Коллекция драбблов

МакКой лечит все - от неврозов до опухолей мозга. И только упрямая простуда не поддается всемогущему доктору. Особенно, когда это собственная простуда. Он верит старинным советам - температуру нельзя сбивать, организм должен бороться сам. Поэтому он забирается под одеяло, хлюпая носом, кашляя и ворча больше обычного. Тело ломит, и как-то по-детски хочется себя жалеть. В детстве, когда болеешь, весь мир вертится вокруг тебя, взрослым этого не хватает. МакКой это знает, но не признает. От чая с убойной дозой лимона противно вяжет рот. Доктор заедает кислый вкус малиновым вареньем. - Видишь, я сам справляюсь? Мне не нужна сиделка, - бурчит он в очередной раз, поглядывая на Чехова. Юноша сидит в кресле, поджав под себя ноги. Доктор запрещает ему подходить близко – вдруг заразится. Проще было бы выгнать Павла из каюты, но слишком уж хорошо энсин изображает тот самый вертящийся вокруг больного мир, выполняя каждую прихоть доктора, до того как упрямец успевает начать делать что-то самостоятельно. Да и столько народных средств, сколько добыл энсин, МакКой в жизни не встречал. Когда Леонард засыпает, Паша не сдерживается, сползает с кресла, подходит к беспокойно спящему доктору и целует сладкие от малины губы, мечтая, что завтра он тоже будет болен, и доктор разрешит ему к себе прикасаться. + - И как это называется? Голос у МакКоя болезненно-хриплый и крайне недовольный. Паша открывает глаза и понимает, что он так и заснул рядом с доктором. Леонард стоит над ним с трикодером в руке. - Тебе лучше? – выжимает из себя Чехов. - Ты не заразился, - Леонард игнорирует его вопрос, небрежно бросает трикодер на стол и возвращается в кровать. – Выметайся отсюда. - А если инкубационный период? – Паша тычется носом ему в шею. Он уже победил, и они оба знают это. - Тогда после того, как ты заболеешь и вылечишься, я отправлю тебя на гауптвахту за неисполнение приказа старшего офицера, - грозится доктор. - И будешь меня навещать? – Чехов хмыкает, дышит на ухо Боунсу, рукой ныряет под футболку доктора. Проходится буквально подушечками пальцев по его груди и животу. - Ты такой горячий… - сообщает юноша. - У меня температура вообще-то… - сипит доктор простуженным голосом, сообщая совсем не то, что собирался. - Это очень плохо, - Чехов цокает языком, сползая ниже. Ладонью он поглаживает доктора сквозь трусы, легкими движениями, незамысловатыми, вверх-вниз, чувствуя, как МакКой начинает дышать быстрее и прерывистее. - Черт… - выдыхает доктор, запрокидывая голову. И это полная капитуляция. Чехов стаскивает с него плавки, устраивается между его ног, опускает тонкие пальцы на член. Он ласкает его, сжимая ладонь, аккуратно и нежно, почти невесомо, но достаточно ощутимо, для того чтобы вызвать у доктора сдержанный стон. Павел улыбается, наклоняясь, сменяя ладонь за язык. Леонард на мгновенье перестает дышать, жар внизу живота перечеркивает любую сжигающую болезненную температуру. А Чехов не останавливается - языком обвивая головку, глубже вбирая в себя плоть. МакКой тянется рукой, вплетая пальцы в светлые кудрявые волосы Чехова. Ему кажется, что все это длится вечность: в полудреме кайфа от весьма искусных пальцев, от влажного рта, он абсолютно отключается от реальности, стонет, не сдерживаясь, в голос, выгибаясь навстречу, по-прежнему, пропуская сквозь пальцы мягкие волосы… Потом, когда Павел с видом довольного кота, устраивается под боком у доктора, МакКой думает о том, что мир вокруг него еще никогда не вращался так быстро.