Мне такой ценой свобода не нужна.

      Едва парни переступили порог, осознав, что иного выбора, кроме темноты за массивной дверью, не существует, за спиной раздался хлопок: путь к отступлению отрезан. От неожиданности они вздрогнули и обернулись. Теперь пути назад точно нет. Над головой что-то заскрежетало, словно тысячи маленьких механизмов одновременно пришли в движение.       — Лёш, кажется нас наебали, — успел сказать Женя, но в следующую секунду зажмурился: комнату залил холодный свет.       На потолке вспыхнули сотни лампочек, отбрасывая на стены голубоватые отсветы и отражаясь бледными пятнами, что похожи на свет в морге — мертвенно блёклый, холодный, отстранённый.       — И всё-таки вы идиоты, — раздалось из динамиков, прикреплённых к стене, — В прочем, я в этом и не сомневался. Наивно полагаете, что сможете выбраться отсюда живыми? — голос был обработанным, как-то странно и неестественно шипел. — Кстати, вам понравился сервис нашей службы такси? Впрочем, книга жалоб и предложений, к сожалению, отсутствует.       Последовала длительная пауза, и Женя уже хотел ответить на поставленный вопрос, но голос продолжил:        — Теперь ближе к делу. Думаю, вы уже успели заметить объём воды в комнате. И нет, вы не на море попали, даже не надейтесь. Кто знает, откуда эта вода? Я бы не советовал в неё падать, — голос хмыкнул, но в динамиках раздался лишь глухой хрип. — Перед вами есть рычаг. Попробуйте на него нажать, — и вновь пауза, но парни всё также неподвижно стояли, обрабатывая полученную информацию. — Я сказал нажмите на рычаг! — голос стал в разы требовательнее и громче, будто человеку по ту сторону микрофона все не терпелось понаблюдать за действиями парней.       Лёша оглянулся и заметил несколько камер видеонаблюдения в углах комнаты, которые были настолько скрытыми, что чёрные громадины мог не заметить разве что слепой. Бочкарёв встретился взглядом с Женей и вопросительно выгнул бровь. Немой разговор — они давно понимали друг друга только по взгляду, и слова для них были только условностями.       — Дорогие мои, если вы сейчас же не нажмёте на грёбаный рычаг, то ваш выбор медленной смерти больше не будет учитываться: сдохните быстро и без мучений, — снова хрип в динамике.       Женя подошёл к рычагу, не выдавая своего испуга, явно собираясь исполнить просьбу, хотя скорее приказ, но почувствовал прикосновение руки к плечу.       — Если взорвёмся, то вместе, — шепнул Лёша ему на ухо, накрывая руку Мильковского, неуверенно лежащую на железном наконечнике, своей ладонью.       — Как же трогательно! Вы ещё поцелуйтесь! В темпе вальса блять! — что-то неясное проглядывало в голосе человека по ту сторону динамиков, но он всё же замолк, наверняка находясь в предвкушении чего-то.       Женя облизал пересохшие губы, закрыл глаза и толкнул рычаг вперёд, мысленно приготовившись к неизбежной смерти. Сердце ёкнуло от страха.       Однако взрыва не последовало.       — Вот и славненько. Слушайте дальше. Да откройте уже глаза, идиоты! О чём это я? Ах, да! Теперь второй идёт к другому рычагу и делает тоже самое. Вот ты, Лёня, кажется. А, впрочем, это не имеет никакого значения! Надгробие не я тебе писать буду, в конце концов. Давай шустрее! Жопой шевели!       Бочкарёв вздохнул, пообещав себе, что обязательно найдёт этого мудака, как только выберется отсюда, и заставит его хорошенько пострадать перед смертью, и подошёл ко второму рычагу.       — Только без вашей нежной хуйни. Сам давай, — потребовал голос и вновь замолк в ожидании.       Лёша сжал железный наконечник и толкнул рычаг от себя. Эффект не заставил себя долго ждать: теперь между двумя частями комнаты поднялась стеклянная стена, оставив парней по одиночке и насмешливо отражая бледный свет.       — А теперь слушайте сюда. Я не хочу, чтобы вы сдохли в первой же комнате, потому что тогда моё любимое шоу закончится и мне вновь будет скучно. Посмотрите вперёд. Видите красные цифры на стене? Это ваше время, которое начнёт неумолимо заканчиваться. Как только я нажму кнопочку на пультике, времечко начнёт тикать. Так медленно, но для вас оно будет нестись быстрее, чем… Чем загорается пердак у хейтеров Мильковского. Вы нажимаете на рычаг, появляется платформа у другого. И вот по этим островкам вы вместе доходите до конца, но, напомню, в воду лучше не падать, — глухой хрип, значащий насмешку. — И вот если вдруг время успеет дойти быстрее, чем вы, то… Впрочем, вам лучше не знать, что же случится. Думаю, вы тоже любите сюрпризы, правда?       — Сюрпризы свои себе в жопу засунь, — процедил Лёша сквозь зубы.       В динамиках раздались странные хрипы, похожие на цоканье языка:       — Я всё слышу, Саша. Ещё раз вякнешь — останешься без языка.       Лёша возмущённо сжал кулаки, но промолчал. Перспектива остаться без важного органа была отнюдь не радужной, хотя вряд ли этот человек придёт прямо сюда и исполнит обещанное. Но лишняя осторожность — не худшее решение в этом месте.       — Ну, что ж? Поиграем?       После этих слов шипение в динамиках, значащее то, что связь с этим подвалом устанавливалась через сотни километров, наконец, прекратилось. Цифры начали убывать.       — Лёш, скорее! У тебя первый рычаг! — в отличие от Бочкарёва, который всё ещё негодовал внутри из-за коверкания каким-то мудаком своего имени, Женя хотел выжить, но вот побороть ненужную сейчас панику не получалось, а потому он принялся судорожно стучать по стеклу, словно был уверен в том, что друг заснул с открытыми глазами или впал в панику, погружаясь в себя.       Первый рычаг — и откуда-то из водных глубин на поверхности показалась платформа. Стена делила комнату пополам лишь на старте, а дальше расстояние между «островками» было достаточно большим, чтобы допрыгнуть к друг другу не получилось, а героически переплывать всё-таки не особо хотелось. Так, шаг за шагом, прыжок за прыжком, парни добирались к выходу, дойдя уже практически до середины этой комнаты.       Им было легко и не так страшно, как на старте, ведь ничего сложного нет в том, чтобы по очереди вдавливать рычаги в стену и прыгать, как зайцы, по платформам.       — Лёш, давай нажимай. Чего остановился? — Мильковский, избавившись наконец от паники, немного повеселел, пытаясь воспринимать происходящее, как детскую компьютерную игру, где ему посчастливилось стать главным персонажем.       — Жень? А тут блять два рычага! В воздухе повисло молчание, нагнетающее, но наверняка веселящее кого-то извращенного, кто хриплым голосом раздаёт команды.       — Ну… Нажми на зелёный? — Женя оглянулся, убедившись, что на его половине наконечники рычагов были бледно-голубыми, а на дорожке Лёши грязно-зелёными.       — Они оба зелёные, — обречённо сообщил Бочкарёв.       — Лёш, делай хоть что-нибудь! Время! Выбирай любой, потом разберёмся, — парень растерянно взглянул на убийственный секундомер впереди: в первой комнате их едва не расплющило в два таких красивых блинчика, а теперь неизвестно, что сделает этот ненормальный, которому дали в руки микрофон и полную власть над ними.       Бочкарёв пытался воспользоваться хоть какой-то логикой, но перед ним по-прежнему оставалось два зелёных рычага — правый и левый.       «Лево» — вдруг мелькнуло в сознании вспышкой интуиции.       И Лёша почему-то повиновался. Сзади раздался крик.       Бочкарёв зажмурился от страха и осторожно обернулся: Женя стоял на прежней платформе, но…       — Лёш, ты кажется не угадал, — сообщил Мильковский, встряхнув головой, и в воздухе успел мелькнуть яичный желток перед тем, как навсегда исчезнуть в водной глубине.       