— Даже у самого доброго героя есть обширное кладбище. —
Теодор Лангман, Волшебник Запада
Вивьен Дартвик задавалась вопросом: чем она отличается от всех других карманников и воров, бродивших по ночам в Саутпуле? На самом деле ей не нужно было воровать — её отец в прошлом был бароном при графе Саутпуле. Он никогда не был воинственным человеком, и, хотя и посылал войска, чтобы присоединиться к армиям, не сумевшим повернуть Завоевание вспять, сам он никогда не участвовал в битве. Правда, теперь отец Вивьен бароном не был, так как все дворянские титулы в графстве были отменены после назначения первого имперского губернатора, но даже после того, как Праэс получили свою долю, семья Вивьен оставалась более богатой, чем можно было представить. Её мать погибла в результате несчастного случая на охоте, когда Вивьен была маленькой, и именно странность обстоятельств гибели мамы заставила её встать на свой путь. Мать была дьяволом с луком и искусной наедницей, так что россказни, якобы её лошадь испугалась волка и в панике сломала себе ребра, были несколько неправдоподобны. Тогда ей было всего семь, и отец позаботился о том, чтобы держать её в неведении, и это сработало на какое-то время, но не навсегда. На старости лет отец стал забывчивым; замок на двери его кабинета мог быть вскрыт, если ключ не был повёрнут должным образом, и Вивьен иногда проникала туда для того, чтобы немного покурить трубку, которую отец никогда не позволял ей даже пробовать. Как-то раз, роясь в ящиках в поисках трубки, она увидела имя своей матери на пергаменте. Её отец обратился к Наместнице Ифе, преемнице прежнего губернатора, с просьбой расследовать обстоятельства смерти её матери. Он называл их крайне подозрительными. Письмо, которое Наместница отправила в ответ, изобиловало скрытыми угрозами и содержало упоминание повстанцев. В Кэллоу измена не везде каралась одинаково, поскольку губернаторам была предоставлена свобода распоряжаться своей территорией по своему усмотрению. Она слышала, что на юге, если кого-то ловили, казнили всю семью. Однако в Саутпуле петлю получали только те, кто был непосредственно замешан в подобном деле. Семьям же доставался суровый штраф. Тогда она вспомнила, что примерно в то время, когда умерла её мать, отец на несколько месяцев стал очень бережливым. Это нарисовало картину, которая очень не понравилась Вивьен. Теперь дело было не в том, что её семья попала в беду, больше нет. Её отец продал кузницу, которой они когда-то владели, что, по его словам, в любом случае не приносило ощутимой прибыли из-за запретов Башни на оружие. Но когда у Вивьен в следующий раз были уроки с репетитором, она не преминула спросить этого мужчину о законах. О том, насколько велик был штраф за связь с предателями. Он… это была огромная сумма. Она могла понять, почему отец так урезал их расходы, пока не смог найти покупателя для кузницы. Но она согласна была заплатить во много раз больше, если бы это помогло сохранить жизнь её матери. Было что-то неправильное в том, что праэс убили её мать и заставили её же семью заплатить за это. Эта несправедливость была похожа на зуд в глубине сознания, который Вивьен не могла почесать. Это должно было стоить им, а не её отцу. И вот, когда она всё решила исправить, тогда-то всё и началось. Конечно, золото никогда не смогло бы компенсировать ей отсутствие мамы, но она могла заставить праэс почувствовать потерю. Цифра, на которой она остановилась, была просто прихотью. В десять раз больше, чем уплаченный штраф, и ещё столько же, чтобы компенсировать сам штраф. Она знала, что этого было достаточно, чтобы построить три поместья в стране, но меньшее было бы оскорблением. Вивьен знала, что она не так красива, как некоторые другие благородные девушки, независимо от того, насколько хороши её платья и сколько лент горничные вплели в её волосы, но она не была уродливой, а мальчики становились глупыми, когда она улыбалась им и притворялась, что они интересны. Было нетрудно найти одного из мальчиков из Имперского сиротского приюта возле Кингспот-аллеи, который бросил свои уроки, чтобы побродить по улицам, и знал, как залезть в карман. Уговорить мальчика научить её было намного сложнее, и ей пришлось пробраться