***
Зима в этом году выдаётся холодная — Чонвон в нетерпении разглядывает мелькающий за стеклом автомобиля пейзаж и думает об этом. Таксист подпевает какой-то старой песне по радио, иногда выкрикивает какие-то фразы на чужом языке, когда машина в очередной раз соскальзывает с заледенелой дороги. Чонвон не перестает читать последние новости, поглядывая на время, поправляет свой шарф, смотрится в экран телефона, заправляя прядь волос себе за ухо. Что-то ощущается совсем неправильным, будто бы засевшим где-то внизу живота. Журналист, подписывающийся внизу статьи псевдонимом Джейк, расписывает все подробности скандала, связанного с именем Пак Сонхуна. Чонвон вчитывается в каждое слово. Знание произошедшего не поможет ему лучше адаптироваться на новом месте работы, но зато отлично поможет избежать лишних неприятностей. Именно так сказал Сону. — Chikushou! * — неожиданно вскрикивает водитель, рукой ударяя по рулю, и Чонвон вскидывает свою голову. — Ой, ха-ха, ничего такого, просто небольшие проблемы. Таксист, мужчина средних лет с неприлично густыми усами, вглядывается в испуганное лицо мальчика и совсем натянуто смеётся. Чонвон в очередной раз проверяет время на своих часах. — Насколько небольшие? Я должен быть в Каннаме к девяти. — Меньше, чем вы можете себе представить. Я довезу вас за десять минут, мог ещё раньше, если бы не этот chikushoumou**! Shinjimae!*** Чонвон разочарованно выдыхает. С самого утра всё идёт не так, как он запланировал. Три лишних бокала пива, заказанных ему школьными друзьями вчера, ночной клуб на самых окраинах Сеула, проспанный будильник, а сейчас ещё и это. Если бы Сону всё ещё жил вместе с ним, то не допустил бы подобного. Чувство стыда накатывает с головой, и Чонвон опускает свою голову. Первый день, работа, доставшаяся ему практически чудом, и он уже косячит. — Ещё поворот, минуты три езды, и мы подъедем. Не парься! — бормочет таксист, и Чонвон вновь проверяет свой телефон, закрывая статью и уточняя время. Вроде бы успевает вовремя. Не идеально и совсем не по назначенному Сону сроку, но успевает. Чонвон выправляет шарф, расстёгивает верхние пуговицы пальто и поправляет галстук, смотрится в камеру телефона. Таксист, заворачивающий на повороте, смотрит на него с подозрением.***
Здание EN- оказывается несколько меньше, чем он ожидал, рассматривая фотографии в поисковике, и гораздо более потрёпанным, но со всё тем же духом авантюризма и любовью к моде, которая и привлекла Чонвона когда-то. Лёгкая музыка, звучащая в холле, совсем не расслабляет. Девушка, стоящая за информационной стойкой, внимательно вглядывается в него, как только Чонвон подходит ближе, и даже спустя долгую минуту на лице её не появляется улыбка. — Я на работу, сегодня мой первый день… — начинает он, и лицо девушки искажается в задумчивости, прежде чем она неуверенно кивает то ли самой себе, то ли парню напротив. — Хисын предупреждал меня, что у нас новенькие… Как же не вовремя ты попал на своё рабочее место. — С лёгким злорадством произносит она, разминая затёкшую шею. — Тебе на четвёртый этаж. Можешь воспользоваться лифтом. Пройдёшь прямо до конца коридора, затем завернешь налево. Поднимешься на лифте, а там уже до упора один-единственный кабинет. Не прогадаешь. Костюм Чонвона несколько жмёт ему в плечах, сохранившийся у него ещё со времён свадьбы старшей сестры, а недавно купленная рубашка лишь сдавливает запотевшую шею, несмотря на то, что ему и так дышать от нервов тяжелее обычного. Люди, проходящие мимо него, оборачиваются, словно в неверии проводят взглядами, и Чонвон лишь стискивает зубы и выпрямляет спину, чтобы не обернуться в ответ и не спросить, наконец, что же здесь происходит. Стены коридора окрашены в кремовый, но рамки с вырезками и фотографиями отчётливо выделяются на фоне — тёмно-синие. Некоторые вставки на потолке или стенах тоже окрашены в тёмно-синий, но Чонвон слишком поглощён в свои мысли, чтобы рассматривать их все. На одной из фотографий он узнает Пак Сонхуна, его лицо, известное своей идеальностью, и привычные расслабленные позы, и вспоминает прочитанное сегодня.***
