но на этот раз это было сделать сложнее – колечко мышц стало меньше. Неужели Лёва снова в сознании? Может быть и нет. Я начал звать его и спрашивать все ли с ним в порядке, на что он ответил: «Я в полном порядке... Продолжай... Мне становиться теплее...» Я закусил краешек его ушка, и с новой жадностью вцепился и вошёл в эти узкие бедра. Казалось, я слышал глухие уже не мычания, а постанывания. В какой-то момент я почувствовал, как мне двигаются на встречу. Удовольствие умножилось многократно. Я слышал скип пружин под нашими телами - мне уже было безразлично, то что если кто-то из больных в палате мог не спать, что кто-то из мед.персонала мог войти в палату в любую секунду. Всё моё наше существо было сконцентрировано здесь - в животе. Так приятно - Лёвчик выгибал свое отощалое туловище от удовольствия, попкой навстречу ко мне. Я ещё раз огладил его выпирающие ребра с двумя бусинками-сосками, и направил ладонь вниз к горячему пенису с нежной кожицей и влажной набухшей головкой. «Я не выдержу больше, Шурик», – пробормотал он в ночи. «Простони мне, когда всё,» – прошептал я, упиваясь запахом его волос. Движения моих бёдер стали более короткими и резкими. Он следовал моему ритму и это больше всего сносило крышу. Вдруг Лёва заныл и простонал что-то не члено-разборное. Я в последний раз запустил свой горящий член в это нежное тугое колечко. Лёвочкино хрупкое тельце зашлось судорогами в моих объятьях. Я бормотал его имя и в фейерверке экстаза закатил глаза. Ни с чем не сравнимый кайф. Не знаю каким образом, но от громких мычаний Лёвчика во время секса никто не проснулся... Ну покрайне мере никто не вставал и не пытался выяснить чем мы занимались по среди ночи. Сейчас я лишь слушал дыхание Лёвы. Он задремал. И вот снова из его рта полилась слюна. Его мирное сопение потихоньку начало меня убаюкивать, унося в иные удивительные и красочные миры. Рано утром мне пришлось покинуть Лёвчика в засохших пятнах спермы и слюнях, и по приходу мед.персонала мы лежали уже в своих кроватях. Глядя на твою короткую шею с синими пятнашками, я, после сегодняшней, ночи испытывал чувство стыда. Даже несмотря на то, что ты поддался мне и давал ответную реакцию. Я до сих пор не понимаю и не хочу понимать куда может привести меня наша тайная связь. Может быть из-за неё я обречён провести всю оставшуюся жизнь в дурдоме..?