Секрет До Кёнсу

Кёнсу бредёт вдоль реки нетрезвой походкой. Очень нетрезвой. Настолько, что за последние десять метров он уже успел оступиться раза так три, ну, может, семь. Он не считает. В голове пьяный туман, да такой, что тот с лёгкостью сделал бы честь туману в Сайлент Хилл. Но Кёнсу хорошо. За очень долгое время ему правда хорошо. Он с размаху плюхается на приглянувшийся участок травы. Ему плевать, что трава влажная, что на дворе так-то октябрь. Какая к чёрту разница! В крови разливается бессильная ярость, требующая выхода, но не находящая его. Хорошо было бы запустить початой бутылкой куда-нибудь, во что-нибудь, но вандализм — это плохо, а потому он делает очередной глоток чего-то дешёвого и крепкого и заваливается на спину, глядя в ночное небо. — Ну и ублюдок же ты, — тихо и со злостью говорит Кёнсу небесам, точнее тому, кто там зовётся Богом. — Какое дерьмо я тебе сделал? В церковь ходил, здоровый образ жизни вёл, даже пил редко, спортом занимался, помогал бездомным и животным. А ты мне за это рак. Надеюсь, всё же Ницше был прав. Кёнсу делает ещё один большой глоток и прикрывает глаза, втайне надеясь заболеть и умереть раньше, чем его убьет эта проклятая болезнь. Он до ужаса боится той боли, что его ожидает. Четвёртая стадия, надежды на спасение уже нет, а перспективы ада есть. Он уже почти проваливается в пьяный сон, как чувствует, что рядом с ним кто-то так же плюхается на траву. — А ты лихой парень — валяться тут, да и ещё посреди ночи, — раздаётся бодрый голос справа. — Катись к Дьяволу, — едва шевеля губами, отвечает Кёнсу, даже не открыв глаза, и для пущего эффекта показывает средний палец. — Я вообще-то с другой стороны, — всё так же бодро вещает голос, а Кёнсу не теряется и просто разворачивает руку с общеизвестным жестом в ответ, слыша смех. — И да, я как раз от Дьявола, прямиком из Ада. Что случилось, о заблудшая душа? — Дерьмовый день, дерьмовый рак, дерьмовая жизнь. Кёнсу так-то кремень, у него настолько стальные яйца, что даже сегодня в кабинете у врача у него не дрогнуло лицо, когда ему сообщили, что химиотерапия результатов не принесла, а ситуация усугубилась. Но сейчас он пьян, возможно, завтра даже не вспомнит об этом, а рядом абсолютно незнакомый человек. Перед кем терять лицо? Слёзы сами катятся по щекам, а голос срывается, и его прорывает на исповедь. Он говорит, что его праведная жизнь — дерьмо, что рак — отстой; веры нет, надежды — тоже. — Ты хочешь жить, — даже не вопрос, а утверждение от всё того же голоса, но в нём уже нет и намека на былую бодрость и веселье. — Конечно, хочу! — И на что ты готов пойти? — Если попросишь душу, то не мечтай. Я требую свой заслуженный Рай, иначе зачем всё это вообще было? Не могу же я быть настолько неудачником, — он слышит тихий смех и сам улыбается. Красивый смех. — Мне не нужна твоя душа. Пункт приёма душ сегодня закрыт. Переучёт и всё такое, бюрократический ад, сам понимаешь. Пусти в себя пожить. Кёнсу пожимает плечами. Ну, а что — у него большая двухкомнатная квартира, с него в любом случае уже не убудет. — Посторонних не водить, свинарник не устраивать. — Посторонних? — голос явно в замешательстве, но Кёнсу уже тянет руку для рукопожатия, у голоса оказывается приятная тёплая рука. — Сделка заключена, — сообщает голос, а Кёнсу открывает глаза да так и застывает, видя перед собой ярко-жёлтые вертикальные зрачки, и чувствует прикосновение губ к своим губам. *** — Здравствуй, Кёнсу, — говорит доктор Кан с как всегда по-отечески добродушной улыбкой. — Здравствуйте, доктор, — отвечает Кёнсу, проходя в кабинет. Утро выдалось на редкость паршивым. Погода за окном шепчет: «сиди дома, оно того не стоит», ранний приём у врача тоже не доставляет приятных ощущений, а «внутренний голос» бесит с момента пробуждения, ибо бубнит то же, что и погода, только более нецензурно. «Хуёктор» — вещает всё тот же «внутренний голос». Проблема этого голоса в том, что это Бэкхён, и если шизофрению можно ещё пережить, то вот Бэкхён гораздо хуже шизофрении. Кёнсу знает точно, он же смотрит ТЭД, а там люди говорят, что с шизофренией можно жить и радоваться жизни. Попробовали бы они с сидящим в голове Бэкхёном ей порадоваться. Кёнсу бы на это посмотрел. — Завали хлебало, — едва слышно шипит сквозь зубы Кёнсу. — Ты что-то сказал? — Ничего, доктор Кан, — как ни в чём не было отвечает Кёнсу и даже давит что-то наподобие улыбки. С момента ночной попойки прошло уже две недели, и иногда Кёнсу искренне жалеет, что не замёрз и не умер ещё тогда. Потому что на следующее утро пришлось столкнуться с последствиями своих необдуманных решений и слабой слуховой концентрации. Последствия явились голосом из ниоткуда и представились Бэкхёном, чем едва не довели Кёнсу до сердечного приступа, но успешно довели до истерики. Он поначалу не поверил и просто решил, что всего лишь сошёл с ума, но пара отвешенных ему пощечин его же руками и его отражение в зеркале, но с чёрными глазами и жёлтыми вертикальными зрачками вполне доходчиво разъяснили весь ужас происходящего. Доводы о том, что он, Кёнсу, был не в себе, пьян, расстроен и почти спал, были отметены весомым: «Не является смягчающим обстоятельством. Сделка заключена и обратного хода не имеет». — Как ты себя чувствуешь? Кёнсу неопределенно пожимает плечами вместо ответа: он уже давно не задумывался над своим самочувствием. Со временем ко всему привыкаешь: и к тошноте, и к болям, и к слабости, и к прочим не радостям рака. Это всё уже давно воспринимается как должное, как естественное состояние. — Кёнсу, ознакомься вот с этими документами, — доктор Кан протягивает папку, а Кёнсу неохотно берёт её. Какой в них смысл? Какой смысл хоть в чём-то теперь? — Это экспериментальное лекарство, клинические тесты весьма обнадеживающие, и сейчас создают группу людей для дальнейшего его тестирования. Я хочу записать тебя туда. Не буду тебя обнадёживать, но это шанс… — Спасибо, доктор Кан, но нет. — Кёнсу, не решай всё сейчас, подумай пару дней и позвони мне. Ты сделал как я советовал, записался в группу поддержки? «Куда? Какой поддержки? Что он несёт?» — Да, вечером встреча. Доктор, вы правда… насчёт лекарства? Кёнсу не уверен в правильности решения: он одновременно и хочет, и нет. Если он согласится, то в первую очередь сам себе даст надежду, а слышать ещё раз «лечение результатов не принесло» он не хочет. Он просто не сможет ещё раз. Хватит. Он с этой чёртовой болезнью борется уже уйму времени, и каждый раз одно и то же. Ремиссия и через какое-то время рецидив, ремиссия — рецидив, ремиссия — рецидив, это бесконечная борьба с ветряными мельницами. И у него уже нет ни желания, ни сил. — Да, Кёнсу, я считаю, что это шанс. Не отнимай его у себя. «Ни атнимай иго у сибя. На хер пусть идёт, не хватало ещё подопытной крысой быть». Кёнсу тяжело вздыхает и прикрывает глаза рукой. От этого голоса он тоже уже устал, от его насмешливых ноток, от постоянных ремарок и непрекращающегося злословия. Будь у него шанс, он бы с удовольствием помыл рот с мылом этому Бэкхёну, а себе — мозг. А доктор Кан расценивает его вздох по-другому. Он пересаживается из-за своего стола на соседнее кресло рядом с Кёнсу и мягко берёт его за руку. «Ёп твою мать! Это что ещё за блядские приколы? Кёнсу, что этому старому извращенцу от нас надо? Кёнсу, убери его!» — Кёнсу, обдумай всё хорошенько. Я понимаю, это сложное решение… «Да хрен ли тут сложного? Сказал «нет» и пошли отсюда. Мне не нравится этот старикашка. Кёнсу, ну пойдем уже! За каким хреном мы сюда вообще припёрлись?» Помыть рот с мылом, оставить его там и зашить. Да, определённо. Звучит как отличный план. Надо только найти экзорциста и попросить его не отправлять Бэкхёна сразу в Ад. Интересно, а у них есть услуга «отложенный рейс до Ада»? И как вообще люди ищут экзорцистов? Или можно засунуть голову в святую воду. Интересно, это принесёт хоть какой-то результат? От размышлений его отвлекает стук в дверь и вошедшая медсестра. — Доктор Кан, анализы готовы. Лаборатория несколько раз перепроверила результаты, тут что-то странное. Вы должны это увидеть. — Что странное? — спрашивает доктор Кан и берёт протянутую папку, несколько минут внимательно изучает её содержимое и с каждой секундой всё больше начинает хмуриться. — Это точно? Ошибки быть не может? — Нет, говорю же: всё перепроверили несколько раз. Кёнсу заинтересованно смотрит то на врача, то на медсестру, которые выглядят более чем озадаченно и попеременно смотрят то друг на друга, то на Кёнсу. — Кёнсу, — задумчиво говорит доктор Кан, — в последнее время ты не замечал изменений в своем состоянии? — Каких-то особых — нет. Всё как обычно, может, не так быстро устаю, но в остальном всё как обычно. — А сейчас, как ощущения? Кёнсу задумывается, внимательно прислушиваясь к своему самочувствию и попутно пытаясь вспомнить, были ли изменения, ну, кроме очевидных, которые сейчас напевают мотив какой-то песни. Было удивительным лишь то, что после той знаменательной попойки он проснулся в приемлемом состоянии, словно бы и не пил. — Голова болит, — неуверенно начинает Кёнсу и с удивлением отмечает, как голос в голове на мгновение затихает, и он словно бы чувствует, как Бэкхён напрягается, будто тоже отслеживает его ощущения, и тут же головная боль отступает. Странно, он раньше не замечал, что может настолько хорошо ощущать Бэкхёна. — Усталость в теле и тошнота. А в чём, собственно, дело? Анализы ухудшились? «Тошнит его. Естественно, блин, тебя тошнит: ты ел в последний раз вчера днём, да и то, что ел, едой сложно назвать. А я, между прочим, голодный! Если тебе есть не надо, не значит, что не надо всем!» — Наоборот, улучшились! Всё показатели улучшились. Не могу это объяснить, ощущение, что рак просто исчезает. Как по волшебству. «Ага, по волшебству. Чего этот старикашка несёт? Я демон, а не фокусник! Кёнсу, мы скоро уже пойдём?» — В смысле? — переспрашивает Кёнсу, и вопрос звучит грубее, чем планировал. Он ловит удивлённый взгляд доктора. — Не понимаю, — доктор Кан словно бы и не замечает грубости в голосе, хотя и вопрос адресовался не ему. — Думаю, надо сделать повторные тесты. Я впервые за тридцать лет своей практики сталкиваюсь с подобным. «Это никогда не закончится, говно какое. Кёнсу? Пошли отсюда!» Кёнсу стоически игнорирует чужое нытьё в своей голове и продолжает делать так ещё час, пока все анализы не были сданы, тесты сделаны, а его самого на УЗИ просветили чуть ли не целиком с головы до пят. Бэкхён за это время успел уже весь изныться, поругаться на всех, кого только можно, почти скатился до прямых угроз, но фраза: «Можете идти. Мы свяжемся с вами как только все результаты будут готовы» примирила его с реальностью хоть немного. Впрочем, ныть Бэкхён от этого меньше не стал, а у Кёнсу за это время уже начал дёргаться глаз, а желание крушить и убивать прочно укоренилось в сознании. Теперь, кажется, он понимает, как именно демоны толкают людей на тёмную дорожку. Кёнсу выходит из здания больницы, делает глубокий вдох, пытаясь считать при этом до десяти, не забывает вставить уши airpods — так его сочтут просто эмоциональным человеком, говорящим по телефону, а не психом, орущим на себя самого. — КАКОГО, МАТЬ ЕГО, ХРЕНА ПРОИСХОДИТ?! — срывается на крик Кёнсу. Ему даже не стыдно перед напуганными прохожими. — Бэкхён, живо отвечай! «Не кричи на меня» — голос Бэкхёна отдаёт