НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СПУСТЯ. ОЛЛАРИЯ.
Спустя несколько дней, Клаус обвенчался с Питером. Мальчик немного испуганно смотрел на него, сквозь прозрачную вуаль фиолетового оттенка, наброшенную на нарядную шляпу. А сам Клаус очень старался не уронить свадебный браслет, поскольку, это считалось дурной приметой. Питер тоже крепко держал браслет, который потом старательно застегнул на руке Клауса. Возле церкви их уже ждал экипаж, который должен был увезти их в Олларию. Клаус набросил на плечи Питера теплый плащ и помог ему усесться в карету. Когда они выехали за шлагбаум, за которым начиналась проезжая дорога, Клаус заметил, что Питер старается не оглядываться назад. Как будто боится, что замок может вернуть его и затянуть его уже навсегда. Самому молодому герцогу Придду тоже оглядываться на замок не очень хотелось. Он подумал, что отдаст Васспард в распоряжение Ирэны и ее нового супруга, графа Жермона Ариго, за которого она вышла замуж, вскоре после нелепой кончины Августа Гирке. Почти всю дорогу, до самой Олларии, Питер читал книжку или общался с Эмилем, который, вопреки опасениям Клауса, вел себя очень спокойно. С головой у него, как выяснилось, все было в порядке. Он был истощен, измучен заточением, где ему приходилось несладко, и где он, как призналась экономка, являвшаяся невольной сообщницей Борна, даже подвергался побоям, но рассудок у него был вполне здравый. Перед венчанием с Питером, Клаус уволил экономку и еще нескольких слуг, которые были в курсе происходившего, однако, вместо того, чтобы сообщить об этом местной Страже, служили преступнику и самозванцу Борну. Сам Рихард Борн, от полученной им раны, скончался. Клаус не стал говорить об этом Питеру, чтобы тот не начал винить себя в убийстве. На войне, как на войне, и Рихард был сам виноват в случившемся. Герцог распорядился вывезти останки Борна из замка и похоронить где-нибудь подальше, чтобы тот, в посмертии, действительно, не начал тревожить местных жителей. Клаус был немного суеверен,-все-таки, он тоже вырос в окружении старинных легенд и поверий. Перед венчанием с Питером, он решил, что обязательно закажет для него брошь в виде рябиновой ветви, чтобы та оберегала мальчика от всего дурного. Граф Лэкдеми, действительно, пережил тяжелый ушиб головы, после которого перестал говорить. Похоже, что у него были повреждены голосовые связки. Но он все неплохо слышал и прекрасно понимал. Питер болтал с ним, а Эмиль отвечал ему жестами или записками, которые делал карандашом, подаренным ему Клаусом, на листках бумаги для писем. Эмиль прекрасно помнил своих близких, и мечтал когда-нибудь с ними встретиться, не забыл и все свои военные кампании, своих друзей и подчиненных. О том, как его похитили и привезли в замок, вспоминать ему было не очень приятно, и Клаус заметил, что и не нужно это делать, поскольку, это могло не самым лучшим образом сказаться на здоровье Эмиля. После венчания и переезда в Олларию, Клаус и Питер еще больше сблизились, и постепенно начали заниматься любовью. В первый раз Питер очень боялся, а Клаус старался быть терпеливым и ласковым. Питер это чувствовал, и легко простил ему боль первой ночи. Потом юный супруг герцога Придда постепенно ожил и осмелел. Из неяркого и хрупкого цветка, выросшего в мрачных стенах, он постепенно превратился в очень милого и обаятельного мальчишку. И в кровати потихоньку изменился и осмелел. Даже стал храбро оседлывать бедра Клауса, насаживаясь на его мужской орган, как на копье. Он был очаянно влюблен в своего супруга, и Клаус тоже все больше в него влюблялся. Образ Лионеля, который раньше почти постоянно был перед глазами юного герцога Придда, постепенно потускнел. Клаус не забыл своего прежнего возлюбленного, но окончательно осознал, что у Ли теперь своя жизнь, а у него своя, и что у него есть Питер, который любит его по-настоящему. И которому он очень нужен. На балу у гаунаусского посла, графа Вальдзее, который, как выяснилось, приходился Клаусу и Питеру родственником, поскольку, был внебрачным сыном герцога Вальтера Придда, Питера увидел юный король Карл Четвертый. Мальчик ему, явно, понравился, и он поинтересовался, почему Клаус не представляет Питера ко Двору. На что Клаус как можно вежливее ответил, что Питер сначала должен получить соответствующее образование, и, к тому же, ему не хочется, чтобы его совсем юный супруг оказался втянутым в придворные интриги. Вдобавок, могут найтись желающие завести с очаровательным молодым человеком ни к чему не обязывающую интрижку, а ему хочется, чтобы Питер мог жить спокойно, подальше от интриганов и любителей легкомысленного флирта. Клаус вдруг поймал себя на мысли, что безумно ревнует Питера к возможным ухажерам. Когда он был с Лионелем, ревновать к кому-то графа Савиньяка ему и в голову не приходило. Хотя, иногда, он испытывал не очень приязненные чувства к тем, кто вертелся возле Ли, но понимал, что требовать от Савиньяка безговорочной верности невозможно. Если этого не смог добиться даже безумно любивший Лионеля Эмиль, то куда уж другим, в том числе,-и ему самому? С Питером же все было как-то по-другому,-искреннее, серьезнее, нежнее. Поэтому, Клаус ужасно боялся Питера потерять. И не спешил представлять его ко Двору. Вся светская жизнь супругов Придд сводилась к посещению немногочисленных теперь родственников, обедам, прогулкам, иногда, если Питеру хотелось потанцевать, к не слишком шумным балам, и благотворительным вечерам. Эмиль так и продолжал жить в особняке Приддов. Графиня Арлетта отказалась с ним встречаться, заявив, что ей не хотелось бы, под старость, нянчиться с выжившим из ума сыном. Имущества у Эмиля, действительно, не осталось. Маленькое поместье Лэкдеми прибрал виконт Валме, а поэтому, граф остался, практически, ни с чем. Но Клаус решил, что если уж так получилось, то пусть Эмиль живет у них, тем более, что Питеру он приходится дядюшкой, поскольку, является братом его отца. Чтобы Эмилю не было тоскливо, Клаус и Питер очень много с ним общались, а иногда брали его в гости. Ведь, когда-то, маршал Лэкдеми был очень общительным человеком, и Клаус считал, что отсутствие речи не самый большой недостаток, и не должен быть стеной, отгораживающей Эмиля от других людей. Ему нужно было приспосабливаться жить в нормальном обществе. Сначала Эмиль дичился, стесняясь своей немоты, но потом немного оживился, и даже стал учиться общаться при помощи жестов, прикосновений к предметам, выражения лица. И понять его было, в общем-то, не так сложно. После нескольких визитов в гости, куда Клаус брал Эмиля, к ним повадился заглядывать адмирал Рамон Альмейда. Он прибыл из Хексберга, чтобы утрясти дела с наследством, полученным им от какого-то дальнего родственника, а так же, посетить столичных лекарей, чтобы полечить больную ногу,-он был ранен в знаменитой битве при Хексберге, когда он разгромил дриксенский Западный флот, став настоящим героем, которым восхищался весь Талиг. А этот разгром, как ни странно, повлиял на судьбу Руперта фок Фельсенбурга, ставшего, впоследствии, дриксенским кесарем, потому, что, находясь в плену, Руперт познакомился с виконтом Сэ, которого, в дальнейшем, и взял в супруги-консорты. Очень наблюдательный Питер заметил, что Альмейда, явно, увлекся Эмилем. -Он смотрит на Эмиля,-Весело рассказывал Клаусу Питер,-С раскрытым ртом! Как баран на новые ворота! -Что-то,-Проворчал Клаус,-Ты слишком из-за этого развеселился! -Извини,-Питер смущенно опустил глаза,-Я, действительно, совсем не умею себя вести. Как был глупым провинциалом, так им и остался. -Извини,-Клаусу стало ужасно неудобно,-Я не хотел тебя обидеть. Просто, мне не слишком нравится это внимание Первого Адмирала к Эмилю. Поскольку, если Альмейда поволочится за ним, а потом его бросит, это может разбить его сердце и поломать судьбу. Эмиль серьезно болен, и если с ним так поступят, он может счесть, что с ним обошлись подобным образом, потому, что он калека и не заслуживает настоящей любви. А мне хотелось бы, чтобы он был счастлив. Клаус был так рассержен, что решил серьезно поговорить с Альмейдой. Конечно, он понимал, что, барон Альмейда Первый Адмирал Талига, а он всего лишь отставной капитан Северной Армии, не сделавший большой военной карьеры, не нахватавший наград, и, несмотря на свой титул, не особенно богатый. Об Альмейде же гуляли слухи, что он очень сильно разбогател, то ли узнав от какого-то пленного дрикса рецепт получения золота, чуть ли не из всего, что под руку подвернется, то ли выиграв в карты, чудовищные деньги. Об Альмейде гуляли слухи, что он нашел клад, а может быть, каким-то образом, заполучил алмазную шахту. Уроженец Марикьяры был не особенно красив, на правой руке у него не хватало одного пальца,-то ли оторвало в бою, то ли его пытались убить, когда он был еще совсем юным, из-за того, что он был родственником герцогов Алва, но в нем было нечто хищно-привлекательное. И, похоже, что Эмилю это начало нравиться. Когда Альмейда заглядывал к ним, он от Рамона просто не отходил. Что очень беспокоило Клауса, который всерьез опасался, что несерьезное отношение со стороны моряка может подорвать душевный покой Эмиля. Однажды Клаус, все-таки, решился на раговор с Альмейдой, и заметил, что у него вызывает опасения то, что Первый Адмирал легкомысленно кружит Эмилю голову. -Понимаете, Ваше Превосходительство, у графа Лэкдеми серьезные проблемы с речью, к тому же, все, что ему когда-то принадлежало, оказалось в руках у корыстных и бесчестных людей, которые воспользовались его долгим отсутствием. Кстати, даже не удивлюсь, если они тоже приложили руки к тому, что граф провел очень много временив заточении. Которое было просто ужасно,-он жил в тесной комнате-тайнике, из тех, которые называют "каменными мешками", практически, не двигался, ни с кем не общался, был очень сильно истощен, потому, что его практически не кормили. Единственным, чем он питался, были корки заплесневелого хлеба. Удивляюсь, как ему, вообще, удалось выжить и не подвинуться рассудком. За то время, пока Эмиль находился в такой ситуации, он очень соскучился по нормальному общению с людьми. Его чувства сейчас очень сильно обострены. Поэтому, он так к вам и потянулся. -И вы видите в том, что он ко мне тянется,-Отозвался Альмейда,-Что-то плохое? -Я привез его сюда,-Отвечал Клаус,-А значит, несу за него ответственность. С его рассудком все в порядке, но он перенес очень большие страдания, одиночество, унижения. Потому, сейчас он хочет найти какую-то опору, вот, и доверился вам, поскольку, вы, без сомнения, человек сильный и волевой. Но я не уверен в серьезности ваших намерений. И если вы считаете Эмиля лишь мимолетным развлечением, о котором, покинув Олларию, забудете, то вы его просто сломаете. -То есть,-Переспросил Рамон,-Вы думаете, что я попросту собираюсь поматросить и бросить? -Я этого,-Честно признался Клаус,-Очень серьезно опасаюсь. Граф Лэкдеми мне не чужой. Во-первых, у меня, честно признаюсь, были очень близкие отношения с его братом. А во-вторых, он, как выяснилось, дядя моего супруга, поскольку, отцом Питера был Лионель Савиньяк. Поэтому, Эмиль для нас с Питером близкий родственник. Питер к нему очень сильно привязан, и будет очень сильно переживать, если с Эмилем случится что-то дурное. -Я вас прекрасно понимаю,-Кивнул Альмейда,-Но вы можете не беспокоиться. Я отношусь к Эмилю очень серьезно, и хочу, чтобы он был со мной! -В качестве кого? -В качестве моего любимого! -Это не ответ. Я знаю, что вы закоренелый холостяк и привыкли вести весьма вольный образ жизни. А поэтому, действительно, не хочу, чтобы вы разбили Эмилю сердце. На всякий случай, Клаус отказался принимать барона Альмейду в своем доме. Это было для него даже странным. Странно было то, что теперь он был герцогом, и мог отдавать такие распоряжения. А так же, то, что теперь он занимает кабинет, когда-то принадлежавший отцу. Когда он был маленьким, входить туда ему категорически запрещалось. Отец любил порядок, а дети могли его нарушить. Поэтому, даже серьезному Валентину входить в кабинет не разрешалось. Хотя, наверное, став уже взрослым и получив, после гибели отца, герцогскую цепь, Валентин, все равно, в кабинет попал, и пользовался им, когда стал главой Дома Волн, а так же,-во время недолгого царствования Альдо Ракана. А может быть, и горе-анакс тоже в этом кабинете бывал. До Клауса доходили слухи о весьма неоднозначных отношениях Валентина и Альдо. И ему очень не хотелось, чтобы об этом, когда-нибудь, узнал Питер. Вообще, он хотел оградить мальчика от всех темных пятен в истории их семьи. У них есть шанс начать все заново. С чистого листа, без всяких темных тайн и скелетов в шкафу. Но Клаус даже не подозревал, что Эмиль на него обидится. Уже начавший улыбаться граф Лэкдеми сделался замкнутым, и общался только с Питером. Который, похоже, был тоже недоволен тем, что Клаус разлучил Эмиля с Альмейдой. -Питти, тебе не нравится, что я отказал Альмейде от дома?-Решился заговорить Клаус, несколько дней спустя, когда они проснулись утром,-Я не слепой, и я это вижу! -Не нравится,-Признался юный супруг,-Потому, что Эмиль тоскует. Он столько пережил, что заслуживает любви и внимания. -Именно, поэтому, я так и поступил,-Проговорил Клаус,-Эмиль, действительно, заслуживает любви, настоящей любви, а не случайных отношений с первым встречным. -А может быть, ты это сделал от обиды на его брата, то есть, на моего отца?-Спросил Питер,-Я знаю, что ты любил его. Когда ты приехал в замок, ты носил медальон с его портретом, и я это заметил. -Да, я любил Ли,-Признался Клаус,-Но это в прошлом. У него есть супруг, и он вполне благополучно чувствует себя в Липпе. А у меня есть ты. И мне очень хочется, чтобы мы с тобой были счастливы. Чтобы мы заново начали жизнь нашей семьи, нашего Дома Волн. Чтобы он стал не таким мрачным и темным, каким он когда-то был, а светлым, добрым и приветливым. Я хочу счастья и душевного покоя, чего мы с тобой, по-моему, заслужили. Он нежно поцеловал Питера в губы, а тот обнял Клауса, явно, целя на продолжение. Он обожал ласки, и впитывал их всем своим нежным и хрупким телом, поскольку, все детство и начало взросления провел в мрачном и холодном замке, где с ним обращались похуже, чем в иной тюрьме. Теперь он от всей души наслаждался ласками Клауса, теплыми ваннами, хорошим вином и горячим молоком со сладостями. Клаус, все-таки, допустил промах, считая, что Эмиль, с его мягким характером, смирится с тем, что ему не позволено встречаться с Альмейдой. Как выяснилось, граф Лэкдеми не собирался с этим мириться. Однажды, ненадолго отлучившись по делам,-ему нужно было утрясти все дела с получением наследства Приддов, Клаус, вернувшись, застал Эмиля в объятиях Первого Адмирала. Причем, судя по тому, что граф Лэкдеми был одет в дорожный костюм, парочка собиралась, воспользовавшись его отсутствием, сбежать. -Это что еще,-Спросил Клаус,-Такое? Ваше Высокопревосходительство, коль скоро, Эмиль не может говорить, хоть вы поясните мне, что здесь происходит, и какой "Леворукий" помог вам проникнуть в мой дом?! -Это я ему помог,-Появившийся на лестнице, где сидела влюбленная парочка, Питер коснулся плеча Клауса свой легкой и тонкой, как у самой очаровательной девушки, рукой,-Ну, не мог я видеть, что Эмиль опять чувствует себя, как в заточении. И не думаю, что эр Рамон такой уж плохой человек. И если мы с тобой счастливы, то позволь им тоже быть счастливыми. Кло, прошу тебя! -Я прекрасно понимаю, что ты желаешь Эмилю счастья,-Проворчал Клаус,-Но я не уверен в чувствах господина Альмейды к Эмилю! Я не хочу, чтобы с ним поступили так, как марикьяре нередко поступают со своими случайными пассиями,-то есть, поматросили и бросили. -Вообще-то,-Заметил Рамон,-Я уже не мальчишка, и, к тому же, адмирал. Так что, матросить для меня, господин герцог, было бы несолидно. и уже не так молод, чтобы, встретив свою долгожданную любовь, пуститься во все тяжкие. -"Долгожданную любовь",-Продолжал ворчать Клаус, потихоньку думая, что похож то ли на отца, то ли на Лионеля,-Хотел бы я быть уверенным, что это правда! -Это правда, господин герцог,-Серьезно отвечал Рамон,-Я знаю, как вы боитесь за Эмиля. И клянусь вам, что я его не обижу. А вам самому лучше быть повнимательнее к своему юному супругу. Он как-то проговорился Эмилю, что хочет от вас ребенка. А вы уже довольно долго вместе. Кто знает, может быть, он уже этого добился? Эти слова Рамона крайне встревожили Клауса. Ему тоже очень хотелось детей, наследников, чтобы оставшийся, лишь каким-то чудом не пересохший ручеек их рода не угас, но его серьезно беспокоило, выдержит ли хрупкое здоровье Питера такое испытание. А сам Питер, обняв его, тихонько проговорил: -Я и впрямь, постараюсь этого добиться! Потому, что очень хочу, чтобы по нашему дому бегали дети, а не бродили призраки. -Ты сам-то,-Проворчал Клаус,-Еще дитя. Милое, нежное и безумно любимое. А призраков ты можешь не бояться,-они остались в прошлом и тебя они больше никогда не потревожат. *"Баллада о призрачном всаднике" Шандора Петефи.Часть 1
5 марта 2021 г. в 22:20
Юный герцог Клаус Придд возвращался в свои родные места, где, собственно, когда-то родился,-в замок Васспард.