— Сонхун-хён — практически единственный источник дохода в агентстве, и не дай бог ты упомянешь про него что-то плохое. Особенно сейчас, Чонвон, когда время очень тяжёлое для всех нас. — Говорит Сону, отпивая глоток принесённого кофе, и своим острым взглядом прожигает Чонвона насквозь. — Настолько всё плохо? — Спрашивает Чонвон абсолютно искренне, и Сону морщится от вложенного в вопрос младшего энтузиазма. — Тебя не взяли бы на предложенную вакансию, будь всё хорошо. Ты ещё не знаешь, но найти себе местечко в индустрии моды гораздо сложнее, чем ты думаешь. И если бы не случай и не я, то ты так и остался бы работать в своём журнале.***
Ты талантлив, Чонвон, и именно поэтому ты здесь. Но ещё ты здесь, потому что в EN- у меня есть связи. Талант — это не главное. Ты не добьёшься успеха, будучи просто талантливым. Здесь нужно что-то ещё. Слова Сону не вылетают у него из головы, когда Чонвон несколько раз стучится в предложенную дверь. Хисын, про которого он слышал многого и легендарного, оказывается несколько другим, не таким, каким себе представлял его Чонвон у себя в голове. Хисын сидит за столом, практически поглощённый бумагами, а его кабинет напоминает собой разворошённый пчелиный улей, но выглядит при этом идеальным. Его рубашка расстёгнута на две пуговицы, выгодно подчёркивая длинную шею его обладателя, отглаженная и отбеленная, и Хисын действительно выглядит как кто-то, способный вести за собой целое агентство, но он видимо молод, и лицо его удивлённо вытягивается, когда он замечает стоящего при входе в кабинет мальчика, прежде чем вновь вернуться к сосредоточенно-пафосному. — Ян Чонвон? — спрашивает он, прежде чем Чонвон успевает сказать хоть что-то, а затем показательно смотрит на наручные часы, прежде чем с вызовом посмотреть на стоящего перед ним. — Вы опоздали на семь минут. — Дороги заледенели, таксисту пришлось ехать в объезд, сэр. Извините за опоздание. Хисын не выглядит впечатлённым, впрочем, лицо его вообще не меняет своё выражение, лишь единожды он издаёт лёгкий смешок, кривя губы в ухмылке, а после вновь опускает свой взгляд на стопку бумаг, жестом руки подзывая к себе ближе, указывая на стоящий напротив стул. Хисын молод, и если сначала Чонвон мог подумать, что его новому начальнику есть хотя бы тридцать, то сейчас, подойдя ближе и внимательно всматриваясь в сосредоточенное лицо, он, с удивлением даже для самого себя, делает вывод, что ему может быть даже меньше. Чонвон присаживается на предложенный стул, оглядывая всё вокруг. Чонвон знает EN- и знает, что именно она привнесла в индустрию моды: читал некоторые интервью для журналов, видел снимки с модельных показов и однажды даже чуть не заказал пиджак из новой весенней коллекции, а когда узнал, что его лучший друг устроился туда визажистом, радости и предвкушения его не было предела. Но кабинет его начальника, мягко говоря, выглядит не впечатляюще, хотя и очень интересно. Стопки бумаг, которыми и завален весь огромный стол Хисына, спадают вниз и листами распластываются по всему полу, сброшенный с плеч пиджак, видимо, скатился на ручку кресла, и единственное, что удерживает его в таком положении и не даёт свалиться в кучу, это сила гравитации и необычайная боязнь его обладателя испачкать дорогой материал; кофемашина, стоящая в углу комнаты, три чашки и контейнер с едой, а на нём — сложённый лист бумаги и что-то нацарапанное ручкой, но что именно, Чонвон не видит. Пушистый ковёр, парочка растений на окошке, одинокая колонка, висящая на стене, и огромный, до неприличного огромный диван. Хисын поднимает свой взгляд на изучающего всё вокруг