удивлением. — Бэкхён… — почти рычит Кёнсу, но уже значительно спокойнее. «А что не так-то?» — Что со мной происходит? «А, ну, условия нашего договора. Я всё ещё не понимаю, чем ты недоволен. Так диалог не строят. Вот я недоволен, что ты меня не кормишь. Кёнсу, я есть хочу, когда ты меня уже кормить будешь?» — Какие конкретно условия у нашего договора? — сквозь зубы шипит Кёнсу. Это уже порядком нервирует, он из того вечера не помнит ровным счётом ничего. «Я же тебе говорил, что ты заключил со мной сделку: ты пускаешь меня в своё тело, а я избавляю тебя от болезни». — Вообще-то про вторую часть ты не сказал! За все две недели, что я тебя терплю, ты так и не удосужился рассказать. А я ведь спрашивал ещё в самый первый день! «А, да? Ну, забыл, что такого? Чего орать-то сразу? Ты, вон, вообще всё забыл, но я ж сцен не закатываю. Можно хоть каплю уважения иметь. Я так много прошу?» Кажется, глаз у Кёнсу теперь дёргается на постоянной основе. Он достаёт телефон из кармана и открывает окно браузера. «Да в смысле «услуги экзорциста недорого»? Чего ты начинаешь, нормально же общались». — Нормально? НОРМАЛЬНО? У меня от твоего нескончаемого трёпа голова уже раскалывается! «Неправда. Она у тебя не болит, я же чувствую, да и болела она не из-за меня, а из-за того, что нерв был защемлён». — Нет, Бэкхён, из-за тебя! Ты не можешь заткнуться даже на минуту! Я не могу уже слушать твою нескончаемую ругань. Я готов поспорить, что из всех демонов ты самый невыносимый! Скажи честно, тебя из Ада выгнали потому, что уже не могли тебя терпеть? Отлично их понимаю! Кёнсу переводит дыхание, ожидая ответа от незамолкающегося Бэкхёна, но его нет. Не ответа, хотя и его тоже. Нет Бэкхёна. Кёнсу даже не обращал внимания на то, что действительно ощущал до этого его присутствие, а теперь словно бы внутри образовалась пустота. — Обиделся, что ли? Бэкхён? Ты меня слышишь? Но ответа всё так же нет, да и ощущения присутствия — тоже. Кёнсу пожимает плечами и идёт к остановке. Господи, угораздило же нарваться на такого раздражающего и обидчивого демона. А если Бэкхён в самом деле обиделся и решил разорвать их контракт? Это означает, что болезнь вернётся? Или он не может так сделать? Бэкхён не появляется ещё несколько часов, а Кёнсу с удивлением обнаруживает, что переживает. Злость отступила быстро, а пришедшая ей на смену совесть с упорством бронепоезда нашёптывает, кто тут на самом деле мудак. Бэкхён же ничего плохого и не сделал, даже наоборот. Ну да, он раздражающий, постоянно что-то говорит, но Кёнсу же не знает, каково сидеть в нём: может, ему там скучно и одиноко? Сам себя Кёнсу не может назвать собеседником интересным, а как же тогда сидеть в нём двадцать четыре на семь? А ведь он за все две недели так и не удосужился спросить у Бэкхёна вообще ничего, кроме условий их контракта, да и то лишь с целью его разорвать. Он сам оказался не лучше, лишь выказывал недовольство и советовал заткнуться. По истечении четвёртого часа тишины Кёнсу не выдерживает. Он отшвыривает книгу, что пытался читать последний час, и вскакивает с кровати. — Бэкхён! — зовёт Кёнсу, но ответа всё так же нет. — Бэкхён, вернись! Пожалуйста. Ответа всё ещё нет, но что-то едва уловимо меняется. Кёнсу закрывает глаза и старательно сосредотачивается на своих ощущениях, пытаясь их понять, расшифровать, пытаясь почувствовать чужое присутствие. «Не напрягайся ты так». Кёнсу едва заметно улыбается, даже не осознавая этого. Он ведь на самом деле не хотел обидеть, просто вспылил, да и положа руку на сердце, не так уж его вся эта ситуация и раздражает. Просто Бэкхён частенько перегибает палку. Он уже хочет вздохнуть с облегчением, но голос Бэкхёна звучит как-то измучено, устало. — Ты в порядке? — вопрос слетает с губ быстрее, чем Кёнсу успевает хотя бы задуматься о его уместности. Демонам вообще может быть плохо? «Есть хочу». — А как ты, ну, питаешься? — Кёнсу идёт на кухню и уже тянет руку к холодильнику, но… «Твоими чувствами, эмоциями». — Тогда что тебе мешает? «О, действительно». — Бэкхён, — вздыхает Кёнсу, — тогда какого хрена ты мне мозг полощешь уже столько времени? «Ты забавный. Мне это нравится». Бронепоезд совести даёт задний ход, а в руках Кёнсу снова появляется телефон. «Да в смысле «святая вода оптом недорого»? Чего ты снова заводишься? И почему всегда недорого, вот ты жлоб! Я заперт в маленьком злобном человечке, который ещё и нищеброд. Потрясающе. Угораздило ж». — Ты сам ко мне припёрся, так что не ной. Бэкхён смеётся, но всё равно как-то устало, измучено. Кёнсу делает себе чай и садится за кухонный стол. Горячий напиток чуть-чуть обжигает язык, но приятным теплом опускается по горлу и ниже. — Бэкхён, давай серьёзно. Если ты питаешься моими эмоциями, то что тебе мешает? Или тебе всё же нужна человеческая еда? Если ты мне не поможешь тебя понять, я сам не догадаюсь, — Кёнсу, кажется, начинает понимать, как надо общаться с Бэкхёном. «Мне нравится вкус человеческой еды, я могу чувствовать его, когда ты ешь или пьешь. Я знаю, что этот чай с ромашкой, я её ощущаю, я ощущаю тепло от напитка. Я могу ощутить твое насыщение, это притупит мой голод, но питаюсь я твоими чувствами и эмоциями, чем они светлее, тем легче мне их поглощать. Злость, ненависть, печаль, тоска — я могу и их проглотить, но это тяжелее; люди цепляются сильнее за негативные эмоции и менее охотно их отдают, да не эффективно это. Я быстрее проголодаюсь, потому как больше сил прикладываю. Это если в общих чертах». — А если конкретно? «А если конкретно, то ты пиздец депрессивный парень. Депрессивный и жадный. Поэтому ты либо ешь нормально, либо радуйся жизни!» Кёнсу улыбается и сам не знает чему. Улыбается и делает ещё один глоток. Наверное, всё же стоит сходить куда-нибудь и нормально поесть. Болезнь же отступает, может, ему повезёт и он сможет насладиться едой. Как было раньше, до болезни, до постоянной тошноты. Он ведь любил готовить, да и сейчас бы с удовольствием это делал, но его только от запахов мутить начинает, и смысла в готовке нет. «Ну, не фонтан, конечно, но и так для начала сойдёт». — А если я не могу есть? Меня тошнит почти от всего. «Правда?» Кёнсу уже хочет ответить, но прислушивается к своим ощущениям. Он чувствует лёгкую тошноту, пытается думать о еде и чувствует, как его тошнит сильнее. Видимо, о нормализации питания речи ещё не идёт. Он даже и не помнит, когда нормально ел что-то вредное, калорийное. В последние полгода или уже больше он питается только овощным супом, кашей на воде да вареным мясом, но это редко, очень редко. Больше его желудок уже переваривать не может. Или не мог? «Это от голода, ты ел в последний раз вчера днём. Смотри». Кёнсу удивлённо выдыхает, чувствуя как тошнота отступает и на первый план выходит голод. Да ещё и такой сильный, словно бы он месяц не ел вообще. «Я не могу заставить тебя чувствовать то, что ты не ощущаешь. Я могу лишь усилить или ослабить уже испытываемые тобой ощущения». — Наутро, после того как мы заключили сделку, это же ты избавил меня от похмелья? «Ну да, а что?» Кёнсу не успевает ответить, как в квартире раздается трель дверного звонка, и он удивлённо поднимает голову. Кого могло к нему принести? Родители далеко, да и если бы приехали, то непременно бы предупредили, а больше к нему заходить и некому. Друзей почти нет, коллеги по работе к нему не приходят, он и в офисе-то почти не появляется, уже давно работает из дома. «Ты кого-то ждешь? Или ты решил проявить демонолюбие и всё же заказал себе нормальную еду?» — Нет, — растерянно отвечает Кёнсу, идя к двери. — И что за «демонолюбие»? «Человеколюбие несколько не вписывается в картину происходящего. Тебе не кажется?» Кёнсу лишь пожимает плечами и открывает дверь. Он даже пискнуть не успевает, как оказывается в медвежьих объятиях, грозящих ему вывихом плеча или даже асфиксией, если они не прекратят сжиматься. — Я вернулся! — раздаётся оглушающе радостный голос. — Ты по мне соскучился? «Это чего ещё за хуй с горы?» — Чондэ! — радостно отвечает Кёнсу. — Ты ведь должен был прилететь на следующей неделе! Или на этой? Да, почти нет друзей, кроме одного, самого близкого, но тот уже как месяц был в отъезде. Они дружат ещё со школы. Чондэ вырос без родителей, с бабушкой, но смог добиться успеха в жизни и теперь заведует своей фирмой, в которую и устроил Кёнсу веб-дизайнером по старой дружбе. Отсюда и привилегии удалённой работы, да и с самого первого дня, как был озвучен страшный диагноз, Чондэ старался поддерживать и быть рядом. «Это чего ещё за игнор? Кёнсу!» — На этой, — поправляет Чондэ и без приглашения проходит в квартиру. — Ты снова всё забыл. «О да, это ты можешь. Как, например, ответить на вопрос своего демона. Кёнсу, чё за хуй с горы тут нарисовался? Я против новых лиц!» — А ты похудел ещё больше с нашей последней встречи. Как ты себя чувствуешь? Есть какие-нибудь изменения? Кёнсу улыбается и легко кивает головой. С момента выяснения некоторых обстоятельств его теперешнего положения он так и не удосужился хоть кому-то сообщить радостную новость. Без подробностей, конечно. Сменить онкологическую больницу на психиатрическую он пока не планирует. — Вот как? Это надо отпраздновать! — радостно говорит Чондэ и едва не хлопает в ладоши, но тут же осекается. — Тебе ведь можно? Хотя бы в ресторан со мной сходить? Или строгая диета. Или ты устал сегодня. Ты себя сейчас хорошо чувствуешь? Если что-то не так, я не обижусь, ты же знаешь. — Да, я думаю, поход в ресторан осилю. Подкинешь меня потом до клиники? «Нет! Кёнсу, сжалься, я не хочу обратно к этому мерзкому старикашке!» — Без проблем! Одевайся. «Я не буду трепать тебе нервы целый день! Я даже могу обратно уйти и не мешать тебе. Только давай не поедем в клинику?» — Проходи пока. Я быстро. «Ты даже можешь продолжать питаться той псевдоедой, которую обычно ешь! Не так уж сильно я скучаю по вкусу нормальной еды! Я смогу питаться твоей апатией! Ну правда, Кёнсу!» Кёнсу уходит в комнату и прикрывает за собой дверь, надеясь, что Чондэ ничего не услышит. Он не хочет объяснять другу, почему завёл привычку общаться сам с собой. Да и как это вообще можно объяснить? — Ты чего разнылся-то? — полушёпотом спрашивает Кёнсу, подходя к шкафу и придирчиво осматривая полки, пытаясь найти хоть что-то подходящее для выхода хоть куда-нибудь. «Я не хочу в больницу!» — Это я понял. «Нахуя нам туда опять идти?»  — Доктор Кан настаивал на том, чтобы я посетил группу поддержки, а она как раз находится в клинике. Да уж, Кёнсу, конечно, знал, что приличных вещей не то чтобы много, но он не думал, что их настолько мало. Он уже давно не следит за гардеробом и покупает необходимое в ближайшем супермаркете, не особо задумываясь над внешним видом. Сидит удобно — и отлично. «Не зря мерзкий старикашка мне не понравился. А зачем тебе вообще нужна эта группа?» — Затем, что мне нужна поддержка. Там люди с таким же заболеванием, как у меня, с теми же шансами на жизнь, в такой же ситуации, как я… «Очень в этом всём сомневаюсь». — А, ну да, — задумчиво тянет Кёнсу. Он как-то сразу и не сообразил, что его ситуация несколько отличается теперь. — А вот сказал бы сразу всё, а не тянул время, то мы бы никуда не пошли. Сам виноват, так что угомонись. «Я не хочу туда! Давай не поедем? Ну пожалуйста! Кёнсу, я буду хорошо себя вести. Давай лучше дома посидим, фильм посмотрим». — Давай так, я сейчас еду в ресторан, там ты сам выберешь, что мне заказать, потом мы едем в клинику, если там всё будет плохо, то мы уйдём и поедем домой смотреть кино. Согласен? «Согласен, но ты купишь мороженку». Кёнсу вздыхает и рассматривает себя в зеркало. Ладно, не спортивный костюм, от которого за версту несёт дешёвым маркетом, и то хлеб. В конце концов, он не на подиум собрался, а просто поесть с другом. Время, проведённое в ресторане, пролетает незаметно, даже Бэкхён не сильно гундит, кажется, удовлетворившись выбранной едой. Но Кёнсу всё время, пока они сидят, не покидает ощущение, что Бэкхён чем-то обеспокоен, он буквально чувствует внутреннее напряжение, но не старается заострять на этом внимание. Мало ли что могло прийти в голову этому демону. Чондэ, как и обещал, довозит Кёнсу до клиники и даже предлагает подождать его и отвезти обратно домой. Он правда хороший и внимательный друг, и Кёнсу ему безмерно благодарен за всё. За то, что всегда был рядом, за то, что не оставил в трудное время, за то, что всегда помогал, за то, что на него всегда можно положиться, и за то, что тот никогда не признавался в своих чувствах. Кёнсу знал о симпатии, может, даже влюбленности друга, но он не мог ответить на эти чувства, просто потому, что он сам не испытывал к нему подобных. Он даже в какой-то момент пытался отдалиться от Чондэ, но тот этого не позволил, и за это Кёнсу тоже благодарен. Кёнсу идёт по коридору клиники под довольное мурлыканье какого-то незатейливого мотивчика Бэкхёна, который вроде бы успокоился. Хотя, возможно, так только кажется. Кёнсу никак не может понять степень их связи, в какой-то момент он может ощущать даже эмоции Бэкхёна, а в другой момент он практически его не чувствует, да и сегодняшняя фигня с полным уходом не добавляет ясности. — А у тебя красивый голос, — вдруг говорит Кёнсу. Он даже не заметил, как последние пару минут просто стоит перед окном и вслушивается в звучащий в голове голос. «Твою мать, он сам заговорил!» Голос Бэкхёна отдаёт наиграным испугом, и Кёнсу усмехается. А ведь правда — если не воспринимать Бэкхёна в штыки, он кажется дольно забавным, и это абсолютно выбивается из каноничного представления о демонах. Надо будет потом расспросить его о правдивости представлений человечества об Аде. — Вот и разговаривай с тобой после этого. «А давай мы всё же туда не пойдем? Смотри, какая погода хорошая! Прогуляемся до дома. Прогулки, говорят, полезны для здоровья». — Боже, — только и стонет Кёнсу и, развернувшись, идёт в сторону кабинета. «Не-не-не, это совершенно в другую сторону! Ты снова всё перепутал». Кёнсу занимает место среди других участников группы. Они рассажены по кругу, прямо как в фильмах. Психологи говорят, что так эффективнее, психологи говорят, что это помогает. Бэкхён нудит, что всё это херня и они уже могут идти. Участники по очереди рассказывают как у них дела, каких успехов они достигли в принятии своей судьбы, как они стараются радоваться жизни и не опускать руки. Бэкхён зубоскалит и язвит почти на каждое слово, а Кёнсу старается держать лицо и не улыбаться. Несколько раз Бэкхён почти добивается своего, и Кёнсу едва не смеётся в голос. Потому что да — он согласен с Бэкхёном: всё это херня; но он обещал доктору Кану, что хотя бы попробует. Когда встреча уже близится к завершению, очередь доходит и до него. — А теперь давайте поприветствуем нового участника — Кёнсу, — говорит, видимо, куратор группы профессор Ли и под общий шум аплодисментов берёт со стола цветочный горшок. Кёнсу теряется на мгновение и совершенно не знает, что говорить, но зато это отлично знает Бэкхён, хотя все его варианты в приличном обществе вслух не озвучивают. — Кёнсу, мы хотим тебе подарить этот цветок. Но сначала пустим по кругу, чтобы передать тебе нашу энергию. «ЧЕГО, БЛЯДЬ?!» Кёнсу даже среагировать не успевает, лишь понимает, что он сейчас на всех парах несётся к выходу из клиники. Лишь возле выхода он тормозит, чтобы забрать верхнюю одежду, а Бэкхён переводит в этот момент дух. «ЭТО ЧТО ЗА ПИЗДЕЦ БЫЛ?» Кёнсу даже не может винить Бэкхёна за подобную эмоциональность, да и, в общем-то, его тоже интересует вопрос, что это за пиздец был. — Я… — только начинает Кёнсу, когда выходит на улицу. «Ну на хуй, ни в жизнь больше. Мы туда не вернёмся! Даже не думай об этом. Пиздец, конечно, у вас у людей развлечения». Кёнсу вдруг начинает смеяться в голос: до него доходит вся абсурдность ситуации. И что пустить по кругу собирались не его, а цветок, он очень хочет в это верить; и его бегство, и паника Бэкхёна. «Ну всё, приехали, кукухой тронулся». — Я тебе там мороженку обещал, — сквозь смех говорит Кёнсу. «Да какая тут мороженка! Мне, блин, выпить надо». — Ты выбираешь фильм, а я — алкоголь. Веном. В тот злополучный вечер фильмом к просмотру Бэкхён выбрал «Веном», а потом ещё с неделю вставлял к месту знаменитую фразу пришельца. Если раньше Кёнсу считал, что умрёт от рака, то теперь он уверен на все сто процентов, что умрёт от сердечного приступа, потому что видеть свое лицо в зеркале с демоническими глазами и говорить замогильным голосом о том, что они Веном, ну, как-то чересчур, особенно с утра пораньше и с зубной щёткой во рту. Так себе удовольствие, три из десяти. Серьёзно. Вскоре на эту фразу у Кёнсу развилась аллергия, но потом они пошли по супергеройке. Ожидаемо, Марвел Бэкхёну зашёл больше ДиСи, ещё больше ожидаемо ему зашёл Дедпул. От этого персонажа Бэкхён пришёл в полнейший восторг, нарёк кумиром всей жизни и начал требовать костюм. В какой-то момент к полному ужасу Кёнсу Бэкхён узнал фразу «Ой, всё» и начался кромешный ад. В любом споре это был его решающий аргумент, даже если они спорили о том, какой кофе взять. Если бы в какой-то момент он услышал «Ой всё, мы Веном», то даже не удивился бы. В остальном их жизнь на удивление пришла в норму и, как оказалось, жить с Бэкхёном даже вполне приятно. Временами. Теми временами, когда он не встречался с Чондэ. Кёнсу почти физически ощущал, как Бэкхён напрягается во время этих встреч, но о причинах такого отношения упорно молчал. И это было удивительней всего, потому что на любые другие темы он мог говорить часами, даже об Аде. Кёнсу за время этих разговоров заочно познакомился, кажется, со всеми существующими демонами. Не то чтобы он этого сильно хотел, просто Бэкхён никак не замолкал и говорил даже о том, чего не спрашивали. Иногда создавалось впечатление, что он говорит просто ради того, чтобы говорить. Возможно, ему в самом деле было одиноко. Кёнсу медленно открывает глаза и смотрит в окно на пасмурное декабрьское небо. Он наблюдает за движением тяжёлых серых туч, что явственно вещают о не самой лучшей погоде за окном, и понимает, что одна наглая демоническая рожа отключила ночью будильник! — Ну и сволочь же ты. «Мы…» — Веном. Знаю. Я вообще-то с утра хотел поработать, — вздыхает Кёнсу и вылезает из кровати, ощущая, как сопротивляется этому Бэкхён. Теплолюбивый демон не переносит холод, а Кёнсу спит только с открытым окном и больше из вредности, нежели необходимости, а утренние страдания — это хоть какая-то отдушина за все потрёпанные нервы. «Ты поставил будильник на семь утра! Это зверство. Как твой лечащий демон, авторитетно заявляю, что тебе надо больше спать!» — А как мой лечащий демон, ты не хочешь начать ложиться спать до полуночи? «Нет. Это ещё зачем?» — Действительно. Кёнсу идёт на кухню под жалобные просьбы о кофе. Хоть где-то их вкусы совпадают. Впрочем, если перестать кривить душой, то вкусы у них довольно сильно сходятся, просто Кёнсу этого тоже из вредности не признаёт. — Ты наказан. Так что обойдёшься чаем, — улыбаясь, говорит Кёнсу. Он раньше помыслить не мог, что является настолько мстительным и вредным человеком. Что с ним только сделал проклятый демон? «Да в смысле? За что?» — За то, что я хотел с утра поработать, чтобы потом поехать за подарками. «Ну вот видишь как здорово, что мы проснулись сейчас, и мне не пришлось ждать, пока ты сделаешь свою работу. Не понимаю, чем ты недоволен». — У меня сдача проекта на следующей неделе! «Да ещё полно времени, чего ты переживаешь?» — Водой обойдешься, и завтракать я не буду. «Ой всё, и не надо мне от тебя ничего. Сам всё сделаю». Кёнсу видит, как его тело начинает двигаться без его согласия на это. Поначалу Бэкхён мог взять под контроль тело буквально на пару секунд, но постепенно это время всё увеличивается. Видимо, это как-то связано с тем, что Кёнсу всё лучше чувствует Бэкхёна. Возможно, их связь становится крепче, а ещё возможно, что Бэкхён просто захватывает его тело, и когда-нибудь Кёнсу уже не сможет получить контроль обратно. О втором варианте он старается не думать. Бэкхёну хочется верить, наперекор тому, какое в мире бытует мнение о демонах. Бэкхён больше напоминает капризного ребенка, нежели злого и страшного демона из Ада. Кёнсу расслабляется и старается почувствовать Бэкхёна, ощутить то, как демон управляет его телом, но вместо этого он вдруг ощущает чужую руку у себя на животе и то, как кто-то прижимается к нему со спины. По коже ползут мурашки, но ему не страшно: он знает кто это, хотя ни разу ещё так чётко Бэкхёна не ощущал. Просто чужие объятья, чужое тело за спиной, чужое дыхание на шее и осознание того, кто это, волнует, да так, что дышать становится труднее. «Ты же помнишь, что я чувствую твои эмоции?» Голос Бэкхёна раздаётся словно бы рядом, над ухом, а не как обычно, будто из ниоткуда. Да и сам голос изменился — пропали вечные насмешливые нотки, ушла весёлость. Голос стал будто бы ниже, глубже, соблазнительней. «Посмотри вперёд». Кёнсу слушается, хотя он уверен, что власть над его телом всё ещё у Бэкхёна. Он поднимает глаза и видит в зеркальной поверхности микроволновки свои глаза. Точнее нет, не свои — их глаза. Не Бэкхёна, не его собственные, какое-то странное сочетание их глаз: вертикальные зрачки, но чёрные и с человеческой радужкой вокруг. Дыхание Бэкхёна опускается ниже, к ключице. «Красиво, правда?» От лёгкого поцелуя Кёнсу будто током прошибает. Он вздрагивает и понимает, что ощущения ушли, контроль снова у него и это… расстраивает, но фантомно он всё ещё чувствует прикосновения, будто те места, до которых дотронулся Бэкхён, хранят его тепло. «Ты знаешь, что одно из самых вкусных и самых легкопоглощаемых чувств — это возбуждение?» — Ты завтрак себе, что ли, готовил? «Ну да. Я буду кофе, спасибо». Голос Бэкхёна снова приобрел свои привычные веселые нотки, но Кёнсу, кажется, никогда уже не забудет, каким ещё может быть этот голос. Он даже не замечает сколько времени сидит словно бы в прострации, лишь периодически поднося чашку к губам, но даже не чувствуя вкуса кофе. «Ты о чём так задумался?» — Хочу тебя увидеть, — говорит Кёнсу, даже не осознавая смысла фразы. Он озвучивает не мысль, а желание, потаённое где-то глубоко, до этого момента ни разу не видевшее свет. Он совсем не об этом думал, но сейчас понял, что ему почти жизненно необходимо увидеть Бэкхёна. — Ты… Можешь выйти из меня? «Погоди-погоди, у меня столько вариантов реплик! Не могу выбрать более…» — Бэкхён! Бэкхён молчит какое-то время, Кёнсу уже думает, что тот вообще не ответит. «Нет, Кёнсу, не могу. Мне сейчас не хватит сил, да и договор не позволит, ты ещё не до конца избавился от болезни». — Сейчас не хватит сил? — переспрашивает Кёнсу. Бэкхён молчит, но его напряжение явно