Герцогом он сделался после того, как его старший брат Валентин почему-то ушел к дриксам и пропал бе вести. Он долгое время не подавал о себе никаких известий. А потом, когда с дриксами уже был заключен мир, стало известно, что когда власть в Эйнрехте, на короткое время, захватил герцог Бруно, Валентин присоединился к нему, а после разгрома горе-диктатора попытался бежать с ним на корабле, однако, флотилию бездарного адмирала фок Ило, получившего этот титул от принца Фридриха, разгромили союзники Талига, фельпцы, и флагман “Блистательный Лебедь” пошел ко дну, вместе со всеми высокопоставленными пассажирами.
В итоге, Регент, герцог Рудольф Ноймаринен, передал титул герцога Придда Клаусу. Который теперь возвращался домой. Позади остались война, полк Августа Гирке, служба у командующего Северной Армией, графа Савиньяка, не самые легкие отношения с Валентином, из-за привязанности Клауса к Лионелю, внезапный брак Лионеля с королем Гаунау Хайнрихом, ощущение поломанной жизни, попытка самоубийства,-спас Клауса тогда флотский офицер Альберто Салина, которого занесло в штаб Северной Армии с каким-то посланием от адмирала Альмейды,-и, вот,-возвращение домой, в замок, где прошли детские годы Клауса, и где ему никогда не было уютно.
Единственным, что привязывало его к замку Васспард, был его младший брат Питер, который все это время оставался в замке, и откуда его, даже в самые тяжелые дни, когда в Васспарде хозяйничали люди Ракана и бесноватые мятежники, его никто никуда не вывозил. Удивительно, как ему только удалось, в таких условиях, выжить!
Младший брат встретил его на мосту через замковый ров, и, увидев Питера, Клаус поразился тому, что тот совсем худенький и хрупкий. Он и сам был худышкой, но Питер и вовсе, напоминал призрак, - очень бледный, почти прозрачный, с огромными, непривычными для семейства Приддов, темными глазами, которые, резко выделяясь на бледном, худеньком личике, придавали мальчику болезненный вид, и волосами с медовым отливом, напоминающими об их трагически погибшем старшем брате Юстиниане.
-Зачем ты приехал?-Спросил он, поприветствовав старшего брата,-Неужели, ты хочешь попасть в ловушку? Эти серые камни никого не выпускают и выпивают жизнь из своей добычи!
-Не бойся,-Осторожно прижав Питера к себе, отвечал Клаус,-Я сильный,-все-таки, воевал! Все будет хорошо,-вот, увидишь!
В замке было все так же неуютно, как раньше. И каким образом целые поколения Приддов могли рождаться и выживать в таком жутком и мрачном месте? И как он сам здесь вырос? Хотя, родители, хотя бы иногда, забирали его и Валентина в столицу. А вот, Питер, почему-то, никогда никуда не выезжал, и тихо увядал в этом старом и мрачном замке.
Сидя, вечером, у камина, Клаус вспомнил те вечера, что провел с Лионелем Савиньяком. Его веселый смех, его золотые волосы, тонкие пальцы, с переливающимся в мерцании свеч бокалом вина, его ласки и поцелуи. Иногда они занимались любовью не в кровати, а у камина. Обнаженный Клаус раскидывался, преодолевая отчаянную застенчивость, на мехах, и Ли проделывал с молодым адьютантом все, что хотел, зная, что тот безгранично ему доверяет.
Однажды их застал, в таком виде, Валентин, который потом, когда Клаус явился к нему, отхлестал младшего брата перчаткой по щекам.
-Дрянь!-Коротко бросил Валентин,-Потаскуха малолетняя!
-Ну, и что с того,-Дерзко отвечал Клаус,-Что потаскуха? По крайней мере, я люблю Ли, и он меня любит! И я, в отличие от тебя, не пристаю, по углам, к мальчишкам, которым ты абсолютно не нравишься!
-К каким еще,-Раздраженно спросил Валентин,-Мальчишкам?
-К виконту Сэ,-Пояснил Клаус,-Он моложе тебя, хотя, вы и учились вместе! К Герарду, адьютанту графа Лэкдеми. А был еще Тиль Ромберг, пленный “гусиный” мичман! К тому же, мало тебе мальчишек,-ты пудришь мозги сразу двум девушкам,-Селине, сестре Герарда, и Мелхен,-падчерице генеральши Вейзель, даришь им побрякушки, и каждой обещаешь жениться! И, кроме них, есть еще Мария Манрик, и Мадлен Дорак, которым ты тоже делаешь неоднозначные намеки, поскольку, они очень богаты! К тому же, ты еще и мутишь со своим начальником, графом Ариго, за спиной Ирэны, как будто ей не хватило ее ныне покойного мужа, который гулял от нее, налево и направо! Да и с Ли ты тоже встречался! Может быть, поэтому, и бесишься, что Ли обратил на меня внимание!
-Графу Савиньяку ты нужен,-Со своей обычной непроницаемой отцовской “маской” на лице, отозвался Валентин,-Как собаке мандарины. Сейчас ты для него всего лишь сиюминутное развлечение, и не более того. Он тебя даже по службе никогда не продвинет, поскольку, иначе, о вас пойдут слухи. А он, в этом отношении, человек весьма щепетильный.
-А мне и не нужно,-Дерзко проговорил Клаус,-Никаких продвижений. Для меня важно просто быть рядом с Лионелем.. То есть, с маршалом Савиньяком. Я люблю его, не за чины и награды, а просто, за то, что он есть!
-В таком случае,-Хмыкнул Валентин,-Единственное, что ты заработаешь,-это сомнительнейшую репутацию "постельного мальчика", на которого все будут указывать пальцем, и нигде не будут принимать!
-По крайней мере,-Отозвался Клаус,-Я не заработал репутацию шпиона, которому никто не доверяет!
-О чем ты говоришь?- Удивленно посмотрел на него Питер,-Какого шпиона?
Клаус ужасно смутился. Он не подумал, что произнес это уже вслух.
-Так, никакого,-Уклончиво проговорил Клаус, подумав, что брату еще рано знать о шпионских играх Валентина, завершившихся для него столь плачевно,-Извини, пожалуйста! Просто, воспоминания о войне!
-Хорошо, что ты вернулся,-Отвечал Питер,-Иначе, смотрел бы на меня с портрета, застывшими глазами, как все наши родственники.
-У меня и портрета нет,-Заметил Клаус,-Я никогда не позировал художникам!
-И прекрасно,-Тихонько произнес Питер,-Что не позировал! Может быть, это тебя и спасло, и ты возвратился живым!
-Похоже, что тебе тут неспокойно и жутко,-Заметил Клаус,-Эти холодные стены, неподвижные скульптуры, старые и давным давно выцветшие портреты, ржавые рыцарские латы. Все застыло во времени. Пора бы тут кое-что изменить!
-Не говори так! - Питер прижал к его губам тонкий палец,- Они же все слышат!
-Кто? - Спросил Клаус,- Слуги?
-Камни,- Прошептал Питер,-Те камни, из которых построены стены замка! Они слышат все разговоры, они все понимают, они шепчутся, сплетничают, и они говорят, что скоро заберут меня к себе, в наш фамильный склеп!
Он закрыл лицо руками, а Клаус тихо ужаснулся, подумав, что Питер сходит с ума, и что в этом идиотском месте ничего и придумывать не нужно, чтобы доконать даже самого здравомыслящего человека до полнейшего отчаяния и безумия,-в особенности,-если он постоянно заперт в этих темных и мрачных стенах.
Ночью Клаусу приснился очень странный сон, как будто он сидит на ветке старого дерева, а внизу, в пруду, плавает граф Август Гирке, муж сестры Ирэны, глядя на него остекленевшими глазами, а по тропе, под самим деревом, крадется какой-то уродец, похожий на багряноземельскую мартышку. Где-то же неподалеку, цокают копыта пегой кобылы, везущей всадника в черном плаще.
Проснувшись, Клаус встряхнул головой, подумав, что приснится же такая чепуха! А чтобы успокоиться, он открыл книгу, лежавшую на столике, возле кровати. И первым, что он прочел на странице, где кто-то, как будто нарочно, вложил закладку, было:
-"Слепые окна брошенных домов
Следят, как листья носит дикий ветер.
Дорога от Заката до Рассвета,
И мчится конь, и всадник безголов.
И мерный стук подкованных копыт,-
Предтеча нарастающей тревоги.
Он весть несёт, что ужас на пороге,
И горе тем, кто этой ночью спит,
И видит сон, в котором та же ночь,
И тот же всадник, без привычной свиты,
Набатом в темноте гремят копыта.
И гибель близко,-некому помочь."*
Решив узнать, что это за мрачные стихи, Клаус закрыл книгу, на обложке которой прочел:-"Призрачный Всадник", сочинение г-на Дидериха. Издано в Эйнрехте, типографией Библиотеки Его Величества".
-Вот, чушь!-Подумал Клаус,-Не зря Лионель говорил, что Дидерих редкостная бездарность, раскритиковал его поэму “Пасынки Талига”, и посмеивался над Жилем Понси, за его безумное увлечение творчеством этого горе-поэта! Если Питер читает подобные вещи,-немудрено, что он собственной тени боится!
Положив книгу обратно на столик, Клаус попытался задремать, но разбудил его скрип отворяющейся двери, и чьи-то тихие, чуть слышные шаги. Протерев слипающиеся от полудремы глаза, он увидел перед собой хрупкую незнакомку, в нежно-голубом платье, со свечой в руке.
Это платье Клаус тут же узнал,-в нем его старшая сестра Габриэла танцевала на балу, после того, как вышла замуж за Карла Борна. Их брак был не по душе родителям. Гуляли слухи, что Карл женился на Габриэле назло своему бывшему любовнику, маршалу Арно Савиньяку, отцу близнецов Лионеля и Эмиля, которого Карл застал, однажды, с Рокэ, сыном герцога Алваро Алвы, с которым у Савиньяка-старшего была многолетняя связь. Если привязанность маршала Арно к герцогу Алваро Карл еще понимал, поскольку, она возникла уже давно, до того, как он сам связался с маршалом Савиньяком, то отношения, которые начались между Савиньяком и Рокэ, после гибели эра Алваро, Карла просто взбесили. Он организовал неудачное покушение на Рокэ, а когда понял, что добиться, таким способом, внимания со стороны неверного любовника невозможно, сделал предложение Габриэле.
Отец, герцог Вальтер Придд, был таким внезапным предложением очень удивлен, поскольку, выдать Габриэлу замуж не рассчитывал,-она уже тогда проявляла признаки безумия,-без всякой причины закатывала истерики, так же беспричинно начинала дико хохотать, набрасывалась на прислугу, или на Ирэну с Юстинианом с кулаками, пинала комнатных собачек. Однажды она накинулась на Юстиниана со столовым ножом, и у него на шее остался шрам от глубокого пореза. Она резала ножницами шторы и обои, поджигала балдахины над кроватями, или приготовленные к балу или празднику платья Ирэны и матушки, оскорбляла родственников. В общем, выдать такое "чудо" замуж было крайне проблематично. Но сомнительного происхождения жених сделал предложение, Габриэла, давно мечтавшая вырваться из-под опеки родственников, за него схватилась,-и отец не стал возражать. Может быть, потому, что давно устал от выходок полубезумной дочери.
