***
— Бокуто-сан, вы опять? — строго отчитал его Акааши, уже понимая, что выгнать с площадки бывшего аса не удастся. А тот как чуял, когда надо прийти, чтоб успеть переодеться и заскочить в спортзал до того, как на месте преступления его застукает Акааши. Нет, Бокуто просто невозможен! Месяц до выпуска, учиться надо, а ему лишь бы покрасоваться перед новичками, оторваться в спайках, загнать себя до состояния бесформенного желе… Акааши никогда и никому не признается, что именно за это и обожает Бокуто. — Да ладно тебе! Я чуть-чуть! — Но взгляд отвёл, сглотнул громко и боком-боком засеменил в противоположную от Акааши сторону. — Сам же знаешь, что контракт… Меня и в колледж-то со спортивным уклоном берут, там не особо придётся учи… — Сначала надо закончить школу, — задавил логикой Акааши, поджимая губы и наступая следом; что за безответственность! — А у вас по химии сорок два балла. Бокуто отгораживается от Акааши мячом, сеткой, новичками… Сокомандники на помощь не спешат — Акааши тут боятся похлеще перепадов бокутовского настроения. Но под молящим взглядом честных-пречестных глаз Акааши, как обычно, с треском ломается — хорошо хоть никто этот треск не слышит, — уступает, обречённо машет рукой и вздыхает, отправляя Бокуто на подачу. А под конец тренировки наступает то самое оно — закушенные губы, потухший облик, поникшие плечи и даже, казалось, жидкими прядями обвисшая знаменитая причёска. Акааши растерялся; он всегда поначалу терялся, так и не сумев за время знакомства сходу научиться определять причину уныния Бокуто, если она не связана с волейболом. И конкретно эта причина с ним точно связана не была. Бокуто, накинув на голову полотенце, расслабленно сидел на скамейке и тоскливо пялился на девушек-менеджеров, что-то там внутри себя накручивая и готовясь выплеснуть в мир. Но не в этот раз. Мир устоял, поскольку лишь Акааши удостоился откровенного мгновения: — Скоро выпускной… Ага, понятно. Это Акааши действительно понимал. Не могло на выпускников не накатывать нечто эдакое, о чём сам Акааши задумается только в следующем году. Ободряюще сжав Бокуто за плечо, он на миг прикрыл глаза и мягко, еле уловимо улыбнулся. Всё будет хорошо, все через это проходили. Но хорошо не стало ни завтра, ни послезавтра. Бокуто на тренировки не приходил, в школе глаза не мозолил, в столовой еду не отбирал. Акааши искренне забеспокоился, домой к Бокуто пришёл, вот только ничего, кроме печальных воздыханий и чая с сухим печеньем, не добился. А, нет. Уже закрывая дверь, Бокуто, глядя на потемневшее небо, мечтательно протянул: — Весна… Хм. Ну, если на него так весна действует, это Акааши тоже мог понять. Наверное. Потому что даже в совокупности «выпуск и весна» не могли отвратить Бокуто от волейбола. Но отвращали. За Бокуто, разумеется, спокойнее — подучится, настроится на тесты, но… Это уже не Бокуто! Вот только осторожные расспросы не действовали, как и звонки Куроо. Или предложения поесть якинику, или сходить в караоке. Ничего. Бокуто хмурил кустистые брови, шмыгал носом, отчего-то краснел и избегал Акааши. Выдавить единственное слово из Бокуто оказалось неимоверно сложно — путём репрессивных методов: Акааши припёр его к стенке в туалете и доходчиво объяснил, что ещё день, и он точно прокрадётся к нему домой поздно ночью и весь гель для волос заменит суперклеем. Угроза Бокуто впечатлила; облизнув враз пересохшие губы, чуть ли не со слезами на глазах тот отчаянно прошептал: — Девушки… Вот на этом Акааши заклинило. Ибо в теме он не разбирался от слова совсем. При чём тут вообще девушки? Или на Бокуто опять фанатки насели? Так они вроде и не прекращали атаковать подающего нехилые надежды волейболиста. Хм-м. Если только Бокуто опять где впросак не попал, обидев очередную прилипалу. Но в этом плане они на пáру давно уже план действий разработали, Бокуто не должен был с отказами опростоволоситься! Или… да ладно?! Он что, согласился с кем-то встречаться и… Дальше у Акааши совсем не пошлó: просто не мог — не хотел! — представлять, как Бокуто тискается с девчонкой, улыбается ей, устраивает свидания, целуется… Чёрт.***
