Fireworks

      Промозглый ветер, задувший под ворот плаща, заставил Дейдару поёжиться. Всё же зима — не лучшее время для ночных прогулок. Однако, как шиноби ему было плевать на холод: и не такие морозы приходилось терпеть на долгих миссиях. Подрывник опёрся локтями на невысокие перила балкона, отделявшие его от многометрового падения с главной башни Амегакуре, и втянул носом морозный воздух. Пахло снегом, прохладой и совсем немного дымом от фейерверков. Увидеть их в бесконечно мрачной Аме было сродни чуду.       Новогодняя ночь вообще всегда была особым временем, и в мирных поселениях это чувствовалось наиболее остро. Они с данной вернулись с миссии несколько дней назад, и, пока не появилось подходящих заданий, задержались на главной базе. Пользуясь свободным временем, Дейдара прогуливался по узким улицам Амегакуре, на которую вместо надоевшего дождя падали хлопья мокрого снега. И несмотря на то, что он тут же таял под ногами, превращая дороги в однородное хлюпающее месиво, созданная им атмосфера пробуждала в душе отголоски светлых чувств.       Эту же призрачную атмосферу чуда подхватили местные жители. Обычно угрюмые и неприветливые, в эти дни они будто вылезли из своей скорлупы, чтобы встретить праздник. Хозяева магазинов и разномастных забегаловок вывесили на крыши и двери заведений фонарики и яркие гирлянды, а на окнах жилых домов нет да нет появлялись приклеенные бумажные снежинки. На центральных улицах приятно пахло праздничным дзони* и жареным лососем.       Вот и сейчас, глядя на Амегакуре с высоты башни Пейна, Дейдара видел эту хрупкую, местами несуразную новогоднюю красоту, занесённую тонким слоем падающего снега.       В небе прогремел ещё один фейерверк. Снизу послышались радостные детские вопли.       Дейдара невольно вспомнил Новый Год в Ивагакуре — вся Деревня собиралась на центральной площади, до неузнаваемости украшенной яркими огнями, утопающей в музыке и людском смехе. А над головой взрывались потрясающей красоты фейерверки, заранее подготовленные Подрывным корпусом — и им, Дейдарой, тоже.       Он мотнул головой, стряхивая снег со светлых волос, а вместе с ним и непрошеные воспоминания. Прошлое должно оставаться в прошлом, и нечего предаваться ностальгии.       «И всё же в Иве фейерверки были красочней, мм, » — мысленно отметил он, когда перед глазами искрами вновь рассыпался салют. Блёклый, однообразный, быстро затухающий в облаке им же созданного дыма, он был скорее пародией на настоящий фейерверк. Но другого жители Аме позволить себе не могли — хорошая пиротехника стоила немалых денег, а их у местных много не водилось. Опытных подрывников, которые могли бы создать подобное специальными техниками, и подавно.       Закравшаяся в голову шальная мысль заставила Дейдару азартно улыбнуться.       Это, конечно, и рядом не стоит с его Искусством, но почему бы не поддержать атмосферу праздника, раз подвернулся такой повод, и не продемонстрировать жителям Аме свои навыки?       Глина у него всегда была с собой, поэтому, слепив несколько пробных птиц, Дейдара наложил на них особую технику и отпустил в небо. Когда творения достигли нужной высоты, раздался залп и фигурки взорвались, освещая небо цветными искрами. Снизу в восхищении захлопали люди.       Дейдара вошёл во вкус. Окончательно вспомнив работу с техникой, он запускал фейерверки один за другим — насыщенные, громкие, прекрасными цветами распускающиеся под облаками, заполняющие небо всполохами, огнями и пёстрыми бликами. Дейдара чувствовал себя дирижёром волшебной симфонии из звука и цвета, подвластной лишь его бурной фантазии.       Несмотря на собственную увлечённость, приближение Учихи он заметил сразу: тот не собирался подкрадываться и намеренно ступал чуть громче, чтобы подрывник мог его услышать. Однако Дейдара даже не обернулся на звук шагов, взрывая последние запущенные птицы. Те разлетелись особо прекрасными огнями. — Красиво, — отметил Итачи, когда грохот фейерверков утих, и последние искры растворились в морозном воздухе.       Дейдара подумал, что ему послышалось. Он удивлённо вскинул бровь и бегло посмотрел на Учиху — тот выглядел как-то… иначе. Он держался так же отстранённо, но его взгляд, обычно холодный и безразличный, выдавал непонятную эмоцию. Глубина, тоска или смирение — Дейдара не мог прочитать, что именно это было, но оно притягивало. Он сам глубоко в душе чувствовал толику умиротворения, вдруг нашедшую на него этой ночью. Даже ругаться с Учихой не хотелось, что для него было весьма странным явлением. Поэтому вместо язвительных комментариев, он тихо бросил: — Я знаю.       Они молчали, и эта тишина нервировала. Дейдара почувствовал, как слегка колет запястье — рядом с Итачи всегда было так. Метка на коже говорила, что возле него стоит его соумейт. Это была чёртова ирония судьбы, которую подрывник ненавидел всей душой, ведь именно в тот день, когда этот заносчивый ублюдок унизил его Искусство, контур ворона на запястье заполнился чёрной краской, указывая на то, что Дейдара наконец встретил свою «родственную душу». И несмотря на то, что ворон был просто символом, догадаться, кто именно из пришедших его вербовать шиноби, являлся его соулмейтом, оказалось не трудно. Хуже быть просто не могло.       