чувствуется, он не хочет говорить об этом, и это не может не тревожить или хотя бы не задуматься о причинах. При всём том объёме информации, что он выдаёт о своём мире, Бэкхён остаётся до безобразия скрытен в вопросах, касающихся непосредственно его самого. — Почему сейчас их не хватает? С тобой что-то не так? — Кёнсу не сдаётся, и его пугает молчание Бэкхёна, он чувствует, как возрастает беспокойство. — Это как-то связано с тем, что тебе нужна была не моя душа, а моё тело? «Какой ты любопытный с утра пораньше». — Два часа дня, Бэкхён, не уходи от темы. С тобой что-то случилось? Ты от кого-то прячешься? Бэкхён снова молчит, и Кёнсу вдруг понимает, что не чувствует его. Снова ушёл, это уже далеко не первый раз, но каждый раз это как-то… неприятно? Кёнсу не нравится, когда Бэкхён вот так уходит, оставляя его одного, словно бы бросая. Ему не нравится, что он не знает, куда вот так девается Бэкхён, ему не нравится появляющееся каждый раз гнетущее чувство одиночества, ему не нравится эта всё возрастающая потребность в Бэкхёне. Ему не нравится, что Бэкхён от него что-то скрывает. Ему не нравится появившееся чувство беспокойства от заданных вопросов. Ему нужны ответы. Ему нужно хотя бы знать, точно ли всё с Бэкхёном в порядке. Кёнсу ждёт час, но за это время ничего не меняется. Он всё так же один, попытки позвать не сработали, попытки почувствовать тоже провалились. Бэкхёна словно бы никогда и не было. Под конец он настолько себя накручивает, что почти звонит Чондэ, останавливает только то, что он никак не сможет объяснить, что происходит. А так хочется хоть с кем-то об этом поговорить, так хочется рассказать Чондэ правду, а не ловить его сочувствующие взгляды. Он берёт себя в руки и собирается ехать за подарками, потому что это лучше, чем сидеть и вариться в собственном соку в ожидании, когда же Бэкхён вернётся. Он сойдёт с ума, если ещё хотя бы полчаса будет думать об этом всём. В конце концов, приближающееся Рождество никто не отменял. По приезде Кёнсу долго ходит мимо магазинов, даже не обращая на них внимания, его мысли снова вертятся вокруг Бэкхёна. Как оказалось, смена локации избавления от мыслей не принесла. Его выводит из своеобразного транса женщина, выросшая буквально из-под земли. Кёнсу даже не успевает сменить траекторию, чтобы избежать столкновения. Женщина удивлённо смотрит на него, Кёнсу неосознанно ёжится, когда удивление сменяется внимательностью. Она смотрит прямо ему в глаза, а у Кёнсу ощущение, что таких глаз в природе не бывает. Ярко-зеленые, такой насыщенный цвет и словно бы подсвеченные изнутри, впрочем, это может быть из-за контраста с бледной кожей и черными как уголь волосами. Он рта открыть не успевает, а она уже улыбается и говорит «ничего страшного», обходя его. Он хочет посмотреть ей вслед, но той словно бы и не было, словно просто растворилась в воздухе. Кёнсу трясёт головой и отправляется на поиск подарков. Боже, он с этим демоном уже везде начал видеть мистику. Просто женщина с контактными линзами, но какой-то холодок всё ещё гуляет по спине, и чувство, что за ним наблюдают, неприятно зудит на коже. Поиск подарков маме и Чондэ не вызывает каких-то особых проблем: духи и паркер — его стандартный набор. Неожиданной проблемой становится подарок отцу: тот попросил свитер, и Кёнсу уже минут пять стоит посреди магазина с двумя свитерами в руках и никак не может выбрать, какой лучше. Он уже и состав изучил, и с консультантом посоветовался, и на себя даже примерил, но всё равно какой-то один выбрать не может. «Они оба ужасны. Положи на место». — Твою Мать! — Кёнсу аж подпрыгивает от неожиданности и хватается за сердце. — Ты до инфаркта меня довести хочешь? Кёнсу оглядывается по сторонам, ловит удивлённые и осуждающие взгляды покупателей и продавцов, выдавив из себя смущённую улыбку, он вешает свитеры на место и быстро ретируется из магазина. «Хочу кофе». Послать бы его лесом в далекие дали, да язык не поворачивается. Кёнсу немного стыдно, что утром он начал так давить и явно лезть туда, куда не просили. Он бы мог это объяснить волнением за Бэкхёна, но с другой стороны, кто он такой? Кто они друг другу? Демон и человек, которых связывает сделка. Они же ведь даже не друзья? Кёнсу сворачивает в первую подвернувшуюся кофейню и занимает самый неприметный угол. Они так и сидят в полном молчании, пока ему не приносят чашку американо. Первым начать разговор Кёнсу не решается, да и, собственно говоря, даже не представляет, что ему сказать. «Как дела?», «чего нового?» даже звучит смешно. Он делает большой глоток… «Я демон только наполовину». Кофе фонтаном вылетает обратно, а у Кёнсу уходит ещё пара минут на то, чтобы откашляться. Нет, Бэкхён точно вознамерился его сегодня убить. — В смысле? Кто-то из твоих родителей был человеком? «В вашем мире это называется «мать». Эта женщина была жрицей ещё в те времена, когда многих стран даже и в помине не было. Их племя было уничтожено, выжить смогла только она, и то лишь потому, что её взяли в плен. Однажды ночью к ней пришёл демон и предложил сделку, но она оказалась умнее и смогла его поймать. И убить. И съесть». — Чего? Съесть? Вот прям демона? «Не целиком. Есть способ заполучить силу демона — съесть его сердце, что она и сделала, но она не знала, что на тот момент уже была беременна мной» — А что было, когда узнала? «Родила и оставила где-то. И это лучшее, что она для меня сделала. Я бы умер, останься с ней. Да я даже не уверен, что она до сих пор жива, скорее всего, её убил более сильный демон». Кёнсу слышит по голосу, чувствует по эмоциям, исходящим от Бэкхёна, что говорить об этом всём он не хочет. Ему не грустно, не печально и не тоскливо, но таким тоном, каким сейчас говорит Бэкхён, обычно передают сводку новостей, а ведь это совершенно не в его характере. Да и в предыдущие разы, когда разговор заходил об Аде, он больше веселился во время рассказа, а сейчас его словно что-то тревожит. — А демоны убивают друг друга? «Конечно, иначе как ещё заполучить больше силы? Иерархия демонов, карьерная лестница ну и всё такое, ты устанешь души поглощать, чтобы level up получить». — А ты тоже убивал демонов? «Да, но у меня не то чтобы был выбор. Я рожден от женщины, да, с силой демона, но от женщины. Сила так не передаётся. Всё, что мне досталось — сущность демона, но на иерархической лестнице я даже не на последней ступени. Свой среди чужих, чужой среди своих. И как человек не удался, и как демон провалился». — Но у тебя же есть сила. «После того, как она меня оставила, меня нашли люди и бросили в огонь, так мой плач услышала Лилит. Уж не знаю, что ею двигало, но она решила забрать меня. Я долго был при ней, а потом ей то ли надоело, то ли другую игрушку нашла, но в итоге она поделилась своей силой и отправила в свободное плавание». Кёнсу хочет спросить каким образом, но не решается. Ему всё ещё тошно от мысли, что можно вот так взять сердце демона и его съесть, да его тошнит только от мысли, а тут откусить, прожевать и проглотить. Какой человек в здравом уме вообще на это пойдёт? «Да, я съел её сердце. Часть сердца, если быть точным, ей ничего с этого, а у меня появилась своя сила. Впрочем, долго я этому не радовался. У меня человеческая плоть, хоть и отчасти, у меня есть душа, и я обладаю силой Лилит. Я — самая вкусная закуска на любом демоническом пиршестве». — Ты поэтому бежал из Ада? «Что? Нет, я бежал потому, что переспал с любовником Амаймона, а тот почему-то не обрадовался данному обстоятельству и спустил на меня Берита». — Чего?! — Кёнсу в какой раз давится кофе и только чудом не выплёвывает его обратно. — Ты, блядь, серьёзно? То есть, в тот момент, когда каждый демон не прочь тобой закусить, ты валишь из Ада лишь потому, что подставил зад какому-то демону? «Во-первых, зад подставлял не я! И это важно. Во-вторых, да». — Мой демон — идиот, — со вздохом говорит Кёнсу. — И что мы будем делать, когда он тебя найдёт? «Мы?» — Ты ожидал другой реакции, — Кёнсу улыбается, он не спрашивает, а утверждает: ему хватило короткого слова, чтобы понять это. — Думал, я потребую разорвать договор, ведь не подписывался на одного демона внутри, а другого на хвосте? Кёнсу не ждёт ответа, да он ему и не нужен, и так знает, что да — думал. Он встаёт из-за стола и идёт к выходу, а Бэкхён всё хранит молчание — то ли переваривает информацию, то ли опять какую-нибудь гадость замышляет. Чёрт этого демона разберёшь, но теперь Кёнсу готов, и внезапные реплики его не напугают и не застанут врасплох. Со второго захода свитер находится на удивление быстро, а Бэкхён уговаривает на покупку ещё пары тёплых вещей. Не то чтобы Кёнсу сопротивлялся: ноющий от холода демон это вам не шутки. Они уже направляются домой, как мимо магазина, в котором они были, медленно и вальяжно проходит Чондэ с каким-то молодым человеком явно шлюховатого вида. Кёнсу даже сначала думает, что обознался, но глазастый демон всё подтвердил. Не то чтобы Кёнсу очень хочет знать подробности личной жизни друга, но его вид… Чондэ никогда так не выглядел, он больше походит на плейбоя, мажора, нежели на того человека, которого всю жизнь знал Кёнсу. Шлюховатый парень что-то активно вещает и показывает пакет в руках, на что Чондэ наклоняется к нему, и парень тут же заливается краской, а следом Чондэ его разворачивает и толкает по направлению к туалетам с какой-то самодовольной и плотоядной улыбкой. Кёнсу хмурится, наблюдая эту картину. Так странно видеть лучшего друга в подобном виде и с таким поведением. Чувство, что где-то обманули, но где — непонятно. Впрочем, не его забота, как Чондэ проводит время; его забота — некормленый демон. Кёнсу на всякий случай идёт в другую сторону. — Что на ужин хочешь? «Ты не пойдёшь за ними?» — Не думаю, что они сейчас хотят меня видеть, или ты присоединиться предлагаешь? Прости, групповухи — не мой конёк. «Нет, но вы же довольно близки…» — И что? Предлагаешь по-дружески пакеты подержать? Откуда столько внимания? Он же тебе не нравится. «Не то чтобы не нравится, я ему не доверяю. Считай это демоническим чутьем». — Договорились, — говорит Кёнсу, заходя в магазин. — Так что ты на ужин хочешь? Или предоставляешь выбор мне? «Осенний супь!» — Ну, мне так мне. «Кёнсу, супь!» Кёнсу искренне проклинает тот день, когда показал Бэкхёну глинтвейн. Победа в их споре о том, что в мире нет такого супа, который понравился бы Бэхкхёну, не стоила того. Вообще не стоила. Кажется, Кёнсу ещё долго будет тошнить от одного упоминания о глинтвейне. — Декабрь на дворе. Какой осенний супь? «А есть зимний супь?» Кёнсу молчит, взвешивая все «за» и «против». Сказать «нет», так Бэкхёна это вообще не остановит, они так и продолжат пить глинтвейн, потому что ныть Бэкхён может очень долго и очень нудно, а у Кёнсу нет таких запасов терпения. А если сказать «да», то хотя бы сменится репертуар. Так себе сделка, но у Кёнсу, кажется, дар на так себе сделки. «Кёнсу-у-у-у». — Я очень сильно об этом пожалею. Да, есть. «И из чего он готовится?» — Из рома. Грогом называется, если такая информация тебя интересует. «Ром? Есть супь, который варится из рома, и ты молчал?!» — Мне пизда и моей печени пизда. Я умру от цирроза, понятно. «Да не ной ты, всё с твоей печенью нормально. Я способен излечить безнадёжно больного раком, ты думаешь, меня остановит какая-то печень? Ты мне лучше на другой вопрос ответь. Кёнсу, с