— Ты мне друг, Акааши? — сходу выпалил Бокуто, затащив его в укромный уголок на крыше. И тут же, не дожидаясь ответа, кивнул сам себе. — Друг. Единственный, кто выслушает и не будет смеяться. У меня проблема. Это Акааши уже понял. И готов. Ко всему. Но сейчас лучше промолчать, не отвлекая Бокуто, а то опять замкнётся и передумает. Правда, судя по всему, распирало Бокуто так, что первым передумает Акааши и всё-таки сбежит. — Я не умею целоваться! — с непонятным отчаянием выкрикнул Бокуто и уставился на Акааши горящим взглядом, полным мировой скорби. — Выпускной скоро, мне уже восемнадцать, а я до сих пор ни с кем не целовался! Чёрт с ним — девушки не было, но я не хочу заканчивать школу нецелованным! Эм, чего? Понадобилось время, чтоб Акааши осознал сказанное. Осознал. Проблему понял, впечатлился. Но как он, по мнению Бокуто, должен помочь? Посочувствовать? Предложить напиться? Отправить к чёрту, то есть к Куроо? Помотав головой, Акааши попытался взять себя в руки и сосредоточиться. Правильно, нужно просто задавить Бокуто логикой. — Бокуто-сан, от меня вы чего хотите? — Акааши старался говорить ровно, не давая ни малейшей причины прицепиться к интонациям и завопить по поводу несправедливости бытия. — Мне, знаете ли, семнадцать, с девушкой не встречался и… — Неожиданно Акааши захватило несвойственным всплеском эмоций: с ума сойти, он ведь и правда… — Я тоже не умею целоваться. И тут Акааши поплохело — в глазах Бокуто маньячным огнём вспыхнула идея! Всё. Тушите свет. Боже, пусть это будет что-то безобидное, поддающееся объяснению и рациональным доводам, не стремящееся превратить мозг Акааши в кисель, а терпение — в молниеносную вспышку ярости. — Давай вместе потренируемся, а?! — Бокуто навис над Акааши, приблизив лицо так, что они почти соприкоснулись носами. — К выпускному должны успеть. — Бокуто-сан, — всё ещё заторможено и немного равнодушно возразил Акааши, взывая к голосу разума (чьего?). — Я терпеть не могу томаты. — Оя? — сходу не врубился тот и треснул себя по лбу, когда дошло. — Да нет, не то! Мы же друзья? Подозрительно часто это Бокуто повторяет, Акааши не нравится. — Двигай вечером ко мне, потренируемся! Никто ведь не узнает, оя? Боже, запрети Бокуто вот так вот ошеломительно-ярко улыбаться. — Только ты и я. Мы потихоньку, осторожненько. Ну ты ведь согласен, что надо? Согласен, конечно — идиота Бокуто надо пристрелить. И следом самому застрелиться. Потому что если идея потренироваться с ним в поцелуях отторжения не вызывала, то всё нутро буквально в спираль скручивалось, стоило представить, как «никто» в лице Куроо будет ржать и подъёбывать, когда Бокуто похвастается — а он это сделает как пить дать! — Может, как-нибудь в другой раз? — попытался отнекаться Акааши, окончательно теряясь и не зная, что сказать. — Я… я… — Охо-хо! Не сомневался, что ты свой парень, — умудрился и короткое «я» интерпретировать по-своему Бокуто, радостно отлипая от стены, хлопая Акааши по плечу и будничным тоном подводя итог: — Звонок. Мы на урок опаздываем.***
