Topaz and Cornflower

Омега был в ужасном состоянии. Это стало ясно, когда Геральт вышел с ним на улицу, где уже начало темнеть: парень совсем обмяк у него в руках. Его темноволосая голова была опущена, по вискам стекали капли пота. Кожа на запястьях была содрана, на кончиках пальцев собиралась кровь. Судя по сильному запаху — помимо рвоты, мочи и… Боги, Геральту не нравилось, как липко и остро омега пропах Бартеком — у парня явно были серьёзные травмы, незаметные под одеждой. — Зараза, — пробормотал Геральт. Данделион ощущался невесомым, сидя в седле перед Геральтом. Ведьмак медленно ехал на Плотве через город. Когда он отыскал приемлемый с виду трактир, который с наименьшей вероятностью мог оказаться ещё и борделем, то спешился вместе с Данделионом, аккуратно прижимая его к груди. На полпути к трактиру омега потерял сознание. Девушка взяла Плотву под уздцы, чтобы отвести в конюшню. При виде Геральта, грязного и измученного после длительного путешествия, да к тому же с потерявшим сознание омегой в наморднике, она насторожилась, но, к удивлению ведьмака, не подняла тревогу. Она скрыла своё волнение и повела Плотву прочь. Как будто подобные обстоятельства не были для неё в новинку. Боги милосердные! Если для неё это нормально… Геральт потряс головой. Расставляй приоритеты правильно. Он зашёл в трактир, придерживая одной рукой свои сумки, а другой омегу. Намордник Данделиона холодил ведьмаку шею. Он был слишком тяжёлым, в то время как сам Данделион был совсем лёгким. — Комнату, пожалуйста, — проговорил Геральт трактирщику, отреагировавшему на прибывших так же спокойно, как девушка на улице. — И пошлите за ванной и едой. Вытащить кошель оказалось занятием не из лёгких — обе руки были заняты. Расплатившись, Геральт не без труда поднялся наверх.

***

Данделион всё ещё был в отключке. Геральт с тревогой заметил, что его дыхание было недостаточно глубоким и частым для человека. Ведьмак сжал губы. Он должен был выяснить, насколько серьёзно парень был ранен. По всей видимости, наилучшим вариантом будет вылечить его ещё до того, как он очнётся. Если удастся. Геральт почувствовал укол вины — вне всяких сомнений, в личное пространство омеги уже вторгались слишком много раз. Но он не мог оставить его вот так. Он будет действовать постепенно. Аккуратно, насколько это возможно. Вначале необходимо было избавиться от ужасной штуковины, которая по-прежнему оставалась у омеги на лице. Геральт аккуратно повернул его голову, исследуя намордник. Сделанный из кожи и металла, он впивался омеге в лицо. Твёрдая металлическая пластинка тянулась от переносицы до подбородка, загибаясь под челюстью вверх, не оставляя ему возможности даже разжать зубы. От переносицы вверх тянулся кожаный ремешок, соединявшийся на затылке с ремешками, прикреплёнными к металлической пластине под подбородком. Геральт достал из кармана ключ, радуясь, что руки у него не дрожат. Он вставил его в замочек, повернул, и намордник со щелчком расстегнулся. Геральт осторожно опустил голову Данделиона на пол и откинул ремешки. Затем он аккуратно снял намордник с его лица. Тот предсказуемо тяжело отходил от кожи. Бартек, по всей видимости, затянул ремни настолько сильно, насколько это было возможно — намордник оставил на лице бледный, бескровный отпечаток. Белые линии на коже омеги начали постепенно краснеть. Из рассечённой на челюсти кожи медленно потекла тонкая струйка крови. Геральт закрыл глаза и глубоко вздохнул. С точки зрения ранений это было ещё не так уж и плохо — он видел и похуже. А вот с точки зрения жестокости… Он покачал головой, пытаясь сосредоточиться. Не было никакого смысла пытаться спасти одежду Данделиона — от неё остались разве что жалкие лохмотья. Поэтому вместо того, чтобы усаживать его и пытаться хоть как-то привести одежду в порядок, Геральт осторожно надрезал подол рубашки и стянул её. Он непроизвольно отмечал про себя все повреждения на чужом теле. Опухоль на ключице — криво сросшийся перелом. Синяки на шее. Воспалившийся красный рубец на плече — след от плети. Такие же наверняка будут и на спине. И повсюду синяки — на бёдрах, на животе… и ниже. Геральт, сидя на корточках, прислонил подушечки пальцев к векам. Стук в дверь вывел его из оцепенения. Резко выдохнув, ведьмак поднялся, собрался с духом и открыл её. Он не отходил от Данделиона, пока двое слуг вносили ванну в комнату — несмотря на то, что опасность миновала, он не хотел оставлять его одного. Когда слуги наполнили ванну и удалились, Геральт выдохнул. Он опустился рядом с Данделионом на колени. Омега уже довольно долго не приходил в себя. Было слышно его дыхание, но оно было совсем поверхностным. Ему нужно было… чёрт побери. Ему нужно было очень много чего. Но начать можно было с ванны. Собравшись с духом, Геральт стянул с Данделиона штаны. Беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить открывшиеся повреждения молодого человека. Геральт отвернулся, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. На бёдрах омеги расцветали старые и новые синяки — видимо, новые добавлялись практически каждый день. На ногах виднелись засохшие кровавые разводы, а кожа на опухших коленях отливала чёрно-синим. Геральт — ведьмак, который видел вывалившиеся внутренности кикиморы, смертельные ранения и оторванные конечности, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он бережно поднял Данделиона на руки и отнёс в ванну. Он оказался прав насчёт рубцов от плети на спине омеги — рядом с ранами, покрытыми струпьями, были огромные синяки. Кое-где кожа треснула от прикосновения и закровоточила. Геральт стиснул зубы. Он обработает каждую рану, когда с ванной будет покончено. Может быть, он сумеет залечить некоторые из них так, что не останется шрамов. По крайней мере, на теле. В глубине души Геральт надеялся, что тёплая вода (и, неизбежно — боль от её попадания на раны) заставит омегу очнуться, но он ошибся. — Что ж, — пробормотал он. — Ладно.