начала декабря прошла уже целая неделя, почему мы ещё не едим зимний супь? Почему мы вообще каждый день его не едим?» — Демон-алкаш — горе в семье. Вечер они уже по традиции проводят за просмотром фильма, но в этот раз Кёнсу решает включить фильм ужасов. Сюжет до безобразия банален — новая семья въехала в старый дом. Седой баян, несчастный труп, которого голливудские киноделы не стесняются насиловать какое десятилетие к ряду, но в этот раз что-то пошло не так, и фильм кажется действительно интересным, держащим в напряжении и пугающий не скримерами, а атмосферой. В начале, когда давались экспозиция и завязка сюжета, Бэкхён чуть ли не ежеминутно фыркал и говорил, что демоны так не делают, так это не работает и что за бред они смотрят? Но постепенно Кёнсу начинает замечать, что Бэкхён всё чаще притихает и больше напрягается. — А я тоже так могу? — спрашивает Кёнсу, когда героиня, чье тело захватил демон, лишь взмахом руки откидывает священников. Он машет рукой и случайно задевает миску с попкорном, которая падает на пол. Благо, пустая была. «Ну, главное, ты достиг результата. Нет, ты не можешь так делать». В этот момент на экране всё же появляется скример, и Кёнсу складывается пополам от смеха. Оказывается, Бэкхён от страха пищит как девчонка. Фильм даже приходится ставить на паузу, пока Кёнсу смеётся, а Бэкхён обиженно сопит и пытается выдать правдоподобное оправдание. Видимо, признаться в содеянном ему гордость не позволяет. Досматривают фильм они уже без вот таких эксцессов, но Кёнсу периодически посмеивается. «Кёнсу, а давай оставим сегодня свет?» — спрашивает Бэкхён, когда они уже ложатся спать. — Ты серьёзно? Большой и страшный демон Ада напуган ужастиком? «Ой, да иди ты». Бэкхён снова забивается в свою нору, из которой его не почувствовать, а Кёнсу лишь плечами пожимает. — Никогда бы не подумал, что демона так легко напугать. И чего экзорцисты так напрягаются? Один марафон ужастиков, и он сам свалит. Надо запатентовать идею. Часы медленно отсчитывают секунды, наполняя комнату тихим «тик-так». Кёнсу всегда умиротворял этот звук, его мысли плавно, почти тягуче, переходят одна в другую. Бэкхён за сегодня успел рассказать о себе больше, чем за всё время их общения. Это же можно считать прогрессом в отношениях? На ум приходит утреннее происшествие, за всеми событиями дня оно как-то затерялось на общем фоне, но сейчас снова всплыло. Кёнсу не сердится за это, возможно, он немного расстроен, что всё так быстро закончилось. Ему нравится Бэкхён, и будь они в другой ситуации, то, возможно, он бы постарался начать с ним встречаться. Но увы… Почему-то вспоминается Чондэ: с ним Кёнсу никогда даже не задумывался об отношениях и всегда видел только в качестве друга. Впрочем, недавняя ситуация заставляет задуматься о том, как хорошо он вообще знает своего друга. Интересно, Чондэ когда-нибудь представлял Кёнсу в подобном виде, как тот мальчишка сегодня? И они правда занимались непотребствами в общественном туалете? Если бы он с Чондэ всё же начал встречаться, его бы тоже туда затаскивали? Чондэ всегда был очень вежливым, внимательным, обходительным, а сегодняшний Чондэ словно и не Чондэ вовсе. Бэкхён сказал, что не доверяет ему, может, на это и правда есть основания? Когда, интересно, мнение Бэкхёна для Кёнсу стало весомее многолетней дружбы, и почему он тоже начинает сомневаться в Чондэ? Кёнсу уже практически засыпает, как в голове всплывает образ женщины с зелеными глазами. Даже не образ, а именно глаза — такие необычные и завораживающие. Он переворачивается на другой бок и лишь на крохотное мгновение приоткрывает глаза, больше случайно, но тут же распахивает их: его с головы до пят окатывает жар и тут же сменяется ознобом, он и сам уже чуть не вскрикивает как девчонка. «Кёнсу?! Что случилось?» Голос Бэкхёна полон беспокойства, а Кёнсу понимает, что пошевелиться не может, но быстро соображает, что власть над телом сейчас не у него. Он смотрит на проём двери, но там лишь ночная темнота, хотя секундой назад ему явственно показались там те зелёные глаза. — Там кто-то есть, — едва шепчет Кёнсу, с ужасом смотря на дверь. Ему и правда всё ещё кажется, что там кто-то стоит. «Кёнсу, не смешно» — говорит Бэкхён, а у самого голос дрогнул. — Да я серьёзно говорю, ты же чувствуешь мои эмоции! Бэкхён, ты можешь проверить, есть там кто? «Ты рехнулся? Я туда не пойду! А если там и правда кто-то есть?» — Бэкхён, если там кто-то и есть, то он явно из твоей компании! Вот ты и проверяй, желательно оставив моё тело здесь. Бэкхён молчит пару секунд, а потом рука Кёнсу вскидывается и во всей квартире загорается свет, озаряя всё вокруг и дверной проём, откуда видна часть вешалки с верхней одеждой. — О… Так вот что это. А я думал, там кто-то стоит. Аж гора с плеч, — говорит Кёнсу и чувствует, что левая рука у него и правда болит, причём так сильно. — Что у меня с рукой? «Это у меня. Ты меня так дёрнул, что я уж подумал, ты мне её с корнем вырвешь». — Как дернул? «Сильно!» — То есть, это я тебя вытянул? Обычно я тебя даже не чувствую в твоей норе, а тут… Да я крут! — говорит Кёнсу и заваливается обратно в кровать, заворачиваясь в одеяло. — Свет погаси. «А чего я?» — Ты включил, ты и выключай, — Кёнсу видит, как его рука снова делает взмах, и свет везде гаснет. — Погоди, ты же сказал, что я не могу так делать? «Ну ты и не можешь, а про меня разговор не шёл». Кёнсу вздыхает и прикрывает веки, но пред внутренним взором снова появляются те, ярко-зелёные глаза. Он ёжится и старается сильнее свернуться в клубок, страх уже отпустил, но бессознательное чувство беспокойства никак не покидает его. Он всё ещё чувствует, что за ним кто-то наблюдает. «Если бы здесь кто-то был, то я бы это уже почувствовал. Успокойся уже». И он пытается, правда заставляет себя расслабиться, закрывает глаза, но тут же их открывает. Попытка отвлечься на другие мысли тоже проваливается, медленное и глубокое дыхание не помогает. «То есть, спать ты не собираешься?» — Не могу уснуть. Бэкхён, а ты можешь, ну… «Усыпить тебя?» — Да. «Сейчас, погоди, я посмотрю. А, да, вот, в инструкции по пользованию человеческим телом так и написано: параграф шесть пункт восемь, усыпление вашего человека невозможно вследствие проявления повышенного ЧСВ и полного охеревания вашего человека. Я не переключатель твоего организма! Болезнь выключи, сон включи» — Да ладно-ладно, я понял, чего ты завёлся? «Ты сам виноват, нехрен было всякую дрянь на ночь смотреть. Теперь страдай». Кёнсу ничего не отвечает, просто старается плотнее завернуться в кокон из одеяла, но желаемого результата достигнуть так и не получается, его всё так же обуревает чувство беспокойства, ему всё ещё кажется, что в комнате есть кто-то ещё. Кто наблюдает за ним и точно, вот сто процентов готовится к тому, чтобы схватить его и убить, ну или того хуже. Через несколько минут он уже подумывает над тем, чтобы встать и поработать, раз уснуть всё равно не получается, но тут он ощущает, как его аккуратно сжимают в объятьях. «Так спокойнее?» Кёнсу замирает и чувствует, как кровь приливает к щекам. Лёгкий кивок в ответ и объятья становятся сильнее. Он только хочет обрадоваться тому, что Бэкхён не может его увидеть, но тут же вспоминает, что это же Бэкхён, и ему не надо видеть, чтобы знать все эмоции Кёнсу. На удивление, вправду становится спокойнее, и это хорошо; плохо то, что место беспокойства теперь занимает волнение. Близость Бэкхёна невообразимо волнует, а руки так и чешутся прикоснуться к нему, и Кёнсу даже пытается это сделать, но чувствует лишь ткань постельного белья, а рядом раздаётся тихий смешок. «Ещё рано. Спи, Кёнсу». И Кёнсу засыпает. Веки начинают невыносимо слипаться, а сознание медленно уплывать, словно при наркозе. Пожалуй, решение заключить с Бэкхёном сделку было самым лучшим решением за всю не такую уж и долгую жизнь Кёнсу. По пустующим коридорам торгового центра раздаётся звук приближающихся шагов, в полутьме не разглядеть кто это, но все инстинкты буквально кричат, что надо бежать. Кёнсу разворачивается и срывается места, но шаги не стихают, лишь приближаются, и чем быстрее пытается бежать Кёнсу, тем ближе они раздаются. Он пытается ускориться, но ноги будто погружены в вату, а шаги всё ближе. Он сворачивает за угол и бежит сквозь холл клиники, такой же пустой и такой же мрачной, как и коридор до него. До двери остаётся совсем чуть-чуть, но рука, тянущаяся за ним, почти достаёт. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и он окажется дома. Кёнсу выскакивает из клиники и захлопывает дверь своей квартиры. Но нечто, что гналось за ним, всё ещё здесь, всё ещё рядом. — А говорил, что это я напуган ужастиком, — раздаётся насмешливый голос Бэкхёна, заставляющий страх отступить, а монстра — исчезнуть. Кёнсу поворачивает голову и смотрит на молодого человека, что сейчас стоит, привалившись плечом к стене, а его глаза чуть прищурены. Глаза с жёлтыми вертикальными зрачками. — Больше мы эту хрень на ночь не смотрим. И с тебя зимний супь за все мои страдания. Серьёзно, оно того вот вообще не стоило. В жизни бы не подумал, что ты такой впечатлительный. Тебя не пугает демон, живущий в тебе, тебя не напугал демон, идущий по моим следам, но ты напуган фильмом ужасов. Ты вообще адекватный? Кёнсу подходит ближе, внимательно вглядываясь в лицо, стараясь запомнить его. Он спит, и он это уже понял, а раз так, то время у них на исходе, и Кёнсу хочет как можно подробнее запомнить, как выглядит Бэкхён, а не забыть сразу по пробуждении. Он подходит почти вплотную и касается чужой щеки, боясь, что опять ничего не почувствует, но чувствует тепло кожи. Он чувствует под ладонью тепло Бэкхёна! Губы сами тянутся в улыбке. — Знаешь, ты сейчас выглядишь немного… Бэкхён не договаривает и лишь поражённо хлопает глазами, когда Кёнсу порывисто прижимается к нему, утыкаясь носом в шею и обнимая за пояс. Глубокий вдох, и Кёнсу прикрывает глаза, а когда снова их открывает, то видит перед собой потолок родной спальни. «О, завтрак!» Кёнсу сначала усмехается, а потом и вовсе начинает смеяться. «Если б знал, что тебя так осчастливит моё появление в твоём сне, то сделал бы это намного раньше». Кёнсу уверен, что сегодня будет отличный день. *** «Нормальные люди перед вечеринками пытаются, ну, как-то приукрасить себя, что ли, в порядок привести» — И что ты от меня хочешь? — спрашивает Кёнсу, хотя и так знает ответ. Через несколько дней на работе корпоратив, и чем он ближе, тем активнее Бэкхён начинает настаивать, что надо сходить в парикмахерскую, надо прикупить крутых шмоток. «Да ничего такого. Просто вслух рассуждаю. Интересно просто, как ты думаешь, чем руководствуются люди, которые видят своих коллег всего несколько раз в год и, собираясь к ним на вечеринку, идут в костюме хикикомори?» — Отсутствием времени? «Ты последний час лежишь и пялишься в телевизор». — Вот видишь, я очень занят! Бэкхён фырчит и затягивает нудную и заунывную песню о бедном и несчастном мальчике, который боялся парикмахеров, оброс волосами, задохнулся и умер. — Ладно-ладно, я понял! Каким же занудным ты можешь быть! На корпоратив Кёнсу идёт во всеоружии, правда, зачем, он так и не понял, но всё что угодно, лишь бы не слушать бесконечный поток занудства Бэкхёна. Господи, этот демон может достать кого угодно! Иногда создаётся впечатление, что он Бога сможет