***
Ведьмак только-только задремал, когда Лютик начал поскуливать. Геральт открыл глаза и заморгал, прогоняя сонливость и понимая, что что-то неладно. Лютик не шевелился, всё ещё находясь во власти сна, но Геральт, приподнявшись на локте, увидел, что лицо омеги было обеспокоенным. Пока ведьмак вглядывался, Лютик прерывисто вздохнул и снова приглушённо застонал. — Лютик, — тихо позвал Геральт. Он мягко коснулся чужого плеча. По переносице Лютика на щеку скатилась слеза; влажная дорожка от неё блестела при свете звёзд. — Лю?.. — решился Геральт. По-прежнему едва касаясь, он откинул с лица омеги прядь каштановых волос. От этого прикосновения Лютик повернулся. Геральт замер, когда омега прижался лбом к его груди. Руки Лютика беспокойно нашарили рубашку Геральта, и омега слабо собрал её ткань в кулаки. С очередным слабым стоном он во сне прижался к Геральту ещё ближе, сворачиваясь калачиком. — Х…хорошо, — пробормотал Геральт, не обращаясь ни к кому конкретно. — Ладно. Хорошо. Инстинкты кричали ему, что Лютика нужно прижать к себе ещё сильнее: омеге снится кошмар, он испытывает страх, защити его, ЗАЩИТИ; но ведьмак боялся, что Лютик может проснуться в кольце его рук. А Геральт обещал не нарушать границ. Было ли происходящее нарушением границ? Возможно, ему следует отстранить Лютика от себя, чтобы между ними сохранялось пространство? Лютик начал задыхаться, его запах переполнился страхом. С его губ сорвался очередной всхлип, а из-под плотно сжатых век на рубашку Геральта полились слёзы. Чёрт. Геральт медленно положил руку на сжавшуюся фигурку Лютика. Тот почти сразу притих. Мягко придерживая его рукой, ведьмак услышал, как омега сделал глубокий вдох и немного расслабился. Спустя пару мгновений его дыхание выровнялось. Он перестал сжимать рубашку Геральта, и страх постепенно выветрился из его запаха. — Всё в порядке, — пробормотал Геральт. Макушка Лютика коснулась его подбородка; волосы омеги были удивительно мягкими, несмотря на целый день в дороге. — Я рядом. Всё хорошо. Над ними мерцали звёзды, по небу разливался огромный Млечный Путь. Лес шептал и таил в себе жизнь, а в центре импровизированного лагеря догорающий костёр выбрасывал искры в небо и мерцал угольками. Обогретый близостью Лютика, Геральт уснул.***
Лютик просыпался медленно. Мир вокруг был тихим, туманным и бледно-голубым: цвет раннего утра, когда солнце только показывается на горизонте. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь трелями далёких, отдающихся эхом птичьих голосов. Лицо Лютика было влажным от росы, но тело сохраняло тепло и ощущалось тяжёлым ото сна. Голова была затуманена сном, а лёгкие переполнены уже знакомым запахом альфы — древесный дым, листья, холодный солнечный свет, чистые родники, по берегам которых рассыпаны камни и растёт мох… От Геральта пахло так, будто он всегда жил в лесах. Лютик сонно моргнул. Стоп. Геральт. Лютик попытался сфокусировать взгляд на том, что находилось прямо перед ним — слишком близко, чтобы нормально разглядеть. Серая рубашка, которая, вероятно, когда-то имела чёрный цвет, пока не была постирана множество раз и не стала мягкой и идеально сидящей по фигуре. Прядь серых волос, щекочущая нос. Серебряный кулон в виде волчьей головы. И руки Геральта, обхватывающие его. Защищающие его. Лодыжки Лютика переплетаются с лодыжками Геральта, а лоб омеги прижат к груди ведьмака, будто так и должно быть. Его удерживали в объятиях — мягко, но крепко прижимая к телу. Достаточно близко, чтобы внезапно оказаться прибитым к земле. Достаточно близко, чтобы быть укушенным, придушенным или изнасилованным. Почему же тогда Лютик просто глазеет по сторонам? Почему ему так комфортно? Геральт всё ещё спал. Ведьмак дышал медленнее обычного — довольно пугающе, если вдумываться. Когда Лютик поднял взгляд, то рассмотрел белоснежные ресницы, спокойно покоящиеся на щеках. Они оказались довольно длинными — красивее, чем Лютику казалось, и такие… ведьмачьи? Лютик снова прикрыл глаза, растворяясь в ощущениях. Он по-настоящему спал. Это была не болезненная передышка, не отключка и не прерывистый, тревожный сон, как в трактире. Нет, это был настоящий, глубокий сон. Ему не хотелось шевелиться и разрушать приятную иллюзию, но тело почти не болело: возможно, ему стоило подняться до того, как Геральт проснётся. Возможно, ему стоило вывернуться из рук альфы, ведь, согласно его опыту, это самое опасное место, где можно оказаться. Но Лютику не хотелось. Он хотел лежать, наслаждаясь эфемерным покоем. Ему не хотелось разрушать создавшуюся спокойную, уютную атмосферу и возвращаться в мир страха и боли, где всё могло ранить его или напомнить о пережитом. И всё же… — Геральт, — прошептал Лютик. Ведьмак слегка пошевелился. — Геральт, уже утро. Ближайший город наверняка близко. И единственное, чего Лютик хотел больше, чем покоя, чем передышки от мира, который не переставая причинял ему боль — найти Клару. — Геральт. Лютик положил руку на чужую грудь. Он сомневался, что ведьмаков обычно так трудно разбудить — наверное, Геральту тоже хорошо спалось. А может, дело было в свежем воздухе. Омега начал выбираться из-под тяжёлой руки Геральта, остро ощущая потерю чужого тепла и одеяла. Он плотно закутался в свою накидку, точнее, накидку Геральта. — Пожалуйста, просыпайся. Ведьмак со стоном пошевелился, и Лютик отступил, когда Геральт сел. Он несколько раз моргнул: сон в его золотых глазах постепенно пропадал. — Доброе утро, — неуверенно произнёс Лютик. Геральт посмотрел на него как-то странно, словно пытался понять, о чём именно Лютик думает. — Как спалось? — Хорошо, — пробормотал ведьмак в ответ. Он прищурился, словно изучал Лютика. Что-то случилось? Омега оглядел себя, пытаясь понять, разглядывает ли Геральт что-то конкретное, хотя в глубине души догадывался, что ведьмак просто пытался убедиться, что он в порядке. — А ты? — Очень хорошо, — ответил Лютик. — Прекрасно, вообще-то. Он медленно поднялся на ноги, поморщившись — боль поутихла, но не прошла совсем. Боги, как же он закостенел! Верховая езда, очевидно, не была его сильной стороной. — Пора в путь, да? Чтобы успеть добраться до следующего города? Геральт ещё с минуту пристально смотрел на него, потом кивнул. — Да. Пора в путь. Лютик улыбнулся — неужели улыбаться стало легче? Он чувствовал себя лучше, чем… чёрт. Лучше, чем за многие-многие годы. Как-то спокойнее. Появилось ощущение тепла, которое не пропадало на холодном воздухе. Он стал чувствовать себя больше… самим собой. Что бы это ни было за чувство — оно ему нравилось.