Завершилась история брака Габриэлы и Карла весьма плачевно,-Карл поднял мятеж в полку, в котором он служил, а Габриэла застрелила приехавшего уговаривать Карла сложить оружие маршала Арно Савиньяка. Мятеж, естественно, был жестко подавлен, и, при подавлении мятежа, в битве у Семи Берез, отличился совсем еще юный тогда граф Лионель Савиньяк, сын погибшего маршала Арно. С этого момента, все в доме Приддов и пошло кувырком,-незадолго до ракановского переворота, родители сгинули в "Багерлее", Валентин, в конце войны, перешел к дриксам. О Габриэле Клаус давно ничего не слышал, и жива ли она, не знал. Он и о Питере-то долго не имел никаких известий, и часто думал о том, жив тот или нет. Зачем Валентин перешел к "гусям", Клаус не понимал. Обозлился на страну, за печальную судьбу родителей? был тайным сторонником идей Карла Борна и его сообщников? Или был обижен на Лионеля, за отказ в руке Арно? Хотя, виконт Сэ вряд ли захотел бы выйти за Валентина, поскольку, опасался его, и не слишком ему доверял. А потом еще и влюбился в Руперта. Валентин кругом запутался, и привел, в итоге, свою жизнь, к странной и трагической развязке.
Загадочная незнакомка поднесла свечу к низко свесившимся кистям балдахина, и Клаус понял, что если ее не остановить, произойдет пожар. Схватив призрачную девушку за руку, Клаус отнял у нее свечу. А откинув с ее лица вуаль, остолбенел. Перед ним был зачем-то одетый в женское платье Питер. Причем, глаза его были закрыты, как будто он спал.
Хотя, он, и впрямь, спал. Двигаясь во сне, как будто кукла в музыкальной шкатулке, и, похоже, совершенно не понимая, что он делает.
Взяв Питера за руки, Клаус еще раз убедился, что это, и впрямь, он,-у мальчика, на правой руке, чуть выше локтя, был шрам,-когда Питер был совсем маленьким, он поранился об одну из старинных сабель в оружейной. Он вскрикнул от боли, а Клаус, увидевший, что у младшего брата безудержно течет кровь, принялся звать на помощь. На их крики прибежал Юстиниан, который перевязал рану, а Питера долго успокаивал, прижимая к себе, и осторожно, ласково покачивая, как заботливые матери утешают плачущих младенцев. И, в конце концов, Питер тихонько уснул на его руках.
Осторожно, чтобы не разбудить, поскольку, это могло бы очень сильно испугать Питера, Клаус стянул с него платье Габриэлы, и уложил его рядом с собой. А малыш, повертевшись, и обняв его тоненькими, действительно, как у девушки, руками, уснул по-настоящему.
Клаус же еще долго не мог уснуть, размышляя о том, что происходит в замке, и о том, какой придурок переодел Питера в женское платье, да еще и подсунул ему свечу. В таком состоянии, Питер мог бы упасть с лестницы и разбиться, или поджечь на себе одежду, и погибнуть от ожога.
-Бедняжка,-Думал Клаус, прижав Питера к себе,-Похоже, что он болен, ведь, хождение во сне,-это признак серьезной болезни. А какой-то мерзавец этим бессовестно пользуется. Зачем? Чтобы запугать меня и заставить уехать отсюда? Или хочет погубить самого Питера? Но зачем? И кто, действительно, все это делает?
На следующий день, Клаус заметил, что прислуга в замке обращается с Питером просто бессовестно, и, практически, ему не подчиняется. В особенности,-экономка Клара, которая позволила себе ударить Питера по рукам, за взятую на кухне горсточку сухофруктов. Что Клауса крайне возмутило. И, позже, заглянув в кухню, он спросил экономку, которая пила шадди, с таким видом, как будто являлась в замке хозяйкой:
-Эрэа Клара, что вы себе позволяете? Я заметил, как вы ударили Питера по рукам. Как вы смеете так жестоко обращаться с виконтом Глейбергом,.. то есть, уже графом Васспардом?!
-Да, какой он, Ваше Сиятельство,-Хмыкнула экономка,-Граф?!
-Что значит,-Удивленно переспросил Клаус,-"Какой"?!
-Если уж вы, Ваше Сиятельство, теперь герцог,-Отвечала экономка,-То должны знать правду, что этот отродье бастард! Дело в том, что Юстиниан, братец ваш покойный, был из "отмеченных". Знаете, что это такое?
Кое-что Клаус об этом слышал, от Лионеля Савиньяка, брат которого, Эмиль, и сын Арно были именно такими. "Отмеченные", "особенные", "благословенные",-те молодые люди, которые, как женщины, способны к продолжению рода. Неужели, и Юстиниан был таким же?
А старуха Клара продолжала:
-Когда он родился, Его Сиятельство герцог Вальтер был очень сильно огорчен. Старший сын, который должен был стать его наследником,-и такое несчастье! Господин герцог, конечно, расстроился, но отказывать Юстиниану в праве наследования не стал. Воспитывали графа Васспарда, как обычного мальчишку. Господин герцог очень надеялся, что может быть, природа не возьмет свое, и все удастся скрыть. Однако, не помогло,-природа, все-таки, свое взяла. Вырос наследничек, и уехал в столицу, в дворцовых клумбах валяться! И довалялся, что, в конце концов, - привезли его сюда больного, исхудавшего, бледного, как тень, и с пузом. Господин герцог был в бешенстве, да что поделаешь? От его злости, живот у мальчишки не исчезнет! А потом родился вот этот.. Виконт так называемый. Ее Сиятельство, герцогиня Ангелика, пожалев сына, выдала его отпрыска за свое дитя. Мол, бывает, думала, что понести уже не может, расслабилась и попалась! И не позволила мальчишку никому отдать,-нечего, мол, свою кровь по чужим домам раскидывать и врагов, таким образом, плодить! С тех пор этот вот щенок в замке и живет. Кто его отец,-никто не знает. Может быть, герцог Алва, с которым граф Васспард, по слухам, мутил. А может быть, и вовсе, трубочист какой-нибудь! Ваш братец был не против под сильным мужиком ноги раздвинуть, неважно, какого происхождения,-лишь бы умел кое-что! А поскольку, его ублюдок рожден, "Леворукий" знает, от кого, то и нечего перед ним кланяться!
-Кем бы ни был отец Питера,-Проговорил Клаус, выслушав рассказ экономки,-Обижать его вы, все равно, никакого права не имеете! Он сын Юстиниана, а значит, представитель семьи Приддов. И у него есть те же права, что и у меня, и у других наших родственников! А поэтому, не вздумайте больше его обижать, иначе, мне придется вас уволить и переселить отсюда в деревню!
Прогулка в окрестностях замка принесла малоприятный сюрприз, в виде полковника Августа Гирке, плававшего, как в кошмарном сне Клауса, в пруду, среди кувшинок, с пробитой головой. А с берега на все это равнодушно взирали потемневшие от дождей, снегов и ветров скульптуры найери.
-Это все он!-Всхлипнул Питер,-Это он убил дядю Августа! Он и за мной придет!
-Кто “он”?-Встревоженно спросил Клаус,-О ком ты говоришь?
-О всаднике в черном,-Дрожа, как в лихорадке, отозвался Питер,-Который ездит по здешним дорогам, подстерегая своих жертв! Он и меня заберет!
Мальчик, схватившись за горло, стал терять сознание. Он мог бы упасть в пруд, где плавало тело несчастного утопленника, если бы Клаус не успел его подхватить. Питер был совсем легонький, как ребенок, почти совсем ничего не весил, и Клаусу было несложно отнести его в замок, где он, уложив Питера в своей комнате, отправил расторопного мальчишку из прислуги за доктором.
Явившийся лекарь, невысокий, плотный человек в очках, сообщил Клаусу, что Питер давно страдает приступами удушья, когда нервничает или сильно пугается.
-Он и родился,-Поведал лекарь,-Полузадушенным пуповиной. И мог бы и не выжить. Ныне покойный господин Гирке сомневался, следует ли его выхаживать. Но граф Васспард, очнувшись, и услышав, что говорят о его ребенке, схватился за пистолет, и приказал спасать его дитя. Таким образом, бедный мальчик, все-таки, выжил.
Клаус представил себе, как еще слабый после родов Юстиниан хватается за пистолет, чтобы спасти своего малыша, и подумал, что это было настоящим подвигом.
После приступа ослабевший Питер уснул, а Клаус сидел с ним рядом, и, вглядываясь в измученное, тонкое личико, пытался угадать, кто, все-таки, был отцом мальчика, который, как выяснилось, приходился ему самому не братом, а племянником.
-Рокэ Алва? О его отношениях с Юстинианом, ходило немало слухов! Но Рокэ был ярко выраженным смуглым кэналлийцем. У Питера же светлая и нежная кожа, тонкие, похожие на больших бабочек, ресницы, изящные черты лица. Кого-то все это напоминает! Кого-то, у кого была такая же утонченная внешность! Такие же “девичьи” ресницы и очаровательный, капризно очерченный рот. Уж не виконта ли Сэ, которого считали самым красивым мальчиком в армии? Получается, что отец Питера,-Лионель? Юстиниан не устоял перед Савиньяком? Хотя, я и сам не смог устоять!
Перед Клаусом опять промелькнули воспоминания:
-Господин маршал, вы уже в седло мне помогаете сесть, как девице! И с седла снимаете, у всех на виду! Боюсь, что обо мне пойдут нелестные слухи!
-Как пойдут,-так и затихнут! Об этом мы поговорим позже, а сейчас ступайте в купальню, граф, пока вода не остыла!
Клаус, вздохнув, проходил в соседствовавшую с импровизированным кабинетом Лионеля комнату, где была приготовлена большая лохань с теплой водой, куда были добавлены немного вина, кусочки яблок и душистые цветочные лепестки, и, полностью раздевшись, погружался в воду. Вскоре появлялся Лионель, который, присев возле этой купальни, и дочитывая очередной доклад, ласкал сидевшего в теплой воде Клауса, трогая самые чувствительные места его тела.
-Я для вас,-Вздыхал Клаус,-Всего лишь игрушка, с которой всегда можно повозиться и позабавиться!
-Ты не просто игрушка,-Улыбался Ли,-Ты моя самая любимая игрушка!
Затем он уносил разомлевшего и заласканного Клауса в кровать, где еще долго целовал и ласкал, а потом овладевал им, несмотря на всю свою властность, очень осторожно, стараясь быть с ним как можно нежнее, и не причинять ему боли и неудобств.
-Неужели, Лионель, действительно, отец Питера?-Продолжая вглядываться в лицо Питера, размышлял Клаус,-Малыш, и впрямь, похож на Арно. Будь у него светлые волосы, он был бы почти копией наследника Лионеля!
Очнувшийся Питер, который держался за руку Клауса, тихонько пробормотал:
-Не оставляй меня, пожалуйста!
-Хорошо,-Взяв его за руку, и осторожно целуя тонкие пальцы, улыбнулся Клаус,-Не бойся, я тебя не оставлю!
-Извини,-Смутился Питер,-Я прекрасно понимаю, что не имею права заставлять тебя оставаться здесь из-за меня!
-Не говори глупости,-Отвечал Клаус,-Я прекрасно понимаю, как одиноко тебе здесь. И я тебя, действительно, не покину! А сейчас я прикажу, чтобы тебе приготовили поесть.
-Но я совсем,-Возразил Питер,-Не голоден!
-Ничего,-Клаус вновь взял его за руку,-Чашка супа, кусочек хлеба с сыром и стакан молока лишними для тебя не будут! Кстати, тебе никто не говорил, какой ты милый и симпатичный?
-Вообще-то, меня всегда называли,-Вздохнул Питер,-Чахлым уродцем, и нередко желали мне поскорее уйти в Закат!
-Чушь и бред!-Проворчал Клаус,-Никакой ты не уродец! Напротив,-ты самый очаровательный мальчишка!
-Правда?-Темные глаза Питера недоверчиво взглянули на Клауса,-Наверное, ты просто шутишь?
-Не шучу,-С улыбкой отвечал Клаус,-И если будешь нормально питаться,-вообще, расцветешь, и станешь еще прелестнее!
Курица, в сваренном для Питера супе, была тощей, и, явно, не первой молодости. Глядя на это довольно жалкое зрелище, Клаус подумал, что разгонит, к “Леворукому”, как минимум, половину замковой прислуги, которая вконец обнаглела и заворовалась. А Питер уплетал этот довольно постный бульон за обе щеки, поскольку, явно, был очень голоден.
-Чем ты тут,-Поинтересовался Клаус,-Вообще, питался?
-Луковым супом,-Отвечал Питер,-Сухарями с чаем и кусочками репы. Иногда фрукты таскал на кухне. А в праздники было немного жареной картошки и квашенная капуста.
Слушая его рассказ, Клаус подумал, что его собственное питание во время войны, было, как ни странно, гораздо сытнее. Во всяком случае, суп всегда был с мясом или рыбой, а кроме того, и на солдатском, и на офицерском столе, всегда были разнообразные каши, хлеб с сыром, яичница или отварная картошка с маслом и зеленым луком, овощи, грибы и вино или пиво. А маркитантки и торговцы вносили некоторое разнообразие, предлагая выпечку, фрукты, сладости и разные сорта вина. Кроме того, в деревнях можно было купить молоко, сметану, творог или домашний сыр. Даже в самые сложные времена, когда армия напоминала, скорее, сельское ополчение, особо голодать не приходилось.
Питер же, явно, не привык питаться как следует, и, к тому же, совершенно не умел командовать прислугой, и люди, служившие в замке, пользуясь этим, совершенно обнаглели, распустились, воровали, не стесняясь, и, к тому же, запугали бедняжку Питера, до такой степени, что он лишний раз попросить хоть что-нибудь поесть опасался.
Сам Питер смотрел на Клауса с ребяческим восхищением. Так дети смотрят на взрослых, способных решить все важные проблемы, и даже победить дракона. Сам же Клаус смотрел на него, размышляя о том, что было бы неплохо увезти Питера в Олларию, где тот мог бы получить приличное образование, поскольку, его гувернер Берман, человек серый и тусклый, не учил его ничему, кроме, разве что, грамматики и чтения "Эсператии". Да и вряд ли разбирался хоть в чем-нибудь, кроме соленых огурцов, о которых вчера рассуждал с большим знанием дела. Этот гувернер был, вообще, странной личностью. Он утверждал, что он надорец, однако, в его речи не было и следа надорского диалекта, и, вообще, он больше походил на дрикса, выучившего талиг, и говорившего на нем довольно схоластично, как по словарю.