мальчика, насмешливо приподнимает брови и спрашивает: — Готов поспорить, Ян Чонвон, прямо сейчас ты обдумываешь способ сбежать отсюда побыстрее и никогда не возвращаться? Чонвон удивлённо встречает чужой взгляд и невольно задумывается — а действительно, что именно у него вызвал осмотр чужого кабинета? Ничего. Чонвон думает, что он не такой человек, чтобы судить обо всём происходящем так вспыльчиво. И даже стоящая в углу банка с кофейными бобами не вызывает в нём никаких особых чувств или мыслей, лишь слабое желание приготовить для своего начальника кофе. Так много людей хвалили его кофе, когда он подрабатывал баристой в кофейне неподалёку от дома. — Неправда. — Я не прав? — спрашивает Хисын, но выражение лица его остаётся неизменным. — Какое облегчение. Готов поспорить, вы уже прочитали последние новости. Буду искренен, нынче не так много людей готовы работать в месте, славящимся своими скандалами. Чонвон напрягается, что-то внутри него кричит об осторожности, о сказанных словах Сону, о том, что это очень тонкий лёд, а Хисын бьёт по нему молотком, не задумываясь и со всей силы. Неприемлемый скандал в корейском обществе и лицо главной модели агентства на обложках многочисленных таблоидов, десятки расторгнутых контрактов в качестве итога. Пак Сонхун — гей, рассказал один из инсайдеров, приложив в качестве доказательства размытую фотографию силуэта модели и другой, явно мужской фигуры — и они оба целуются. До смешного нелепо, индустрия полна нетрадиционных отношений, но едва эта новость находит подтверждение в конкретных случаях, приходится сталкиваться с осуждением консервативного общества, и тут уже без вариантов. Стоимость акций агентства рухнула за одну ночь, на следующий день стоимость рухнула ещё на треть. — Сону рассказал мне про тебя, сказал, что ты хороший друг и человек. В такое тяжёлое время я не опирался лишь на твои профессиональные качества, сейчас для меня куда важнее слова о том, что ты не тот, кто сможет вонзить нож в спину. — Хисын звучит на удивление расслабленно, его голос не выдаёт и капли тревоги, но его слова серьёзны, и Чонвон внимательно вслушивается в каждое. Хисын словно ожидает чего-то, потому что даже после сказанного он не сводит своего взгляда с лица Чонвона, и второй, не знающий, как реагировать на подобное, решает сказать первое, что приходит ему в голову — правду. — Да я бы никогда, сэр… Я понимаю, насколько тяжела сложившаяся ситуация, ведь я и сам… — Нет, нет, стой. Ты серьёзно? — перебивает его Хисын, и Чонвон чувствует, что краснеет. — Почему я узнаю о подобном на твой первый рабочий день? Ты должен указывать подобные детали в своём досье, не знаю, в разделе заметок… — Я никогда в жизни не подведу агентство, я бы никогда не… — Я бы не взял тебя, скажи мне Сону про тебя такое сразу же. — Непреклонным тоном произносит Хисын и будто бы забивает первый гвоздь в доску гроба младшего. — Ты хоть знаешь, через что нам пришлось пройти после последних новостей? — Ваши акции упали. — Просто отвечает Чонвон, не реагируя на опасный взгляд в его сторону. — И ваши контракты расторгнуты практически со всеми спонсорами. Положение, мягко говоря, неприятное. Хисын внимательно всматривается в лицо напротив, едва заметно наклоняет голову в бок и изучает своими большими блестящими глазами, кивает и возвращается в своё привычное расслабленное состояние. С тяжёлым стоном откидывается на спинку явно дорогого кресла. Чонвон смотрит на него так же, как и он сам смотрит на Чонвона, но разница между ними очевидна и заключается в том, что в голове у Хисына прямо сейчас происходит какой-то мыслительный процесс, и от его итогов зависит будущая карьера его подчинённого, а Чонвон так и не знает, как реагировать на всё происходящее. Он мог быть не сдержан, говоря своему начальнику такие вещи в его первый рабочий день, но эти вещи — факты, и Чонвон никогда