в кухню за медовым хлебом, когда повара спали, прежде чем он согласился. Вивьен обнаружила, что у неё есть талант к воровству. Она ловко управлялась руками, даже если её воровской почерк был пока нетвёрдым, и, если она извинялась, когда сталкивалась с людьми, всё, что они видели, была лишь маленькая девочка, которой «было очень жаль, сэр». Заставить её наставника притворяться перед домочадцами, что она исправно посешает уроки, было сложнее, но он спал с одной из горничных, и отец вышвырнул бы его, если бы узнал. До тех пор, пока она будет продолжать своё истинное обучение, этот мужчина будет держать рот на замке. Ему будет трудно наняться к другим дворянам, если его репутация окажется подмочена. Через два месяца она превзошла сироту, который её учил, и, украв маленький острый кухонный нож, начала пробовать свои силы в подрезании кошельков. Однако ей понадобится помощь, если она собирается украсть что-то посерьёзнее, чем деньги пьяного торговца элем. Люди, способные найти для неё заказы. Старейшины Гильдии Воров были бесполезны. Люди говорили, что, хоть они и приложили руку к старым беспорядкам, которые заставили Наместницу отступить, но с тех пор, как в дело вступили Бедствия, они её боялись. Гильдии были слабыми и бедными, они отвечали перед людьми в Лауэре, но все знали, что то были комнатные собачки Праэс. Во всяком случае, гильдии, которые были на виду. У Гильдии Убийц были люди в Саутпуле, и они брали контракты, если вы шепнули словечко в нужном месте, но Вивьен не собиралась никого убивать. Какой в этом был бы смысл? Наместницу Ифе просто заменили бы какой-нибудь другой жительницей Пустоши, и новая могла бы быть ещё хуже. Однако потеря звонкой монеты причинила бы ей боль. Итак, Вивьен болталась в одной из тех захудалых таверн, куда, по слухам, приходили выпить люди из Гильдии Воров. Никто ничего ей не сказал, даже когда она подрезала пару кошельков, и она уже собиралась уйти, когда ухмыляющийся старик с севера велел ей сесть за его стол. — Никто не собирается брать тебя в подручные, девочка, — сказал он. — Неважно, сколько украденной меди ты покажешь. — Я хороша, — пожаловалась Вивьен. — Сносно, — сказал он с сильным акцентом Харроу. — Но ты выглядишь как маленькая аристократка, и никто не хочет такого внимания. В тот вечер, прокравшись в свою комнату, Вивьен стояла перед зеркалом с кухонным ножом и кромсала свои волосы. Это жалило и рвало, но она завершила задуманное. Она вернулась к сиротам Кингспота и обнаружила, что мальчишка-идиот флиртует с дочерью какого-то кожевника. Он заюлил при виде неё, но Вивьен проигнорировала его. Она обменяла одно из своих самых дешёвых платьев на запасную одежду девушки и вернулась в таверну. — Ты срезала их ножом, не так ли? — спросил ухмыляющийся старик. — Я и тебе всажу нож, если ты мне не поможешь, — пригрозила она. Так она оказалась подмастерьем у Ловкача, которого, как он настаивал, звали именно так. Он был старым мошенником и требовал девять десятых того, что она украла, пока он учил её, но он позволил ей купить инструменты и научил ими пользоваться. Что ещё более важно, он свёл её с нужными людьми. Барыгами, кураторы у которых были слуги из важных мест на подхвате, и несколько грубиянов, которые могли навести шороху, если нужно было кого-то отвлечь. — В Гильдии не так уж много правил, — рассказывал Ловкач. — Мы не из тех, кто соблюдает правила, и даже король остаётся Королем только до тех пор, пока он держит свою корону подальше от чужих рук. — Но они есть, — уточняла Вивьен. — Правила. — Мы не убиваем, — пояснял старик. — Это единственное, что имеет значение. И мы крадём у подходящих людей. — Потому что мы воры, а не убийцы, — повторяла она, должным образом впечатлённая. — Потому что, если мы станем втыкать ножи в людей, Гильдия Убийц начнёт сплавлять нас по докам одного за другим, — веселился Ловкач. — Мы берём у лавочников, мы берём у торговцев, мы можем взять у вас, старых дворян. Но мы не связываемся с Праэс. В противном случае они пошлют за магами, и никакой покров ночи не избавит от заклинания прорицания. — В Гильдии Стражи есть маги, которые могли бы это сделать, — удивлялась Вивьен. — Теперь эти маги превратились в кучку настоящих воров, — усмехался