Его речь напомнила Клаусу бывшего кансилльера Августа Штанцлера, с которым иногда общался отец. Только эр Август был очень шумным и самоуверенным человеком, а Берман каким-то жалким и бесцветным. Но, при этом, Питер, явно, его опасался, что Клауса очень удивило,-сам он, в детстве, изводил шалостями педагогов, которые были гораздо значительнее, чем эта унылая серость, от которой за версту несло ограниченностью и ханжеством. Похоже, что запугать Питера, рядом с которым никогда не было надежных и любящих взрослых, и который не отличался хорошим здоровьем, было несложно.
-Я увезу отсюда Питера,-Подумал Клаус, подавая мальчику кружку с молоком,-Обязательно, увезу. Здесь, среди этих серых камней, он просто пропадет!
Приехавшая в Васспард из-за убийства полковника Гирке Ирэна заявила:
-При родителях мне пришлось бы притворяться безутешной вдовицей, но тебе, Клаус, поскольку, ты человек молодой, и еще не пообтерся в свете, чтобы меня осудить, можно сказать правду,-я по Августу плакать не собираюсь! Я его не любила, да и он меня тоже. Отец выдал меня за него замуж, после того, как я стала жертвой преследовавшего нашу семью шантажиста.
-Это, случайно,-Поинтересовался Клаус,-Был не герцог Алва?
-Хотя, Рокэ Алва был тем еще мерзавцем,-Отвечала сестра,-Он бы до такого не опустился. Это был Ги Ариго, брат ныне покойной королевы Катарины. Он знал о том, что отец и его друзья хотели отравить короля. Что было, с их стороны, крайне глупо. Ги хотел заполучить меня, и начал угрожать мне, что если я не уступлю, он расскажет о заговоре сестре, и погубит всех нас. Я не могла этого допустить. Потом, когда я рассказала о случившемся отцу, я думала, что он вызовет мерзавца на поединок и убьет, или сделает хоть что-то, чтобы Ги свернул себе шею. Но, вместо этого, он выдал меня замуж! Лучше бы он определил меня в монастырь! Август же еще и распустил слухи, будто мы уже были в романтических отношениях. Чтобы никто не подумал, что я уронила свою честь с кем-то еще. Тоже мне, благородство,-придумать, что сам обесчестил женщину, которую унизил другой! Потом он несколько раз ставил меня в неловкую ситуацию в свете, рассказывая, будто бы я тайком избавляюсь от беременностей. Хотя, этого не было ни разу,-похоже, что он был бесплоден, да и не хотел никаких детей. Мало того,-он мне изменял. Причем, и "Леворукий" бы с ним, если бы с женщинами,-я была бы этому только рада. Но он "мутил" с Валентином! И началось все, когда Тино был совсем еще мальчишкой! Возможно, что это и было одной из причин того, что Тино ушел к герцогу Бруно,-подозреваю, что Август ему опротивел, а как от него избавиться, Валентин просто не знал. А потому, и просил руки Арно, и бегал за всеми этими девицами,-дочкой уродливой фрейлины Луизы Арамоны, и за падчерицей генеральши фок Вейзель. Август был назойлив, как репейник, и отвязаться от него было не так уж просто. К тому же, он был шантажистом, еще почище братца покойной королевы. При всем этом, Август еще и считал, что имеет право ревновать меня к каждому столбу. И, почему-то, он особенно ревновал меня к графу Лэкдеми. Хотя, это не имело никакого смысла,-несчастный Эмиль был из "отмеченных".
-А что, "отмеченный",-не мужчина?
-Мужчина. Но ему всегда лучше с другим мужчиной, чем с женщиной. Он может очень мило ухаживать, дарить подарки, писать романтические письма, но до постели или брака с женщинами у таких доходит крайне редко,-ну, разве что, если им очень хочется скрыть свою сущность. Юстиниан тоже был таким. Отец думал, что если воспитывать его в строгости и как обычного мальчишку, это может и не проявиться, что природу можно и обмануть, но ее, увы, не проведешь. Это не прошло, и принесло свои результаты, в виде рождения Питера.
-Значит, Питер, действительно, сын Юстиниана? А кто его отец? Рокэ Алва?
-Лионель Савиньяк. Юстиниан был с ним еще до Алвы, но не выдержал бесконечных похождений Ли, и, в конце концов, решил что с него хватит. Ли мог вытерпеть только Эмиль. Он любил Лионеля, и, по-моему, его сердце не принадлежало никому, кроме брата-близнеца. Август же безумно приревновал меня к Эмилю. Возможно, из-за букета цветов, который Миль, однажды, мне подарил. Август же никогда не дарил мне ничего. Он, вообще, был крайне скуп. Я даже не могла позволить себе купить новое платье, и перешивала старые наряды матушки и Габриэлы. Из-за подарка доброй души, Август страшно злился. А потом Эмиль пропал. Говорили, что возможно, он был убит дриксенскими лазутчиками, но, подозреваю, что, в действительности, к тому, что с ним случилось, Август руку приложил. А что ему стоит? Он и его брат Штефан убили Юстиниана, так что, для Августа в убийстве ничего особенного не было.
-Так, это они его убили?!
-Да, поскольку, опасались, что он проговорится об очередных планах военного мятежа. Этим "Людям Чести" никак спокойно не жилось! То заговор, то мятеж, то уличные беспорядки. Юстиниан же был предан своей стране. Он был честным, светлым и очень добропорядочным человеком. И, очень любя малыша Питера, ужасно огорчался, что не может, в открытую, назвать его сыном, поскольку, это могло вызвать недовольство у отца. А вот, Август и добропорядочность всегда были очень далеки друг от друга. Поэтому, у меня есть основания подозревать, не был ли он причастен к исчезновению графа Лэкдеми.
О пропаже графа Эмиля Лэкдеми, исчезнувшего по дороге в Акону, куда он отправился, чтобы навестить мать, графиню Арлетту Савиньяк, жившую там во время войны и беспорядков в Олларии, ходили разные слухи. Основным предположением было то, что его убили дриксенские лазутчики, на которых он нарвался. Хотя, гуляли слухи, что к случившемуся мог быть причастен тогдашний Регент, герцог Рудольф Ноймаринен, который хотел таким образом припугнуть чересчур, по его мнению, "зарвавшегося" Лионеля Савиньяка, а заодно,-отомстить ему, за отказ от брака со своей дочерью Урфридой. Она, что было немыслимым для родственницы королевской семьи, (Ее мать, принцесса Георгия, приходилась родной сестрой трагически погибшему во время ракановского переворота королю Фердинанду Оллару), со скандалом развелась со своим мужем, графом Бергмарк. (Хотя, поговаривали, что муж просто выгнал ее, за постоянные измены). А потом захотела прибрать к рукам Лионеля, однако, он предпочел женитьбе на ней выгодный для него брак с королем Гаунау. Похоже, Савиньяк решил, что лучше уж быть супругом немолодого короля, и, в случае, если старик Хайнрих отбудет в Закат, самому стать правителем пусть и не такой большой, как Талиг, но мощной и влиятельной страны, чем жить под каблуком стервозной бабенки и ее склочной матушки.
Клаус вспомнил себя сидящим на коленях у Лионеля, доверчиво к нему прильнув.
-Береги себя, пожалуйста,-Упрашивал он Ли,-У тебя очень много недоброжелателей!
-Если ты боишься Валентина,-Усмехнулся Ли, осторожно пересадив его на стол, избавляя от рубашки, и раскладывая, прямо на письмах, картах и докладах,-У меня есть возможность тебя от него защитить!
И кто бы мог подумать, что опасность может исходить не от Валентина, несмотря на его неприязненное отношение к связи младшего брата с Лионелем, а от какого-то серого и ничтожного Гирке?
-Если Август убил Эмиля,-Продолжала Ирэна,-И это когда-нибудь выяснится, то у нас будут очень большие неприятности. У нашей семьи, и так, была почти война с Савиньяками. Узнай Ли, по чьей вине погиб его брат,-он нас всех просто уничтожит.
-Ли не такое чудовище, как ты думаешь,-Возразил Клаус,-И он, наверняка, поймет, что мы не виноваты в том, что сделал твой сумасшедший муж, которого ты не любила, и он тебя тоже, да и всю нашу семью считал чужой, хотя, и жил за счет отца.
-Тебя Савиньяк может быть, и не тронет,-Отвечала Ирэна,-Ты же был его адьютантом и вы с ним были друг к другу очень привязаны. К тому же, граф знает, что Август очень плохо к тебе относился, а значит, ты не можешь быть его сообщником. И Питера он тоже трогать не станет, поскольку, это его сын. Но я была женой Августа, а значит, он может счесть меня виноватой. И Теофиля с Эрнестом,-сыновей Штефана.
-Тео с Эрни совсем еще дети,-Возразил Клаус,-К тому же, они живут в Бергмарк, и не могли иметь отношения к исчезновению графа Лэкдеми. Да и ты тоже. И если у Лионеля, все-таки, возникнут какие-то претензии, я постараюсь ему все это, как-нибудь, растолковать.
-Ты все такой же добрый, как в детстве,-Улыбнулась Ирэна,-И Питеру с тобой, как я вижу, гораздо уютнее! Кстати, он ведь такой же "отмеченный", как Юстиниан. И скоро он подрастет. Даже не знаю, как тогда выдать его замуж. Он худой, некрасивый, совершенно необразованный, и, к тому же, у него нет приданого,-мы же теперь не так богаты и влиятельны, как раньше.
-А если,-Проговорил Клаус,-Мне на нем жениться? Ведь, если он сын Юстиниана, то он приходится мне не братом, а племянником. А на племянниках и племянницах жениться не запрещено!
-Хочешь, таким образом,-Спросила Ирэна,-Забыть о своей связи с Савиньяком?
-Просто, хочу,-Отвечал Клаус,-Увезти Питера отсюда, заботиться о нем, дать ему приличное образование и сделать его счастливым!
-А не ты ли,-Вдруг предположила Ирэна,-И утопил Августа? До меня доходили слухи, будто он поглядывает на Питера, как когда-то приглядывался к Валентину, перед тем, как его совратить. Может быть, ты заметил, что он проявляет к Питеру больше внимания, чем дозволено, и рассердился или приревновал?
-Если бы я хотел убить Гирке,-Сердито фыркнул Клаус,-Я не стал бы разыгрывать такой пошлый спектакль, с прудом и кувшинками! Я просто вызвал бы его на поединок,-благо, стрелять и фехтовать Лионель меня научил неплохо.
Через несколько дней после того, как полковника Гирке увезли в Альт-Вельдер, Клаус увидел, в окно отцовского кабинета, где он изучал документы, связанные с замковым хозяйством, в которых было немало несуразицы, наводившей на очень серьезные подозрения о откровенном мошенничестве, со стороны прислуги и экономки, тоненькую девушку, которая брела к тому же самому пруду, в котором утонул Август Гирке. В этот раз, на ней было длинное зеленое платье со шлейфом.
Сорвавшись с места, Клаус бросился к окну, и, перескочив с подоконника на крепкие ветви росшей перед ним старой сосны,-лазать по деревьям он умел с детства, а на войне этот навык только усовершенствовался, спустился в сад, и, домчавшись до пруда, едва успел схватить бедняжку, почти на краю шатких мостков, с которых, явно, и столкнули несчастного полковника Гирке.
Неудавшейся утопленницей, естественно, оказался Питер, на котором опять было платье из гардероба Габриэлы.
Прижав Питера к себе, Клаус ощутил легкий запах понсоньи, который не спутал бы ни с чем, поскольку, в лазаретах настойку этого растения нередко использовали, как обезбаливающее или снотворное. Питер был, явно, одурманен, и не понимал, что делает. В таком состоянии, он, действительно, мог, сам того не заметив, упасть в пруд и утонуть.
Клаус принес Питера к себе в комнату, и, вновь, как тогда, когда Питер пришел к нему со свечой, стащил с него платье, и, переодев в свою рубашку, уложил в кровать. Питер не противился,-во сне он был полностью беспомощен.
Глядя на него, Клаус опять вспомнил свои отношения с Лионелем, который обожал ласкать его, когда он был сонным, и овладевая им очень осторожно, чтобы не напугать и не причинить боль. Потом Клаус просыпался совершенно обнаженный, прильнув к своему возлюбленному маршалу. Если он, смутившись, пытался выскользнуть из постели, Лионель, проснувшись и обняв его покрепче, ворчал:
-Граф Васспард, как некрасиво, едва открыв глаза, от меня убегать!
-А если мне не нравится,-Иронически отзывался Клаус,-Что вы проделываете со мной все, что вам вздумается?
-Если уж вы стали моим,-Отвечал Ли, повернув его на живот и легонько проводя пальцами по его спине,-То придется вам к этому привыкнуть. Тем более, что вряд ли вам это так уж неприятно!
Если утром к нему кто-то заглядывал, он просто укрывал Клауса одеялом, чтобы посторонние не видели юного адьютанта командующего раздетым. Сначала Клаус от этого ужасно смущался, а потом привык, и, прячась под одеялом, слышал все разговоры Ли, с теми, кто к командующему приходил. А потом Ли, когда визитеры удалялись, Ли, присев рядом с Клаусом, обсуждал с ним свои планы, и, взяв перо, легонько вычерчивал или записывал что-то на его спине. Это было очень приятно, и Клаус расслаблялся, тихонько беседуя с Ли, позволяя ему еще и что-то рисовать на своих ягодицах, покалывая их перышком. Потом Клаус рассматривал написанное в зеркало, а Лионель смеялся, называя его "живым письмом". Однажды он, действительно, отправил Клауса, в качестве такого письма, к графу Ариго, и это случайно увидел Валентин. А Клаус принялся нарочито беззаботно рассказывать генералу о том, какой чудесный командующий Лионель, чтобы преодолеть смущение, и позлить Валентина.
-Клаус,-Тихонько пробормотал Питер во сне,-Беги отсюда, пожалуйста!
-Глупости,-Тихонько отвечал Клаус,-Никуда я не побегу!
Питер же вдруг сел на постели, глядя перед собой невидящими глазами. Пришлось Клаусу осторожно уложить его обратно. А уложив племянника на подушки, Клаус прильнул к его рту поцелуем. Питер не сопротивлялся, а рот его был очень нежным и горячим,-похоже, что он простыл.
После поцелуя, Клаус заметил, что Питер смотрит на него уже вполне осмысленно.
-Извини,-Клаус ужасно смутился,-Пожалуйста!