Зачем он это делает? Нет. Чтó он тут делает?! Почему в очередной раз, потакая идеям Бокуто, идёт у него на поводу, не задумываясь о последствиях! Это какая-то мистическая сила самого Бокуто? Или это проявившая себя во всей красе слабость № 1 в списке Акааши? Или… — …это клёво, что ты пришёл! Заползай! Всё. Пути к отступлению отрезаны в очередной раз. Взглянув на безумно тёплого и домашнего Бокуто, Акааши незаметно вздохнул, разулся и нехотя поплёлся на второй этаж, по пути приветливо здороваясь с хозяевами дома: родителей Бокуто он глубоко уважал, ценил и никогда не подводил в незначительных просьбах. Угу. А сейчас, скрывая лёгкий мандраж и румянец на скулах, тащился в комнату их сына — учить того, ну и себя заодно, целоваться. Ха-ха-ха. — Что это? Закрыв дверь в комнату, Акааши в недоумении уставился на «украшенный» резными салфетками котацу (что ещё за извращение?), две ромашки в вазе (где раздобыть умудрился? и почему две?) и огромную тарелку с онигири (ну да, романтикой так и веет). — Атмосфера! — гордо распрямил плечи Бокуто и засиял улыбкой, усаживаясь за стол. Приглашающе хлопнув по подушке сбоку от себя, он придвинул ноутбук, потянулся к онигири, но тут же замер, наткнувшись на многозначительный взгляд Акааши, и смешно икнул. — Ты чего? Будучи уверенным, что онигири с начинкой из тунца — его любимые, — Акааши красочно представил, как будет целовать Бокуто, языком натыкаясь на остатки застрявших в зубах плавничков-хвостов, и… передумал. — Ку-у-уда?! Грозный вопль, казалось, всколыхнул вселенную, заставив не только Акааши, но и время остановиться. Но Бокуто мгновенно пошёл на попятный, как-то скукоживаясь, втягивая голову в плечи и словно на плахе признаваясь: — Я просто голодный. И нервничаю. — Давайте, — необидно хмыкнул Акааши, присаживаясь рядом, — атмосферу отложим на потом. Включайте уже, что вы там показать хотели. — Теорию, — выпятил губы Бокуто и засопел, сосредоточенно ища нужное по вкладкам браузера. — Бокуто-сан, мы ж не пещерные люди, теория мне известна. — Акааши внезапно запнулся, чуть покраснел и повинился: — Простите, вы, наверное… — Да я тоже читал, — небрежно отмахнулся от него Бокуто, наконец-то находя нужное. — Но видео всё равно вместе посмотрим. — Хорошо. Вот только не представлял Акааши, насколько это будет смущать, опаляя краской уши и заставляя постоянно сглатывать сухую слюну. Ну вот почему у Бокуто идеи не воплощаются во что-то действительно правильное? Почему это всегда полный улёт?! — Бокуто-сан, — прокашлялся Акааши, привлекая внимание, но взглядом так и залипая на видео. — А ничего, что там целуются парни? Мы же вроде… с девушками… собирались… эм-м… — Но мы же с тобой парни! И не поспоришь. Интересно, а Бокуто точно восемнадцать? Хотя-а-а… бокутологика с возрастом хозяина никогда не менялась, насколько Акааши помнил. А потому он перестал волноваться и забил на всё: парни, так парни. От пола слагаемых техника поцелуя не поменяется. Наверное. Понаблюдав ещё какое-то время за смачно сосущимися на видео парнями, Акааши решительно пихнул Бокуто в бок и положил руку ему на плечо. Тот вздрогнул, медленно повернулся, шмыгнул-всхлипнул и громко сглотнул, нервно кривя уголки губ и заверяя: — Я зубы почистил. Да-да, очень атмосферно — перед поцелуем сообщить, что онигири с тунцом не жрал, зубы почистил, жвачку выплюнул двадцать секунд назад. Господи! Бокуто такой Бокуто. Сумасшедший, невероятный и приятно горячий. Глупые мысли, но сейчас они казались Акааши правильными. И он даже предоставил Бокуто возможность начать первым. Чёрт, чёрт, чёрт. Это безумно смущает… Оу. Губ коснулись неожиданно мягкие губы. Звонкий чмок и радостный, чувствовалось — от облегчения, смех. — Всё! Получилось! В смысле, всё?! У Акааши потемнело в глазах, стоило только представить, как «выпускной, весна и девушки» по своей длительности воплощаются в тренировку с поцелуями: первый день — чмокнуться, второй — два раза чмокнуться, третий… Гр-р-р. — Бокуто-сан! Вы несерьёзны! — Это точно Акааши говорит? Столько экспрессии и недовольства! Чего это он? — План на сегодня: повторить или хотя бы попытаться в глубокий засос. Ясно?! Нет, это не Акааши, это непонятно где до сих пор прятавшийся внутри