Ловкач. — Ты бы видела их расценки! Не думай об этом, девочка. Всех магов с настоящим талантом запихнули в Легионы, и то, что осталось, кишит Глазами Империи. Вы попросите их заблокировать заклинание прорицания, и городская стража постучит в вашу дверь, не пройдёт и колокола. Он морщился, затем хлопал её по плечу. — Кроме того, там есть вещи и похуже. Гильдия заключила сделку, когда прискакал Повелитель Падали. Он не из тех людей, которым ты захочешь перечить. Вивьен улыбалась и соглашалась, и поскольку все доверяли улыбающейся маленькой девочке, Ловкач думал, что она будет придерживаться правил. Возможно. Два года она была ученицей, а ночи проводила, взламывая замки и вскрывая окна. Ей нравилась двойная жизнь. В то время, когда её ровесницам было позволено сменить причёски с детских на более женственные, Вивьен украла пони и коллекцию охотничьих луков у одной из них, пока та, сидя перед зеркалом, наслаждались красотой своих волос. Вивьен заложила украденное с приличной прибылью даже после того, как её учитель взял свою часть. Отец в конце концов заметил, как много времени она проводила в городе, но, благословите его боги, он предположил, что у неё там был мальчик. Он неловко попытался объяснить ей, что Кэллоу уже не прежний и что всё в порядке, если она хочет выйти замуж за торговца по любви, но она должна быть осторожна с беременностью, и это было одновременно и ужасным, и самым трогательным из всего, что она когда-либо слышала. Она действительно посетила несколько уголков с парнями, которые ей нравились, но они, дьявол их раздери, точно не были торговцами, и за углом не было свадебных колоколов. Ей было пятнадцать, когда Ловкач сказал ей, что она настолько хороша, насколько он мог её научить, и предложил ей место в Гильдии. — Ты будешь там единственной высокородной, но они переживут, — наставлял старик. — Любому из нас трудно законно войти на вечеринки высокого уровня, и это подогреет их аппетит. Не позволяй им грабить тебя на свою долю, Вивс, ты будешь нужна им больше, чем они тебе. Она вздрогнула, когда он назвал её так. Единственное, о чём она жалела, так это о том, что никогда не сделает себе имя в Гильдии. Она вежливо отказалась и наплела о том, что её отец стареет и ему скоро понадобится помощь в управлении семейным имуществом. Она давала туманные заверения, что время от времени будет брать заказы, но так и не выполнила их. У Гильдии Воров были свои правила, и она уже получила от них то, что ей было нужно. Вивьен потратила заработанные ловкостью рук деньги на то, чтобы развязать языки нескольким служанкам, и начала получать свою дань. В Саутпуле не было гарнизона Легиона, он не был достаточно большим или важным городом для этого, но дороги на запад проходили через него, и в Долине Красного Цветка базировалась куча Легионов. В свой первый самостоятельный выход она дождалась, пока фургоны с жалованьем останутся на ночь, и пробралась во дворец Наместницы. Она знала, что должна быть осторожна. Предупреждения Ловкача о магах всё ещё звучали у неё в ушах. Но ей нужно было знать, сможет ли она это сделать. И, Боги, она смогла. Это было легче, чем могло бы. Её шаги стали тише, руки быстрее, а слух острее. Она вошла в закрытый двор, где были оставлены повозки, соскользнула по столбу сверху, пока охранники разговаривали, и пряталась под повозкой, пока они не двинулись дальше. Несколько человек осталось даже после того, как патруль ушёл, но она хорошо рассчитала время и осталась в тени. В ту ночь она ушла с единственным серебряным слитком, засунутым под одежду. Только когда распространился слух о том, что фургоны были взломаны, она поняла, что сделала то, чего не должна была делать. Город судачил о дюжине легионеров, которых повесили за то, что они прикоснулись к серебру. Они были единственными, кому разрешили пройти за ограждения, защищавшие внутренний двор, так что, должно быть, один из них украл слиток, когда их фургоны проверяли позже той ночью. У Вивьен кровь застыла в жилах, когда она поняла, как близка была к тому, чтобы её поймали. Она не думала, что праэс будут так осторожны внутри дворца. Что ещё более важно, она не активировала защитные обереги. Вивьен Дартвик знала, что она хороша, но