-Ничего,-Питер тоже очень смутился. Для него такое было, явно, впервые,- Жалко только, что ты скоро уедешь. Ирэна говорит, что ты любишь графа Савиньяка, и скоро он опять пригласит тебя к себе на службу.
-Граф Савиньяк,-Отвечал Клаус,-Вышел замуж за короля Гаунау. Они обвенчались, стали законными супругами, и бывший..близкий приятель ему теперь вряд ли нужен.
-Было бы лучше,-Вздохнул Питер,-Если бы он не позволил тебе тут оставаться, потому, что так для тебя было бы безопаснее.
-Я и сам не собираюсь,-Проговорил Клаус,-Здесь оставаться. И тебя я отсюда увезу!
-Они меня не отпустят,-Всхлипнул Питер,-Серые камни. Они и Черный Всадник дядю Августа утопили!
-Графа Гирке,-Отвечал Клаус,-Кто-то столкнул в пруд. Причем, не камень и не призрак, а обычный человек. Если, конечно, он не упал в пруд в пьяном виде. Все это кажется мне крайне подозрительным, и я не собираюсь оставлять тебя здесь. Так что, мы уедем в Олларию, где есть дом, где жила наша семья до войны. Найму тебе хороших учителей, будешь обучаться всему, что необходимо молодому дворянину!
-Но зачем? Разве ты не слышал, что меня считают бастардом? Меня даже прислуга презирает!
-Я слышал, что ты сын Юстиниана. И помню, как он нянчился с тобой, когда ты был совсем маленьким. А поскольку, ты его сын, то никакой ты не бастард. Ты мой племянник, и теперь вполне законно являешься графом Васспардом. Кстати, давно хотел спросить,-зачем ты наряжаешься в платья Габриэлы, малыш?
-Я не наряжаюсь. И сам не знаю, как они на мне оказываются. Но уже давно понял, что это всегда связано с какими-то несчастьями. Когда на мне впервые оказалось ее платье,-оно было из розового шелка,-погиб дядя Альбрехт, кузен дяди Августа. Его столкнули с лестницы, когда он здесь гостил. А теперь приехал ты,-и опять эти платья! Уезжай отсюда, пожалуйста! Прошу тебя, уезжай, а обо мне забудь,-я приношу только несчастья!
-Мы уедем отсюда вдвоем,-Клаус бережно прижал к себе Питера,-И уже очень скоро! Успокойся! Ну, успокойся, пожалуйста! Тебе надо полежать и отдохнуть! Ложись, малыш! А я побуду с тобой рядом! Теперь ты, вообще, будешь жить здесь, в моей комнате. Тогда на тебя уже никто дурацкие платья не нацепит. И мне будет спокойнее, что ты рядом. А сейчас я, чтобы ты успокоился, поглажу твой животик!
Так Лионель, когда-то, успокаивал самого Клауса, если тот из-за чего-то нервничал,-укладывал его, и, сидя рядом, поглаживал рукой его живот. Клаус, действительно, успокаивался, а потом тихонько засыпал.
Когда Клаус поднял рубашку Питера, чтобы открыть его животик, тот смущенно пробормотал:
-Не надо!
-Не бойся, малыш,-Отвечал Клаус,-Все хорошо, и ничего страшного в этом нет! Вот, увидишь!
Животик у Питера был очень плоский, даже впалый, с совсем крохотным пупком и очень нежной кожей. Клаус смутился. Его руки казались, в сравнении с этой нежностью, такими неловкими и корявыми.
-Тебе,-Спросил он Питера,-Не больно?
-Мне хорошо,-Питер опять смущенно опустил ресницы,-Очень хорошо!
Клаус легонько поглаживал животик племянника ладонями, нажимал пальцами, оставляя розоватые пятнышки, осторожно прижимал всей ладонью, оглаживал, кругами, вокруг пупка. Усадив Питера на подушки, слегка его животик потискал, а потом опять ласково гладил. Питер относился ко всему этому очень терпеливо, а иногда, если было щекотно, застенчиво хихикал.
-Когда-нибудь,-Заметил Клаус,-Пощекочу тебя! Причем, всего,-животик, подмышки, бока, под коленками! А сейчас постарайся уснуть!
Питер, и так, был почти сонным. И вскоре крепко уснул, раскинувшись на подушках. А Клаус, очень осторожно, чтобы его не разбудить, приподнял рубашку на нем повыше, любуясь хрупким, как дриксенская фарфоровая куколка, телом, беззащитными маленькими сосками розоватого цвета, похожими на едва завязавшиеся цветочные бутоны, тоненькой, как у девочки, талией. Питер был очень изящен, очарователен, его хотелось целовать и носить на руках.
-Я, действительно, женюсь на нем,-Подумал Клаус, любуясь очаровательным племянником,-В конце концов, Лионель уже в прошлом. Вряд ли он разведется с Хайнрихом,-он, для этого, слишком честолюбив, и, наверняка, задумывается о возможности, когда его старикан загнется, получить корону. Ли создан для того, чтобы править, командовать и даже царствовать. А Питер создан для того, чтобы им любоваться и оберегать его от любых невзгод. Питер будет со мной. Увезу его в столицу, дам ему приличное образование. Он перестанет бояться и шарахаться от каждой тени, и мы с ним будем счастливы.
Приближался праздник Осеннего Излома. В Придде изрядно похолодало. Крестьяне в деревне спешно убирали оставшуюся на грядах капусту, а дымы, встававшие столбом над трубами их домов по вечерам, обещали будущие морозы.
Однажды, проснувшись поутру, Клаус увидел, что землю укрыло первым снегом. Питер этому тоже очень обрадовался.
-Будет скользко,-Проговорил мальчик, устраиваясь в "гнездышке" из подушек, которое он себе соорудил, поудобнее,-Теперь он будет выезжать реже!
-Кто?-Поинтересовался Питер,-И куда выезжать?
-Черный Всадник,-Отвечал Питер,-Он ездит по дорогам. А иногда и здесь появляется. Это он утопил дядю Августа в пруду, он убил Франца, сына церковного старосты, он нападает на крестьян, когда они возвращаются с базара домой! А если он даже не нападет, а назовет встречному чье-то имя, то названный скоро погибнет!
-Он, что,-Переспросил Клаус,-Разбойник?
-Он каданский наемник, служивший у дриксов,-Пояснил Питер,-Однажды его поймали на мародерстве и отрубили ему голову. С тех пор, он ездит по дорогам, ищет своего убийцу, а заодно, нападает на других. Его конь может пройти даже по болотам. А за ним следуют две борзые собаки, со зловещими красными глазами. Он может явиться человеку даже во сне, и задушить спящего. Поэтому, все местные жители держат на окнах и дверях чеснок, стрелолист и рябину. А некоторые считают, что в этом наемнике воплотился сам "Леворукий",-Питер осенился эсператистским знаком,-Не к ночи будь он помянут, с нами Сила Создателя!
Клаус вздохнул. Мало того, что Питер плохо питался, был совсем худеньким, тревожно спал и часто плакал,-его еще и запугали жуткими местными сказками! Похоже, что кто-то из людей, служивших в замке, начитался бездарных дидериховских стихов, а потом пересказал их в деревне, запугав несчастных местных жителей, а заодно,-и бедняжку Питера!
Навещавший, действительно, простывшего Питера, доктор, которому Клаус рассказал о страхах Питера, со вздохом проговорил:
-Господин герцог, этот всадник кто угодно, но не призрак! ”Выходцы“ не оставляют никаких следов, кроме запаха тлена. А этот оставляет вполне реальные следы. Во всяком случае,-его лошадь. А я видел ее следы, и, поскольку, в лошадях немного разбираюсь,-мой брат коннозаводчик,-могу сказать, что это крупный гаунаусский драгант. Сейчас это очень редкая порода. Когда-то их разводили многие, поскольку, это очень сильная и выносливая лошадь. Она могла легко поднять рыцаря в латах. Но времена наездников, закованных в броню, давно прошла, и эти лошади почти исчезли. Даже в Гаунау их уже мало, кто использует. У них очень оригинальная манера передвижения,-размашистыми прыжками. Поэтому, они могут легко преодолеть лесные завалы, топи или зыбучие пески.
-Значит, вы думаете,-Спросил Клаус,-Что всадник реален?
-Во всяком случае, конь его,-Отвечал доктор,-Вполне реален. И сам всадник, как говорили те, кому посчастливилось увидеть его и благополучно уйти, отбрасывает тень. Если верить преданиям о "выходцах", тени они не отбрасывают.
О Питере доктор сообщил:
-Вся проблема бедняжки в том, что он "отмеченный". И, хотя и потихоньку, растет. А оттуда и беспокойство, нарушения сна, плохой аппетит. И выход тут один,-выдать его замуж или найти ему хорошего друга. Отношения с любящим человеком могут его излечить. Иначе, он может просто зачахнуть. Прошу прощения, господин герцог, но вам придется об этом подумать!
-Что тебе наговорил доктор?-Спросил Питер, после того, как доктор ушел, а Клаус вернулся к себе,-Что я чахоточный?
-Ты не чахоточный,-Улыбнулся Клаус,-Но чтобы выздороветь, тебе надо в кого-нибудь влюбиться!
-Я влюбился бы в тебя,-Вздохнул Питер,-Но боюсь, что тебе это не понравится. Я совсем тебя недостоин!
-Глупости,-Отвечал Клаус,-Ты вполне достоин. Ты вполне законный сын Юстиниана. Законный, потому, что он не избавился от тебя, когда забеременел. Он хотел твоего рождения. Он тебя очень любил, и с удовольствием с тобой нянчился. Так что, ты вовсе не бастард! Я признаю тебя своим племянником,-Клаус, погладив Питера по голове, притянул его к себе,-Мой хороший! С этого дня, никто не смеет назвать тебя незаконнорожденным!
Взяв лист бумаги, Клаус написал распоряжение о том, что он, герцог Клаус-Максимилиан Придд официально заявляет о том, что признает своего племянника, Питера-Иммануила, законным графом Васспардом, владельцем замка и его окрестностей, а так же,-земель Северной Придды.
-Теперь никто не посмеет тебя обидеть,-Проговорил Клаус, подписав документ и скрепив его фамильной печатью,-Под страхом наказания!
-Но какой из меня граф,-Вздохнул Питер,-Если я "отмеченный"?
-Не вижу в этом,-Отвечал Клаус,-Ничего страшного! Кстати, а где у тебя эта "метка"?
-На спине,-Вздохнул Питер,-Хорошо, что не где-нибудь, на лице. Иначе, на меня все пальцем бы показывали!
-А можно,-Спросил Клаус,-На нее взглянуть?
Питер, все так же мило розовея лицом от смущения, как и прежде, поднял рубашку, и Клаус увидел алое треугольное пятнышко, чуть ниже правой лопатки.
-И из-за этого-то,-Фыркнул Клаус,-Весь сыр-бор? Не вижу ничего ужасного! Кстати, покажи мне свою спинку, как следует!
Он опять вспомнил, как лежал перед Лионелем, а тот капал на его спину горячим воском со свечи, выводя причудливые узоры. Теплые капли падали на спину, и это было очень приятно.
-И опять Ли,-Клаус сердито встряхнул головой,-Конечно, вспоминать все это очень мило, но, вообще-то, если уж я хочу установить отношения с Питером, для меня лучше как-то, потихоньку, об этом забыть!
Питер очень нравился Клаусу. Хотя, мальчик вырос одиноким и заброшенным, он не нахватался никаких скверных привычек, или грубости от прислуги, и был прелестным маленьким тихоней, очень доверчивым и ласковым. Он покорно лежал на животе, а Клаус оглаживал его хрупкую спину, или, склоняясь, покусывал, полизывал, проводил дорожки поцелуев. А потом, взяв перо, вывел, в маленькой ложбинке, пониже поясницы, свое имя.
-Что ты,-Тихонько спросил Питер,-Там пишешь?
-Свое имя,-Отозвался Клаус,-И это значит, что ты будешь моим супругом.
-Супругом?-Удивленно переспросил Питер,-Зачем?
-Я хочу, чтобы ты не был одинок,-Пояснил Клаус,-И чтобы ты был счастлив!
Перед праздником, Клаус взял Питера на ярмарку. Они долго бродили среди торговых рядов, а Клаус обнимал Питера за плечи, и покупал ему сладости. Сам Питер купил ему два расшитых бисером платка из алатского шелка.
-Извини,-Смущенно проговорил Питер,-На большее у меня нет денег!
-Ничего,-Отвечал Клаус,-Я все понимаю! Кстати, когда твои, получается, дедушка с бабушкой, Вальтер и Ангелика, решили пожениться, Ангелика тоже подарила жениху два платка, и они даже стали их первыми венчальными браслетами, когда они поженились!
-Удивительно,-Заметил Клаус,-Представить себе деда таким романтичным. Я помню его очень замкнутым, с поджатыми губами, очень неразговорчивым и жестким.
-Наверное,-Отвечал Клаус,-Он не всегда таким был. Во всяком случае, в молодости, он, если верить дневникам Юстиниана, который многое слышал о прошлом родителей, был вполне себе нормальным, даже веселым. Видимо, на него очень сильно подействовало то, что он стал главой Дома. Боюсь, как бы мне самому, когда-нибудь, таким не стать!
-Ты не станешь,-Питер улыбнулся, и его улыбка была похожа на первый весенний цветок, робко появляющийся на проталине,-Ты совсем не такой!
Клаус, тоже улыбнувшись, поцеловал его в щеку. Которая была прохладной и очень нежной. А потом Клаус, осторожно, но настойчиво, завладел ртом Питера. Который доверчиво прильнул к нему, тоненьким, гибким, как ветка, телом. И подумал, что ему очень хотелось бы постоянно это очаровательное тело трогать и обнимать, узнать его полностью, приучить Питера не бояться своих прикосновений, взглядов и поцелуев.
А сам Питер смущенно спросил:
-Тебе, наверное, со мною неприятно и скучно? Ты ведь привык к другим людям,-веселым, красивым и храбрым! А я просто страшненький, скучный и глупый!
-Ерунда!-Возразил Клаус,-Ты очень умненький и красивый! И вовсе с тобой не скучно! И, вообще, я прошу твоей руки! Браки с племянниками вполне разрешены! И, к тому же, если ты будешь со мной, то никто тебя не обидит!
-Ты просишь моей руки?-Удивленно переспросил Питер,-Но зачем? Ты ведь совсем меня не любишь! И, к тому же, я некрасивый, необразованный. А Ирэна считает, что у меня и с головой не все в порядке!