него демон. Сам Акааши в жизни не стал бы так категорично настаивать на глубоком засосе… О господи! Бокуто, прекрати краснеть, иначе первым сгорит Акааши, потому что он кожей чувствует, как заливается румянцем не только лицо, но и шея. Одно радовало, у Бокуто даже руки покраснели: Акааши видел — ведь на нём футболка с короткими рукавами. Внезапно Бокуто сосредоточился, словно в ожидании отличного паса — напрягаясь, горя огнём, мелко дрожа от скованных в предвкушении рывка мышц, — резко выдохнул и подался вперёд, склоняя голову вправо (носы мешаться не должны, а то как же!). Вот только и Акааши, подхватив настрой… тоже… вправо. Нет, ну всё уже, всё. Покраснеть ещё больше — реально невозможно! Потирая лоб и поджимая губы, Акааши предпринял второй заход. Бокуто тоже. Склоняясь влево. Как и Акааши. Комментировать и чертыхаться Бокуто не стал, сжал влажными ладонями лицо Акааши, зафиксировал прямо, склонился и прижался губами к губам, тут же опуская руки. Сколько они так просидели — губы в губы, глаза в глаза, — Акааши не решился бы сказать, но момент заценил: что-то невероятное, уничтожающее существо самим фактом — несбыточным, ошеломительным, волнующим! Всё, он — привидение: жалкий призрак того Акааши, которого в команде любой новичок и не только боялись до одури. Правда сейчас Акааши боялся самого себя. И Бокуто, который первым ринулся покорять вершины неизведанного — глубоко-засосного поцелуя. Акааши даже не сразу сообразил приоткрыть рот — настолько заворожили движения языка Бокуто по губам. Но тот настойчиво пихался и мычал непонятно, в конце концов, заставив раскрыться, расслабиться и… неприятно столкнуться зубами. Отпрянули — чисто инстинктивно. Бокуто тут же исправился: вполне уже профессионально (ха-ха!) прижался губами, лизнул, осторожно потыкал языком в зубы — Акааши согласно и правильно (он надеялся!) ответил и, боясь дышать, позволил тому и дальше вести. Первое прикосновение языков ошеломило — вкусом, вязкостью слюны, дурманящими восприятие ощущениями. Как там дальше? Пошло причмокивать и разъединять губы, растягивая ниточку слюны? Акааши так не хотелось. Хотелось, чтоб без пошлостей, без наигранности — языком слизать вкус Бокуто, понять его настрой через поцелуй, рассказать о собственных чув… Эм-м, они уже целуются? Но слишком поздно Акааши осознал, что в задумчивости перестал дышать, амёбой замер и расстроил Бокуто — тот зашмыгал носом, позорно всхлипнув, и задал тупой вопрос: — Не получилось? Или… не понравилось? Надо ответить, но в голове — пустота. Загипнотизированной мышью Акааши смотрел в глаза Бокуто и понимал, что сегодня больше повторять не хочет. Как и отвечать на вопрос. Честно отвечать. Только ведь Бокуто можно и соврать — это всегда срабатывало. Но до чего же тошно! — Нормально, Бокуто-сан. Просто… опыта у нас маловато, не находите? — Он мягко улыбнулся, прекрасно зная, что Бокуто мгновенно растает от умиления. — Повторим завтра? «Пожалуйста, пожалуйста!» — Оя, — довольно расплылся в ответной улыбке Бокуто и потянулся к онигири. — Завтра, так завтра. Поцелуи реально на хавчик пробивают, охо-хо! Согласен. На все сто. Хм-м. А онигири-то и впрямь с тунцом — вкусно.***
Март стремительно разлетался лепестками цветов сквозь время, расцвечивая каждый вечер вкусом губ Бокуто. Акааши больше не сопротивлялся и не удивлялся стремлению оказаться на пороге его дома раньше запланированного времени. Ведь под конец месяца у них стало получаться! Правда, чего только стоило научиться не лезть языками глубоко в рот, не стараться «нежно прикусывать нижнюю губу», пока этими самыми языками они друг о друга тёрлись, задевая дёсны и нёбо. Плавно двигать губами в унисон; не «воевать» языками, бессистемно тыкаясь, не пойми куда, а подстраиваться, изучать, предлагать; не