она не была волшебной буквально. За исключением того, что она представляла собой сейчас. Она могла прятаться средь бела дня, где не было ни единой тени, и когда она это делала, слово вертелось у неё на кончике языка. Когда она подрезала кошелёк, она могла спрятать его куда-то, в место, которого на самом деле не существовало, хотя не имела понятия, как это делала. Пока. Она поняла, что стала Именованной и вместе с этим пришло и понимание её имени. Она была Вором. Боги Вверху посмотрели на её работу и сочли достойной благословения. Это знание горело внутри неё, абсолютная уверенность. Она вернулась во дворец, и на этот раз не взяла ни одного слитка. Вся шкатулка с драгоценностями Наместницы Ифе исчезла, и, хотя она оценила её через ряд посредников, она никогда не закладывала этот трофей. Слишком очевидно, что это привело бы к ней. Именно когда она размышляла о том, где его спрятать, она поняла свой первый аспект. Хранение. Коробка отправилась в место, которого не было, и она вернулась к работе. По приказу Наместницы один из немногих старейшин, всё ещё пытавшихся противостоять ей, был уничтожен ассасинами, а поскольку у него не было наследника, его богатство стало собственностью Империи. Вивьен украла всё это, включая тележку, просто чтобы продемонстрировать свою точку зрения. У одного из лизоблюдов Праэс, входивших в ближний круг Ифе, были деликатесы, привезённые из Пустоши через Серебряное озеро за большие деньги, и Вор совала себе в рот карамелизированные финики, когда прогуливалась по крышам в течение месяца. Праэс подняли шум по этому поводу, попытались конфисковать корабль капитана, поэтому она вернулась и украла всё до единой вещи в поместье обиженного сладкоежки. Наместница заплатила две тысячи аврелиев по контракту с Гильдией убийц за голову человека, который её ограбил, поэтому Вивьен украла призовые деньги и из профессиональной вежливости оставила половину в контактном пункте той же Гильдии. К одной из крыш, по которой ей нравилось прогуливаться, была прибита очень вежливая записка с благодарностью, хотя в ней упоминалось, что, если будет объявлена бо́льшая награда, они всё равно возьмут контракт. За четыре месяца Вор получила сумму в три раза больше штрафа за убийство матери и планировала довести эту цифру до четырёх, когда в её руки попала плата, которую Наместница собиралась перечислить Гильдии контрабандистов за несколько нелегально выкованных мечей дварфийского производства. Жаль, что это была не гоблинская сталь, сумма была бы минимум вдвое больше, но она предположила, что даже праэс не хотели привлекать внимание Башни. Она слышала о Повелителе Падали, повесившем половину персонала Имперского Губернатора на юге за продажу лицензий на производство оружия без его разрешения. По крайней мере, в этом Ловкач был прав. Склад у доков был без охраны, что было первым признаком того, что что-то пошло не так. Ифе не стала бы использовать для этого городскую стражу, но она привезла из пустыни своей родины несколько убийц, которые не задают вопросов. Вивьен обнаружила первый труп, засунутый за груду ящиков, и нахмурилась при виде него. Грязная работа: сонинке нанесли удары ножом по меньшей мере дюжину раз, хотя уже первая рана в горло должна была убить его сразу. Это был признак нервной руки, и означало, что не ассасины и не кто-то из других праэс играют в игру. У них, как правило, было больше убийц на зарплате. Три быстрых прыжка позволили ей преодолеть стены переулка, чтобы забраться на крышу, на которой, к сожалению, не было люка, ведущего вниз. Наместница не была идиоткой, она была просто морально несостоятельной убийцей, санкционированной целой нацией морально несостоятельных убийц. Она скользнула вниз по скату и отодвинула доски; поняв, что находится на крыше склада, она проломила дощатую преграду и приземлилась подальше от источника света. Ах, там оказалась компания. Их было четырнадцать, кэллоу. Судя по акценту, не из Саутпула. Откуда-то с юга. Они втащили внутрь остальные трупы охранников, пятерых сложили рядом с масляной лампой, потому что, очевидно, она имела дело с полнейшими идиотами. Они спорили, стоя у трёх толстых тюков, где золото Наместницы ожидало её нежного прикосновения. — Я