достать, если захочет. Сначала добраться до него, а потом достать. Его б упёртость да в благие намерения, цены б не было. Кёнсу очень спокойный и терпеливый человек, но ни у одного существа в этом мире нет такого объёма нервных клеток, чтобы вынести занудствующего Бэкхёна. Для вечеринки был арендован зал в ресторане: коллектив у них небольшой, Чондэ только в следующем году планирует расширяться, так что их посиделка вполне смахивает на дружескую. Кёнсу знает всех присутствующих, хотя ни с кем близко не общался. Девушки заинтересованно стреляют в него глазками, видимо, тоже оценив смену имиджа, Чондэ так вообще знатно охренел, а Бэкхён прямо-таки излучает самодовольство. — Ты только ради этого заставил меня пойти на эти пытки? — едва слышно спрашивает Кёнсу, на всякий случай ещё и прикрыв рот рукой — сидеть на банкете с наушниками в ушах как-то не очень прилично. «Естественно. Зачем же ещё?» — Я мог бы и сам догадаться. Ты в курсе, что тщеславие не входит в список добродетели? «О, ужас какой! Какая жалость! И как же мне теперь жить?» Кёнсу ничего не отвечает. Женская часть их коллектива сегодня как-то особенно активно старается втянуть его в общую дискуссию, а ещё они уж очень активно подсовывают ему разнообразные коктейли, чему не прекращает радоваться Бэкхён. Вечер набирает обороты, напитки становятся крепче, а глаза его коллег всё больше начинают блестеть, на щеках появляются румянцы. Один Кёнсу остаётся неприлично трезвым и не столько из-за отличной переносимости алкоголя, сколько из-за Бэкхёна, которому нравится вкус, но не нравятся последствия. Проще говоря, алкоголь на Кёнсу больше не имеет никакого воздействия. Несомненный плюс и несомненное проклятие. В момент, когда половина честной компании решает выйти на перекур, Кёнсу идёт освежиться: в их зале становится как-то жарковато. Он споласкивает лицо холодной водой несколько раз и смотрит в зеркало. Ладно, Бэкхён был прав — смена имиджа ему действительно идёт. Он перестал выглядеть как тот, кто давно поставил на себе крест, и теперь больше похож на приличного человека. — Бэкхён, ты как? — спрашивает Кёнсу. — Ты как-то подозрительно притих. «Мне не нравится, как Чондэ начинает на тебя смотреть. Валить отсюда пора». Кёнсу в общем-то солидарен с мнением, Чондэ и правда начинает как-то странно посматривать. Он всё меньше напоминает дружелюбного друга и всё больше походит на того, кого они видели в торговом центре. Кёнсу кивает своему отражению и, вытерши лицо, направляется к двери, но не успевает выйти, как та открывается, и в туалет заходит Чондэ. — Привет, звезда сегодняшнего вечера. — Думал, ты вышел с остальными, — говорит Кёнсу и давит из себя улыбку, но чувствует, как мгновенно напрягается Бэкхён. — Я выходил, — пожав плечами, отвечает Чондэ, скользнув плотоядным взглядом по телу, и подходит ближе. Кёнсу отступает назад. — А потом вернулся. Соён сказала, что ты вышел в туалет, ну и я решил пойти за тобой. Кёнсу упирается спиной в раковину. Он чувствует, как в груди зарождается чувство страха и злости, хотя злится больше Бэкхён. — Чтобы что? Проверить, не решил ли я сбежать в Министерство магии? Прости, друг, но оно так не работает, неужели книги не читал? — Кёнсу пытается свести всё к шутке, но вместо улыбки видит ухмылку, точно такую же, как тогда, с тем парнем. — Ты такой красивый, — говорит Чондэ низким голосом и проводит пальцами по щеке. «Он либо убирает свои руки, либо я ему их сейчас вырву». В голосе Бэкхёна явственно слышатся гневные нотки, и это немного отгоняет страх Кёнсу. Он откидывает руку Чондэ, впрочем, тот тут же перехватывает за запястье. Кёнсу старается его вырвать, но безуспешно. — Чондэ, прекрати, друзья себя так не ведут. Чондэ подходит вплотную и, склонившись, глубоко вдыхает запах волос, сильнее сжимая запястье. Кёнсу опускает голову, больше инстинктивно, чтобы избежать того, что сейчас должно произойти. Он упирается свободной рукой в грудь Чондэ, стараясь его отодвинуть, но тот не сдвигается и на миллиметр, даже наоборот, сильнее прижимается. — А ещё друзья не выглядят так соблазнительно, но ты, Кёнсу, выглядишь. И это преступление, я так давно себя сдерживаю. Неужели я не достоин награды? Кёнсу чувствует, как медленно теряет власть над телом, и с одной стороны рад этому, но он вообще не уверен, что именно Бэкхён может сделать. А судя по тому, что Бэкхён не спешит взять управление на себя, то и он в этом не уверен. — Чондэ, мне больно! Кёнсу пытается отрезвить друга, пока всё не дошло до рукоприкладства. — Мне тоже больно каждый раз видеть тебя и не иметь возможности поцеловать, прижать к себе, заполучить тебя. — Чондэ не торопясь опускается ниже, его дыхание с каждым словом касается то уха, то щеки, то губ. — Почему ты не хочешь стать моим, я же столько для тебя сделал? Последняя фраза звучит как пощечина. Неужели за всей этой помощью и поддержкой скрывались корыстные цели? Кёнсу резко поднимает глаза, встречаясь взглядом с Чондэ. — Что ты несёшь? Мы же друзья, а друзья помогают друг другу! — Я и помогал, — усмехаясь, говорит Чондэ, проведя рукой по щеке. — Я устроил тебя к себе, — подушечки пальцев скользят по другой щеке. — Я пропихнул тебя к лучшему врачу, оплатил лечение, — он медленно обводит контур губ и облизывает свои. — Мне кажется, я вложил в тебя достаточно, чтобы предъявлять свои требования, — он жёстко сжимает пальцами подборок, лишая возможности отвернуться, и шепчет в самые губы, пока глаза Кёнсу наполняются слезами. — Ты обязан мне. Кёнсу закрывает глаза и тут же чувствует, как Чондэ рывком отлетает от него, а его самого переполняет клокочущая ярость. «Пойдём отсюда, пока я не передумал и действительно не вырвал ему руки» — говорит Бэкхен, прежде чем забраться в свою нору. Кёнсу почти бегом покидает туалет, лишь мельком взглянув на распластанное у стены тело уже, видимо, бывшего друга. Быстро попрощавшись с коллегами, он ловит такси и едет домой. Всю дорогу Кёнсу прокручивает в голове недавнюю сцену, вспоминает недавние слова. Неужели это всё правда? Неужели вся их дружба построена на попытке купить его? То есть, всё, что было, было ложью? Он не хочет в это верить, он хочет списать всё на алкоголь, вот только тот не меняет личность человека, а добавляет храбрости. Кёнсу всё больше накручивает себя, ему становится мерзко от воспоминаний прикосновений Чондэ, он почти их ощущает, ощущает чужое дыхание на своей коже, слышит слова. Дома первым делом он идёт в душ, желая смыть с себя эти ощущения, это чувство омерзения, грязи. Но всё тщетно — воспоминания не смоешь. Кёнсу выходит из ванной и заваливается на кровать, бесцельно таращась в потолок. Бэкхён всё это время не появляется, забравшись в свою нору почти сразу же, как они покинули тот туалет, но Кёнсу даже сейчас чувствует отголоски его ярости. Сколько прошло времени, Кёнсу не скажет и под дулом пистолета, лишь чувствует, как в один момент по всему телу резко разливается тепло, а ведь он даже не заметил, что так замёрз. «Сдурел? Кёнсу, этот урод не стоит твоей смерти». Кёнсу ничего не отвечает, только делает над собой усилие и заворачивается в одеяло. Говорить не хочется, ничего не хочется, кроме как проснуться и узнать, что это всё лишь сон. Бэкхён проявляет чудеса тактичности и молчит, лишь мурлычет какую-то песню, и звук его голоса постепенно успокаивает. — Обними меня. И Бэкхён обнимает, прижимаясь спереди и поглаживая по голове. «Спи, Кёнсу». Раздаётся тихий голос над ухом, а следом Кёнсу чувствует лёгкий поцелуй в плечо и удивляет сам себя, едва заметно улыбаясь. Проснувшись утром, Кёнсу чувствует себя ещё более разбитым, чем накануне, а ещё он с удивлением понимает, что у него болит горло. Бэкхён недовольно сообщает, что нехрен было валяться после душа в одном полотенце в комнате с открытым окном, когда за этим окном декабрь, и Кёнсу сам виноват и это его наказание. Мстительная зараза. Впрочем, через пару часов он сменяет гнев на милость и всё же вмешивается, но морально Кёнсу легче не становится. Он всё утро шатается из угла в угол и никак не может найти себе место, мысли бесконечным потоком вертятся вокруг вчерашнего дня, и он понятия не имеет, как от них избавиться. Бэкхён пытается его отвлечь, пытается развеселить, но всё тщетно. Лишь когда в квартире раздаётся телефонный звонок, а на дисплее высвечивается «Чондэ» Кёнсу понимает, чего хочет. Он хочет свалить отсюда и немедленно. Прямо сейчас. Он должен был ехать к родителям через пару дней, но, видимо, приедет раньше. Он собирается за рекордные полчаса, в которые Чондэ звонит ещё несколько раз, но всё равно Кёнсу не успевает, потому как подходя к такси, он видит, как к его дому подъезжает знакомая машина. На короткое мгновение у него в голове мелькает мысль дать возможность объясниться, но он гонит её от себя и садится в машину, сказав водителю, что сильно опаздывает и доплатит за скорость. Уже на вокзале он краем глаза замечает бегущего к нему Чондэ. Дожили, он пытается сбежать от лучшего друга. Лучше б оставался сидеть в квартире — через закрытую дверь Чондэ вряд ли смог пройти. Кёнсу вздыхает и идёт на перрон. К чёрту это дерьмо. Он не хочет видеть Чондэ, не хочет слышать, знать, а по возвращении он вообще уволится, и больше они никогда не пересекутся. Поезд уже виден вдалеке, чему Кёнсу безгранично рад. Может, удастся избежать встречи? Он неспеша идёт по перрону к самому последнему вагону. — Кёнсу! — слышится вдалеке голос Чондэ, а Кёнсу чертыхается про себя, но скорость шага не меняет. Ему даже почти интересно, какие именно оправдания он услышит. «Могу скинуть его под поезд». Голос Бэкхёна отдаёт безразличием, но Кёнсу знает, что это далеко не так, чувствует возрастающую злость. — Убийство — это плохо. Он мудак, но смерти не заслуживает. Кёнсу скользит взглядом по путям и едва не спотыкается, когда на мгновение ему кажется, что вдалеке стоит женщина с развивающимися на ветру чёрными волосами. Он прищуривает глаза и с облегчением выдыхает, когда на месте женщины видит столб. — Надо сходить к окулисту, в последнее время всё чаще что-то мерещится. «В таких случаях обращаются к психиатру». Чондэ довольно быстро догоняет и рывком разворачивает Кёнсу к себе. — Нам надо поговорить, — выпаливает Чондэ сразу и без приветствий. — Правда? «У него определенно руки лишняя часть тела». — Насчёт вчерашнего… — Мне казалось, вчера ты сказал всё, что хотел, и отпусти мою руку, если не хочешь остаться без своей. Звук приближающегося поезда становится всё отчетливее, и Кёнсу мысленно его поторапливает, просто чтобы это всё быстрее закончилось. — Кёнсу, я понимаю, ты обижен на меня, но выслушай, прошу. Давным-давно, лет пятнадцать назад, я заключил сделку с дьяволом, и вот вчера он снова ко мне пришёл. Я понимаю, это звучит как бред, но прошу, поверь мне хотя бы ради себя! Этот дьявол сказал мне, что в тебе прячется другой дьявол, и это всё объясняет! Это он нашёптывает тебе, это не ты меня оттолкнул, а он! «Кёнсу, пора валить». Кёнсу старается вырвать руку из хватки Чондэ, но у него не выходит: тот словно бы намертво вцепился. — Да послушай же ты меня! — Чондэ уже практически кричит. — Этот дьявол предложил мне новую сделку: моя душа в обмен на твоего дьявола! Пойми, ты можешь спасти мою душу! Кёнсу замирает, пытаясь осознать, что вообще происходит. Ему предлагают избавиться от Бэкхёна ради спасения