Мы никогда не умрем

Мы разойдемся днем, чтобы пройти очередную дистанцию, но в итоге найдем друг друга где-то в потемках. Ты всегда приходишь молча, киваешь головой и занимаешься лошадью. После все твои движения становятся легче, изящнее: нет причины прятаться, делать голос ниже. Позволяешь увидеть себя настоящую. Это льстит. Впервые я увидел тебя в окрестностях монастыря. Ладная фигура покрыта монашеской одеждой с тяжелыми складками, лицо задумчивое. Рядом толпились другие послушницы, но они были по-иконному скорбными, будто в пределах церкви прожили не одну жизнь с ее грязью и бессмысленной тяжестью. В тот день я хотел пойти на исповедь перед важной гонкой - сентиментальный порыв из-за набожности давно почившей матери. Может, она и не зря верила, может, ей стало бы легче, пойди ее сын туда. Вот только вряд ли мама узнает, поэтому я усмехнулся, и, нещадно гоня лошадь, поехал обратно. К тебе в тот день ничего не почувствовал и вскоре забыл о монахине с красивым задумчивым лицом. Теперь сидишь напротив и молчишь; горячий кофе будто не греет вовсе, тьма сгущается, и глаза слипаются. Протягиваешь ладонь без перчатки; пару дней назад ты дала какую-то книжку про религию, которая, конечно же, даже не открывалась. Мне всегда было интересно наблюдать, как читая потрепанные книжки, в твоих глазах пробегал зыбкий свет таинственных откровений. Я же находил на пожелтевших страницах только усталые слова. В детстве мама водила по ним пальцем, учила сына читать по историям Каина и Авеля, Ноя, Иисуса. В те вечера предложения составлялись мучительно долго, а смысла в них было мало. Особенно когда вокруг кипела жизнь, так и не принявшая избитые морали Библии. Спустя годы страницы переворачиваются гораздо быстрее, но новых значений в них не нахожу. Наверное, я навсегда останусь маленьким конюшонком на ферме. Голова с короткими волосами покоится на коленях в потертых бежевых штанах. Внезапный порыв, от которого сердце замирает. Твои плечи совсем хрупкие в отблесках костра, а щека по-детски округлая. Постепенно засыпаем, на рассвете простимся. Если честно, от этого совсем не грустно. Редкие совместные ночевки не назвать тягой к человеческому теплу, они скорее головоломка. Так хочется понять тоску в глазах напротив, разобраться в своей. Понимаешь, я боюсь остаться ничтожной сиротой на старой ферме, наглым конюхом в богатом доме. За плечами десятки побед, а прошлое тянется вереницей, и даже бешеным галопом от него не оторвешься. Накануне этой гонки пришло осознание, что предел достигнут. Ты знаешь, эта дорога будет последней. Я мог бы заработать состояние на обыденных скачках, влиться в высший свет и жить в достатке. Но лучше сгореть с самоуверенной улыбкой, лучше бросить вызов судьбе и одержать блестящую победу напоследок. Все-таки перед тобой Диего Брандо, а не безликий мальчишка, ушедший со своей матерью в издевательски светлый день. Ты здесь не ради финиша, но в легкой поступи я нашел тень смерти. Шепчу: "Мы никогда не умрем." ты киваешь медленно, обдумывая простую и юношески дерзкую фразу. Значит, уже увидела злополучную тень. Спроси меня кто угодно о намерениях, ответил бы, что рассчитываю на первое место. Но когда это сделала ты, лишь опустил голову и промолчал. Мы оба знаем, что до первого места и роскошной жизни не добраться, пусть я и чувствую себя победителем с нежной ладонью монахини в своей. Целуешь меня долго и нежно. Утыкаешься головой в грудь. Мы останемся в длинных списках росчерком на бумаге. В памяти людишек, следящих за гонкой. Теплым ветром в прериях. Дыхание становится тише - уснула. Переношу тебя в спальный мешок и сам ложусь рядом. Еще долго смотрю на дрожащую прядку волос, трогательный изгиб бровей. Прости, если в тени за твоей спиной как-то виноват. Прости, если ничего не дал взамен тех книжек и молчания. Прости, потому что мне некому больше сказать такое. Милая, прошу об одном: поверь, что мы никогда не умрем.