забывать о дыхании — спокойно дышать, а не, рефлекторно задерживая вдох, палить кожу партнёра резким выдохом, заходясь в икотных спазмах. Целая наука! Кто бы только знал! Тут никакие томаты не помогут, ха-ха. Как и понять, что, казалось бы, обычный поцелуй способен вызвать не только удовольствие от близости, но и неуставное наслаждение. С этим Акааши приходилось бороться чаще всего. Безумно хотелось поддаться чувствам, но он не мог! Не мог подвести Бокуто, засы́павшего Акааши разглагольствованиями о девушках и грозившем вот-вот обрушиться неизбежностью выпускном. Оставалось только плыть по течению дурманящих разум поцелуев и отнекиваться от собственного сердца — всё ты врёшь! просто ты ещё ничего не поняло! это всего лишь поцелуи! — Слушай, Акааши, а руки куда? Руки? Какие руки? А-а, понятно. Бокуто сказал, что сегодня последний день — завтра начинаются тесты, — вот Акааши и расслабился: самозабвенно целовался, стараясь себя ничем не выдать. И тут очередная глупость про руки. Хотя… почему глупость? Они ведь и правда как-то раньше об этом не задумывались. Пришлось импровизировать: не всё же Бокуто своими ручищами лицо предполагаемой девушки облапывать. Пытались и за шею обниматься, и за плечи, даже на талию руки положить. Больше всего Акааши нравилось, когда он обнимал Бокуто за шею, пальцами ероша жёсткие пряди на затылке, а тот в ответ прижимал к себе близко-близко, с весёлой усмешкой и чертинкой во взгляде провоцирующе сдвигая ладони с талии всё ниже… и ниже… до той грани, когда разрешался ещё один немаловажный вопрос: как узнать, что пора прекращать целоваться? Как-как. Ну вот по затрещине, вместо ласковых пальцев, Бокуто и понимал — пора. — Класс! Акааши, ты лучший! А можно сказать то же самое, только без подоплёки? Без оглядки на тренировки, на девушек, на… …Шарахнувший апрелем выпускной.***
Шум, веселье, взрывающийся смехом гомон. И сакура. Опадающая розовым облаком прощальная сакура. Не для Акааши, нет. Для безудержно счастливого Бокуто, что сейчас так самозабвенно тискался с девчонками, стрелял заинтересованным взглядом по сторонам, громогласно шутил, хохотал и время от времени скрывался в укромных уголках с поклонницами. Акааши надолго не хватило. Дежурно поулыбавшись, обменявшись парочкой не менее дежурных фраз со знакомыми, он привычно свинтил к спортзалу — там никого быть не должно, а ему тишина и спокойствие жизненно важны хотя бы на пару минут. — Акааши! Вихрь-Бокуто сцапал его за руку и бегом, утягивая спотыкающегося Акааши за собой, увлёк в сторону спортзала, куда тот, в принципе, и шёл. Господи, ну что на этот раз? И зачем затаскивать его под старую сакуру, больно вжимая спиной в ствол? И без того перенервничавший Акааши схватил Бокуто за ворот гакурана и сильно встряхнул, приводя опьянённого весной друга в чувство. Бокуто недоумённо моргнул, прищёлкнул языком и отстранился, не разжимая стиснутых на форме пальцев. — Ты!.. — И тут же притих, замер, видимо, уловив что-то предостерегающее во взгляде Акааши. Но ощутимого желания поделиться важным не растерял, в упор открыто добивая: — Девчонки дуры. Целоваться не умеют. — Кивок и сведённые к переносице брови. — Весь выпускной испортили. И что? Теперь Акааши должен стать заменой?! Так сказать, помочь выпускнику утвердиться в жизненной позиции? Несвойственная Акааши язвительность, изливаясь яркими чувствами на болезненно скулящее сердце, вот-вот грозила вырваться на волю обидными словами. Но тут у Акааши случился Бокуто. Просто взял — и случился. Впрочем, давно уже… — Хочу с тобой целоваться. Оя? И даже охо-хо-хо. Потому что Акааши согласен. Весной, под сакурой, обнимая Бокуто, жаля поцелуем — согласен. Вот только дыхание почему-то всё равно сбивается, руки нервно то шею сжимают, то плечи, то спину гладят. Зато языки правильно сплетаются, губы палят чувствами, а не техникой, и стоны чьи-то… Чьи? И что это такое твёрдое Акааши между ног упирается? Ауч. Очевидно, и Бокуто неладное заметил: прекратил целоваться, глаза выпучил, шумно задышал, на миг пересёкся с Акааши взглядами и… рванул куда подальше, оставляя в пальцах Акааши с корнем выдранную верхнюю пуговицу гакурана.***