Женя посмотрел на потолок над своей головой, где теперь красовалась открытая крышка люка, из которого, судя по всему, и вылился на голову омлет, который забыли приготовить.       — Прости… — протянул Бочкарёв, вдавливая правый рычаг: на этот раз из воды действительно выплыла следующая платформа, но теперь перед Мильковским стоял тот же выбор.       — Ничего страшного, Лёш. Думаю, чистыми мы отсюда, несмотря на обилие воды вокруг, вряд ли выберемся. Я тоже левый нажму, ладно? Вдруг здесь просто последовательность?       Бочкарёв кивнул и зажмурился, готовясь к худшему, но искренне надеясь, что на него не свалится что-то живое и тёплое. Щелчок над головой. На него действительно свалилось что-то холодное, что-то, залепившее закрытые глаза намертво.       — Женя! — Бочкарёв в панике заметался из стороны в сторону, пытаясь схватиться хоть за что-то, но вовремя вспомнил, что находится на маленьком островке, отделяющем его от погружения в воду.       — Не кричи! Это… Какая-то липкая хуйня, Лёш, — Женя пытался прищуриться, чтобы хоть как-то определить, что обездвижило и ослепило друга, но из-за расстояния прозрачная масса имела лишь золотистый оттенок.       — Оно сладкое, — сообщил Бочкарёв, почувствовав пробирающуюся в рот вязкую жидкость, и уже с упоением облизывая пальцы.       — Лёш, а может это… Мёд? — предположил Женя, вспоминая ещё какие-нибудь сладкие продукты золотистого цвета.       — Кажется, да… Блять, какой вкусный! — Лёша с наслаждением облизывал пальцы, поочерёдно вытаскивая их изо рта с пошлым хлюпом.       Мильковский ощутил, что никак не может оторваться от такого завораживающего действа. Лёша, полностью покрытый золотистый мёдом, стекающим по его лицу, голове, рукам… Если бы Лёша так в туре решил облиться, ради шутки, как в тот раз с майонезом, то вызвало бы это те же эмоции, что сейчас?       Лёша стал старательно смахивать с лица вязкую сладость, чтобы хоть как-то вернуть себе возможность видеть.       — Лёша, время! — крикнул Женя, поглядывая на таймер.       Правый рычаг он уже опустил и только ждал, пока Лёша наконец перепрыгнет на новую платформу и откроет ему доступ к следующей.       Лёша дёрнул за левый рычаг, надеясь, что на этот раз ничего не свалится, и правда — никаких скрежетов и раздвигающихся створок наверху, лишь только вылезла спасительная платформа.       Когда Женя дёрнул правый рычаг, раздался грохот. Лёша внутренне сжался и ощутил, как по его плечам снегом ложится что-то мелкое. Открыв глаза, он увидел сахар вперемешку с цветными перьями: красными, тёмно-зелеными, розовыми и голубыми. Музыкант хмыкнул, осознав всю абсурдность ситуации: его похитил какой-то псих, привёз в подвал, а теперь он стоит, обмазанный мёдом посреди какого-то бассейна, так ещё и похож на облепленную перьями пиньяту.       — Теперь ты точно как петух выглядишь, Кирюша. Может, покукарекаешь? — неожиданно раздалось насмешливое из динамика.       «А ты может пойдёшь нахуй?» — подумал Лёша, а сам возмущённо поправил:       — Меня Лёшей зовут, вообще-то.       — Ой, да похуй, хоть Акакий, — хрипы в динамике стали громче.       Лёша перепрыгнул и с силой вдавил левый рычаг в стену. Раздался громкий плеск, и Женя, отплёвываясь, стал против своей воли принимать душ из белой жидкости.       «Кажется, молоко», — пронеслась мысль. А следом отчего-то подумалось, что кто-то действительно забыл приготовить омлет, а потому часть ингредиентов была спрятана в люках.       — СУКА, ЛЕДЯНОЕ! — взорвался Женя, вдавливая в стену свой рычаг на новой платформе. Он перевёл взгляд на время и выдавил: — Блять…       Таймер уже приближался к заветным для голоса цифрам «00:00», даже не желая замедляться или остановиться хоть на миг.       — Лёш, скорее! Лёш, жми любой, не думай! Нет времени думать!       