-У самой нее,-Фыркнул Клаус,-С головой не в порядке! А что касается любви.. Когда-то я был влюблен, но моя любовь, к сожалению, оказалась призрачной. К тебе же я с детства был очень привязан. Да и ты всегда относился ко мне дружески. Так что, мы вполне можем быть счастливы. Впрочем, если наш брак не удастся, потому, что ты полюбишь кого-то другого, я отпущу тебя, без возражений. Просто, сейчас, я хочу тебе помочь. Хочу, чтобы ты попал в столицу, получил приличествующее твоему титулу графа Васспарда образование, и чтобы ты был спокоен и счастлив! Поэтому, я и прошу тебя стать моим супругом!
Питер задумался, став немного похожим на Валентина, а потом проговорил:
-Я согласен. Только, пожалуйста, увези меня отсюда, от этих серых камней!
-Увезу,-Клаус вновь, бережно и ласково его поцеловал,-Обязательно, увезу! И ты увидишь большой и красивый город, ты будешь учиться, и все у нас будет хорошо!
Старинный абвениатский праздник Осеннего Излома эсператистская церковь приспособила под День Святого Алана, считавшийся большим праздником, когда следует обязательно посещать церковные службы. И, хотя, Клаус Придд особенно набожным не был, посещать церковь входило теперь в его обязанности,-он ведь являлся герцогом Приддом и главой Дома Волн. Это было для него еще непривычно. Куда проще было служить у Лионеля, где у него была всего одна обязанность,-быть верным своему монсеньору. И Клаус был ему верен, пока их не разлучил этот кошкин Хайнрих.
-Старый медведь!-Сердито подумал Клаус,-И что только Ли в нем нашел? Ну, кроме короны, естественно! Впрочем, оно и к лучшему! Потому, что есть Питер! Мой маленький, чудесный Питер! И я хочу сделать его счастливым!
В церковь он пришел под руку с племянником. И Питер крепко за него держался, как будто, боялся упасть. А когда они входили в церковь, он тихонько шепнул:
-Здесь, рядом, Юстиниан похоронен. Не в склепе, где все остальные наши родственники, а тут, на кладбище, возле церкви!
Клаус был этим весьма удивлен. Он был уверен, что старший брат покоится вместе со всеми предками, в фамильном склепе Приддов. А его, оказывается, похоронили на сельском церковном кладбище, со слугами и крестьянами!
А Питер заметил:
-И хорошо, что он здесь. В склепе ему было бы слишком страшно! Он любил свежий воздух, солнце и ветер!
Клаус удивленно посмотрел на Питера. Похоже, что тот до сих пор воспринимал Юстиниана, как живого. Впрочем, это было совсем неудивительно,-ведь, Юстиниан любил Питера больше всех, и тот, когда был совсем маленьким, тоже питал к Юстиниану самую нежную привязанность.
А при выходе из церкви, в Клауса кто-то стрелял. К счастью, стрелявший оказался бездарностью, и потому, арбалетная стрела лишь задела место между плечом и шеей. Но место это было очень чувствительным, и, к тому же, начало сильно кровить. Что жутко испугало Питера.
-Нет, нет!!!-Отчаянно рыдал он,-Нет!!! Не покидай меня, пожалуйста!!!
-Ну, что ты плачешь, глупышка?-Клаус здоровой рукой погладил его по щеке,-Рана пустяковая! Через пару дней все заживет, и я вновь буду носить тебя на руках! Все будет в порядке, малыш! Мой чудесный Питти! Ты же мой, правда?
-Правда!-Всхлипнул Питер,-Я твой! Я люблю тебя! И очень боюсь тебя потерять!
После того, как Питер с Клаусом вернулись в замок, и срочно приглашенный Питером лекарь обработал и как следует перевязал рану Клауса, подтвердив, что опасности нет, нервы и сухожилия не задеты, а стрела, к счастью, не была отравлена,-к молодому герцогу Придду явился комендант местной Стражи, следившей за порядком, капитан Реми Варден, который был братом Юлиуса Вардена, служившего у Лионеля, и погибшего в сражении на Мельниковом Лугу, унесшем немало жизней талигских, да и дриксенских тоже, солдат и офицеров.
-“Выходец” он там или нет,-Громко заявил Варден, еще с порога,-А будет продолжать бесчинствовать,-я ему шею сверну!
-О ком вы, капитан?-Поинтересовался Клаус,-Кто тут бесчинствует?
-Всадник этот, Ваше Сиятельство!-Пояснил Варден,-Чтоб ему пусто было!
-Всадник?-Переспросил Клаус,-Я думал, что это всего лишь местное предание и страхи Питера!
-Выдумки,-Отвечал Варден,-Следов не оставляют! А он оставляет следы! Причем, конь у него подкован, следы четкие, а значит, подковы не старые. Скорее, почти новые. Значит, возможно, он подковывал коня у кого-то из местных. И, кстати, конь у него заметный,-гаунаусский драгант. Он ходит такими собачьими прыжками, а значит, может передвигаться по болотам. И постоянно тут пакостит,-то пастуха в топь загонит, то на крестьянку, шедшую из леса или из соседнего поселка, нападет, то чье-то поле истопчет, то пожар устроит. И прячется он где-то тут, рядом с замком! Что может быть, для вас, Ваше Сиятельство, небезопасным! В особенности,-если он отыскал какой-то потайной ход в замок! Может быть, Ваше Сиятельство, вы позволите мне мои предположения проверить, осмотреть подходы к замку, и познакомиться с планами замка,-наверняка, у вас в библиотеке таковые имеются?
-Конечно, капитан,-Согласился Клаус,-Только, пожалуйста, будьте аккуратнее, чтобы не напугать юного графа Васспарда,-он очень впечатлителен и его многое пугает!
-Граф Васспард,-Улыбнулся Варден,-Очень хороший мальчишка! Когда погиб мой брат, он приходил к нам, утешал моих племянников, даже игрушки им принес. Добрейшая душа! Только хворает часто. Ему тут одиноко, заботы и внимания не хватает!
-Внимания ему, действительно,-Кивнул Клаус,-Не хватает. Поэтому, я хочу забрать его отсюда, чтобы он совсем не зачах, в этих унылых стенах.
После визита Вардена, в комнату Клауса проскользнул Питер.
-Как ты себя,-Встревоженно спросил он,-Чувствуешь?
-Вполне нормально,-Улыбнулся Клаус,-Кровь уже не идет, боль притихла. Иди сюда, малыш!
Питер, подойдя, робко присел на краешек кровати.
-Что-то, ты дрожишь,-Заметил Клаус,-Как в лихорадке!
-Это я от страха за тебя,-Отвечал Питер,-Я, правда, очень боялся, что тебя потеряю!
-Потерять меня,-Улыбнулся Клаус,-Не так уж легко,-я не иголка в стоге сена! Что-то, ручки у тебя совсем озябшие. Снимай камзол и ныряй сюда, греться!
-А я тебе не помешаю?
-С тобой мне будет уютнее. Я уже привык, что ты ночуешь рядом со мной!
-Господин Берман, мой гувернер,-Заметил Питер,-Мне за это выговорил. Он заметил, что мы, по утрам, выходим из комнаты вместе. И сказал, что о нас могут пойти дурные слухи!
-Вот, старый ханжа,-Проворчал Клаус,-А вообще, мы с тобой,-будущие супруги! И я собираюсь официально заявить о нашей с тобой помолвке!
-Ты, правда, хочешь на мне жениться?
-Конечно, правда!
-Но, ведь, женятся для того, чтобы обзавестись детьми. А я вряд ли смогу их тебе подарить. Я, для этого, не слишком здоров!
-Ты поправишься,-Клаус ласково поцеловал неловко забравшегося в кровать Питера в щеку,-Все у нас будет хорошо! К тому же, сначала мы займемся твоим образованием.. А дети.. Это уж, как-нибудь, постепенно, само приложится. Конечно, если ты пожелаешь!
-Пожелаю, наверное,-Мило улыбнулся Питер,-Я же люблю тебя. Когда тебя ранили, я понял, как я за тебя боюсь, и как ты мне дорог. Я люблю тебя. Хотя, может быть, ты меня совсем не любишь.
-Я люблю тебя, Питти. И с каждым днем,-все больше. Я уже так к тебе привязался, что без тебя просто не смогу.
-А как же граф Савиньяк?
-Ты думаешь, он, из-за меня, откажется от возможности когда-нибудь сделаться королем? Кстати, думаю, что он был со мной, потому, что я напоминал ему Юстиниана, с которым его, когда-то, связывали очень близкие отношения.
-У них была связь?
-Была, и Лионель твой отец, Питти.
-Мой отец?!
Да. Мне рассказала об этом экономка, а потом я прочел пару писем Юстиниана. Конечно, там не все сохранилось, а одно письмо было наполовину обгоревшим,-его, явно, пытались сжечь. Оно было написано графом Лэкдеми, твоим дядей. Он знал о том, что ты сын Юстиниана и Ли, и осведомлялся у кого-то, здоров ли ты, и как ты живешь. Так что, у Лионеля двое сыновей,-ты и Арно. И, поскольку, Арно замужем за Рупертом фок Фельсенбургом, ты родственник дриксенского кесаря, а если Лионель когда-нибудь станет королем Гаунау, ты будешь еще и принцем!
-Вряд ли он меня, когда-нибудь, признает. Да и Арно, скорее всего, не желает обо мне знать!
-Вообще-то, Арно добрейший мальчишка. Впрочем, для меня главное не они, а мы с тобой. И мы скоро поженимся.
-А венчаться мне придется в платье? Я читал, что когда-то, в старину, “отмеченных” венчали так же, как девушек,-в белых или розовых платьях, и в длинной фате.
-Венчать юношу в платье как-то слишком вычурно. Я распоряжусь, чтобы тебе сшили нарядный белый камзол, а фату заменит шляпа с легкой вуалью. Кстати, да ты уже спишь совсем!
-Извини. Конечно, я не подумал, что тебе может понадобиться моя помощь!
-Спи, мой цветок, не бойся! Я уже говорил, что со мною все будет в порядке!
Питер, немного повертевшись, уснул. А Клаус, очень легко, чтобы ему не мешать, ласкал и поглаживал его. Потом сонный покой и тепло Питера передались и ему, и он тоже потихоньку уснул, прижав Питера к себе.
На следующий день Клаус заглянул к гувернеру Питера, чтобы поговорить с ним о том, что тот, похоже, слишком жесток к Питеру.
Берман сидел в своей комнате и завтракал, читая какую-то рукопись, которая уже изрядно пожелтела. А войдя, Клаус заметил, что у того, возле стола, стоит большая миска, из которой тот, явно, кормил каких-то домашних животных, однако, в комнате их видно не было.
-Доброе утро, господин Берман,-Вежливо поздоровался Клаус,-Извините, что до этого никак не находил время, чтобы с вами познакомиться!
-Я очень польщен тем, что вы ко мне заглянули, господин герцог,-Отозвался серый, невзрачный человечек,-Что вы решили проявить ко мне внимание.
-Я хотел бы поговорить с вами о Питере,-Проговорил Клаус, присаживаясь в довольно потрепанное кресло напротив гувернера,-Мне кажется, что вы с ним слишком строги.
-Он жаловался на меня?-Берман вскинул тусклые, какого-то серо-желтого цвета глаза,-Впрочем, не удивляюсь! С тех пор, как вы прибыли в замок, он совершенно отбился от рук, и не хочет заниматься. Он, вообще, от природы, довольно ленив и отстает в развитии.
-Я не сказал бы, что он умственно отсталый,-Заметил Клаус,-Напротив, он очень умненький мальчик. Только запуган и робок. Поэтому, мне хотелось бы, чтобы с ним обращались, как подобает.
-Похоже, что мальчишка, действительно, на меня нажаловался. А вообще, зря вы с ним так носитесь. Он ведь сынок падшего графа Юстиниана. И, к тому же, говорят, что когда граф Юстиниан учился в "Лаик", то увидел там призраки изгнанных танкредианских монахов, и, вместо того, чтобы спрятаться, решил на них взглянуть, и шагнул навстречу их шествию, за что был проклят. Живым нельзя общаться с мертвыми. Потому, он сам, в конце концов, и стал "выходцем". Говорили, что его брат Валентин его упокоил, но некоторые полагают, что он не решился этого сделать, поскольку, любил Юстиниана, и не мог причинить ему вред, даже в посмертии. И тот, до сих пор, здесь бродит. Вы слышали, что иногда в коридоре, между бывшей комнатой Валентина, где вы устроились, и покоями вашего племянника, иногда кто-то стонет?
-Я слышал какие-то непонятные звуки. Но мало ли, какова может быть их природа? Бывает, что подобное происходит от ветра. А бывает, что в стене замуровывают пустые кувшины или бутылки. Или там осыпается кладка и образуются пустоты. Так что, я не особо верю в призраки. А если даже предположить, что Юстиниан здесь, он вряд ли причинит кому-нибудь вред. Поскольку, он, при жизни, был человеком очень добрым. Если он находится здесь, то, может быть, для того, чтобы защищать своего ребенка,-ведь, Питер его дитя. И дитя любимое.
-"Выходец", в посмертии, может очень сильно измениться. Поэтому-то, их не пускают в дома, а некоторые даже по имени предпочитают не называть. Кстати, я начал опасаться обедать за одним столом с вашим..э-э.. племянником. Если он общается с призраками, и на нем лежит проклятие, то это может быть небезопасным. И вам, господин герцог, тоже не мешало бы об этом подумать.
-Вот еще!-Фыркнул Клаус,-Стану я бояться общения со своим родным племянником! Тем более, что я люблю его, и скоро мы с ним поженимся! Я очень хочу, чтобы Питер был счастлив, забыл о своих страхах, и жил, как все нормальные молодые люди.
-Это очень рискованный шаг,-Заметил Берман,-С вашей стороны. Тем более, что виконт.. То есть, теперь, граф Васспард, явно, не особенно здоров, и с его рассудком тоже не все в порядке.
-По-моему, с его рассудком,-Возразил Клаус,-Как раз, все вполне в порядке. Да, он робкий, пугливый, он верит во все эти местные сказки. Но он же вырос в таком не слишком радостном месте. Причем, практически, в полнейшем одиночестве, ведь, с ним почти никто не общался.
-Общаться здесь, действительно, почти не с кем,-Согласился Берман,-Люди здесь очень приземленные. О чем они говорят? В основном, об огородах, о вине, о псарнях, об охоте, о своих родственниках. Беседовать с ними мне незаметному, но трудолюбивому служителю поэзии, скромному рыцарю духа, крайне скучно. Разве они хоть что-нибудь поймут?
Его высокопарные выражения напомнили Клаусу Жиля Понси. Ну, разве что, упоминаний о пнях не хватало!
-Рыцарь духа,-Иронически подумал молодой человек,-В драных штанах! Лучше бы ты об образовании своего воспитанника думал, а не воспарял возвышенными мечтами, кошки знают, куда!