души Чондэ? Ещё раз, Чондэ просит отдать ЕГО Бэкхёна какому-то дьяволу, чтобы спасти душу Чондэ? — Ты с ума сошёл? — поражённо выдыхает Кёнсу. — Я знаю, в это сложно поверить, но дьяволы существуют, и я знаю одного священника, который сможет изгнать его из тебя. Просто поедем со мной! — Чондэ разворачивается и дёргает Кёнсу за собой, но тот не двигается. Раздаётся сигнал приближающегося поезда, и Кёнсу вздрагивает от неожиданности. — Я никуда с тобой не поеду! — Кёнсу, это дьявол в тебе говорит, ты можешь этого не сознавать, но поверь, это он! — Нет, он, видимо, охренел ещё больше, чем я, и вообще молчит, — Кёнсу смотрит в глаза Чондэ, полные нетерпения, словно бы тот и не сомневается в положительном ответе. — Он мой демон и хрена с два я его кому-нибудь отдам. Ни тебе, ни твоему дьяволу. Катитесь оба в Ад. Как только с губ срывается последнее слово, ладонь Кёнсу буквально вспыхивает болью. Он удивлённо смотрит на неё и видит неизвестный символ. Сигнал поезда раздаётся совсем близко. — Ты подписал душу друга на вечные муки ада, — раздаётся спокойный голос Чондэ. Кёнсу поднимает на него глаза, и в его горле застывает крик. — Интересно, а Бэкхён пойдёт ради тебя на подобную жертву? «КЁНСУ!» Следующее, что ощущает Кёнсу, то, как он летит с перрона прямо на рельсы, но он не может отвести взгляд от глаз Чондэ с красными вертикальными зрачками. *** Холод пробирает до костей. Кёнсу открывает глаза, но ничего не видит: вокруг кромешная тьма. Он пытается пошевелиться и с удивлением понимает, что ему ничего не мешает. Он поднимает руку к глазам, но не видит её даже перед самым своим носом. — Бэкхён! Ответа нет. Кёнсу отхватывает страх, он зовёт ещё раз, и ещё, и ещё, но ответа всё так же нет. Он даже почувствовать Бэкхёна не может. Он смотрит по сторонам, но везде кромешная тьма. Паника накатывает безудержной волной, его трясёт и ему безумно страшно, а что если они всё же смогли добраться до Бэкхёна? Это странно, но за себя Кёнсу совершенно не переживает, но мысль о том, что он мог потерять Бэкхёна, повергает в полное отчаяние. Он опускается на колени, обнимая себя за плечи, и пытается успокоиться. Он снова пытается позвать Бэкхёна, но в ответ всё так же тишина. В глазах собираются слёзы, и за мгновение, как срывается первая, его резко прижимают к тёплому, почти горячему телу. — Тише, Кёнсу, тише. Я здесь. Вздох облегчения вырывается из груди, и Кёнсу порывисто обнимает Бэкхёна, прижимая к себе. Бэкхён тихо покачивает, медленно гладя по спине и нашёптывая что-то на ухо. Кёнсу не слышит, что именно, пока не успокаивается, но к тому моменту Бэкхён уже просто напевает мотив какой-то песни. — Где мы? — спрашивает Кёнсу, когда способность мыслить снова возвращается к нему. — В тебе. Точнее, в твоем сознании, но на очень глубоком уровне. Кёнсу, слушай мой голос и делай, как я говорю. Сосредоточься и представь свою квартиру, в самых подробных деталях, каких только можешь, — Кёнсу вдыхает и старается максимально сосредоточиться на указанном месте. — Представь себя в ней. Представь, что мы сейчас сидим на полу комнаты. Умница, — говорит Бэкхён и старается отстраниться, но Кёнсу сильнее прижимает его к себе. — Кёнсу, открой глаза. Кёнсу снова слушается и удивлённо осматривается по сторонам. Они снова в его квартире, словно бы всё произошедшее было лишь страшным сном, вот только это не так. — Как? — поражённо выдыхает Кёнсу. — Это твоё сознание, тут ты устанавливаешь правила и формы. Считай, это твой персональный мир, в котором ты Бог и можешь творить всё, что тебе вздумается. — Что произошло? Сколько я уже здесь? Бэкхён тяжело вздыхает, встаёт и плюхается на кровать, смотря в потолок. — Чуть больше суток, а по поводу произошедшего, если кратко, то ты попал под поезд и сейчас находишься в коме. Кёнсу следует примеру и тоже поднимается с пола, только на кровать он садится, внимательно рассматривая Бэкхёна. — Что?! В смысле, под поезд? Да меня должно было разнести на куски по всем путям. — Ага, врачи называют это чудом Божьим. Идиоты. Он в жизни бы не снизошёл до спасения одной души, у него же грандиозные планы космического размаха, о которых никто даже не догадывается. Кстати, иногда создается впечатление, что он и сам о них не очень в курсе. — А если не кратко? — А если не, то твой друг продал душу, и в тот момент, когда я его от тебя отшвырнул, демон, с которым они связаны контрактом, почувствовал меня. Я не знаю, что конкретно за демон, но судя по всему, он передал эту душу Бериту, я почувствовал его ещё там, на перроне, но теперь ощущаю и где-то рядом с тобой. — Он может до тебя добраться? — Нет, пока ты без сознания. Демона можно изгнать из тела только с согласия этого человека, именно поэтому тебе обожгло руку, это сработала печать. Но демон может сам покинуть тело человека, и поэтому Берит тебя столкнул, он рассчитывал на то, что я сбегу. Если человек умирает, когда демон находится в нём, то демон остаётся навсегда запечатанным в таком месте, как это. — Но ты же говорил, что пока контракт не исполнен, ты не можешь покинуть моё тело. — Схитрил чутка. В конце концов, я демон или кто? — Если бы ты покинул моё тело, то тебе бы не хватило сил вернуться обратно? Бэкхён улыбается и приподнимает свою кофту, а Кёнсу едва не ахает. От груди до подвздошной кости у Бэкхёна проходят четыре глубоких следа от когтей. — Последствие моей прошлой встречи с Беритом. — Сильно болит? — Почти нет, они довольно неплохо заживают, но помимо тебя мне ещё и себя лечить надо, так что сил на что-то другое у меня довольно немного. Кёнсу тянет руку и осторожно, едва касаясь, дотрагивается до края раны, ведёт рукой вдоль неё, отмечая, как напрягаются мышцы. Ему так хочется, чтобы этих страшных ран не было, он даже может представить, каким раньше было тело Бэкхёна, а ведь ещё и шрамы, наверное, останутся. Он так сосредотачивается на этой мысли, что почти видит отсутствие этих полос, но затем понимает, что не почти, он правда видит, как они затягиваются. Кёнсу удивлённо смотрит на Бэкхёна, прося пояснений, но тот видимо в не меньшем шоке. — Мой мир — мои правила, — замечает Кёнсу, но руку не убирает, а рисует на коже кончиками пальцев странные узоры, даже не сразу понимая, что он вообще делает. Ему просто нравится наконец-то прикасаться к Бэкхёну, не боясь, что сон вот-вот оборвётся. — Кёнсу, что ты делаешь? — А на что похоже? — На то, что ты меня соблазняешь, — Кёнсу не отвечает, а лишь пожимает плечами. — Кёнсу, тебя только что столкнул под поезд дьявол, ты находишься в коме, душа твоего друга обречена на вечные муки, потому что ты решил не отпускать демона, живущего в тебе. — Но я жив! И Чондэ знал, на что подписывается, когда соглашался на сделку, цена которой душа, моей вины в этом нет. Я уже не говорю о том, что друг из него так себе. Что будет, когда я выйду из комы? — говорит Кёнсу и заваливается рядом набок, смотря, как Бэкхён тоже переворачивается набок и подпирает голову рукой. — Берит попытается сделать так, чтобы я покинул твоё тело. Самое логичное — это дождаться, когда твоё состояние станет стабильным, и на этом нам лучше будет расста… — Нет! Говно план, придумывай новый. Бэкхён усмехается и опускает голову. Дни сменяются друг другом, кажется, Кёнсу давно потерял счёт времени, он даже не понимает, стоит оно или идёт. Здесь нет ни дня, ни ночи, а единственная связь с миром — это Бэкхён, который уходит, чтобы ускорить выздоровление Кёнсу и проверить, насколько близко Берит успел подкрасться. Кёнсу прикрывает глаза и погружается в свои мысли, и тут же перед внутренним взором появляется Бэкхён. Кёнсу даже не пытается отрицать, что его тянет к Бэкхёну настолько сильно, что это кажется ненормальным. Ему едва ли не жизненно необходимо прикасаться к Бэкхёну, когда он рядом, он никогда и ни по кому не ощущал такого сильного тактильного голода, как сейчас. Порой, сдерживать себя становится физически больно. Кёнсу уже давно не отрицает своей симпатии. Он вспоминает последние недели до всего этого дерьма, постоянные прикосновения Бэкхёна, тихое мурлыканье каких-то популярных мотивов перед сном и мягкие поглаживания, взаимные подколы. Он скучает по тому времени и его до дрожи пугает мысль, что из этой переделки они не выберутся. Кёнсу вспоминает короткие касания губ Бэкхёна и его поддразнивающие прикосновения; его так часто посещала мысль, а что было бы, если бы они зашли чуть дальше, как бы это ощущалось? Да и Бэкхён легче не делает, вечно подставляется под прикосновения, сам лезет под руку и смотрит так жадно, так голодно, что в иной раз от одного взгляда тяжелеет внизу живота. Кёнсу представляет, как в самое первое утро, когда Бэкхён показал, как можно объединять их сознания, он не вздрагивает от поцелуя, а Бэкхён опускает руки ниже, прикасается интимнее, целует жарче. — Ты же в курсе, что я всё ещё ощущаю твои эмоции? Кёнсу стонет и закрывает лицо руками под тихий смех. — И о чём таком ты думал? Обо мне, да? — спрашивает Бэкхён, со стоном заваливаясь на кровать. — О том, как хорошо было бы сходить за БигМаком. Устал? — О да, БигМак сейчас не повредил бы, и да, устал. Повреждения куда серьёзнее, чем я думал, и мне надо больше времени. — Хочешь, сделаю массаж? — Кёнсу ничего не подразумевает, он правда хочет помочь расслабиться. — Хочу, — не отрывая голову от подушки, отвечает Бэкхён, но тут же приподнимается, стягивает кофту и заваливается обратно. Кенсу садится сверху и опускает руки, на мгновение замирает, стараясь запомнить то, как они смотрятся на чужой широкой спине. Бэкхён действительно слишком напряжён, и Кёнсу его немного жаль, это он-то здесь лишь прохлаждается. Размяв поясницу, Кёнсу поднимается выше по спине, затем плечи, предплечья, шея, снова спина. Он слушает довольное мычание и улыбается. В какой-то момент тело под ним приподнимается, и Кёнсу уже собирается слезть, но Бэкхён просто переворачивается на спину и сажает Кёнсу обратно. — Продолжай, — говорит Бэкхён с лукавой улыбкой, а в глазах так и читается вызов: слабо или нет. Кёнсу не слабо. На этот раз он начинает разминать руки и поднимается выше, но Бэкхён вдруг решает, что на кровати рукам не удобно, и он кладёт их на бёдра Кёнсу, не давая приподниматься по мере того, как он продвигается выше. Бэкхён, конечно, не два метра в длину, но у Кёнсу короткие руки, и ему приходится чутка наклониться вперёд. Они смотрят друг другу в глаза, оба понимают к чему всё идет, но у них уже выработалось что-то вроде привычки не соглашаться друг с другом хотя бы для вида, хотя бы первые пару минут. Первые пару минут проходят, и первым сдаётся Бэкхён. Он порывисто поднимается и впивается горячим поцелуем в губы. Он целует глубоко, жадно, и Кёнсу не уступает, отвечая с такой же страстью, с таким же жаром. Они отрываются друг от друга буквально на мгновение, чтобы общими усилиями скинуть с Кёнсу кофту. И снова поцелуй жарче, горячее, ненасытнее. Бэкхён опрокидывает Кёнсу на спину и подминает под себя, вжимаясь всем телом, а Кёнсу стонет в поцелуй, едва прогибаясь и подставляя тело под горячие ладони, скользящие по его бокам. Им приходится снова оторваться друг от друга на непозволительно долгие мгновения, за которые джинсы Кёнсу вместе с бельём оказываются на полу. Бэкхён прикасается поцелуем к внутренней стороне бедра и опускается ниже, слегка прикусывает кожу, отчего Кёнсу