не считал постыдным оглашать их вслух. Все газеты кричат об упавшей стоимости агентства, все заголовки забиты словами о том, что главный конкурент в индустрии моды растерял своё главное преимущество, и прямо сейчас на их глазах происходит история. Чонвон морщится, вспоминая слова из одной статьи. Что-то про падение империи и про то, что Пак Сонхун, наконец, узнает своё место, до этого, по-видимому, задиравший свою голову непозволительно высоко. Люди любят подобную резкость, любят, когда кто-то предвкушает развал чего-то внушительного, но Чонвон закрывает ссылку, как только видит её заголовок. Журналисты никогда не стыдились лезть в самую пучину событий, чтобы получить самые грязные и скандальные заголовки и снимки, и перейти границы для них означало бы лишь гарантированное повышение. Чонвон далёк от такого, далёк от копания под кого-то и далёк от хождения по головам ради карьерного роста. И он не чувствует отвращения от всего происходящего. — Нам нужно просто пережить это. — Выдавливает из себя он, сам до конца и не осознавая, что именно можно сделать в такой ситуации. Хисын смеётся, но смеётся громко и с каким-то оглушающим эхом, исходящим от стен, будто бы кричит в пустую коробку. Он выпрямляется, расправляет свои плечи, и вновь лицо его принимает привычное пафосное выражение. — Как же приятно слышать это необходимое «нам». После такого мне не остаётся ничего, кроме как принять тебя на эту работу. Я надеюсь, ты действительно хочешь работать только на благо этого места. Кому как не тебе знать, что оно идёт ко дну, и ты только что взошёл на тонущий корабль.***
Его работа звучит простой и скучной, но она хорошо оплачиваемая, и уже это куда важнее. В его обязанности помощника должно было входить заполнение бумаг, консультация приходящих сюда заинтересованных лиц, организация мероприятий и готовка кофе, но по факту Хисын оставляет его с одной лишь необходимостью приходить вовремя, готовить кофе и разбирать ненужные бумаги, скопленные за месяц. Отдельное рабочее место, свой ноутбук и удобное кресло, фикус, стоящий в углу стола. Обеденное время с двенадцати до половины первого, автоматы с водой и кофейные автоматы на первом и третьем этажах, разносчик пиццы, приходящий в агентство по четвергам, у которого за дополнительную плату можно заказать что только угодно. Рабочий день, начинающийся ровно в девять и заканчивающийся в восемь, но Чонвон говорит, что всегда готов приехать раньше, если ситуация потребует чего-то неотложного, и даёт Хисыну свой номер телефона. Несмотря на отличное от ранее загаданных размеров агентство, спускаясь на первый этаж на обед, Чонвона чуть не сбивают с ног десятки людей, молодые девушки и парни, люди престарелого возраста, и все они громко разговаривают и смеются, и будто бы не замечают новичка под своими ногами. Каждый из них одет во что-то приличное, можно даже сказать стильное, и Чонвон впервые за целый день чувствует себя одиноким. Надежда на то, что он встретит Сону в помещении, заполненном народом, казалась равной нулю, но старший сам каким-то образом выходит на него. Чонвон занимает место за одним из нескольких общих столов, но чужие взгляды не перестают его преследовать, будто бы каждый хочет задать свой невысказанный вопрос. Несмотря на неловкость, которую Чонвон ощущает, весь обеденный стол оказывается переполнен смехом и разговорами, и ему приходится вслушиваться и улыбаться, чтобы не отставать или не привлекать к себе большего внимания. Сону ладонью проходится по его спине и сразу же усаживается рядом, ставя свой термос с громким стуком на стол. Чонвон удивлённо высматривает уже уставшее лицо друга и, наконец, чувствует себя более уверенным среди незнакомцев. — Как ты нашёл меня? — спрашивает он, и Сону раздражённо расслабляет свой платок, расстёгивая верхние пуговицы рубашки. — Тебя тяжело не узнать. Я твой