Гуляя с Питером в саду, и наблюдая за ним, Клаус улыбался. Его радовало, что Питер, из несчастного, перепуганного существа, все больше превращается в нормального мальчишку, и даже начинает смеяться.
Смех Питера звучал, как звон маленького хрустального колокольчика. И Клаусу было очень приятно его слушать. Он ловил себя на том, что ему, действительно, чудесно с Питером, нравится держать его маленькую руку в своей руке, слушать, как он о чем-то рассказывает, обнимать его, прикасаться к нему. И ощущать, как сам Питер льнет к нему. А мальчику, явно, нравилось быть рядом с ним, ластиться и прижиматься к нему. Питер был так одинок, а ему, явно, хотелось участия, внимания и ласки!
Внезапно оглянувшись, Питер тихонько проговорил:
-Посмотри!
-Куда?-Спросил Клаус, не понимая, о чем говорит племянник,-Что там?
-Собака,-Отвечал Питер,-Вон, там!
Действительно, вдоль садовой ограды, бежала угольного цвета борзая собака.
-Ну, да, собака,-Проговорил Клаус,-И что тут такого?
-У Черного Всадника такие же собаки,-Отвечал Питер,-И у них красные глаза!
-Возможно, что это вовсе не его собака,-Отвечал Клаус, обняв Питера,-И глаза у нее вовсе не красные. Мало ли, у кого такие собаки? Кстати, а у нас, в замке, собаки имеются?
-Имеются,-Кивнул Питер,-Но они все светлые, с рыжими пятнами. Когда-то Юстиниан привез двух щенков, а потом они выросли и принесли потомство. Они живут в доме, и я иногда их подкармливаю!
-Ты сам-то,-Вздохнул Клаус,-Толком ничего не ешь! Да еще и собак подкармливаешь! Ты просто копия Юстиниана!
-Я, правда, на него похож?
-Правда. Ты такой же очаровательный и очень добрый!
Клаус притянул Питера к себе, и мальчишка послушно к нему прильнул, глядя на него уже не испуганными, а веселыми и доверчивыми глазами, и положил тонкую руку на его плечо. А потом ужасно смутился.
-Ой! Извини! Совсем забыл, что у тебя плечо болит!
-Ничего уже не болит,-Улыбнулся Клаус,-Все хорошо! Так что, не беспокойся, пожалуйста!
А потом к Клаусу пришел Реми Варден, который сообщил:
-Я выследил, где этот так называемый "всадник" прячет своих лошадей. Хотите взглянуть?
-Да, не откажусь,-Кивнул Питер,-Давно хочу узнать, кто это такой. Вы этого, случайно, не знаете?
-Точно пока нет,-Отвечал Реми,-Но есть некоторые подозрения. Во всяком случае, я отыскал оружейника, который делал арбалет, из которого в вас стреляли. И собираюсь с ним побеседовать.
-Даже не знаю,-Вздохнул Клаус,-Кому здесь, вообще, было нужно на меня покушаться. Ну, разве что, я привез за собой какого-нибудь дриксенского агента. Хотя, с Дриксен у нас давно мирный договор. Кесарь Руперт, вроде бы, настроен к нам вполне миролюбиво. Даже взял в супруги виконта Сэ.. Кстати, о виконте. А может быть..? Уж не супруг ли его отца за всем этим стоит? Может быть, Хайнрих опасается, что Лионель может вспомнить о наших отношениях, и попытаться, каким-то образом, меня приблизить? Хотя, я не собираюсь в Гаунау. Я собираюсь жениться на Питере и переехать в Олларию. Не сообщить ли мне об этом Лионелю, чтобы они оба,-и он, и Хайнрих, от меня отстали?
-Конечно, можете им об этом написать,-Отвечал Варден,-Но я уверен, что граф Савиньяк и король Гаунау тут нипричем!
-Но здесь,-Заметил Клаус,-Врагов у меня нет. Я еще не успел соблазнить чужую жену, потоптать, по пьянке, чей-нибудь огород, и даже кому-то всерьез нагрубить. Ну, разве что, экономке, за то, что она отвратительно обращалась с Питером. Но не думаю, что она могла стрелять в меня из арбалета.
-Вы думаете, что женщины не умеют стрелять? Тогда вы сильно заблуждаетесь. Однажды, на войне, я столкнулся с одной дамочкой, которая готовила покушение на герцога Ноймаринена. Дриксенская аристократка, утратившая свои владения в Северной Марагоне, когда эти земли, из-за глупости принца Фридриха, перешли к нам. Так что, думать, что женщины это такие слабенькие и глупенькие одуванчики, не стоит.
-Я тоже сталкивался с одной весьма коварной девицей,-Проговорил Клаус,-Это была некая Гизелла фок Дахе, которая хотела убить Арно и Лионеля. Да и моя сестра Габриэла тоже была тем еще "подарком". Откровенно говоря, мне жутко вспоминать, как она бросалась с ножом на Юстиниана, однажды подожгла шторы в матушкиной комнате, хватала за волосы Ирэну. Возможно, поэтому, Ирэна и стала такой замкнутой, и так неприязненно относится к родственникам. Я это заметил. И думаю, что это потому, что я, внешне, похож на Габи. По-моему, когда я сюда приехал, то даже Питера этим напугал. Это сейчас он ко мне привык, и потихоньку оттаял. А сначала меня побаивался.
-Он не вас побаивался. Его, вообще, здесь изрядно запугали. Он ребенок, хрупкий, очень болезненный. Однажды так расхворался, что чуть не погиб. Его и не лечили толком. Пришлось мне его к лекарю отвезти. Там его кое-как выходили. Так что, он просто долго болел, и сейчас только кое-как в себя приходит. Было бы неплохо, если бы вы его, из здешней сырости, и впрямь, в столицу забрали. Там и лекари получше, и климат тоже. Да ему там, с вами, и поуютнее будет, чем здесь, среди невежд и их жутких россказней.
Узнать, кто такой Черный Всадник, Клаусу, действительно, очень хотелось. Надо же было, наконец, остановить это пугало, которого так боялся Питер. Клаус уже был уверен, что всадник,-никакой не призрак или "выходец", а живой человек, из плоти и крови. Не так давно, возвращаясь от дальней родственницы, баронессы Корф, которая жила в своем поместье, на попечении слуг, поскольку, была не совсем в своем уме, после одного из мятежей, когда так называемые "повстанцы" перебили ее близких, он увидел всадника на дороге. И всадник, уронив перчатку, так и не потрудился ее поднять, поскольку, заметив Клауса, вместо того, чтобы на него напасть, поспешил поскорее скрыться. Клаус же перчатку поднял. Это была перчатка из рыжей замши, какие нередко носили дриксенские офицеры. Похоже, что тот, кто скрывался под личиной "Черного Всадника", старательно изображал казненного дриксами каданского наемника. От перчатки исходил запах, который показался Питеру очень знакомым. Где-то он такой однажды уже почувствовал. А нюх, за время военной службы, стал не хуже, чем у охотничьей собаки.
Тогда Клаусу стало страшно за Питера. Если с ним самим этот негодяй, по какой-то причине, предпочитает не сталкиваться, то напасть на хрупкого мальчишку для него особого труда не представляет. Тем более, что Питер толком ничего не умеет,-ни стрелять, ни фехтовать! Клаус узнал это, решив пофехтовать с племянником. И почти тут же выбил у него шпагу! Поранить Питера он не мог, благодаря защитным колпачкам на концах клинков, но, вот, запястье ему, все-таки, ушиб, и долго извинялся, целуя и поглаживая маленькую руку. А Питер чуть не плакал, но не от боли,-ему было очень стыдно признаться, что его ничему не учили. В замке не было учителя фехтования. Обращаться с пистолетом его немного научил один из слуг, когда-то служивший в армии, но фехтовать бывший солдат не умел, поскольку, простолюдинов этому не обучали.
-Ничего, Питти, ничего,-Утешал мальчика Клаус,-Я тебя всему научу. И фехтованию, и стрельбе, и верховой езде.
-Я умею ездить,-Отвечал Питер,-Правда, на очень смирной лошади и без седла. Иногда я езжу погулять, в деревню или просто по дороге.
-Ты ездишь один?
-Конечно. А кто еще должен со мной ездить?
Клаус хотел сказать Питеру, что ездить в одиночку очень опасно, но не захотел еще больше запугивать мальчика. И даже им восхитился. Этот робкий и хрупкий паренек, превозмогая себя, все-таки, куда-то ездит,-это уже очень достойно! Другой заперся бы в комнате, и, вообще, никуда оттуда не выходил бы! А Питер, все-таки, пытается хоть как-то жить. Хотя, настоящей жизнью это не назовешь. Это похоже на унылое прозябание в тюрьме. Питер ничего не видел, кроме этих мрачных стен, старого сада и еще более унылого леса вдоль дороги. Ну, разве что, в деревне как-то веселее. Там люди хоть чем-то заняты, растят огороды, плетут корзины, торгуют. Но в деревне он бывает редко, и даже в Аконе никогда не был. Не говоря уже о столице. О которой имел самые туманные представления.
-Наверное, там,-Размышлял Питер вслух, когда они сидели, вечером, у камина,-Дамы носят красивые платья, а мужчины нарядные камзолы и яркие плащи. Там окна по вечерам светятся, и видно, что люди внутри смеются, пьют вино и танцуют. А здесь не умеют танцевать. И петь веселые песни тоже. Все песни здесь такие же страшные, как местные предания. В них кого-то убивают, герцогиня стреляет в мужа и пасынка, а потом прыгает с башни. Дриксы казнят каданского наемника, и он уезжает с места казни, увозя отрубленную голову, и оставляя на земле кровавый след. А потом предсказывает гибель всем, кто попадается ему на глаза. Рыцарь бьется с оборотнем,-и некому прийти на помощь. Здесь холодно и сыро, и никто никого и никогда не любил.
-Юстиниан любил тебя,-Возразил Клаус, осторожно целуя племянника в теплую макушку,-И был очень счастлив, когда ты появился на свет.
-Он так рано ушел!-Всхлипнул Питер,-Почему он меня оставил?
-Он в этом не виноват,-Отвечал Клаус,-И не хотел тебя оставлять. И где бы он сейчас ни был, он помнит и думает о тебе. И я тоже о тебе думаю, и никогда тебя не брошу!
Чтобы помочь Питеру окончательно справиться с простудой, Клаус устроил ему ванну из теплого молока, добавив туда мелкие кусочки яблок и засушенный кипрей.
Питер ужасно стеснялся полностью раздеться, для того, чтобы эту ванну принять.
-А как же ты,-Спросил Клаус,-Моешься, если так боишься раздеться?
-Я моюсь один,-Отвечал Питер,-Мне подогревают немного воды, и я ополаскиваюсь в купальне. Правда, там холодновато.
Клаус нахмурился. В купальне, отделанной зеленым и фиолетовым камнем, действительно, было так холодно, что ее запросто можно было использовать вместо винного погреба.
-Неудивительно,-Проворчал Клаус,-Что ты постоянно простываешь! Кстати, стесняться тебе нечего. Я уже видел твою спинку и твой животик. К тому же, ты ведь не девица! Так что, бояться тебе нечего!
-В церкви говорили,-Тихонько заметил Питер,-Что показывать кому-то свое тело,-грех!
-Если это грех,-Возразил Клаус,-То для чего тогда Создатель, вообще, дал человеку тело, да еще и позаботился о его красоте? Почему тогда художники и скульпторы вдохновляются этой красотой? Даже здесь, в замке, есть скульптуры и картины, изображающие обнаженную натуру!
-Но это,-Возразил Питер,-Всего лишь фантазии художников!
-Но на эти фантазии,-Улыбнулся Клаус,- Их кто-то вдохновил, и кто-то им, все-таки, позировал. А если бы я сам был художником, я рисовал бы только тебя. Ты ведь красив, Питти! Ты просто необыкновенно красив!
-Ты смеешься?-Обиженно спросил Питер,-Меня все жалким уродцем называют!
-Сами они уродцы!-Фыркнул Клаус,-Ты же, правда, красив, ты такой утонченный и нежный! Когда-нибудь ты это поймешь, и научишься всех очаровывать!
Он помог Питеру стянуть рубашку, и подвел его к зеркалу, чтобы Питер мог увидеть свою красоту. Однако, тот застенчиво прикрылся ладошками, заставив Клауса улыбнуться. И подумать, что его брак с Питером будет счастливым,-этот милый и застенчивый мальчишка не будет мутить с кем попало. А он же сам всегда выполнит любой каприз Питера.
-Я люблю тебя,-Тихо проговорил Клаус, легонько целуя местечки между плечами и шеей Питера,-И всегда сделаю для тебя все, что ты пожелаешь!
-Я тоже тебя люблю,-Питер, запрокинув голову, доверчиво потерся щекой о его щеку,-Ты так добр и ласков ко мне! И, к тому же, мне с тобой так хорошо и спокойно!
Во время купания, Клаус, опустив руку в воду, осторожно ласкал Питера. И тот забавно мурлыкал от удовольствия, как котенок. Он был еще такое дитя! Клаус улыбался, осторожно касаясь пальцами его нежной кожи и мягких волос. Уже сидя в лохани, Питер начал тихонько дремать, а после купания и чашки горячего молока с медом, он уснул, держась за руку Клауса, и слушая, как тот читает ему вслух.
Клаус, улыбнувшись, пристроился с ним рядом, и еще некоторое время почитав вслух, чтобы Питеру было спокойнее, почувствовал, что глаза его утомились и слипаются, и, отложив книжку, тоже потихоньку уснул, по уже сложившеся привычке, ласково обняв Питера, и думая о том, что скоро они обвенчаются, он увезет Питера в Олларию, и там они станут еще ближе, потому, что Питер совсем перестанет его бояться.
Вскоре Варден и Клаус отправились на охоту за "Черным Всадником". Они выехали на дорогу поздно вечером, и двигались очень тихо, чтобы не спугнуть мнимого "призрака", если с ним столкнутся. С собой у Клауса было два пистолета,-один, с которым он не расставался с начала военной службы, второй,-очень изящный, дриксенский трофей,-ему подарил Лионель. Взяв этот пистолет, Клаус подумал, что ему, все-таки, не так просто забыть Лионеля, поскольку, многие из его вещей поневоле о нем напоминают. К тому же, ему подумалось, что когда-нибудь Питер начнет ревновать его к Лионелю. Питти, наверняка, захочется быть единственным в его жизни,-мальчик столько пережил, потянулся к нему всей душой, и если Питти узнает, что у него был любовник, то может всерьез на него обидеться. К тому же, Питер, как ни крути, из рода Приддов, а они нередко были ревнивы. та же Габриэла, которая закатывала своему супругу безумные кандалы, да и Ирэна тоже всегда жила с обидой на почти не замечавшего ее супруга.
