Мама, ты слышишь? Мы твой гнусный плод, Мы эскадра забытых детей. Мама, беги! Это проклятый флот Обречённых на месть кораблей…
Мама, Мама! Почему мы зовём тебя, а ты молчишь и словно не слышишь? Почему Сыны и Отцы наши, стоящие на берегу, всё смотрят нам вслед и не могут сдержать слёз? Почему их некогда сплочённые и стройные ряды так поредели? Где весёлые, но умелые матросы, где вечно взъерошенные, несмотря на все прилагаемые усилия, мальчишки-юнги, бравые офицеры и уверенные капитаны? Почему некоторые из Братьев наших вчера покинули порт? Где теперь славный крейсер «Траян» и близнец мой, линкор «Воля»? Почему винят их в измене? Отчего Отец мой нас оставил? Почему ему грозят проблемами военачальники? И в чём причина его прозрачного, почти стеклянного взгляда, последнего, который он бросил на меня уходя? И как объяснить ту горестную морщинку, что пересекла его лоб, когда он после получения какого-то странного приказа молча сидел и курил долго-долго? Говорят, что грядёт что-то страшное. Сейчас это что-то нависло над нами, подобно грозовой туче. Тишина стоит гробовая, вполне сравнимая с тревожным затишьем перед бурей. И в этой тишине мы сигналим «Погибаю, но не сдаюсь», но… Но война ведь закончилась, да и врагов нигде не видно! Что происходит? Ответь, Мама! Слышатся взрывы. Неужели всё-таки бой? Но…что? Миноносец «Керчь» выпускает торпеду по эсминцу «Фидониси», отчего тот неверяще вздрагивает, а затем разрывается напополам, подняв в воздух миллиарды капелек чистой морской воды. Я вижу, что моих товарищей подрывают их же Сыновья, а потом быстро-быстро садятся в шлюпки и гребут к берегу, стараясь не смотреть на постепенно погружающиеся в воду корабли. Мама, ведь так не должно быть! «Керчь» встаёт спереди, и орудия этого большого корабля разворачиваются в мою сторону. Раздаётся сигнал, и сразу две торпеды начинают своё движение. Чётко, неумолимо и бездушно. Одна из них проходит мимо, но другая попадает под рубку, и весь мой корпус содрогается от жгучей боли. Я не могу, я не хочу верить в то, что это действительно происходит, Мама! Миноносец готовится дать повторный залп. Отмечаю это будто фоном, а взгляд мой направлен на тонущих рядом товарищей. Здесь и «Громкий», и «Стремительный», и «Гаджибей» — некогда прекрасные и величественные, все как на подбор, суда сейчас представляют собой поистине жалкое зрелище: преданные и искорёженные, они погибают в этот погожий день от рук собственных Сыновей, и никто, никто не предпринимает ничего и не внемлет крикам о помощи. В корму врезалась третья торпеда. Эта боль воспринимается уже не так остро, как первая, но больше отдаётся в сердце. Добивают. Мне и самому уже хочется скорее уйти под воду, хочется, чтобы эта пытка наконец кончилась, но, как назло, меня не топит даже четвёртый заряд. Сквозь клубы чёрного дыма смотрю на Сыновей, столпившихся на берегу. Они, бравые моряки, провожают нас в последний путь, не сдерживая слёз. Поспешно отвожу взгляд, зная: их вины здесь нет. Пятая выпущенная торпеда повернула на обратный курс… Был бы я человеком, не смог бы сдержать ироничной усмешки. Надо же, простой кусок железки с залитым внутрь топливом, а всё равно человечнее тех, кто был ближе всего… Но кораблям не дано проявлять эмоции, потому внешне остаюсь беспристрастен к происходящему. А душа тем временем полна горечи. Мой укоряющий взгляд находит глаза Отца «Керчи», стоящего на мостике, но в них не видно более холодного безразличия. Они полны влаги, так же, как и глаза стоящих на суше. Капитан перехватывает взгляд, шепчет одними губами: «Прости», — и отдаёт приказ о пуске шестого снаряда. Торпеда ударяет, взрыв небывалой силы охватывает меня, заволакивая всё вокруг дымом и брызгами воды. Уже не больно. Благодарно прикрываю глаза и делаю вывод: Семья «Керчи» в этом тоже не виновата. Мой пробитый насквозь корпус стремительно заполняется водой. В последний раз прощаясь с моряками, жалею их. Мой путь уже подошёл к концу, а им ещё жить и жить, вспоминая об этом страшном приказе, поступившем сверху. Поступившем от людей, которые, возможно, никогда и не видели нас. Которые не знают, что мы друг для друга Братья, что капитаны для нас Отцы, а матросы — Сыновья. Что сердца тех моряков, которые стоят сейчас на берегу, обливаются кровью от того, что они стали нашими невольными убийцами. Что мы тоже, чёрт побери, чувствуем! Россия, Мама, как ты допустила всё это? Почему ты будто бы не слышишь наши крики? Почему ты не можешь утешить нас и наши Семьи, прекратив этот кошмар? Мы защищали тебя в кровопролитных битвах, мы верили тебе и даже мысли не могли допустить о том, что ты можешь погибнуть. И мы готовы были сражаться до последней уцелевшей железки, пока ещё можем что-то изменить. И многие из нас делали это, а потом погибали с почестями, как втайне мечтал каждый из нас. Неужели ты всё это забыла? Ты предала нас, Мама. Мы уходим молча. Уходим с позором. И пусть эта тихая и бесславная гибель станет наказанием тебе. Станет местью за наши погубленные Семьи. И никогда море не смоет волнами этот позор с твоего лица. Я, тонущий от рук своих же корабль «Свободная Россия», стану знамением твоего конца.Мама, умри! Завершает манёвр Чёрный крейсер разбитой любви…