Gods & Monsters

В Бэйсин Сити девочка может быть маленькой только первые годы жизни. Когда она более менее способна ходить и говорить, правда жизни потихоньку раскрывается перед ней. Чертов город не будет терпеть твоей наивности, он сотрет тебя в порошок, если ты не раскроешь глаза вовремя. Кто как ни заключенная со пожизненным сроком Джоан Хартиган знает об этом. Маленькая девочка, которую она спасла от рук извращенца Рорка младшего, еще будучи детективом, стала взрослой в ту самую ночь, когда десяток пуль прошили его достоинство. У нее на глазах. Нэнси Каллахан, девятнадцать лет. Выросла в нужных местах. Она не задает лишних вопросов, когда, зайдя в тот грязный бар, Хартиган говорит ей: «Нужно уходить отсюда, крошка». Крошка. Вырвалось. Все же не каждый день, прыгая с барной стойки, одна из самых горячих стриптизерш целует тебя под всеобщий вой толпы. Это было неожиданно и слишком грустно, чтобы обдумывать. Легкий укол тепла перед выходом на улицу, в снежную ночь. Глаза Нэнси блестят в приглушенном свете фонарей. Хартиган теряется, тысячи рукописных строчек проскальзывают перед ее глазами. Строчки как нитки, что в итоге составили веревку, на которой ни в чем неповинная кроме ненависти Джоан Хартиган выбралась на волю из той дрянной камеры, где ей круглосуточно сношали мозги. «Ты еще ребенок», — защищается от волнения старая ищейка, предчувствуя заранее, что рано или поздно пошлет себя с этой мыслью к черту. Случай, как водится, предоставляется… Дом Нэнси разграблен, их убежищем становится придорожный отель. Нэнси, с момента как они переступают порог номера, не сводит глаз с Хартиган. Волнение в душе опороченного детектива нарастает, она понимает, что, минуя стадию разработки плана, как избавиться от желтого ублюдка, нужно поговорить с Нэнси, расставить все точки. — Но я люблю тебя, — отчаянно говорит малышка Каллахан, отказываясь слушать что перед ней ни на что негодная старуха. Хорошо, что у Хартиган хватает ума стоять спиной, ведь эмоция искренней боли перекашивает ее лицо. «Как так получилось?»: — Я пыталась влюбиться. Много раз. Я даже встречалась с одной проституткой… Но я не смогла полюбить кого-то еще. У меня была ты. Сердце бешено стучит, проламывая ребра. Джоан Хартиган, сорок девять лет, лишилась разума в одиночной камере много лет назад, начав читать первое пришедшее к ней письмо. Оборачиваясь, она не видит ничего, кроме Нэнси. — И я люблю, — тихо выдыхает она. Ей бы хотелось жалеть, что она тогда успела. Девочка, убитая маньяком. Девочка, влюбленная в старуху всю свою жизнь. Велика ли разница? Ничто из этого не имеет значения, когда Нэнси в следующий миг срывается с места и припадает к губам Хартиган. И та, сдаваясь, отвечает ей, прижимает к себе, понимая, что все, имеющее для нее значение сейчас — это Нэнси. Единственный друг. Единственная возлюбленная. Возлюбленная, которую она сама взрастила. Во зле и разложении города, где не выжить в одиночку. Руки Нэнси осторожно скользят под одежду, медленно обхватывают грудь. Нужно ли останавливать это безумие? Детектив Хартиган уже не в силах… Она засыпает с мыслями о Нэнси, как и малышка, дрожащая от ужаса, так и уже взрослая, дрожащая от возбуждения, девушка смешиваются в одно целое. Хартиган бормочет сквозь сон что-то неразборчивое, чувствуя чужую голову на своей груди и руки, обхватившие поперек талии. Нэнси вжимается в нее отчаянно, ища одну ей известную правду… Пробуждение от резкого удара по лицу действует как разряд электрошока. Нэнси рядом нет, зато есть желтый ублюдок, который спокойно при помощи подручных тащит обеих в свое логово. «Я буду наслаждаться вашими криками вновь и вновь». Хартиган, не отрывая взгляда от Нэнси сдавленно кряхтит: «Не надорвись, сынок». Идиот сажает обеих в одну машину, не предполагая никакого сопротивления от старухи и девушки. «Все будет хорошо, Нэнси», — стараясь быть как можно мягче, произносит Джоан. Ненависть застилает глаза, она не знает, откуда у нее берется столько сил, когда тем, чем он связал руки, нападает на него с заднего сидения и, используя как удавку, душит. Отвратный запах выворачивает кишки на изнанку, ублюдок машет руками, машина заезжает в кювет. Хартиган же не отпускает его ни на секунду, не дает глотнуть воздуха. Нэнси помогает, когда тот одной рукой тянется к пушке, хватает его крепко двумя связанными ладонями. Хартиган дышит рвано, не отпускает ублюдка даже когда слышится мерзкий капустный хруст. — Джоан, — нежно обнимает ее Нэнси. — Джоан… — Хартиган затравленно заглядывает к ней в глаза. У них нет будущего. У ее Нэнси нет будущего. Есть только один способ скрыть все следы. Не самоубийство — самопожертвование. Бешеный гон крови заставляет Хартиган сделать глупость — посмотреть в сторону пистолета. Слышен оглушительный, полуслезный вздох. Нэнси никогда не была глупой девочкой. Глупой всегда была Джоан. — Не делай этого! — она начинает целовать ее лицо без разбора, куда придется, как получится. — Давай уедем из города. Вместе. Они… Они нас не найдут. Давай уедем… Черт, Джоан, не думай умирать! Сердечная мышца стонет от боли. Ничего не сделать. «Я смогу лишь дать нам время… И его будет безумно мало», — но надежда плещется где-то в глубине души, отравляет разум. И все же Рорки. Они никогда не оставляют своих врагов без мести… Через час Джоан и Нэнси, полуголые, в зимнюю метель добираются до номера отеля. Еще через два, используя старые связи, они на оставшуюся мелочь покупают два билета как можно дальше отсюда. Нэнси полна воодушевления, Хартиган же оборачивается через плечо по десять раз. Ей не нравится эта идея. Все должно было закончиться не так. Но она готова бороться. Ради Нэнси. В Бэйсин Сити девочка может быть маленькой только первые годы жизни. Но существуют тысячи других городов, где это работает не так.