Бочкарёв судорожно вдавил в стену правый рычаг — тишина.       — Блять, давайте вы хотя бы до второй комнаты дойдёте? Нахуя я всё это готовил? — раздалось в динамиках. — Долбаебы сраные!       — А может ты тогда таймер остановишь, чтобы мы успели? — попытался попросить Бочкарёв, как можно вежливее, борясь с желанием поскорее вмазать этому дебилу, который путается в четырёх буквах имени, и выглядит как самый настоящий дебил. И хоть Лёша его не видел, но был уверен, что внешность у него самая дебильная на свете.       — А может ты пошевелишься, Илюша?       Сейчас времени на возмущения и впрямь не было. Оставалось полторы минуты, а впереди ещё около пяти платформ.       — Лёша, жми на все рычаги! Потом разберёмся! Лёш, ты слышишь?       Бочкарёв слышал, а главное чувствовал, когда после прыжка на новую платформу за спиной хлынул шумный поток чего-то, а вот на следующем островке удача повернулась к нему уже другим местом: сверху вылилось жирное и мерзкое масло вперемешку с какими-то ошмётками, будто остатками после готовки или чьего-то ужина. В динамике без конца слышались хрипы и перебои со звуком — голосу было крайне весело.       — Идиоты! А могли быстро сдохнуть в первой комнате, но нет! Самоуверенные кретины! — хрипы снова прекратились, словно голос отчаялся, осознав всю напрасность своих ожиданий.       — Последний, Лёш! Жми! — взгляд Мильковского метался с друга на величественные цифры таймера, где оставалось меньше минуты до… Чего-то страшного.       — Заело, Жень! Ни один не работает! Сука! — Лёша продолжал со всей силы давить на рычаги, но они продолжали оставаться неподвижными.       Красные цифры сменились на «00:40». Как неумолимый приговор, они стремительно вели отсчёт в обратную сторону, приближая что-то явно не более приятное, чем бетонная плита.       — Лёш, жми дальше! Постарайся сильнее! Лёша, пожалуйста!       — Кажется, вы проиграли, — сообщил голос с каким-то безумным удовольствием. Он уже наверняка представлял себе что-то ужасное…       Женя судорожно переводил взгляд, продолжая что-то кричать, но вскоре его голос заглушило неспешное тиканье секундомера, которое отдавалось в голове ужасным гулом.       «00:30».       — Блять! — заорал Лёша, падая всем весом на рычаг и продолжая нажимать на него в попытке выжить, чтобы хотя бы Женю спасти.       «00:25». Рычаг поддался.       — Женя, беги блять! Быстрее!       Мильковский прыгнул на последнюю платформу, трясущимися руками вдавливая в стену левый рычаг. Обернулся. Из воды показался островок.       «00:15».       — Лёша, прыгай! Чего встал?       Бочкарёв попытался было сделать шаг к краю, но ноги приклеились. Мёд.       — Лёша, быстрее!       — Я не могу! Ботинки приклеились!       — Блять, Лёша, снимай обувь! Мы успеем, слышишь? Я не пойду без тебя!        — Беги к выходу! — кричал Лёша, пытаясь выпрыгнуть из своих ботинок. — Давай же!       Бочкарёв сделал рывок, и ботинки с громким хлюпом наконец отлепились от платформы, позволив ему перескочить на новую и с неё на возвышенность, ведущую к выходу. Комнату наполнил звук, напоминающий сирену, и парни на мгновение замерли, взглянув на таймер, где теперь вместо цифр были видны четыре красных крестика.       — Женя! Дверь! — Лёша очнулся первым, схватил друга за руку и побежал в сторону выхода, стараясь не думать, что прямо сейчас под ногами может что-то взорваться или потолок рухнет без предупреждения.       Мгновение — за спиной слышны хлопки. Звук приближается, становится смелее и громче.       — А ключ? — Мильковский обернулся, пытаясь найти взглядом упущенную деталь, но так и замер: в потолке открывались поочередно люки и из них вырывался какой-то газ зеленоватого цвета, клубами снисходящий к полу.       