уродливый костюм помню ещё со времён свадьбы Джису, и ни с чем другим его не спутаю точно. Сону открывает термос, наливает себе полную кружку какой-то травяной жижи, и запах этот резко доходит до обоняния Чонвона. Младший расстроенно наблюдает за тем, как старший нехотя отпивает неизвестное содержимое, морщится, а после, опять нехотя, принимается за новые глотки. Вопрос витает в воздухе — и даже не вопрос это, а лишь ещё не озвученный факт, и Чонвону больно осознавать, что его друг опять столкнулся с этим. — Опять на диетах? — спрашивает, и Сону косится на него, прежде чем резче обычного отвернуться в другую сторону. Это не тема для обсуждения в общей обеденной его новой работы, и Сону это понимает тоже, поэтому коротко отвечает: — Да. И разговор оказывается исчерпанным, потому что с самого начала и до самого конца эта проблема была сугубо проблемой Сону, и тот никому не позволял влезать в неё со своими советами. Сону всегда говорил, что если он ненавидит своё отражение в зеркале, то это только его отражение и только его ненависть, с которой он и должен справиться, но только сам. Все эти выписанные диетологами порошки, смеси, а сейчас ещё и эта — Чонвон смотрит на тёмно-жёлтую мякоть листьев — смесь. — Как работа? — задаёт вопрос Сону, и Чонвон возвращается к своей еде. — Пока никак, — признаётся, и старший понимающе кивает головой. — Меня поставили варить кофе, и этим я занимаюсь уже пять часов. Серьёзно, кто вообще пьёт кофе так часто? Сону смеётся, глаза его становятся похожими на полумесяцы. — А ты чего ожидал? Что тебе предложат руководить агентством? Хён не такой человек. Он никогда не перебросил бы свои обязанности на другого человека. Чонвону требуется пару секунд, чтобы точно определить для себя: Хисын — хён. — Мы с ним немного не поладили, — а затем неуверенно добавляет: — я так думаю. Сону выглядит удивлённым, допивая остатки смеси из термоса. — С Хисын-хёном? — Мне пришлось сказать ему, что я, — Чонвон переходит на шёпот. — гей. И он сказал, что не взял бы меня на эту должность, узнай он заранее, кто я такой. Но сейчас всё лучше. Я работаю. Старший задумчиво изучает профиль Чонвона, неосознанно кусает губы, словно чего-то решает у себя в голове. А затем с серьёзным и уверенным видом отвечает: — Может быть, это всё из-за происходящей сейчас ситуации. Чонвон-а, хён не такой человек, он никогда не уволил бы тебя за твою ориентацию. Чонвон кивает, невольно реагируя на начавших собираться сотрудников, проверяет время на часах, прежде чем убедиться, что всё нормально и они никуда не опаздывают. Сону прав, Хисын действительно упомянул нынешнюю обстановку, да и не то чтобы слова начальника как-то задели его ещё тогда. К подобному привыкаешь, а спустя некоторое время вообще перестаёшь принимать это на свой счёт. — Просто сейчас все на нервах, все сто с лишним человек в этом месте говорят про одно и то же, и они боятся. Боятся за свои места и за свои деньги. Хисын-хён выглядит гораздо более напряжённым, чем обычно. Тебе просто нужно пережить это. Чонвон слабо соглашается. Наверное. Сейчас он не уверен ни в чём. Хочется лишь помочь чем-нибудь в этой тяжёлой ситуации, и он знает, уверен в себе на сотню процентов, что смог бы приложить все усилия, если бы его мнения спросили. Он замечательно делает кофе, но это не единственное его достоинство. Сону замечает его замешательство, а может быть явно очевидное расстройство было написано на лице, но он кладёт руку на плечо младшего и уверенно встряхивает, словно: Взбодрись. — Он сказал мне, что это место тонет, — усмехается Чонвон, смотря в одну точку, задумчивый. — Сказал, что я взошёл на тонущий корабль. Сону громко смеётся и за руку тянет его в сторону, словно хочет отгородить от напряжённых мыслей. Говорит: — Я познакомлю тебя со своими друзьями. Главное, улыбнись, а то твоей миной можно пытать людей.