не буду тащить эти грёбаные штуки, пока мы не будем уверены, что внутри действительно золото, Филипп, — горячился один из мужчин. — А что ещё это могло бы быть? — отмахивался тот самый Филипп. — Дьяволовы тюльпаны? — Мы могли бы их продать, — внёс свой вклад другой. — Я слышал, что эти аристократы Праэс сходят с ума от причудливых цветов. — Хотел бы я продать тебя, Джейк, — пожаловался первый мужчина. — Но, дьявол вас раздери, сколько вообще может стоить такой тупой ублюдок, как ты? Что ж, это было бы забавно, если бы идиоты не испортили гладко проходившую кражу. Если бы она подошла достаточно близко, то смогла бы просто умыкнуть укладки, но для этого ей пришлось бы выйти из своего аспекта скрытия, а приз был в свете лампы. По крайней мере, один из этих людей собирался не спускать глаз с золота. Значит, отвлекающий манёвр. Вивьен прошествовала по наклонной балке и тихо, как кошка, прыгнула на другую, плоскую балку, пересекающую склад по всей длине. Итак, как же это сделать? Уронить что-нибудь тяжёлое не принесёт желаемого — они могут запаниковать и попытаться убежать с казной. Хотя, возможно, этого будет достаточно, чтобы они просто сбежали. Учитывая труп снаружи, они сильно нервничали из-за этого дела. Свет лампы замерцал, и Вивьен посмотрела вниз. Мужчины притихли. Она стала очень, очень неподвижной. Вор смотрела сверху вниз на четырнадцать трупов. По тому, как были расположены трупы, она могла видеть, как именно это произошло. Кто-то подошёл вплотную к первому и перерезал ему горло. Затем этот кто-то схватил руку умирающего и вложил её в руку второго, переходя от человека к человеку и создавая цепочку из падающих трупов. Четырнадцать пар мёртвых глаз смотрели сверху вниз на перерезанные глотки, каждая рука указывала на следующего человека. Балка позади неё скрипнула, и она повернулась, пригнувшись, с кинжалом в руке. В темноте виднелся силуэт, черты которого она почти смогла разглядеть. Это был мужчина. Она моргнула. Это была женщина. Это было ни то, ни другое, и она не могла сосредоточиться на чертах ни одного из людей, которых видела мельком. Ни их волос, ни формы лиц, ни даже цвета кожи. — Вивьен Дартвик, — произнёс голос, который состоял из дюжины шепчущих голосов. — Вор. Прячься, мелькнуло в её сознании. Она всё ещё чувствовала на себе взгляд этого существа. Она спрыгнула вниз и должна была быть невидимой, но, когда она направилась к окну, в которое собиралась выпрыгнуть, там уже был силуэт, прислонившийся к раме сбоку. — Ты переживёшь эту ночь, — сказал монстр. Шока было достаточно, чтобы её выбило из скрытности. — Ты, — сказала она и прикусила язык. Он сохранял тишину, ожидая от её продолжения. Это было забавно. — Ассасин, — вырвалось у неё. — Вы не следовали правилам, Вивьен Дартвик, — зазвучал голос. — Было заключено соглашение. — Я не член Гильдии воров, — напомнила она. — Вы гражданка Империи, — складывался в слова шёпот. — Вы Именованная. — И мы все знаем, что вы делаете с героями, — выпалила она, потому что всё равно собиралась умереть, не так ли? — Так вот почему ты здесь? Чтобы пресечь меня в зародыше? — А Вы... — спросило существо. Она вздрогнула. — Героиня? — затих шепот. Он пришёл не для того, чтобы убить, поняла она. Это было предложение. Стань комнатной собачкой Императрицы, иначе... — Я не буду лизать сапог на своём горле, — прошипела она. — Тогда ты будешь жить под ним, — сказал монстр. — Есть правила. Есть последствия. И только одно предупреждение. Она моргнула, и он исчез. Она не вернулась домой ни в ту ночь, ни в последующие три. Когда она всё же вернулась, то увидела у отца на горле заживающую рану. Рука слуги дрогнула, когда тот брил его, объяснил он после того, как закончил суетиться вокруг неё. Вивьен знала, что это не так. Вор сбежала из города и больше не крала у Праэс, даже после того, как похоронили её отца. А Вы? Это было то, о чём спрашивала тварь. Эти слова эхом отдавались в её ушах, когда она услышала об Одиноком Мечнике и его призыве к другим героям присоединиться к восстанию. Она пошла, вопреки своему здравому смыслу. Они снова отозвались эхом в Лауэре, в ту ночь, когда дьявол пришёл на зов при лунном свете. Она уже не была так уверена в ответе, как раньше.