Женя хотел было сообщить об этом Лёше, но был за руку затянут в следующее тёмное помещение.       — Не заперто было, — пояснил Бочкарёв, переводя дыхание.       Парни вновь очутились в кромешной темноте, где после комнаты, залитой светом, невозможно было разглядеть абсолютно ничего.       — Ты тоже слышишь треск наверху? — спросил Женя и получил в ответ негромкое «Угу», означающее, что скрежет не является галлюцинацией.       — Сейчас свет включат, наверное, — пожал плечами Лёша, вслушиваясь в скрипы над головой, которые были едва различимы из-за хлопков, всё ещё не прекращающихся за спиной.       Но лампочки над головой не загорались, вопреки ожиданиям, а треск всё усиливался, становясь ближе.       — Лёш, это журчание… — успел сказать Женя прежде, чем на обоих обрушились струи воды, на удивление, тёплые, почти что горячие.       Успев опомниться, парни принялись оттирать остатки продуктов с одежды и тела, но через несколько минут роскошь в виде душа прекратилась.        И вдоль коридора, куда они попали, сбежав из комнаты с первым испытанием, снова зажглись огни, провожающие их до другой двери. Пар, появившийся в воздухе из-за тёплых потоков воды, было видно сквозь свет ламп, и эта дорожка, как казалось ребятам, вряд ли к чему-то хорошему может привести. Пару шагов они сделали молча, слушая в воцарившейся тишине хлюпанье собственных ботинок и пытаясь согреться после импровизированного душа, из-за которого было холодно, а мокрая одежда и волосы неприятно липли к телу. Стуча зубами, Лёша зло выругался:        — Этот гений не подумал, что нам нужна сухая одежда? Бляха…        — Перебьешься, сука, — раздалось тихое и невнятное шипение.        — Да блять…        — Итак, долбоёбы, поздравляю, вы успели, хоть и плелись как натурал после того, как его выебали в очко. Слушайте, а может вы так как раз из-за этого так долго?.. Бля, забудьте.       Лёша остановился, оглядевшись в поисках камер, и заприметил одну.        — Слышь, ты, мразь! — Бочкарёв стал выговариваться в объектив, надеясь, что у этого кретина изображение будет крупным планом. — Ты реально охуел от собственной пизданутости, и, думая, что ты полностью властен над на…        — А теперь закрой рот, шлюшка, и помни, кто сейчас властен над твоей жизнью. Ещё раз откроешь свой грязный хлебальник — будешь гнить в канаве, пока тут твой дружок помирает без тебя, — голос был уверенным, но спокойным: знал, что парни в его руках всего лишь марионетки.       Женя ошарашенно смотрел на друга, пытаясь заставить себя не орать на него за такую глупую фразу. Он прислушивался к хрипам в динамиках, надеясь, что он расслышит через обработку настоящий голос.        — Лёш, пойдём, пожалуйста… — поторопил его Мильковский, пока друг не решил ещё раз побороться с невидимым человеком, у которого наверняка есть ещё не один пульт, способный завершить их жизнь.        — Да, Паша, давай, слушай Женю, он умный, в отличие от тебя, — самодовольно заявил голос.       Лёша не стал отвечать, видимо, осознав собственную беспомощность, и пошёл вслед за Женей, возмущённо топая, но на деле шаги звучали глухо из-за хлюпающей внутри воды.        — Хорошего отдыха! — услышали они перед тем, как очередная дверь за ними захлопнулась.        — Пошёл ты нахуй… — шепнул Лёша, когда они оказались наедине с Женей.       Оглядевшись, они обнаружили, что ни камер, ни динамиков вокруг не было, а сама комната была точь-в-точь похожа на первую, только матрац на этот раз был на полу всего один, и на одном из комодов лежало две кучки потрепанных шмоток и полотенец. Ребята подошли к ним, ожидая очередного подвоха, осторожно сдвинули с места каждую из кучек, но ничего не произошло. Парни выдохнули.       — Наконец-то можно переодеться и поесть, — поставив рюкзак на пол, сказал Лёша. — Жень, ты голоден?       — Вообще да, но я бы не рискнул есть оттуда все, что не лежит как минимум в железном контейнере, — указав взглядом на растекающиеся сладкие лужи вокруг рюкзака, сказал Женя.       — Ну тогда нам повезло, — усевшись на пол и прикладывая немалые усилия, чтобы расстегнуть тугую застёжку сумки с едой, что от сахара стала поддаваться ещё хуже, сказал Лёша. — Тут только одни консервы и бутылки воды.       — Ммм, не густо, — заметил Мильковский. — Ну зато хоть что-то.       — Угу, вот только сначала достать бы это все оттуда, — дёргая заевший замок, пробурчал барабанщик.       — Дай помогу, — сдвигая его в сторону, сказал Женя.       Провозившись минут пятнадцать над замком и знатно проголодавшись от мыслей о еде, что заперта в этой липкой от меда и жирной от масла тюрьме, парни наконец смогли открыть его, пусть и с тридцатой попытки, случайно оторвав бегунок и свалившись друг на друга. С трудом отлепив одежду Лёши, насквозь пропитанную медом, от Жениной футболки, они обнаружили, что рюкзак был окончательно уничтожен и абсолютно не пригоден для переноски чего-либо.       — Лёш, давай сначала переоденемся, а уж потом поедим и придумаем где будем носить еду, — предложил Женя, пытаясь обтереть липкую массу с пальцев об футболку.       Леша в ответ молча стащил с себя некогда любимое худи и, отбросив его куда-то в угол, поднялся на ноги, направляясь к комоду с одеждой. Женя невольно залюбовался покрытым татуировками торсом Лёши, что в таком приглушенном свете и с маленькими капельками воды выглядел ещё более притягательным. Ему хотелось слизать эти, наверняка, сладкие капельки, что блестели между лопаток, попробовать кожу Бочкарёва на вкус. И Женя уже практически дернулся в сторону друга, чтобы сделать это, но его прервал звук Лешиного голоса:       — Жень, а тут записки.       Женя подошёл к нему, всеми силами стараясь игнорировать свои желания, что стали только ярче.       — Вот, смотри, эта лежала на той куче одежды, а та на другой, — продолжил Лёша. Поднеся обе записки на свет, они прочитали написанное: на одной красивым почерком значилось «Женя», на другой — коряво нацарапано «Лёша».       — Этот мудак точно заранее готовился именно к нашему приезду, — покрутив записки в руках, мрачно отметил барабанщик. — Посмотрим, что он там для нас приготовил.       Развернув одежду каждый из своего «набора», парни обнаружили, что и тут их ждал подвох. Одежда, на первый взгляд казавшаяся одинаковой, была вся с дурацкой расцветкой. Лёше попалась нелепая огромная кофта с цветами, куда поместятся, скорей, два таких Лёши и какие-то обтягивающие штаны. Жене же достались синие шорты и лёгкая футболка с огромным тигром на груди, растянутая в горловине.       — Да он, блять, издевается! — возмутился Лёша, держа двумя пальцами кофту и с отвращением разглядывая её со всех сторон. — Я лучше голым пойду, чем в ЭТОМ. Я однозначно набью ему ебало, как выберемся.       — Придется надеть что есть, другого выхода у нас нет, — стягивая с себя мокрую футболку, сказал Женя.       Встряхнув предоставленные им тряпки, Мильковский звонко чихнул от поднявшейся в воздух пыли. Дождавшись, пока она осядет, он все же надел то, на что при других обстоятельствах побоялся бы даже смотреть. Музыкант, к своему неудовольствию, обнаружил, что из-за растянутой горловины футболка постоянно спадала с одного плеча. Тепла она приносила не то, что не больше прошлой, а, скорей, значительно меньше. Казалось, будто бы ей все это время мыли полы в каком-нибудь злачном заведении, а после выкинули в мусорку, откуда этот псих её достал. Иного объяснения множественным дырам и растянутому виду найти было просто нельзя. Шорты же оказались короче, чем прошлые.       