Три месяца от этого труса ни звонка, ни привета. Акааши уже не просто обижался, а готовился удалить номер Бокуто из телефона. И если б не Куроо, раз в неделю по скайпу невнятно лепечущий какую-то дикость по поводу «занят, прости придурка, обязательно перезвонит», Акааши, наверно, окончательно бы разочаровался в первой влюблённости и, забив на всё, погряз в учёбе. Но в первый день летних каникул такое привычное по «поцелуйному» времени смс заставило сердце вновь вздрогнуть: не в обиде, а в том самом — невероятном. «Приходи сегодня ко мне». Так мало… и так много именно для Акааши. Ведь он прекрасно понимал, что в этом «приходи» скрыто как минимум три четверти Бокуто — сомневающегося, погрязшего в самобичевании, умоляющего о прощении, надеющегося… На что? Вот это Акааши и собирался выяснить, без колебаний вдавливая кнопку дверного звонка. Открыл Бокуто. Похудевший, нервно теребивший подол футболки, скованно улыбавшийся. Акааши молча шагнул в прихожую, ни единым мускулом не выдав собственного напряжения. Даже не спросив разрешения, он спокойно шагнул к лестнице, догадливо предполагая, что местом встречи-объяснений станет много чего повидавшая комната Бокуто. Но Акааши и осмотреться не успел: его прижали к стене у двери, привычно и щемяще-нежно заключили лицо в, как и всегда, влажные от волнения ладони и… Целоваться Бокуто не разучился. Наверное, практика хорошая. Акааши внезапно психанул, оттолкнул его и только-только раскрыл рот, намереваясь высказать всё доброе-вечное, как вдруг: — Слушай, Акааши, а у тебя уже было это? Нет, ну подобный фортель мог только Бокуто выкинуть. У Акааши тут чувства, драма, а этот дебил озадачивается рассуждениями про это! Но обдумать наболевшее он не успел, на волне возмущения сузил глаза и прошипел: — У меня, Бокуто-сан, этого даже в плане поцелуев с девушками не было. «В отличие от некоторых» добавить не успел, потому что Бокуто засиял новогодней гирляндой и до хруста в костях сжал Акааши в объятиях. — У меня тоже! — Радость и счастье плескались из каждой клеточки Бокуто, с упоением смотрящего на возмущённого Акааши. — Э-э… Я про это. И про поцелуи. — Явно сбившись с мысли, на секунду застопорившись, Бокуто поник головой и едва слышно пробурчал: — Выпускной не в счёт. Прости… Простишь? Как у него всё быстро! И почему так самоуверенно? Акааши ещё ничего и сказать-то не успел, а Бокуто уже принялся тискаться, целоваться, совсем по-детски всхлипывать и заверять, что Акааши самый лучший, самый единственный, самый неповторимый и целуется кайфово. С трудом отстранив от себя полыхающего энтузиазмом и жаром Бокуто, Акааши собрался, взял себя в руки и демонстративно огляделся… попеременно краснея-бледнея с каждой подмеченной деталью. Расправленная кровать, ночник, подозрительно не похожий на гель для душа флакон на тумбочке, да и рядом блестящие целлофаном квадратики тоже блистер для жвачки не напоминали. Та-а-ак… — Атмосфера, надо полагать? — холодно, стараясь уколоть язвительностью, поинтересовался Акааши. Бокуто кивнул и расцвёл в улыбке, явно не обратив внимания на угрожающие нотки в голосе. Наверное, подумал, что Акааши понравилось. Впрочем, да. Бокуто — его краш, его сумасшествие по жизни — не мог не нравиться. Вот только сегодня ему не обломится. Разумеется, Акааши готов всё что угодно простить прямо здесь и сейчас (слишком давно не целовался!), но… …это они попробуют как-нибудь в другой раз.