Дейдару никогда не интересовали поиски того, кто предназначен ему судьбой. Метки — глупость, родство душ в их мире чаще приносит лишь боль, а его судьба — это его Искусство. Единственным плюсом, что соулмейтом оказался Учиха, было лишь то, что он, кажется, тоже не особо интересовался поисками. По крайней мере за несколько лет они ни разу даже не обмолвились словом по этому поводу, хотя оба всё понимали. Не могли не понимать. — Давно хотел тебя спросить, — начал Дейдара, сохраняя максимальное безразличие в голосе, — покажешь метку, мм? Просто даже интересно, какой символ меня олицетворяет.       Без лишних слов Итачи оттянул рукав плаща, оголяя запястье. На тыльной стороне аккуратно вырисовывался золотой сокол с широко раскинутыми в полёте крыльями. Это было не удивительно: птица — символ свободы, а именно её Дейдара ценил больше всего.       Подрывник хмыкнул и показал свою метку в ответ.       Сокол и ворон. Действительно было на них похоже. — Это даже не смешно, знаешь, что из всех возможных в мире людей мне попался именно ты. Кажется, у судьбы неплохое чувство юмора, да, — не без яда в голосе буркнул Дейдара, вновь пряча руки и переводя взгляд на ночную Амегакуре. От былого умиротворения не осталось и следа.       Зачем этот Учиха вообще сюда пришёл? Без него так хорошо было, а теперь подрывник чувствовал, как что-то внурти медленно скручивается в тугую спираль. Душит. Выламывает. И бесконечно сильно тянет к этому высокомерному засранцу. Рядом с Итачи Дейдара никогда не мог надолго оставаться спокойным. Он ненавидел его также сильно, как чувствовал эту проклятую связь. Он хотел взорвать его ко всем чертям, медленно, мучительно, отрывая конечности одну за другой, заставляя Учиху захлёбываться собственной кровью и кричать от боли. Хотел видеть ужас в его вечно бесчувственном взгляде…       Также хотел хоть раз коснуться бледной кожи и тонких сухих губ. Пропустить меж пальцев прядь темных волос («Да-да, таких же черных, как воронье крыло»).       Увидеть в нём что-то кроме безразличия.       Дейдара был им одержим. И не важно, чем именно являлись его чувства — ненавистью или любовью — они не давали не думать о чёртовом Учихе Итачи, особенно когда он стоял настолько близко. — Зачем ты сюда припёрся, мм? — всё же не выдержав, грубо спросил Дейдара. В конце концов огрызаться и спорить было лучше, чем просто молчать. Так он мог хоть как-то выместить свои эмоции.       Итачи ответил не сразу. Он сначала даже не посмотрел в сторону подрывника, задумчиво наблюдая за хлопьями снега, медленно засыпающего крыши соседних высоток. Дейдару это взбесило. Почему он сам едва ли не сгорал внутри, стоило им оказаться рядом, а Учиха сохранял стойкое безразличие? Раз они связаны, то оба должны испытывать эту тягу.       Дейдара хотел, чтобы Итачи чувствовал к нему то же самое. Не столько ради самой взаимности, сколько для удовлетворения собственного эго. Одна только мысль, что такая безэмоциональная, высокомерная сволочь как Учиха Итачи внутри сгорает от непреодолимых чувств к нему, заставляла его самолюбие ликовать.       Вот только одной мысли для полного удовлетворения было всё же не достаточно, ему хотелось более очевидного признания.       Поэтому когда Итачи наконец повернулся к нему для ответа, Дейдара замер в ожидании. — Хотел увидеть твои фейерверки. Я уже сказал, что они красивые.       Спираль внутри сжалась так сильно, что перехватило дыхание. Они смотрели друг на друга долго и внимательно, будто увидели впервые и теперь пытались запомнить каждую черту. Итачи был бледным — болезненно бледным — как теперь Дейдара мог видеть, с залёгшими под глазами глубокими синяками. Его взгляд, острый, но отчего-то немного уставший, обычно ненавистный до тошноты, сейчас вызывал совсем иные чувства.       Дейдара резко подался вперёд, целуя Итачи. Он коснулся его губ своими — действительно сухие — отчаянно цепляясь за момент. Плевать, что подумает этот Учиха и что он сам через несколько минут будет себя ненавидеть. Сейчас ему отчаянно хотелось впиваться в его холодные от мороза губы, посылая к Джуби весь остальной мир.       Когда после секундной паузы Итачи ответил, у Дейдары внутри что-то взорвалось не слабее фейерверка. Учиха обнял его за талию и одним напористым движением вжал спиной в ограждение. Скрипнув, оно выдержало. Подрывник почувствовал, как опасно перегибается через перила, но даже если бы он падал, поцелуя бы не разорвал.       Они целовались отчаянно, цепко, жарко, кусая друг другу губы, будто через секунду должны были умереть. Одной рукой Дейдара схватил Итачи за плечо, другой — зарылся в длинные волосы, притягивая ближе к себе. Они стукались носами и шумно дышали, но оторваться не могли.       Метку на запястье жгло в знак окончательного скрепления их связи. — Фейерверки, говоришь, — запыхавшись, протянул подрывник, с неохотой прерывая поцелуй, — ну, тогда смотри, мм.       Несколько проворных птиц выскользнули из его рук и, взметнувшись в небо, разлетелись ярчайшими огнями. Дейдара видел их отблеск в тёмных глазах Учихи. Это были самые красочные фейерверки, на которые он только был способен.       Ведь взрывал он их для него.