У Лёши дела обстояли не лучше. Хоть у кофты, которую он все же нехотя надел, и была нормальных размеров горловина, плюсов в ней было не больше. Парню пришлось несколько раз подвернуть рукава, чтобы его руки не утопали в их бесконечности. Кофта была ему по колено, напоминая скорей нелепое платье, сделанное из цветастого мешка из-под картошки. Штаны были больше похожи на женские лосины. Осматривая себя, барабанщик отметил, что он выглядит скорей как маленькая девочка, рассказывающая стихи на утреннике в детском саду, чем как адекватный взрослый человек. Подняв голову, он услышал тихий смешок, который не смог сдержать Женя при виде друга.       — Смешно тебе? — обиженно буркнул Леша. — А вот мне не особо.       — Прости, — с трудом заставляя себя не смеяться, ответил Женя. — Просто ты и правда выглядишь забавно.       — Давай лучше поедим, чем будем ржать друг над другом, — буркнул Лёша, вынимая банку консервов. — Нам ещё думать как это все нести дальше.       Лёша рассмотрел банку, перепачканную маслом, и нашел колечко, дёрнув за которое можно было открыть её, но его руки тряслись из-за тремора, поэтому он отдал её Мильковскому. Тот принял её как дар, и, взглянув на надпись на упаковке, спросил:        — А вы любите шпроты?       Лёша выгнул бровь и промолчал, наблюдая, как Женька подцеплял пальцами ключ. Вот, наконец, он поддался, и взору открылась мелкая рыбёшка, полностью погруженная в масло. Лёшу передёрнуло — вспомнил, как сегодня был облит им с ног и до головы. Жир до сих пор кое-где остался на коже.        — Блять, тут даже влажных салфеток нет, — вздохнул Женя, подцепляя пальцами одну из рыбёх и отправляя к себе её в рот.       Лёша со вздохом последовал его примеру.        — Сейчас бы кофе… — страдальчески произнёс барабанщик.       Зависимый от кофеина, он не мог уже терпеть отсутствия кофе в своей жизни. Музыкант успел заскучать даже по растворимому, который они обычно пили на заправках холодным утром, будучи в дороге. Хотелось просто сесть где-нибудь на диване, взять в руки большую кружку, обжигающую пальцы, упасть в мир музыки и забыть обо всём.       Но сейчас он жевал шпроты в какой-то пыльной комнате рядом с Женькой, и совершенно не знал, что будет завтра. Доев, они оставили их на полу в углу комнаты, вытерли замасленные пальцы о старую безнадежно испорченную одежду и сели на угол матраца, пытаясь понять, как им быть дальше.        — Лёш, не нарывайся, пожалуйста, — Женя заговорил первым, прервав их уютное молчание. — Он ведь, кажется, специально тебя бесить пытается, это ему удовольствие приносит.        — Да пытаюсь я! — Лёша упал на матрац спиной и вздохнул. — Только вот этого уёбка я хочу ебнуть. О стену. Пару тысяч раз.        — Да я вижу. И всё же, мне что-то в этой ситуации не нравится, — пробормотал Женя.        — Да мы блять тут заперты хуй знает где! — голос Лёши сочился ядом.       Женя развернулся к барабанщику и пристально на него посмотрел. Схватив за руку, Мильковский резко поднял его, притянул к себе и, закрыв глаза, положил ему голову на плечо. Все эти события так потрепали его нервы, заставили переживать, что было так страшно думать о том, что их ждёт дальше, и особенно не хотелось, чтобы между ними было столько ругани. Ведь этот сумасшедший запросто мог слить на них кислоту, или сбросить ножи, что-то острое… Женя не знал этого человека и боялся, что он разлучит их во время этого квеста на выживание. А без Лёши не хотелось оставаться — только он давал то спокойствие, которое сейчас было просто необходимо. Мильковский ощутил, как Лёша прижал его к себе сильней и расслабился. Лёша тоже нуждался в нём.        — Обещай, что мы вместе всё пройдём, — хрипло попросил Женя.       — Жень…       — Просто пообещай.       — Хорошо, обещаю. Но и ты обещай, что будешь жить. Ради меня.       — Клянусь.