-Ну, как ему объяснить,-Размышлял Клаус,-Что прошлое осталось в прошлом, и может пилить там свои опилки, а сейчас у меня есть только он, и я его по-настоящему полюбил?
Охотники столкнулись с "призраком" на повороте, возле Обетного Знака, установленного когда-то эсператистскими священниками, которые полагали, что такие Знаки отпугивают нечисть. Хотя, в народе говорили, что возле Знаков, почему-то, любят околачиваться колдуны, ведьмы, привидения и "выходцы". Но "Черный Всадник", несмотря на все его усилия казаться "выходцем", таковым, похоже, не являлся. Во всяком случае, его конь был вполне себе живым, тихо цокал подкованными копытами и фыркал, как самый настоящий скакун. И плащ на всаднике, что заметил Клаус, приблизившись к нему, был из вполне себе обычной шерстяной ткани. Такие носили дриксы, причем, не во времена оны, а совсем еще недавно. Клаус помнил такие плащи на плечах солдат герцога Бруно.
-Ни с места!-Провозгласил Варден,-Именем короля!
Всадник резко обернулся. Темный платок, закрывавший нижнюю половину его лица, сполз, и, даже при неярком лунном свете, Клаус узнал его. Берман! Гувернер Питера! Так, вот, кто запугивал мальчика и местных жителей! Вот, кто распустил слухи о появлении в Васспарде призрака, превратив в жуткую легенду дурацкую поэму.
Всадник же оказался далеко не тем тусклым и нерешительным человеком, похожим на эсператистского монаха. Его глаза блестели тем безумием, которое Клаус, когда-то, на войне, видел у дриксенских и своих бесноватых, губы кривила едкая усмешка, тоже с оттенком сумасшествия. Выхватив из-под плаща пистолет, он выстрелил и Варден схватился за бок. Сам же Берман, резко развернув коня, помчался прочь.
-Капитан,-Бросился к Вардену Клаус,-Вы ранены?!
-Не беспокойтесь, герцог, со мной все в порядке, рана пустяковая,-Отозвался Варден,-Я сам смогу ее перевязать. А вы скачите за ним, не теряйте времени, он может быть опасен для юного графа Васспарда. Тем более, что мы его разоблачили. Я давно догадывался, кто он. А когда побеседовал с местными ремесленниками, то в этом почти убедился. Оставалось только окончательно в этом удостовериться. да езжайте же, наконец, если дорожите жизнью своего племянника!
Пришлось Клаусу подчиниться. И он помчался по дороге к замку, прижимаясь к гриве коня. Своего скакуна, серого в яблоках линарца, он назвал, купив на конской ярмарке, в Сантери, близ Аконы, Грато, в честь коня Лионеля. Правда, у того был полумориск. Однако, серебристо-серый, в белых пятнах, действительно, похожих на яблоки, линарец, был очень на него похож. И, к тому же, тогда Клаус все еще продолжал любить уехавшего в Липпе Савиньяка.
Теперь Грато,-его Грато, легкий и резвый, нес его к замку, где остался абсолютно беззащитный, не владеющий толком оружием, Питер.
Ворвавшись в замок, Клаус бросился к Питеру, но не застал его у себя. Выскочив коридор, он увидел, что одна из картин, очень большая, высотой от пола почти до потолка, отодвинута. За этой картиной, изображавшей замок Васспард в стародавние времена, когда он был еще не таким мрачным, обнаружилась дверь, которая была полуоткрыта. И, заглянув туда, Клаус увидел Питера, который держал в руках одно из охотничьих ружей, привезенных Юстинианом из Торки. А внутри маленькой, тесной комнаты, обнаружившейся за картиной, на старой кровати, лежал граф Эмиль Лэкдеми, которого все давно считали погибшим. Он выглядел измученным, истощенным, как скелет, но живым. А рядом с кроватью навзничь лежал Берман, и рядом растекалась лужа крови.
-Питти, что здесь случилось?-Бросился к племяннику Клаус,-С тобой все в порядке?
-Да,-Всхлипнул Питер,-Но.. Я.. Я, похоже, убил Бермана.. Понимаешь, я сидел у себя. А потом услышал шум. А когда выглянул в коридор, заметил, что картина отодвинута, а за нею дверь.. Она была распахнута.. И я увидел, что он стал душить человека, который здесь лежит. Этот парень пытался сопротивляться, но он очень слабый, похоже, что он больной. Тогда я взял ружье, которое висело в комнате Юстиниана, рядом с моей. Я даже не знал, что оно заряжено. Просто, хотел его припугнуть. А оно выстрелило.
Питер весь дрожал. В отличие от Клауса, у него не было никакого военного опыта. А ему пришлось выстрелить в человека. Впервые в жизни. Учитывая, что он был хрупким, запуганным мальчишкой, понятно, что теперь он был в состоянии нервного срыва. Он боролся с ним отчаянно, но был на грани истерики.
Берман, застонав, попытался приподняться.
-Значит, он жив,-Пробормотал Клаус,-Даже жаль. Поскольку, мне самому очень хотелось пристрелить его, за все эти художества!
Отправив мальчишку-лакея за лекарем, Клаус отвел Питера в свою комнату, где налил ему касеры. Почти бессознательно отхлебнув глоток, Питер тихонько ахнул:
-Создатель, как жжется!
-Это касера,-Пояснил Клаус,-Она очень крепкая. А тебе сейчас надо успокоиться. Выпей еще немного, не бойся.
-Кло.. А тебе приходилось, на войне, стрелять в кого-нибудь?
-Да, приходилось. Это же война. А там или стреляй сам, или убьют. Впрочем, тебе знать об этом не нужно. Сейчас мир. И, надеюсь, что тебе никогда не придется воевать. Ты создан для любви, а не для войны! Хороший мой! Я люблю тебя! Увезу отсюда, в столицу, в тот большой мир, где люди носят красивые вещи, пьют вино и смеются. И ты больше ничего не будешь бояться! Потому, что я всегда буду рядом, и ты будешь под моей защитой!
Клаус прижимал Питера к себе, и отчаянно целовал. И Питер пытался целовать его в ответ. Неумело, совсем по-детски, но очень искренне и нежно. Они обнимали друг друга. И Питер льнул к нему, ластясь, как котенок, и согреваясь.
В таком виде их застал Варден, который появился в комнате Клауса внезапно. Питер, увидев его, ужасно смутился и попытался спрыгнуть с колен Клауса, однако, тот удержал племянника.
-Тебе нечего стесняться, Питти. Ты мой будущий супруг. Считай, что с этого дня мы помолвлены!
-И правильно,-Заметил капитан Стражи Васспарда,-Так, для этого очаровательного молодого человека, будет гораздо лучше! А с пугалом, державшим в страхе Васспард и его окрестности, покончено.
-Он, что,-Спросил Питер,-Умер?
-Пока жив, но лекарь говорит, что долго не протянет,-Отвечал Варден,-Впрочем, оно и к лучшему. Все равно, его, за все, что он натворил, ждала виселица. А это не самое приятное зрелище для местных жителей.
-Как вы сами?-Спросил Клаус,-Вы же ранены!
-А, пустяки, пуля меня только оцарапала,-Отмахнулся Варден,-Видимо, мне везет на войне и на дуэлях, потому, что я невезуч в карты. Не поверите,-всегда проигрывался, а на войне и добром десятке дуэлей ничего, опаснее простреленной ноги, не случалось. И то, она очень быстро зажила. На мне все заживает, как на кошке "Леворукого"! Кстати, вы знаете, кто жил здесь, под видом безобидного, серенького гувернера?
-И кто же,-Поинтересовался Клаус,-Это тип?
-Рихард Борн,-Отвечал Варден,-Брат печально знаменитого Карла Борна. Когда я узнал о всех подозрительных событиях, которые здесь происходят, я заинтересовался персоной этого господина, хотя, тогда, еще не подозревал его напрямую. Просто, он вел себя довольно странно, всегда старался казаться этакой серенькой мышкой. А так умело прикидываются обычно те, кому есть, что скрывать. Я отправил письмо с его описанием приятелю моего покойного брата, полковнику Флориану Стивенсу, который когда-то служил у кардинала Дорака. Сейчас он болен, но не растерял ни своих старых связей, ни агентов. И он ответил мне, что этот типему давно известен, но он долгое время считал его погибшим. Рихард Борн, замешанный в убийстве барона Корфа, грозившегося раскрыть заговор так называемых "Людей Чести" против ныне покойного короля Фердинанда, родной брат Карла Борна, того самого, который убил маршала Арно Савиньяка-старшего. После убийства Корфа, он еще много чего натворил. В итоге, был вынужден скрываться. А злесь он очутился, поскольку, братья Август и Штефан Гирке не могли отказать в укрытии брату покойного мужа своей родственницы, Габриэлы Борн. К тому же, он немало знал об их причастности к тому самому заговору. А значит, вполне мог их выдать, и они, укрыв его, таким образом, расплатились за молчание. Итог для Августа Гирке был плачевным,-его утопили в пруду. Штефан погиб раньше, на дуэли с герцогом Алвой. Хотя, "Леворукий" знает, кем эта дуэль была спровоцирована.
-А зачем Борну было убивать Августа Гирке и всех запугивать?
-Затем, чтобы, в конце концов, завладеть замком.
-Каким образом?
-Когда-то он тайком женился на вашей сестре Габриэле, вдове своего брата. Она была безумна, и не отдавала себе отчета в том, что делает. И, таким образом, все ее имущество могло бы перейти к нему. Если, конечно, убрать всех оставшихся в живых представителей вашей семьи, по мужской линии, а графиню Ирэну просто запугать, чтобы она просто ни во что не вмешивалась. Для этого, и была придумана жуткая легенда, в которую она поверила, поскольку, когда-то, вместе с вашим братом Юстинианом, немало прочла о старинных преданиях, связанных с замком Васспард и его окрестностями. Маленького Питера он даже в расчет не брал,-мальчик не совсем понятного происхождения, и, к тому же, очень слабого здоровья. От него, как считал Борн, можно очень легко избавиться,-никто и не заметит, а если не удастся избавиться, то сплавить в сумасшедший дом. Тем более, учитывая, что у него была душевнобольная старшая сестра, никто не стал бы этому особо удивляться. Борн даже использовал мальчика, чтобы запугивать графиню Гирке и всех обитателей окрестностей замка, наряжая его в платья своей покойной супруги,-и она, и местные жители были уверены, что по замку бродит то ли выходец, то ли призрак вашей сестры Габриэлы, то ли сестры герцога Вальтера Придда, Виолы, погибшей в очень юном возрасте, в результате несчастного случая,-она уронила на себя подсвечник, на ней загорелось платье, и страшные ожоги ее погубили. Графиня Ирэна стала откровенно бояться замка,-ведь, здесь "Черный Всадник", "выходцы", да еще воспоминания о вашем погибшем брате Юстиниане. Поэтому, она здесь почти не бывала, и не стала бы особо возмущаться, если бы замок перешел к супругу покойной сестры. А вот, вы спутали господину Борну все планы. Он был уверен, что вы погибли на войне, и уже строил планы объявить о том, что является владельцем замка и потребовать от молодого короля Карла права на титул герцога Придда, как на выморочный, поскольку, прямых наследников не осталось, как появились вы, получив титул, к которому он так долго карабкался. Поэтому, он решил от вас избавиться.
-Так это он в меня стрелял?
-Это его сообщник, некий господин Хогберд, когда-то очень богатый человек, а ныне опустившийся пьяница, потерявший все свои деньги, оплачивая безумства узурпатора Ракана, а так же, собственные пороки и прихоти. Вам очень повезло, что стрелок он никудышный.
-Значит, в замке скрывался Борн? А графа Лэкдеми он сюда привез?
-Нет. Его привезли сюда ваш брат Валентин и полковник Гирке. Один хотел, таким образом, держать на крючке виконта Сэ, другой считал, что держа графа Лэкдеми в заточении, мстит ему и свой супруге, якобы, за то, что они его обманывали. Об этом мне сообщила графиня Ирэна.
-Значит, она знала, что Эмиль мучается в заточении,-и молчала?!
-Она просто очень боялась, что если она проговорится, его убьют. А она питала к нему некоторые симпатии, за его добросердечное к ней отношение.
-Питала симпатии, и не могла сообщить об этом кому-то, кто мог бы его вызволить! Хоть бы написала графине Арлетте!
-Это вряд ли помогло бы. Арлетта Савиньяк никогда не была особенно расположена к младшему из своих близнецов. Когда он навещал ее в Аконе, она относилась к нему без особой приязни. Не знаю,почему, но сам такое замечал.
-И что же теперь будет с Эмилем?
-Сложно сказать. Все его имущество давно прибрали к рукам Валмоны. К тому же, за такое долгое время в заточении, он вполне мог повредиться рассудком. Если это так, то его участь весьма незавидна. Скорее всего, ему придется доживать свои дни в доме призрения для безумных.
-Чтобы граф Лэкдеми очутился в сумашедшем доме?!-Возмутился Клаус,-Нет, нет, я возьму его с собой в Олларию, а там посмотрим. Если он, действительно, не в себе, я найму ему хороших лекарей и сиделок,-и пусть он живет потихоньку.
-А если он склонен к опасному буйству?
-Вряд ли. Иначе, давно привлек бы к себе внимание криками.
-Судя по всему, граф, вообще, не говорит. А может быть, и не слышит. Скорее всего, он когда-то перенес тяжелую контузию или ушиб головы. На войне, сами знаете, такое часто случается.
Клаус прекрасно понимал, что такое контузия. Однажды его самого "причесало" пролетевшим над ним пушечным снарядом. После чего, голову вдруг затопила тишина. Причем, она тяжело давила на уши. Он ощущал это очень болезненно, и думал, что сойдет с ума, постоянно хватался за уши и за виски, в которых нещадно пульсировало, и тихонько рыдал. Лионель был с ним рядом, утешал и успокаивал его, как мог. И Арно тоже старался как-то отвлечь его. Что-то рисовал, и показывал ему, чтобы он не отчаивался. В конце концов, все это прошло. Осталась только не очень сильная боль в ухе, которая иногда его беспокоила. Но ему очень повезло,-многие, после таких контузий, оставались слепыми, глухими или немыми навсегда. Похоже, что с Эмилем именно такое и случилось.
-Мы обязательно постараемся,-Поддержал Клауса Питер,-Вернуть графа Лэкдеми к нормальной жизни!
-Восхищаюсь,-Улыбнулся Варден,-Вашей добротой и великодушием. Надеюсь, что вы обязательно обретете свое счастье!