вскрикивает, но тут же стонет от ощущения языка на головке члена. Бэкхён дразнит прикосновениями, едва касается, облизывает, обхватывает губами и тут же отпускает, скользит по всей длине и снова прикасается лишь к головке. Но когда терпеть становится совсем невыносимо, он всё же берёт член в рот и опускается губами к основанию. Его движения медленные и неторопливые, полностью входящие в диссонанс с характером поцелуев, он всё ещё дразнит и не даёт получить то, чего так жаждет Кёнсу. В какой-то момент он ускоряется, с большей страстью лаская, вкладывая всего себя в этот процесс и тогда, когда Кёнсу начинает стонать в голос, он снова замедляется, снова начинает дразнить. — Бэкхён, — срывается то ли стон, то ли просьба, Кёнсу сам до конца не понимает, он запускает руку в волосы Бэкхёна и сам начинает двигать бёдрами быстрее, а Бэкхён расслабляет горло и позволяет Кёнсу руководить процессом. Впрочем, длится это недолго. Бэкхён приподнимается и окидывает тело Кёнсу масляным взглядом, он останавливается на глазах, подёрнутых дымкой возбуждения, и медленно облизывает свои пальцы, погружая их глубже в рот и активно смачивая слюной, а Кенсу неосознанно облизывает губы. — Помни, в этом мире ты управляешь реальностью. Ты смог вылечить меня за пару секунд, а я не смог это сделать и за три месяца. Кёнсу согласно кивает: на голос он сейчас вообще не рассчитывает. Бэкхён снова наклоняется и целует низ живота, прикасается пальцем к сфинктеру и, обведя его, медленно проникает внутрь, одновременно с этим вбирая в рот член. Он растягивает долго, неторопливо и так же неторопливо ласкает ртом, не давая Кёнсу возможности ускорить этот процесс. Бэкхён останавливается, когда Кёнсу пребывает где-то между сознанием и нирваной, медленно раскачиваясь на её волнах. Бэкхён быстро скидывает свои штаны и нависает сверху, и Кёнсу из последних сил обнимает его за шею, притягивая к себе, успев перед поцелуем шепнуть в самые губы короткое: «Давай». Бэкхён хотел войти медленно, осторожно, но у Кёнсу своё мнение на этот счёт. Он прижимается сильнее, двигает бёдрами и, по мнению Бэкхёна, до одурения призывно стонет. Бэкхён демон, и у него не то что ангельского терпения нет, у него и с обычным-то проблемы, поэтому на очередное движение бёдрами он отвечает резким и глубоким проникновением, посчитав, что и так достаточно долго сдерживался. Он выжидает несколько мгновений, больше ради приличия, а затем начинает двигаться, но всё же ещё аккуратно. — Быстрее, — шепчет Кёнсу и обнимает Бэкхёна за спину, и тот слушается, входит быстрее, иногда рваными толчками, периодически меняя угол проникновения, подхватывает под бёдра, сжимая пальцами кожу. Прикасается короткими, но жадными поцелуями, срываясь на сладострастные стоны в приоткрытые губы. В какой-то момент их глаза встречаются, и Бэкхён на мгновенье замирает, видя в глубине зрачков желание большего, ему даже считывать это желание не нужно: оно такое явственное, что не подчиниться он не может. Быстро выскользнув из горячего тела, он переворачивает Кёнсу на живот и ставит на колени, заставляя прогнуться в спине, и прижимает за шею к кровати. Он входит так же медленно, как и в первый раз, но на этот раз не ждёт, не набирает скорость, а сразу берёт так, как ему хочется. Быстро, грубо, глубоко. Кёнсу стонет и сжимает в руках простынь и неосознанно кусает губы. Бэкхён сжимает пальцы на шее чуть сильнее, не перекрывая кислород, а лишь затрудняя вдох. Чувствуя, как приближается разрядка, он опускает руки, несколькими движениями доводит Кёнсу до кульминации, за мгновение до этого успевая разжать пальцы на шее. Ему хватает ещё нескольких эгоистичных толчков, прежде чем самому достигнуть финала. Бэкхён заваливается рядом с Кёнсу, тяжело дыша. Они не говорят друг другу ни слова, лишь через какое-то время Бэкхён по привычке прижимается к Кёнсу и мягко касается поцелуем его плеча. Наконец-то обнажённого, а не сквозь слой противной ткани. *** Кёнсу лежит, свернувшись калачиком в своей одеяльной норе. Он почти решается на жалость к себе. Бэкхён в последний раз из него все соки выжал, у него болит всё тело от проявленной грубости, но при одном воспоминании ему нестерпимо хочется ещё и больше. — Кёнсу, вылезай из норы. Нельзя там сидеть вечность. — Льзя. — Хорошо, в следующий раз у нас будет медленный и нежный секс. Кёнсу вытаскивает голову из норы с явным выражением на лице «какого хера ты тут несёшь?» Он показывает пальцем в сторону ванной комнаты и ловит удивлённый взгляд Бэкхёна. — Вот сейчас пошёл и помыл рот с мылом, — плотнее заворочается в кокон, но голову уже не прячет, лишь бурчит себе под нос. — Вы только посмотрите на него, какие мерзости он говорит в приличном обществе. Подумать только. Вот молодежь пошла. Бэкхён смеётся и заваливается рядом с коконом на кровать, а кокон через несколько минут шевелений поглощает и его. Кёнсу прижимается всем телом и кладёт голову Бэкхёну на плечо. — Сколько мы уже здесь? — Полгода, — отвечает Бэкхён, медленно перебирая пряди волос Кёнсу. — И я думаю, пора. Дальше ждать нет смысла. Кёнсу напрягается. Он вот вообще как-то не планировал покидать это место в ближайшее время. Ему и тут, в общем-то, довольно комфортно. — А не лучше ли подождать, пока я, ну, сам очнусь? — Нет, сам ты не очнёшься. Из этого места надо выйти. Я тебя проведу. Когда ты очнёшься, Берит будет тебя ждать, не доверяй никому. Он может вселиться в любого человека, если в сердце того есть хотя бы крупица тьмы. Он — дьявол и может воспользоваться любой лазейкой. И очень хороший лжец, нет такого человека, который бы не согласился на сделку с ним. Надо постараться избежать открытых стычек с ним, он невообразимо сильнее меня. Я не справлюсь с ним один на один. И ещё, пробуждение будет не из лёгких, я как смогу уберу боль в мышцах, но не смогу её целиком заблокировать мгновенно. — А может, мы вообще не пойдём? Бэкхён мягко целует его в губы и Кёнсу вздыхает. Потому что да, это глупо — сидеть тут до скончания его жизни. Они долго говорят о предстоящем, придумывают несколько планов действий и под конец всё же занимаются медленным и нежным. Кёнсу медленно открывает глаза под противный писк приборов, он пытается пошевелиться, но тело тут же пронзает болью. Бэкхён, конечно, что-то говорил о том, что просто не будет. Но чёрт, почему ТАК больно? «Подожди, я сейчас». Боль медленно отступает, и Кёнсу не торопясь начинает садиться, попутно избавляясь от всех мешающихся проводков. Им требуется ещё несколько минут на то, чтобы Кёнсу смог нормально двигаться. — Что теперь? «Надо найти тебе какую-нибудь одежду и валить отсюда». Кёнсу опускает ноги на пол и осторожно встаёт: держаться вертикально без дополнительной опоры у него получается пока не очень хорошо, но времени у них в обрез, поэтому приходится действовать быстро. Он пошатываясь идёт к двери, но та открывается, когда Кёнсу оказывается буквально в нескольких шагах от неё. — Господин До, — удивлённо говорит медсестра, — как вы… Зачем вы встали, немедленно ложитесь обратно, вам ещё нельзя вставать! Женщина делает попытку ухватить Кёнсу за руку, но тот уворачивается и видит, как удивлённое выражение лица сменяется озлобленным. — Я настоятельно не рекомендую вам сопротивляться, — откуда-то из-за спины женщины появляется шприц с прозрачной жидкостью внутри. «Кёнсу, осторожнее». — Берит. — О, так Бэкхён обо мне рассказал, — скалясь, говорит дьявол в обличье человека. — Что ж, тогда это нам не надо уже. Кёнсу отходит на несколько шагов, видя, как шприц летит на пол. — Я бы не хотел причинять тебе вред, Кёнсу, — елейным голосом сообщает Берит. — Но… — Лжёшь. — Что ж, да, я мечтаю разорвать тебя на кусочки, и обещаю, я буду наслаждаться каждым сантиметром твоей плоти, когда буду поедать её. Надеюсь, к этому моменту ты будешь ещё жив. Кёнсу кидает быстрый взгляд в окно, а затем на дверь, прикидывая, какие расстояния до обеих точек и где больше шансов. — Бэкхён, план «Б» на счёт три. Три! Кёнсу срывается в сторону двери, одновременно замечая, как тень метнулась в сторону окна, а за тенью рванул Берит. Кёнсу уже хватается за ручку двери, как вдруг понимает, что она заперта. — А вы тупее, чем я ожидал, — раздаётся голос из-за спины Кёнсу, и неведомо каким чутьем, но он успевает вытолкнуть Бэкхёна из своего тела за мгновение до того, как его насквозь прошивают длинные когти. — Кёнсу! Берит мгновенно отлетает, а Кёнсу подхватывают сильные руки. — Кёнсу, — голос Бэкхёна пропитан отчаянием. — Беги, придурок, — едва шепчет Кёнсу и срывается на кровавый кашель. — Ему некуда бежать, — ликующе говорит Берит. — Его больше некому защищать. Выродок, ненужный даже мамаше. Ты был ошибкой с самого начала, и пора тебе сдохнуть. Бэкхён не обращает никакого внимания ни на слова, ни на дьявола, что почти вальяжно идёт к нему, оставляя за собой след из кровавых капель, стекающих по невообразимо длинным когтям. Демонические инстинкты Бэкхёна вопят, что надо бежать, но его человеческая часть даже сдвинуться не может, он неверяще смотрит в медленно подергивающиеся дымкой глаза Кёнсу. Бериту остаётся сделать ещё буквально пару шагов, и он уже ядовито улыбается, предчувствуя победу, но поражённо замирает и издаёт какой-то булькающий звук. Дверь в палату резко вылетает, пролетев через всю комнату, а на пороге оказывается женщина. Кёнсу силится поднять взгляд, и он бы удивился, если мог. Бледная кожа, чёрные волосы, неестественные, ярко-зелёные глаза, и это последнее, что он видит, прежде чем его глаза закрываются. — Лилит, — умоляюще шепчет Бэкхён. — Помоги, прошу. — Ты не посмеешь, — задушено шепчет Берит с нескрываемой ненавистью в голосе. — Амаймон… — Будет жрать землю из-под моих ног, если ещё хоть раз посмеет навредить моему сыну, — ледяным тоном говорит Лилит. — Впрочем, думаю, он уже всё и так прекрасно понял. Его подстилке так идёт Фредериков плащ. Если, конечно, он уже дополз на своих обрубках до восьмого круга и увидел всю эту красоту. — Ты… Но договорить Берит уже не может: одно мгновение, и в руке Лилит бьётся чёрное дьявольское сердце. Повернувшись к Бэкхёну, она бросает сердце прямо ему в руки. — Можешь съесть сам, но чтобы спасти его, — Лилит кивает на Кёнсу, — у тебя только один выход. Бэкхён подносит бьющееся сердце к губам Кёнсу и создаёт в его голове иллюзию. Первые мгновения ничего не происходит, но потом губы Кёнсу едва приоткрываются, и он делает первый укус, а затем второй, более жадный. Лилит смотрит на Бэкхёна почти с жалостью. Люди дьяволами не становятся, она о таком не слышала, и этим двоим предстоит долгий путь. Рождённый демон и демон превращённый. Она ещё раз бросает взгляд на Кёнсу и едва улыбается: выбор сына она понять может, к этому человеку, к этому мужчине почему-то тянет. Лилит разворачивается и направляется к двери, а до её слуха доносится громкий кашель. Дело сделано. Она почти покидает комнату, как резко разворачивается обратно. Несколько мгновений она не может поверить в происходящее. — Безвинное дитя, рождённое демоном, и чистая душа, обращённая в дьявола. Нас ждут интересные времена. Человек не обращался в дьявола ни разу, но до этого момента и не находился демон, способный влюбить в себя человека с чистой душой. Кёнсу прижимает Бэкхёна к себе, смотря вслед Лилит красными, дьявольскими глазами и понимает, что с тёщей ему, видимо, крупно повезло.