Взгляды

Югём сидит по правую руку от Джебома, на расстоянии чуть больше метра, за одним столом. Другие участники занимались своими делами, бесились в основном, стряхивая напряжение после тяжёлой работы. Их лидер же мирно сидел, закинув ногу на ногу, держа в руках книгу в мягком переплёте. Ким уже забыл, что прочитал на задней обложке книги, сложив руки на стол, уложив на них голову, внимательно наблюдая, как глаза Джебома бегают от строчке к строчке, как он осторожно поддевает страницу пальцами, чтобы не помять, переворачивает и с жадностью кидается на новое скопление букв, продолжающее мысль автора, что так грубо оборвалась ранее. Старший может и чувствует этот внимательный, вдохновенный взгляд, но пока никак не реагирует, давая Югёму немного времени, чтобы тот пробежался ещё раз глазами по расстёгнутым пуговицам рубашки, складкам закатанных рукавов, аккуратным рукам и резко вверх, к взъерошенным кем-то из мемберов волосам. Разобрать их мысленно на пряди, вспомнить чувство, когда прикасаешься к ним, отследить тень, которую те бросают на глаза и переносицу. Так было в первый день их знакомства, так было через неделю, месяц, год. Так и сейчас происходит. Ким Югём, бедный макне, такой глупый и наивный, такой простой, чувствует себя ещё меньше, ещё крохотнее. Испытывает это испепеляющее чувство незначительности всего вокруг, когда Джебом мизинцем поправляет чёлку и чуть хмурит брови, будто не соглашаясь с высказыванием писателя, за которое зацепился взглядом раньше положенного. В эти моменты Югём чувствует себя совсем мальчишкой. Когда Джебом чуть устало вздыхает и откладывает книгу на гладкую поверхность светлого стола, губ касается еле заметная улыбка, а в глазах тлеет тепло, Югём не сразу понимает, что его поймали с поличным, схватили за руку и тыкнули носом в провинность, потому смотрит ещё пару мгновений, а потом вздрагивает и краснеет до кончиков ушей, отворачиваясь слишком быстро, безумно подозрительно утыкаясь в изгиб локтя, макушкой ощущая взгляд тёмных глаз. В эти моменты он тоже чувствует себя мальчишкой, когда красивая девочка из твоего класса смотрит на тебя не так, как в прошлом году, а может это ты не замечал, как красиво ресницы обрамляют её веки, и как в уголках глаз собираются лучики солнца, стоит ей улыбнуться. Он выжидает пару минут, вслушивается в еле различимый шелест страниц, что заглушают голоса. Кидает осторожный взгляд, проверяя, отвоевала ли себе книга положенное внимание или же Джебом всё ещё выжидает, когда Югём что-нибудь скажет. Было бы ещё, что сказать. А если точнее - была бы смелость. Вернувшись в первоначальное положение, он быстро отмечает, как изменился Джебом - поза другая, более расслабленная, плечи уже не держат идеальную осанку, упираясь в спинку деревянного стула, волосы, которые старший явно пытался зачесать назад, непослушно лезут в глаза, потому Им иногда взмахивает головой, чтобы те не кололи глазницы, заставляя прозрачные бусинки собираться в их уголках. Хочется подойти сзади, собрать аккуратно волосы в короткий хвостик, отложить книгу с ярко-белыми страницами, после которой глаза болят и краснеют, заставить Джебома выдохнуть полностью, расслабиться на жёстком стуле и обогнуть руками затёкшие плечи, разминая их, проходясь большими пальцами по загривку, ощущая, как напряжение в мышцах постепенно спадает, сердцем чувствовать, как старший благодарно прикрывает глаза. И в мечтах Югём встаёт со своего места. В жизни же он продолжает сидеть, смотря изучающе и влюблённо, так крепко и очевидно влюблённо. И лидер ведь умный, знающий о членах группы больше, чем они сами, читающий их также легко, как первую полосу желтушной газеты, где всё всегда ясно и чисто, как майский день, кидающий солнечные блики на окна домов. И всё же, вот он, Югём, хранит свой страшный и несравнимо большой секрет, что тянет сердце сначала к пяткам, а потом и к недрам Земли, и только Джебом, иногда отвечающий на эти взгляды, будто видя в них игру в гляделки, заставляет сердце вздрагивать и сжиматься на положенном месте, будто привязав его стальными цепями толи к грудной клетке Югёма, толи к себе самому. Когда они сидят на интервью, находятся на сцене или ещё в каком месте, где на них уставлены множество глаз, когда сам Им Джебом отрывается от своих прямых обязанностей и смотрит прямо в глаза младшего, последний не может сдержать смущённого смеха, пытаясь отвернуться как можно скорее, потому что это так опрометчиво, так дико, так абсурдно, так не в духе их лидера, которого они уважают больше, чем иногда показывают на камеру, что Югём, выбитый из колеи одним только взглядом, готов громко и неуклюже повалиться на пол ещё и от окружающих обстоятельств, а потом сжаться в болезненных судорогах, потому что взгляды Джебома никогда не значат того же, что и взгляды его макне. Потому, вместо того, чтобы протянуть и переплести пальцы со свободной рукой Има, медленно поглаживая фаланги пальцев, вместо того, чтобы подвинуть стул ближе и уложить голову на уставшее плечо, в полглаза наблюдая за разворачивающейся историей в книге, вместо того, чтобы нежно клюнуть в копну тёмных волос, прошептав что-то неразборчиво, скрещивая руки на груди лидера, вместо всего этого Югём сидит по правую руку от Джебома, на расстоянии чуть больше метра, за одним столом и смотрит печально, влюблённо, почти умоляюще останавливая взгляд на губах, проходясь по мягкой линии подбородка, повторяя движение кадыка при глотке чая. И пусть через пару минут Им вновь оторвётся от чтения, чтобы дать Югёму сказать то, что тот хочет, прекрасно зная, что младший лишь смущённо отвернётся, прерывая зрительный контакт первым, Югём почти не шевелится, оглаживая взглядом каждую черту. Пока этого было достаточно, а дальше Ким сделает всё, чтобы хватало и позже.